С 1 января 2021 году перестала работать плоская шкала налогообложения. К чему дальше идут реформы? Должна ли налоговая система влиять на отраслевую структуру экономики? Как сделать так, чтобы граждане и бизнес знали, на что конкретно идут их налоги? Какое будущее ждет налоговую системы России?
По материалам программы «Дом “Э”» на телеканале ОТР от 27.03.2021
Кирилл Михайлович Никитин,
директор Института налоговой политики экономического факультета МГУ им М. В. Ломоносова, председатель комитета по налоговой и бюджетной политике «Деловой России»
Сергей Дмитриевич Бодрунов,
президент ВЭО России, президент Международного Союза экономистов, директор Института нового индустриального развития им. С. Ю. Витте, д. э. н., профессор
Бодрунов: Российская налоговая система — это один из наиболее эффективных отечественных институтов, а наша Федеральная налоговая служба в последние годы считается одной из лучших в мире. Тем не менее налоговая система России продолжает реформироваться, развиваться, совершенствоваться, поскольку во главе угла стоит поиск баланса интересов бизнеса, общества, населения. Начнем с нововведений. 1 января перестала работать плоская шкала налогообложения, россияне с заработком более 5 миллионов рублей в год начали уже платить с НДФЛ по ставке 15% вместо 13. Дополнительные сборы от повышенной ставки, как ожидается, составят 60 миллиардов рублей, это небольшая сумма для бюджета, и деньги эти пойдут на лечение орфанных заболеваний детей. Стоило ли ради этого, может быть, одного частного вопроса, хоть и очень важного, ломать плоскую шкалу?
Никитин: Я думаю, что начали мы ее ломать чуть раньше: в общественном сознании — когда мы начали обсуждать обложение доходов от банковских депозитов и ценных бумаг. Единственный смысл этих нововведений — это продемонстрировать технологическую готовность к введению прогрессивной шкалы налогообложения.Но я бы отошел на еще один шаг назад и сказал, что плоской шкалы обложения трудовых доходов у нас нет давно по одной простой причине: с 2012 года мы начали постепенно ломать парадигму, в которой платежи с фонда оплаты труда, платежи работодателей, были страховыми, или считались страховыми, или были квазистраховыми.
И вот в 2012 году у нас вводится дополнительная ставка в 10% на так называемые «хвосты». Зарабатываешь ты 500 тысяч рублей в месяц, 50 тысяч в месяц или 5 миллиардов рублей в месяц — неважно, если это трудовой доход, значит сначала ставка 22%, скажем так, с первого миллиона рублей в год, а затем — 10%. Причем эти 10%, в тот момент введенные, они уже не обладали никакими признаками страхового платежа и обладали всеми признаками налога на доходы, потому что это не персонифицированный учет.
Бодрунов: Да, это был просто фактический налог.
Никитин: Это был фактический налог. Дальше идентичный порядок распространялся на Фонд обязательного медицинского страхования. Но я подчеркну, с 2012 года трудовые доходы в Российской Федерации облагались и до сих пор облагаются по прогрессивной шкале примерно в 22 с небольшим процента свыше миллиона рублей в год и 13% — до этого миллиона. Потому что, если мы считаем, что все эти отчисления на «хвосты» в Пенсионный фонд и в Фонд обязательного медицинского страхования, на самом деле это другая форма подоходного налога. Единственная забавная, скажем так, вещь с этой системой заключалась еще и в том, что это касалось трудовых доходов, а, например, доходы нетрудовые, скажем так, эта прогрессия не затрагивала.
К прогрессивной шкале нам переходить пора. Это не вопрос справедливости, как многие считают, это прежде всего вопрос эффективности. Глупо и бессмысленно гонять деньги, взимая деньги с крайне низких доходов, а потом возвращать их в виде социальной поддержки через бюджет, через фонды и так далее. Как вы понимаете, всегда чем больше бюджетов, через которые деньги проходят, тем больше затрачено на их обслуживание.
И с этой точки зрения, перспективы развития нашей системы прогрессивного налогообложения в первую очередь лежат в плоскости снижения НДФЛ на крайне низкие доходы. Вопрос прежде всего в том, что не нужно брать последние деньги и потом думать, как эти последние деньги возвращать. Нам нужно реформировать систему вычетов.
Поскольку мы технологически оказались готовы к администрированию прогрессивной шкалы, то мы не в меньшей степени технологически готовы к тому, чтобы обеспечить практически автоматический режим вычета или предложения воспользоваться правом вычета по таким вычетам, в первую очередь, как социальные вычеты, расходы на образование и расходы на здравоохранение. Федеральная налоговая служба уже пошла по этому пути и предлагает начать с вычетов имущественных при приобретении квартир, в том числе взятых за ипотечные деньги. Но я хочу подчеркнуть такую вещь: если посмотреть на статистику, то вычетами имущественными пользуются более 50% граждан, имеющих на них право. А вот вычетами социальными пользуются, дай Бог, если 5% граждан, имеющих на них право. Это связано и с их мизерностью, и с тем, что их крайне сложно получать.
И поэтому нужно подойти к тому, чтобы предлагать гражданам в конце года: посмотри, ты потратил столько-то денег на медицинское обслуживание своих родителей, столько-то денег на обучение своих детей, поставь галку, пожалуйста, в кабинете или на форуме, если ты хочешь воспользоваться правом на вычет. Но бесконечные хождения по мукам для сбора в течение года чеков, чтобы предъявить эти чеки опять же в электронном виде, уже предоставленные в Федеральную налоговую службу через систему ККТ, созданную ФНС… Это мучения, и очень небольшое количество россиян через это мучение проходят на самом деле.
Бодрунов: Очень легко, вообще-то, сделать систему мониторинга. Кому-то они могут быть и не нужны. И та часть населения, которая могла бы получить эти вычеты,могла бы получить их в большем размере, и это было бы уже действительно социально справедливо.
Никитин: Это было бы как минимум эффективно и логично. Мы понимаем, что дополнительно располагаемые доходы в руках наименее обеспеченной части населения потребляются в России в таком недофинансированном, с точки зрения частного спроса, секторе, как, например, медицина и образование. Так что прогрессивная шкала нам нужна. Вы знаете, если отдавать этот вопрос на рассмотрение большинства, то мы с вами прекрасно понимаем, что 90% граждан проголосуют за то, чтобы оставшиеся 10% граждан обложить налогом по 30, по 50, по 70, по 90%.
И с этой точки зрения нам как обществу в вопросах налогообложения стоит постепенно переходить к принятию решений, когда мы спрашиваем в первую очередь тех, кто будет платить эту повышенную ставку. Через социологические ли опросы, через исследования ли, но спрашивать. Я, честно говоря, думаю, что в кругу людей с высокими доходами необходимость платить 15–17% НДФЛ не вызовет большого раздражения.
Бодрунов: Когда президентом было объявлено, что средства, которые пойдут от повышения налогообложения с 13 до 15% для людей, пойдут в конкретный фонд, у нас в Вольном экономическом обществе было обсуждение, много бизнесменов участвовали, все согласились, что это действительно хорошо. Другое дело, если бы просто взяли бы и подняли шкалу, это вызвало бы во многих случаях скепсис.
Никитин: С моей точки зрения, создание внебюджетного фонда для финансирования подобных расходов представляется не очевидным решением, я бы предпочел, чтобы это был бюджетный фонд. И конечно же, общественный контроль крайне важен. И все, кто будет платить эти дополнительные 2%, хотели бы видеть отчеты о деятельности этого фонда, видеть, что все 2% поступили в фонд и видеть, что на содержание фонда потрачено не 30% от поступлений, а в лучшем случае 1%. Притом что я вам могу сказать,что это нормальное соотношение в мировой практике благотворительных фондов, когда на содержание инфраструктуры, связанной с благотворительностью, идет не больше 1% от операций самого фонда.
Бодрунов: Я могу сказать, что большинство моих коллег, которые имеют хорошие доходы, тратят деньги на благотворительность, тратят деньги тихо, спокойно, без помпы. Это вещи, которые действительно важны для нашего общества. Но они в этом случае видят, куда они тратят эти деньги, и доверяют тем, кто эти деньги получает.
Никитин: И более того, сами решают, на какую из благих целей тратить эти деньги.
Бодрунов: Да. Если здесь государство приняло решение, на наш взгляд, адекватное, поддерживать таких детей и таким образом аккумулировать деньги, возможно, что это больший шаг как раз к удовлетворению требований прозрачности дополнительных трат крупного бизнеса. Тем не менее это очень важный шаг. И, мне кажется, по этому пути можно было бы идти и дальше.
Налоги — это не только доходы государства, но, в общем-то, и важнейший инструмент экономической политики. Какие сегодня существуют структурные диспро-порции, актуальные вызовы, ответ на которые можно найти с помощью так называемой фискальной политики?
Никитин: Среди экономистов существуют разные взгляды на тему того, должны ли налоги влиять на отраслевую структуру экономики, влиять ли на экономику с точки зрения соотношения малого, среднего и крупного бизнеса и так далее.
Эта постановка, на мой взгляд, логична для экономик с развитым фондовым рынком и с возможностью с его помощью обеспечить переток капитала в более нуждающиеся отрасли из менее нуждающихся отраслей.
Дальше нужно говорить о том, чем вообще фискальная политика может помогать. И тут не нужно вдаваться в какие-то избыточно сложные дискуссии. У нас недостаточная инвестиционная активность. И недостаточна частная инвестиционная активность. С этой точки зрения одна из очевиднейших установок заключается в том, что необходимо все-таки создать четкую дифференциацию между сценарием «я заработал денег, вывел их из компании» и дальше, предположим, использовал на личное потребление и сценарием «я заработал прибыль, оставил ее в предприятии или оставил в группе предприятий, перераспределил через холдинговую компанию в более нуждающиеся в инвестициях предприятия моей группы и, значит, вложил в основные средства, вложил в человеческий капитал, вложил в технологии, вложил в обучение».
Эти два сценария на данный момент, с точки зрения уровня фискальной нагрузки на прибыль, совершенно не дифференцированы. Так было не всегда. Если вы помните, до 2001 года работала прекрасная инвестиционная льгота, в рамках которой прибыль облагалась по ставке 35, 32, 30%. Но, если ты реинвестировал эту прибыль, то ставка сокращалась в два раза. И в этом смысле вернуться к механизмам стимулирования частных инвестиций за счет собственных средств было бы правильно.
Естественным образом нам нужно отрегулировать механизмы изъятия ренты из добывающих отраслей, где есть ощущение, что одни из отраслей избыточно прибыльные, а другие — избыточно не прибыльные, назовем это так.
Бодрунов: Я думаю, что это можно отнести и к растущей информационной компоненте.
Никитин: Да, нам действительно нужно смотреть на информационные, технологические монополии и так же работать с ними.
