«Потенциал для ускорения как минимум до 3-4% реально есть»

Андрей Клепач,
заместитель Председателя (главный экономист) Внешэкономбанка, заведующий кафедрой макроэкономической политики и стратегического управления экономического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, заслуженный экономист РФ

Экономика у нас выросла в прошлом году на 1,5%, в этом году, я думаю, будет 1,6%, но действительно возникает вопрос, а какие темпы роста нам нужны? Позиция Института народнохозяйственного прогнозирования РАН – в том, что мы реально можем выйти на темпы роста уже в ближайшей, в среднесрочной перспективе, – 4,5-5,5%. Я думаю, что у нас здесь есть достаточно много барьеров (и внешних, и внутренних), из-за которых мы на такие темпы выйти всё-таки в ближайшее время не сможем, но тем не менее потенциал для ускорения как минимум до 3-4% реально есть.

Это оценки Института экспертизы Внешэкономбанка. Если мы говорим о мировом прогнозе, то сейчас это – 3,8%. На последующие годы, по большинству оценок, рост также составит примерно 3,7%. Хотя структура лидерства меняется, темпы роста Китая замедляются, в целом в Юго-Восточной Азии (и особенно в Индонезии, это тоже один из таких ключевых лидеров мировой экономики) в перспективе они будут достаточно высокие. Индия – более 7% в среднесрочной перспективе, Индонезия – 5-6%, а это страна с населением 260 миллионов человек, конкурент для нас и по углю, и по многим другим продуктам. На этом фоне иметь темпы роста, которые мы имеем, рискованно. Нижняя кривая – это консервативный вариант, но не самый худший – 2 с лишним процента роста для нашей экономики. Но, по нашей оценке, темпы роста 3,5%, до 4% достижимы.

Хотел бы отметить несколько моментов, связанных с тем, а что мы можем реально сделать для такого прорыва, и какие возможности или, наоборот, барьеры у нас существуют. Первое, что обычно выделяют, – это то, что у нас крайне негативная демографическая ситуация, и она ограничивает рост российской экономики. Тем не менее, на самом деле ситуация не настолько плохая, как часто кажется, и нельзя списать наши низкие темпы роста сейчас и вопрос низких темпов роста в будущем на демографические показатели.

Вот два прогноза: зелёный – это базовый, серый – более оптимистичный. У нас есть демографические прогнозы, на которые ориентируются параметры демографической политики. По ним мы должны не просто сохранить стабильность населения, но есть возможности его увеличения примерно до 155 миллионов человек. Трудно сказать, выйдем ли мы на продолжительность жизни 78 лет к 24-му году, но потенциал увеличения есть и в повышении рождаемости, и, особенно, в уменьшении смертности в трудоспособном возрасте. Есть такой показатель, не совсем демографический, скорее, социальный. Наверное, не все знают, но у нас показатель убийств на 10 тысяч жителей чуть менее, чем вдвое выше, чем в Соединённых Штатах, где этот показатель нельзя назвать низким. Если мы сравниваем с Китаем, то там показатель убийств примерно в 4-5 раз ниже, чем у нас, и это тоже определённый, важный, хотя и не только экономический показатель. Это показатель социального здоровья общества, показатель ценности человеческой жизни и эффективности работы силовой и правоохранительной системы. Итак, у нас есть возможность переломить негативную тенденцию к сокращению населения в трудоспособном возрасте, и, в принципе, к 24-25-му году она может начать увеличиваться.

Оценивать потенциальный эффект национальных проектов ещё достаточно сложно, хотя бы по той причине, что хотя они уже утверждены и согласованы правительством, но не всё закреплено и согласовано в рамках бюджета до 21-го года. По оценке Счётной платы, примерно триллион денег пока ещё не расписан. Либо его надо извлекать из других расходов, либо всё это сносится на следующий бюджетный цикл, на 22-24-й годы. Тем не менее, по оценкам нашего института, хотя похожие есть и у других экспертных сообществ, эффект повышения НДС понижает траекторию роста примерно на 0,4%. Это плата, которую решили заплатить за увеличение бюджетных расходов, нужных для национальных проектов. И, собственно говоря, то, что дают сами национальные проекты – это в начале примерно 0,8%, а далее – 1,7-1,9 процентных пункта. Это значимый эффект, однако это не позволит нам выйти на темпы роста более 3%. По нашей оценке, 2-2,5% – это максимум. Это означает, что нужны дополнительные, другие факторы.

Экономисты любят считать совокупную факторную производительность, вклад капитала, труда. Когда мы говорим о производительности, то понятно, что эта производительность берётся не просто от закручивания гаек или внедрения передовых методов, хотя это очень важный фактор, она связана более с инвестициями, связана с технологиями, и поэтому здесь есть достаточно прямая зависимость с расходами на НИОКР, и расходами на образование. Известно, что расходы на образование, если мы возьмём бюджетный сектор, они у нас достигли пика примерно в 2012-2013 годах и с тех пор стали снижаться, то же самое – расходы на здравоохранение в процентах к ВВП. Расходы на науку стабильны уже много лет: на уровне не более 1,1% ВВП. Это существенно ниже, чем все параметры, которые в своё время принимались в рамках Концепции долгосрочного социально-экономического развития, да и в других программных документах. Соответственно, возникает вопрос, а почему мы этого не достигли? В какой мере это связано с практически постоянным урезанием или недофинансированием со стороны бюджетной системы, а в какой мере связано с тем, что нам не удалось действительно создать условия, чтобы частный бизнес начал инвестировать в то же развитие науки и технологий?

Оценки показывают, что если мы говорим о расходах на образование, то даже с учётом того, что сейчас заложено в Национальный проект по образованию, мы существенного рывка до 24-го года получить не сможем. Эти расходы, если брать бюджетную систему, поднимутся, будут где-то около 3,6-3,8%, то есть не сильно больше, чем сейчас и ниже, чем в 2008-2009 году. То же самое – по науке и по здравоохранению.

Это означает, что для серьёзного ускорения экономического роста, а, самое главное (потому что есть вещи поважнее, чем экономический рост), для создания другого качества жизни, когда экономический рост работает на человека, а не только на получение прибыли или рост конкурентоспособности экономики, нам нужно существенно нарастить расходы. Причём как по линии государства, так и в частной стороне.

Норма накопления. Вроде бы, азбука и аксиома всех экономических исследований в том, что страны, которые делали рывок, всегда имели существенно более высокую норму накопления. В Индии она долгое время была около 20%, сейчас – 25-27%. Про Китай с их 40% я не говорю, она у них будет снижаться. Мы многократно ставили задачу: когда-то 27%, если брать указ 2012-го года, сейчас – 25% инвестиций. Пока мы от решения этой задачи далеки, но опять же возникает вопрос, что нужно для этого сделать?

Из-за чего норма накопления низка? Первое. Государство фактически сокращает свою норму накопления, и государственные инвестиции сокращаются в реальном выражении. И второе. Нет условий, чтобы частный бизнес реально вкладывался. Причём прибыли позволяют это делать. Но мы видим существенный экспорт капитала, экспорт капитала за этот год – примерно 60 миллиардов долларов, а прирост сбережений государства – почти 40 миллиардов, с учётом валютных резервов – даже и больше.

Опять же, возвращаясь к теме бюджетного манёвра, понятно, что структурный манёвр без бюджетного невозможен. Но напомню: на самом деле проект нынешнего бюджета – это уже модификация де-факто бюджетного правила. По бюджетному правилу, расходы бюджета должны были быть существенно более низкими, чем то, что сейчас заложено. Но это каким образом решается? Бюджетное правило осталось, бюджет профицитный на весь планируемый период, но одновременно федеральный бюджет начнёт занимать, то есть мы будем платить достаточно высокие проценты, сейчас это – 8 с лишним процентов.

Мы поддерживаем финансирование национальных проектов, но одновременно увеличиваем государственный долг. И, если ничего не менять в бюджетном правиле, то у нас внебюджетные фонды когда-нибудь разбухнут до 28% ВВП. Дальше возникает вопрос, зачем нам такого рода избыточные национальные сбережения, если мы их не инвестируем в свою страну, а де-факто накапливаем в виде валютных резервов стран, с которыми, как известно, у нас крайне дружеские отношения?

(Из выступления на Всероссийском экономическом собрании 12.11.2018, полностью доклад в виде статьи будет опубликован в ближайшем выпуске «Научных трудов Вольного экономического общества России»)

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Пожалуйста, введите ваш комментарий!
пожалуйста, введите ваше имя здесь