Яков Миркин,
Член Правления ВЭО России, заведующий отделом международных рынков капитала ИМЭМО имени Е.М. Примакова РАН
– Важно понять, к какой модели экономики нас несёт? Что это – избушка или небоскрёб? Что строим на самом деле? Тем более, что очень велики внешние вызовы, разрывы в темпах роста и в технологиях, а главное – в уровне жизни и продолжительности жизни в России.
Внутренний вызов – мы бедная страна. Это умеренная бедность. Вроде все сыты, никто не выходит на улицу с кирпичами и палками, но Россия – бедная страна с низким спросом. На 93—94% россиян приходится только 9% вкладов. 65% населения хватает денег на покупку одежды и еды, а на холодильник с телевизором – уже с трудом. 64% пенсионеров не могут себе позволить неожиданные крупные расходы, в том числе срочные медицинские услуги.
Крупнейший вызов – это сверхволатильная экономика. По-прежнему только 1–2% активов российской семьи способны пережить 3–4 поколения. Зона очень высокой сейсмики. Пандемический кризис это показал и с точки зрения добавочной смертности, и глубины падения на финансовых рынках, и нестабильности экономики.
Россия – страна умеренной бедности и сверхволатильности. Это ведет к тому, что общество пронизано левизной, коллективистской философией. 65% россиян считают, что необходимо усилить роль государства. 28% – за минимум вмешательства. 54% населения полагают, что государство не выполняет свои обязанности по обеспечению достойной жизни граждан. 58% считают, что России нужна твёрдая рука. 45% убеждены, что капитализм – это власть узкой группы людей. В каком обществе, в какой экономике все хотят жить? 17% хотят жить в Швеции, 11% – в китайском социализме. Но практически никто не хочет быть в той группе, которую мы называем развитыми странами: США, Великобритания, Германия, Франция. Вот это коллективная философия.
Нам трудно опросить администрацию Президента об их коллективном представлении о том, в какой экономике мы должны жить. Но у нас программы партий, которые отражают психологию элиты, которая формирует эти программы.
У четырех крупнейших партий, которые представлены в Государственной думе, меры сосредоточены вокруг бюджета. Но бюджет нерезиновый, даже если он профицитный. Нельзя одновременно через бюджет решить задачи и очень крупных резервов, и поддержания роста уровня жизни, и массовых инвестиций, и при этом обеспечить сильную оборону.
Из этого образа будущего, какая модель экономики складывается? С вероятностью 65–70% – «корпорации Россия». То, что мы имеем сегодня. Латиноамериканская модель: корпоративное государство, вертикаль, олигополия, огосударствление. До 80–85% экономики – это рост сверхконцентрации и вертикали, рост государственного имущества. «Экономика надзора» вместо «экономики стимулов», где в центре – человек зависимый, нарушающий, семья, которая торгуется с государством и с корпорациями. Это экономика не инновационная, стагнационная. Могут быть взрывы роста, основанные на крупных государственных инвестициях и на благоприятных внешних составляющих, как это было в 2000-е гг.
У нас есть две системные партии, которые в своих программах требуют национализации ключевых отраслей, стратегических предприятий, земли, госплан, госкредитование, контроль за валютой, контроль за вывозом капитала… Это административная экономика по сталинскому образцу. Пусть даже в ней 5-7% частного сектора, преимущественно мелкого и очень среднего, который может кормить, одевать, оказывать услуги, но эта экономика обречена на неуспех. Мы не знаем ни одного случая командных систем в экономики, которые продолжали бы отставать в технологиях и справились с задачей обеспечения высокого уровня жизни, где внизу вновь зависимые люди. Вероятность построения такой экономики – 33%.
У нас есть внесистемные либеральные партии. Это «Новые люди», «Партия роста», «Яблоко». У них программы социальной рыночной экономики. Континентальная модель, не англосаксонская, не шведская, не китайская. Это – много государства в экономике (10–20%), средний и малый бизнес, которого больше, чем у нас сегодня (50–55% ВВП). Сейчас это 20–22% ВВП. В ней все сосредоточено для роста среднего класса, укрепления имущества семьи, создания рыночной среды большого, малого и среднего бизнеса. Вероятность построения такой экономики – 0–2%.
Людвиг Эрхард говорил, что благосостояние для всех – его личная задача. Может быть, задача каждого из нас. Эта задача – заставить народное хозяйство показать столько достижений и производительности, чтобы люди могли жить без нужды и становиться благодаря этому независимыми, чтобы они имели возможность развивать своё человеческое достоинство, и тогда они не будут зависеть от милости других, от милости государства. Этой задачи у нас сегодня нет.
Мне кажется, нам нужно включить в наши выступления и идеи слова «социальная рыночная экономика». Большинство моих массовых читателей не понимают, что рыночная экономика может быть социальной, что капитализм может быть социальным. Нужно идею социально-рыночной экономики, которая сегодня совершенно не ложится на то, что мы строим, и на то, как мы существуем, на массовую психологию, хотя бы пытаться осторожно продавливать в жизнь, потому что она хорошо подходит для России.
По материалам научного форума “Абалкинские чтения” на тему: «Стратегия развития и экономическая политика России: вызовы и решения»
