Яков Миркин: я бы не стал хоронить показатель ВВП

Оценивать экономическое развитие, особенно во время пандемии коронавируса, достаточно сложно. Что оно собой представляет и какие критерии необходимо учитывать для его оценки? В чем измерять? Как необходимо усовершенствовать критерии измерения этого показателя? И должен ли быть показатель ВВП единственным барометром экономического развития?

По материалам программы «Дом “Э”» на телеканале ОТР от 06.02.2021 года

Яков Моисеевич Миркин,

член Правления Вольного экономического общества России, заведующий отделом международных рынков капитала Национального исследовательского института мировой экономики и международных отношений им. Е.М. Примакова РАН, д.э.н., профессор

Александр Дмитриевич Некипелов,

вице-президент Вольного экономического общества России, директор Московской школы экономики МГУ им. Ломоносова, академик Российской академии наук, доктор экономических наук, профессор

Сергей Дмитриевич Бодрунов,

президент ВЭО России, президент Международного Союза экономистов, директор Института нового индустриального развития им. С. Ю. Витте, д.э.н., профессор

 

Бодрунов: Оценивать развитие экономики в цифрах очень сложно. А в условиях пандемии, пандемической неопределенности, пожалуй, еще сложнее. Делать это в основном через динамику ВВП, как считают многие специалисты, многие ученые, в общем-то, сегодня уже не совсем разумно, так как ВВП отражает лишь объем, скорость создаваемых товаров, услуг. В общем-то, ВВП фиксирует рост падения экономики, но не учитывает многие важные показатели, такие как здоровье людей, уровень образования, состояние окружающей среды и многое, многое другое. В последнее время все чаще приходится слышать, что ВВП плохо справляется с оценкой экономического благополучия. В чем суть таких, я бы сказал, основных претензий к ВВП как к некому стандарту для оценки экономического благополучия страны?

Некипелов: Спасибо большое, Сергей Дмитриевич, это действительно проблема, которая давно находится в поле зрения экономистов. В отношении ВВП обычно высказываются возражения, связанные с тем, что не все виды деятельности находят отражение в этом показателе, а только те, продукция которых проходит через рынок. Давно уже всем понятно, что если с утра вы сами приготовили себе завтрак, то это никакого отношения к ВВП не имеет. А если вы точно такой же завтрак приобретете по соседству в ресторане или в кафе, то это уже будет ваш вклад в валовой внутренний продукт.

Другого рода соображения высказываются в связи с тем, что побочные эффекты, в частности влияние на окружающую среду, не находят должного отражения в этом показателе. И вообще говоря, в экономической науке уже давно предпринимаются усилия, как усовершенствовать этот показатель. Еще Джеймс Тобин предлагал показатель, который был назван NEW, Net Economic Welfare — такое чисто экономическое благосостояние. Делалась попытка учесть и труд в домашнем хозяйстве, и побочные эффекты экономической деятельности, которые не проходят через рынок.

Хорошо известно, что во время кризиса 2008–2009 годов тоже высказывались большие сомнения в отношении адекватности ВВП как показателя, который отражает масштабы экономической деятельности.

Но есть здесь и более глубокий смысл. Он заключается в том, что любой агрегированный показатель при всех усилиях, которые мы можем прилагать, чтобы учесть в нем то, что сейчас не учитывается в валовом внутреннем продукте, он никогда, видимо, не может дать полностью идеальной оценки экономической активности. И это связано как раз с его свойством как агрегированного показателя.

То есть если, например, мы говорим, что доход трех человек равняется 1000 денежных единиц, а если он увеличился на 10%, то стал равен 1100 единицам, этот доход совокупный, то мы же хорошо понимаем, что этот доход может между этими тремя людьми быть распределен самыми различными способами. И все мы понимаем, что показатель 1000 и 1100 — это важные показатели, но, вообще-то, нас еще интересует масса других вопросов, в том числе связанных с распределением доходов, со структурой производства и так далее, и так далее. Поэтому мне кажется, что надо понимать ограничения ВВП, тем более что они сегодня уже хорошо известны. Но тем не менее ВВП более или менее адекватно характеризует масштабы экономической активности.

Но нельзя ориентироваться только на такого рода агрегированный показатель. Его нужно дополнять другими, которые в те или иные периоды времени выходят на передний план. Сегодня, в частности, в связи с пандемией коронавируса, проблематика приобретает специфический оттенок, так как возникает вопрос и о цене человеческой жизни. Обычно в последнее время, когда говорят о цене человеческой жизни, имеют в виду стоимость человеческого капитала, который может теряться, это как бы те инвестиции в человеческий капитал, которые могут теряться и теряются в результате пандемии.

Но есть и другая сторона цены человеческой жизни. А именно, какие жертвы общество готово принести для того, чтобы спасти одну дополнительную жизнь. И вот здесь оказывается, что существуют очень серьезные размены. Ну как, например, прекращать экономическую активность для того, чтобы свести на нет общение между людьми? Но это сопряжено с огромными другими издержками. И поиск оптимального решения — это вещь очень непростая. Здесь должна участвовать и политическая система. Экономическая наука, по моему убеждению, однозначного ответа на все случаи жизни дать не может. Она может только обрисовать, какие факторы следует принимать во внимание.

Бодрунов: Действительно, я с вами соглашусь, неоднократно сам приводил примеры подобного рода, что мы не можем через ВВП оценивать, ну, скажем, так безальтернативно, динамику экономического роста. Потому что это и структура роста, это и учет достижений научно-технического прогресса.

Самый простейший пример, что в сегодняшнем гаджете множество функций, которые можно приобрести сегодня, в выпуске стоят 100–200, 500 долларов, допустим. Если эти функции собрать воедино 20–30 лет назад, то у нас колоссальное падение ВВП с точки зрения стоимости произведенных благ, услуг. Но на самом деле это далеко не так, мы благ стали получать больше. Поэтому в этом плане такие примеры показывают, что ВВП не может быть универсальным, единственным критерием оценки роста экономики, ее состояния, я бы так сказал, экономического благополучия.

Яков Моисеевич, скажите, пожалуйста, вот при всем уважении тем не менее к ВВП, пусть это не единственный барометр экономической жизни, но есть ли альтернатива? Например, я слышал о таком показателе, как GPI, индикаторе подлинного прогресса?

Миркин: Я, во-первых, не стал бы хоронить так уж показатель валового внутреннего продукта. Потому что для нас важно же не только измерять экономический рост, нужно иметь надежные международные сопоставления, это раз. Во-вторых, для нас самое важное — это уровень благосостояния на душу населения. И понятно, что если мы будем сравнивать страны, где ВВП на душу населения по номиналу 10 тысяч долларов и 50 тысяч долларов, то понятно, что между ними очень большая разница в уровне благосостояния. Вся шкала расположения стран, она хорошо видна, когда я знаю, что в этом 2020 году по прогнозу МВФ Малайзия перегнала Россию по показателю ВВП по номиналу на душу населения, а в следующем году перегонит по

ВП по паритету покупательной способности на душу населения, это тоже показатель, где цены сопоставимы… Вот это заставляет меня глубоко задуматься.

И точно так же меня заставляет глубоко задуматься, что мы по этому показателю ВВП по номиналу на душу населения находимся на 50-м месте в мире, по прогнозам МВФ, нас догонит Китай, хотя еще десять лет назад разрыв между Россией и Китаем был очень велик. То есть для таких вот грубых, жестких, ясных, понимаемых дискуссий, в центре которых стоит рост нашего благосостояния, этот показатель является отработанным, прекрасным для международных сравнений, и, в общем-то, хорошо используется. Это первое.

Второе, да, действительно, ВВП имеет массу проблем с точки зрения того, что не все виды деятельности в нем отражены, в нем плохо отражено распределение доходов. Например, у нас уровень валового регионального продукта на душу населения чрезвычайно высок на Сахалине, но при этом очень низка продолжительность жизни, и качество жизни на Сахалине тоже достаточно низкое. Вот все те показатели, которые вы называли, — это, конечно же, конструкции ученых мужей, попытка очистить ВВП, добавить туда компоненты. По поводу каждого из этих показателей будут идти безумные споры, потому что, совершенно согласен с Александром Дмитриевичем, ни один универсальный валовый показатель не может учесть всё. И они вполне достойны того, чтобы их использовать, понимая их недостатки или их достоинства.

Еще один важнейший ключевой показатель, который тоже стоит рядом с ВВП в этой системе, — это, наверное, индекс человеческого развития — показатель, который рассчитывается ООН, который включает компоненты, учитывает и продолжительность жизни, и образование, и доступность разного рода услуг, интернета и так далее, и тот же самый ВВП на душу населения. По индексу человеческого развития мы находимся на 49-м месте по последним измерениям в мире. Для меня продвижение к 20-му месту, к 15-му месту гораздо важнее, чем объемы тонн или количество мегаватт, которые произведены в российской экономике.

Бодрунов: Я с вами согласен, Яков Моисеевич. Тем не менее очень хорошо вы охарактеризовали те недостатки, которые есть, те позиции, которые пытаются ученые как-то учесть, но, думаю, самое правильное было бы сказать о том, что, вообще говоря, ВВП все-таки как-то глобально коррелируется с некоторыми из этих показателей. Потому что продолжительность жизни зависит часто от того, насколько человек благополучен и насколько экономика государства благополучна. Поэтому, если бы мы брали все эти индексы в совокупности и собрали некий пакет индексов, показателей, возможно, что можно было бы пусть не универсально, но как-то оценивать более-менее адекватно, что ли, благополучие страны. Как вы думаете?

Миркин: Да, конечно. Мы берем даже пять, шесть, семь ключевых показателей, и очень хорошо демонстрируется, как страны собираются в кластеры и как они более-менее равны. Мы как раз страна, которая, наверное, в кластере по уровню развития, благосостояния находится где-то на 40-х, 50-х, 60-х местах. И для нас очень важно движение к соответствующим вершинам. Еще, что интересно, этот показатель, валовой продукт, очень здраво может быть применим к оценке уровня развития и благосостояния регионов. Региональный валовой продукт в России, например, в Москве где-то на уровне Чехии, то есть больше 20 тысяч долларов, где-то 23–24 тысячи долларов. У нас есть регионы, где ВРП находится на уровне беднейших стран. И это замечательная вещь для того, что мы называем управление экономикой, управление обществом, где ты все время концентрируешься, должен концентрироваться на помощи, на развитии тех, кто является беднейшим, и на стимулировании того, чтобы самые состоятельные показывали наиболее высокие темпы скорости.

Но я еще раз повторяю, для нас очень важно оценивать уровень благосостояния. И мы должны очень точно понимать, когда показатель ВВП, например, начинает использоваться для того, чтобы обосновать, что реально бедная страна является более благополучной. Это страна, которая находится в стагнации, пусть так и будет, пусть темпы экономического роста, пусть они и будут как таковыми небольшими. Для меня самым важным показателем, ключевым, который находится рядом с ВВП на душу населения, является продолжительность жизни. Мы, как известно, находимся где-то на 100–106-й позиции по продолжительности жизни, отстаем от того же Китая или Малайзии. Еще один показатель, который рядом с продолжительностью жизни и который во многом его определяет, — это показатель детской смертности — смертности до года, смертности до 4 лет. Вот это важнейшие индикаторы, по которым страны выстраиваются с точки зрения благополучия, потому что мы хорошо видим, что на вершине этой лестницы находятся страны той группы, которую мы называем развитыми, то есть той группы, где интенсивность благосостояния на душу населения более высокая. Еще один важнейший ключевой показатель, который тоже стоит рядом с ВВП в этой системе, — это, наверное, индекс человеческого развития — показатель, который рассчитывается ООН, который включает компоненты, учитывает и продолжительность жизни, и образование, и доступность разного рода услуг, интернета и так далее, и тот же самый ВВП на душу населения. По индексу человеческого развития мы находимся на 49-м месте по последним измерениям в мире. Для меня продвижение к 20-му месту, к 15-му месту гораздо важнее, чем объемы тонн или количество мегаватт, которые произведены в российской экономике.

Бодрунов: Я с вами согласен, Яков Моисеевич. Тем не менее очень хорошо вы охарактеризовали те недостатки, которые есть, те позиции, которые пытаются ученые как-то учесть, но, думаю, самое правильное было бы сказать о том, что, вообще говоря, ВВП все-таки как-то глобально коррелируется с некоторыми из этих показателей. Потому что продолжительность жизни зависит часто от того, насколько человек благополучен и насколько экономика государства благополучна. Поэтому, если бы мы брали все эти индексы в совокупности и собрали некий пакет индексов, показателей, возможно, что можно было бы пусть не универсально, но как-то оценивать более-менее адекватно, что ли, благополучие страны. Как вы думаете?
Миркин: Да, конечно. Мы берем даже пять, шесть, семь ключевых показателей, и очень хорошо демонстрируется, как страны собираются в кластеры и как они более-менее равны. Мы как раз страна, которая, наверное, в кластере по уровню развития, благосостояния находится где-то на 40-х, 50-х, 60-х местах. И для нас очень важно движение к соответствующим вершинам. Еще, что интересно, этот показатель, валовой продукт, очень здраво может быть применим к оценке уровня развития и благосостояния регионов. Региональный валовой продукт в России, например, в Москве где-то на уровне Чехии, то есть больше 20 тысяч долларов, где-то 23–24 тысячи долларов. У нас есть регионы, где ВРП находится на уровне беднейших стран. И это замечательная вещь для того, что мы называем управление экономикой, управление обществом, где ты все время концентрируешься, должен концентрироваться на помощи, на развитии тех, кто является беднейшим, и на стимулировании того, чтобы самые состоятельные показывали наиболее высокие темпы скорости.
Бодрунов: Вообще говоря, мы не видим через ВВП напрямую уровень образования страны, уровень медицинских услуг. И это, наверное, самый крупный недостаток сегодняшнего ВВП, потому что для чего существует экономика? Она для счастья существует, чтобы удовлетворить потребности человека. Эти индексы, о которых я говорил, они в некоторых случаях учитывают ВВП, они более адекватные? Александр Дмитриевич, как вы полагаете?
Некипелов: Сергей Дмитриевич, замечательно было бы, если бы мы могли построить функцию общественного благосостояния и считать вот уровень счастья, его динамику и так далее. Чисто теоретически функцию полезности мы представляем. Но проблема социального выбора, есть такая колоссальная теоретическая проблема в экономической теории, говорит о том, что, к сожалению, непонятно, как перейти от индивидуальных предпочтений, от индивидуальной функции полезности к групповым функциям полезности и функции общественного благосостояния. Хотя на практике проводится достаточно много исследований, где условно конструируются соответствующие показатели. Поэтому ВВП, я так понял, что общий пафос наших выступлений с Яковом Моисеевичем заключается в том, что ВВП по природе своей не приспособлен и не может быть приспособленным для того, чтобы отражать те структурные вещи, о которых мы говорили, именно потому, что всё это пропадает в агрегированном показателе. Более того, когда мы используем систему показателей, скажем, ВВП и дополняем ее какими-то другими показателями, возникает очень много проблем. Потому что дальше возникает ситуация, как прийти к какому-то общему, хотя бы скалярному виду? И опять мы наталкиваемся на известную всем экономистам проблему индексных чисел, которая относится и к сравнениям этих показателей во времени и в пространстве. Все зависит от того, что мы берем за базу. Сравниваем мы две страны по ВВП, значит, что мы берем, чьи цены мы берем за базу или чью структуру производства мы берем за базу?

ВВП, как и любой другой агрегированный показатель, решает определенные проблемы, его нужно использовать. Но нужно понимать, что он учитывает, что он не учитывает, где некоторые условности в его основе заложены, и пытаться корректировать. И вот с точки зрения проблемы социального выбора громадное значение имеет функционирование политической системы. Потому что в рамках политического процесса вырабатывается более или менее соответствующее представление, по крайней мере, большинства общества в отношении тех вопросов, которые являются наиболее болезненными, на которые нужно обращать особое внимание, в пользу которых нужно перераспределять ресурсы и так далее.

Бодрунов: Если кратко подвести итоги нашего разговора, наверное, можно сделать такой вывод, что альтернативные индикаторы позволяют лучше, наверное, раскрыть отдельные аспекты текущей экономической ситуации. Но пока, в общем-то, не могут выступать полноценной заменой ВВП, в том числе при принятии решений по ключевым экономическим вопросам, вопросам экономической политики. Ну и в любом случае не стоит, наверное, забывать, что ВВП — это лишь один из все-таки множества макроэкономических индикаторов. А серьезный анализ экономики никогда не ограничивается использованием одного-единственного показателя. Хотя он, в общем-то, часто фигурирует в средствах массовой информации, в выступлениях наших лидеров как некий универсальный показатель. На самом деле экономисты анализируют множество параметров для того, чтобы определить благополучие нашей экономики.

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Пожалуйста, введите ваш комментарий!
пожалуйста, введите ваше имя здесь