Стратегия социально-экономического развития России должна опираться на пирамиду из федеральных, национальных проектов и целей, которые должны быть обеспечены конкурентными преимуществами и всеми видами ресурсов: финансовыми, материальными, трудовыми, инфраструктурными. Какой должна быть стратегия развития России? На какие ресурсы опираться и какие цели в ней должны быть самыми главными? Что мешает ее реализации?
Владимир Львович Квинт,
заведующий кафедрой финансовой стратегии Московской школы экономики МГУ им. М. В. Ломоносова, иностранный член Российской академии наук, заслуженный работник высшей школы Российской Федерации, доктор экономических наук, профессор
Сергей Вячеславович Калашников,
член Президиума Вольного экономического общества России, первый заместитель председателя Комитета Государственной Думы по экономической политике, промышленности, инновационному развитию и предпринимательству, доктор экономических наук, профессор
Сергей Дмитриевич Бодрунов,
президент ВЭО России, президент Международного Союза экономистов, директор Института нового индустриального развития им. С. Ю. Витте, д.э.н., профессор
Бодрунов: Уважаемые коллеги, сегодня мы говорим о стратегии для России. Федеральный закон No172 «О стратегическом планировании» принят шесть лет назад, в июне 2014 года. Но Стратегия социально-экономического развития Российской Федерации — один из центральных элементов системы планирования — до сих пор не принята. Майский указ 2018 года «О национальных целях и стратегических задачах развития Российской Федерации на период до 2024 года» определил национальные цели и основные направления прорыва. Но из-за пандемии от некоторых пришлось отказаться. И новым ориентиром стал указ президента России «О национальных целях развития Российской Федерации на период до 2030 года» от 21 июня 2020 года. Охватывает ли он все принципиально важные задачи и вызовы, стоящие перед государством по организации дальнейшего системного роста? Может быть, он лишь формулирует некое техническое задание для формирования полноценной стратегии? Владимир Львович, чем грозит экономическому развитию страны отсутствие общегосударственной стратегии?
Квинт: Да, у России уже долгое время нет интегральной стратегии социально-экономического развития. Есть несколько стратегических документов, порой бьющих и ориентированных на разные цели. Чем это грозит…
У любой страны мира, даже у самой богатой — и у США,и у Китая, и у любой другой, — ресурсы крайне ограниченные. Поэтому каждой стране нужно уметь выделить стратегические приоритеты, которые способствуют достижению главного ориентира — нового качества жизни людей, но одновременно только те стратегические приоритеты, которые, во-первых, обеспечены конкурентными преимуществами, и во-вторых, обеспечены по временной шкале всеми видами ресурсов: финансовыми, материальными, трудовыми, инфраструктурными. В противном случае без ресурсов — это в лучшем случае концепция или набор добрых пожеланий.
У нас темп экономического развития в среднем за последние 30 лет около 1%, а стратегические документы тихо, без фанфар, уходят в мусорную корзину истории, потому что выбираются отдельные ориентиры, не связанные в целом со стратегическим развитием. И эти ориентиры не обеспечены конкурентными преимуществами, не обоснованы.
Сегодня есть национальные цели. Под каждую цель должны были быть разработаны вначале национальные проекты, под которыми должны были находиться федеральные проекты. Но этот документ начали регулярно пересматривать, изменяются цели, в меньшей степени, к счастью, но меняются национальные проекты и число федеральных проектов, через которые якобы должны реализовываться национальные проекты, вот отсюда возникает неуверенность в том, что высшие социально-экономические ориентиры нашей страны будут достигнуты.
Бодрунов: В России принимается много разных стратегий. Далеко не везде они детально прорабатываются. Но что происходит с самой главной стратегией — стратегией социально-экономического развития России, которая должна стать отправной точкой нашего дальнейшего развития? Чего не хватает? Готовится ли такая программа и, вообще, почему этот вопрос стоит остро именно сейчас?
Калашников: Самый хороший вариант ответа на ваш вопрос — это анализ того, что произошло, начиная с 2014 года, после принятия закона о стратегическом пла-нировании. Это хороший, правильный закон. Есть только несколько но в практике его реализации. Первое — закон был отложен до 2018 года. Это было связано прежде всего с тем, что Минэкономразвития должен был подготовить порядка 150 методических рекомендаций и подзаконных актов, нормативных документов, которые обеспечивали его реализацию. И из этих документов практически ничего Минэкономразвития не было реализовано. Поэтому ответ заключается в том, что исполнительная власть принятые законы не выполняет, в том числе и задачи, которые ставит президент Российской Федерации.
Второе — субъекты столкнулись с тем, что с них требуют разработки своих стратегических планов. Что сделали большинство субъектов? Они наняли какие-то фирмы, которые практически для всех регионов начали готовить стратегические планы под копирку. Не случайно у 15, по крайней мере, как мне известно, субъектов Федерации в стратегических планах записано, что главная их промышленность, главная их направленность — это выпуск автобусов.
Квинт: И полуприцепов.
Калашников: Да, и полуприцепов, совершенно верно.
Квинт: 50 регионов из 84 должны выпускать полуприцепы. Это абсурд.
Калашников: Но это как раз показатель профанации исполнения данного конкретного закона.
Квинт: Согласен на 100%.
Калашников: Анализ и в Совете Федерации, и в Госдуме показал, что первый блин комом, но понимание того, что это не совсем то, что надо, есть. Было предположение, что субъекты поправят свои стратегические планы и внесут в них коррективы. Но тут возникла подготовленная правительством концепция территориального размещения производительных сил. И оказалось, что она тоже никаким образом не стыкуется с тем, что наработали субъекты. Но она стала единственным государственным документом, на который можно было бы опираться всем, подстраиваясь под это.
Наступил 2020 год, ковид, очередное падение и так падающей экономики и осознание того, что те нацпроекты, которые должны были реализовать национальные цели, поставленные президентом в 2018 году, реализовать уже в 2020-м очевидно невозможно. И появляется новый документ, последний документ — это вот как раз ноябрь 2020 года — «О едином плане экономического развития Российской Федерации», где многие программы пересматриваются. Но самое главное, что этот новый план практически совсем не увязан с законом о стратегическом планировании и теми наработками, которые были у субъектов,точно так же, как и с концепцией транспортного развития Российской Федерации. Что же получается: сколько у нас документов, один опровергает другой, и в любом они друг с другом не стыкуются!
Но самое главное не это. Дело в том, что сейчас, в соответствии с единым планом экономического развития, у нас произошло изменение, об этом сказал и президент, в сроках выполнения тех национальных программ, которые должны были реализовать цели, поставленные президентом в 2018 году. Они все отнесены на 2030 год. Ну, я думаю, всем очевидно, что планировать на десять лет вперед, мягко говоря, не очень обоснованно.
И у нас нет пошаговой программы, как достигать тех или иных целей. Я выступил, например, с инициативой, что, когда Государственная Дума, Совет Федерации утверждают бюджет на очередной год и еще на два года, на три года, по сути дела, мы должны отвечать на вопрос, что в результате этого бюджета, этих затрат получит страна? Вот Вольное экономическое общество уже в течение нескольких лет фиксирует те кардинальные изменения, которые происходят в мире в рамках научно-технического прогресса, в рамках изменений законов экономики. Предлагаются очень разумные, важные вещи, проводится аналитика. Но их никто не слышит. Оторванность нашей практики государственного управления от науки, на мой взгляд, — это определяющая беда нашей страны.
Бодрунов: Очень важное наблюдение! Я не скажу, что совершенно не прислушиваются к мнению экспертов Вольного экономического общества, все-таки мы много выступаем, доводим до органов государственного управления свою позицию. Но далеко не всегда и не все воплощается в практику, это истинный факт. И в этом плане действительно наблюдается некая оторванность, которую мы пытаемся преодолеть, предлагая на разных уровнях — региональных, федеральных,министерств, ведомств и так далее — мнения специалистов, которые имеют квалифицированное представление. Владимир Львович, вы занимаетесь не только теоретическим обоснованием стратегического управления. Но вы работаете и как стратег-практик. Скажите,в вашей практике есть примеры формирования комплексных стратегий для наших регионов, например, каких-то отраслей?
Квинт: Центр стратегических исследований Института математических исследований сложных систем МГУ совместно с кафедрой экономической и финансовой стра-тегии Московской школы экономики МГУ сдали работу,которая единогласным голосованием была принята парламентом Кузбасса в качестве регионального закона —Стратегии социально-экономического развития.
Мы наметили семь стратегических контуров, в которых сконцентрированы 39 стратегических приоритетов. Во главу угла поставили человека, во-вторых, безопасность Кузбасса, и в-третьих, диверсификацию экономики Кузбасса. Мы считаем, что угольная промышленность Кузбасса в экологических и в экономических целях должна быть переориентирована на производство жидкого топлива из угля, водорода из угля. И мы разработали соответствующие целевые программы внутри этой стратегии.
Бодрунов: Мне кажется, что, когда беремся за разработку стратегии развития страны, ваши указания, условно говоря, на то, что необходимо: а) с одной стороны, вовлекать ученых в разработку стратегии и прислушаться к их мнению, с другой стороны, у нас такие ученые в стране есть, и такие специалисты есть, которые могут серьезно заниматься разработкой стратегий. И мы это сегодня обозначили и в разговоре, и теоретическую основу объяснили, и на практике показали, какие сегодня могут быть варианты развития событий. Может быть, стоит как-то на уровне государственных органов управления создать единый какой-то центр на этой базе по разработке стратегии для России?
Калашников: Я возглавлял комиссию Совета Федерации по экономическому развитию. Один из главных рецептов, выводов, предложений, который мы направили в правительство, — это воссоздание в новом формате государственного комитета по науке и технике. Мы прекрасно понимаем, что на сегодняшний день система приоритетов научных исследований должна задаваться, с одной стороны, независимо от правительства, которое является исполнительным органом, а с другой стороны, это не должен быть абстрактно-теоретизированный, это должен быть определенный контроль за деятельностью правительства.
Бодрунов: В завершение нашей беседы хочу сказать, что с вашим мнением, Сергей Вячеславович, в общем-то, глубоко согласен. Но мне кажется, что сегодня в стратегии развития должно быть в качестве базы поставлено технологическое развитие, ориентированное на достижение социальных целей через экономическое развитие, а это развитие — через технологический прогресс, через новые технологии, через инновации. И мне кажется, что соединение в одном лице органа, который планирует, и органа,который сам себя контролирует, это порочная практика.
Напомню, уважаемые коллеги, в Вольном экономическом обществе когда-то одним из лидеров был академик Леонид Иванович Абалкин. И он настаивал, что одно из важнейших направлений экономической реформы — это разработка долгосрочной социально-экономической стратегии. И что именно она дает качественно новое видение, необходимое для формирования экономической политики и реализации этой политики. И то, что сейчас этот вопрос —формирование стратегии — снова ставится во главу угла, это очень важно. Но мы хотели бы еще, чтобы эта работа была сделана на серьезной научной основе и чтобы она имела под собой программу исполнения этих задач, которые будут прописаны в стратегии.
