Крупнейшие эксперты агропрома, учёные и политики приступили вплотную к инновационному развитию сельского хозяйства, точнее, к созданию условий, которые такое развитие могут запустить. В Совфеде создана Временная комиссия по законодательному обеспечению развития технико-технологической базы агропромышленного комплекса Российской Федерации, которая в постоянном режиме занимается этой темой. К дискуссии активно подключилось и Вольное экономическое общество, на площадках которого проходят весьма острые дебаты. В частности, первый зампред Комитета Совета Федерации по аграрно-продовольственной политике и природопользованию Сергей Митин представил доклад директора Всероссийского института аграрных проблем и информатики имени А.А. Никонова, академика РАН Александра Петрикова.
Александр Петриков,
директор Всероссийского института аграрных проблем и информатики имени А.А. Никонова, академик РАН, д.э.н., профессор, член Президиума ВЭО России
Низкий уровень инноваций
Тема инновационного развития отрасли была актуальна всегда, но особенно актуальна в нынешних условиях. Я хотел бы это продемонстрировать.
В сельском хозяйстве инновационной деятельностью занимается меньшая доля предприятий, чем в других отраслях экономики. В целом по экономике – 7,5%, в промышленности – 9,6%, а в растениеводстве – порядка 3,9%, в выращивании однолетних культур, в животноводстве ещё меньше – около 3%.
Как показала Всероссийская сельскохозяйственная перепись, инновациями занимаются, в основном, крупные предприятия, в меньшей степени – малые предприятия, и совсем мало – фермерские хозяйства. Эта закономерность проявляется по всем позициям.
Систему точного земледелия и дистанционного наблюдения за качеством технологических работ сейчас внедряют порядка 15% крупных предприятий, в основном, агрофирм и агрохолдингов, а в малых предприятиях этот показатель – 4,3%, у фермеров – 0,8%.
Не удаётся переломить и тенденцию роста удельного веса иностранных селекционных достижений на внутреннем рынке. После реорганизации Российской академии сельскохозяйственных наук, которая ранее отвечала за это важнейшее направление, количество заявок, поданных российскими селекционерами в госреестр селекционных достижений за 2014-17-й год, по сравнению с предшествующей трёхлеткой 2010-13-го года, увеличилось на 30%, но их удельный вес в этом госреестре сократился на 6 процентных пунктов. И если посмотреть на госреестр селекционных достижений, допущенных к использованию, то мы видим такую же тенденцию. Число заявок выросло на 15%, а их доля в указанном госреестре уменьшилась на 2 процентных пункта, и это – направление, которое особенно патронируется государством.
В то же время в сельскохозяйственных научных учреждениях накоплен большой объём завершённых научных работ, которые слабо коммерциализируются.
Данные за 2006-14-й годы: 14 тысяч результатов – селекционные достижения, изобретения, полезные модели, методики, технологии – было получено в учреждениях Россельхозакадемии, но из них только около 4,8 тысяч, 37%, получили патент, а лицензионный договор на использование – около 6%.
В целом конкурентоспособность отечественных сельскохозяйственных технологий уступает зарубежным. Россия остаётся их нетто-импортёром, и уровень импорта очень высок – намного выше, чем сальдо внешнеторговой деятельности в области сельского хозяйства. Мы с 2005 по 2017-й год, то есть, со времён реализации национального проекта, заключили лицензионных соглашений на сумму 318 миллионов долларов – это данные Росстата. А продали лицензий за рубеж, в основном, в бывшие советские республики, всего на 36 миллионов долларов, то есть, в 9 раз меньше.
Итак, мы можем констатировать, что конкурентоспособность отечественных сельскохозяйственных технологий уступает зарубежным.
Три причины отставания
Я бы выделил три причины такой неутешительной ситуации.
Первая – в том, что у нас нет института по внедрению результатов научных исследований в практику.
Раньше это были государственные унитарные предприятия, опытные хозяйства Россельхозакадемии, но они не оказались привлекательными для частных инвестиций и должным образом не финансировались самой академией, и уже с 2004-2005-го годов рентабельность производства и выручка на одного работника в АПХ была ниже, чем по аграрной экономике. Несмотря на то, что в новых институтах развития – Роснано, Сколково, Российская венчурная компания – есть аграрные подразделения, они очень мелкие и занимаются, в основном, незначительными цифровыми технологиями. МИПы при вузах и научно-исследовательских институтах тоже решают лишь фрагментарные задачи. Цепочки полного научно-технологического цикла – от фундаментальных разработок до массового производства – сейчас только начали формироваться. Эту цель, в частности, преследует Федеральная научно-техническая программа развития сельского хозяйства до 2025-го года, которая реализуется с 2017-го года, но распространилась только на две подотрасли: селекцию семеноводства картофеля и сахарной свёклы, и только в 2019-м году планируется подготовить ещё 12 подпрограмм.
Вторая причина. В стране отсутствует единый центр координации, прогнозирования, экспертизы научно-технологических разработок в области сельского хозяйства. Вроде бы, такими функциями должно заниматься отделение сельскохозяйственных наук РАН, но его статус очень низок. Сейчас сельскохозяйственные исследования и внедрение входят в задачи 8 программ и фондов, но они должным образом между собой не скоординированы.
И третья причина, о которой следует сказать, в том, что сельскохозяйственная наука недофинансирована.
Доля сельского хозяйства в общей сумме внутренних затрат на исследования и разработки, а также отношение внутренних затрат на исследования и разработки в сельском хозяйстве к валовой добавленной стоимости, созданной в сельском хозяйстве, постоянно снижается. При этом последний показатель – отношение валовой добавленной стоимости к добавленной стоимости в сельском хозяйстве – в 2 раза ниже аналогичного в целом по экономике. У нас – 0,55%, а в целом по экономике – 1,1%. В развитых странах этот показатель достигает 4%.
Сельскохозяйственные исследования и разработки сосредоточены, в основном, в государственном секторе науки, и особенно недофинансированы прикладные исследования. Обращу внимание на то, что на момент реформы государственных академий удельный вес фундаментальных разработок был 42%, а с 2014-го года он вырос до 57-58%. Государство массированно вкладывает деньги в фундаментальную науку, которая не коммерциализируется.
Если мы посмотрим на долю государственного сектора во внутренних затратах на исследования и разработки, то увидим, что бизнес очень слабо финансирует и прикладные исследования, и разработки, и фундаментальную сельскохозяйственную науку. Доля государства во внутренних текущих затратах на исследования и разработки – 83% по сельскому хозяйству, а всего по отраслям, по всем областям науки – 34%, то есть, сельскохозяйственная наука в общем-то целиком зависит от государства. При этом мы знаем, что в других странах множество источников финансирования, и очень высока доля финансирования частного бизнеса. К такой модели необходимо переходить и в России.
Подходящие иностранные рецепты (и не только)
Удивительно, что у нас не обращают внимания на мировой сельскохозяйственный инновационный опыт. Если посмотреть на поддержку инноваций в сельском хозяйстве в зарубежных странах, то этим занимаются: в США – Агентство по исследованиям, освоению результатов и консультированию при Министерстве сельского хозяйства, Сельскохозяйственная научная служба, Служба распространения знаний и опыта; в Бразилии – Государственная корпорация EMBRAPA, а также различного рода ассоциации самих сельскохозяйственных научных центров; в Германии – Информационная служба по распространению знаний в сельском хозяйстве, Немецкое сельскохозяйственное общество и крупные частные структуры, и даже банки, например, Сельскохозяйственный рентный банк. В России сейчас такого центра нет, ни государственного, ни государственно-общественного.
Напомню, что Вольное экономическое общество в 1765 году было создано в том числе для научного обеспечения аграрной отрасли и сельского домостроительства. В 1820-м году в помощь ему Александр Iсоздаёт Императорское московское общество сельского хозяйства, которое, замечу, было ликвидировано только в 1929-м году, а точнее преобразовано во Всесоюзную академию сельскохозяйственных наук имени Ленина во главе с Николаем Ивановичем Вавиловым – ВАСХНИЛ. Академия существовала до 1990-го года, потом была создана Российская академия сельскохозяйственных наук, а с 2014-го года никакого центра нет. В 2020-м году будет 200 лет Императорскому московскому обществу сельского хозяйства. И эта дата, я думаю, должна быть знаковой для организации такого центра.
Отдельно я бы хотел остановиться на примере бразильской корпорации EMBRAPA – EmpresaBrasileiradePesquisaAgropecuaria – Бразильская корпорация сельскохозяйственных исследований при Министерстве сельского хозяйства, животноводства и снабжения. В компании трудятся около 10 тысяч сотрудников, годовой бюджет – около миллиарда долларов. Занимается она как исследованиями, так и внедрением результатов в производство и освоением новых земель. Так, на землях, вовлечённых в оборот ЭМБРАПА, производится 50% бразильского зерна. Такую корпорацию нам надо иметь и в сельском хозяйстве, тем более, что у нас есть фонд развития промышленности при Минпроме, есть Ростех для инноваций в других отраслях, необходимо создать что-то вроде Ростехнологий и в аграрном секторе. И конечно, это потребует увеличения бюджетной поддержки аграрной науки и, особенно, прикладных исследований и разработок.
Назревшие законопроекты
С нашей точки зрения, целесообразно принять закон о генетических ресурсах растений, который уже два раза вносился Министерством сельского хозяйства в Правительство, но, к сожалению, не был поддержан. Он необходим для формирования правовой базы сохранения и пополнения генетических коллекций, и закрепления за коллекционными участками статуса особо охраняемых земель, чтобы предотвратить риск их изъятия для других целей.
Вторая законодательная инициатива, которая стучится в двери, это нормативное закрепление статуса селекционных центров растениеводства и животноводства, поддержка которых прописана в Государственной программе развития сельского хозяйства. Необходимо, в частности, законодательно установить, что такие центры должны формироваться, если они поддерживаются государством, при научных учреждениях или вузах, либо такие научные учреждения и вузы должны иметь право участвовать в их деятельности. Это создаст надёжную правовую базу для распространения отечественных селекционных достижений.
Ещё одна важная задача, которая сейчас стоит, касается диверсификации экспорта. Как писал еще в 1824 году один из президентов Императорского вольного экономического общества Николай Мордвинов, надо стимулировать не экспорт зерна в трюмах, а экспорт муки в бочках. Учитывая, что зерно – это ликвидный товар и имеет большой спрос на мировом рынке, трудно избавиться от его экспорта в чистом виде: надо продолжать экспортировать зерно, но увеличить удельный вес продуктов передела. Росстат опубликовал уточнённые данные сельскохозяйственной переписи и пересчитал все динамические ряды в сельском хозяйстве, согласно которым сейчас у нас есть диспропорция между растениеводством и животноводством.
Если в растениеводстве мы дореформенный уровень превзошли на 30%, то в животноводстве отстаём ещё на 26% от уровня 90-го года. Сейчас идёт работа Минсельхоза по так называемой регионализации, когда цифры по двукратному увеличению экспорта распределяются в форме государственных заданий для субъектов Российской Федерации с заключением соответствующих соглашений – это очень полезная работа. Но она упирается в то, что должно быть проведено сельскохозяйственное районирование страны, чтобы эти государственные задания не противоречили севооборотам и рациональному сочетанию растениеводческих и животноводческих отраслей.
И наконец, о Россельхозбанке. Это, конечно, ведущий институт развития, особенно в инвестиционном кредитовании в сельском хозяйстве. Но в том, что касается кредитования инновационных проектов и кредитования сельскохозяйственной науки банку руководствуется правилами бизнеса, которые не подходят для инновационных проектов. Если Россельхозбанку это специально поручить, дать необходимые задания и полномочия, я думаю, что он тоже мог бы превратиться в такую инновационную компанию, как Сельскохозяйственный рентный банк в Германии.
Эффективность агропрома в цифрах
Сергей Митин,
первый заместитель председателя Комитета Совета Федерации по аграрно-продовольственной политике и природопользованию, Председатель Временной комиссии Совета Федерации по вопросам законодательного обеспечения развития технико-технологической базы агропромышленного комплекса РФ, член Правления ВЭО России, д.э.н., профессор
Хочу привести несколько цифр по эффективности. Например, если посмотреть на урожайность: в 2017-м году мы собрали рекордный урожай зерновых – 135 миллионов тонн, никогда Россия в своей истории не собирала такой урожай – 29,9 центнеров с гектара. Но она в разы отстаёт от урожайности таких же культур в европейских, и не только, странах. В частности, в Евросоюзе – это 40 центнеров с гектара, в среднем, в Китае – 56, в Соединённых Штатах – 60 центнеров с гектара.
Такие же цифры можно привести и по животноводству: по таким показателям, как среднегодовой надой молока, привес – отставание в разы. Очень интересный показатель по яблокам. Урожайность яблок в наших садах – в среднем 8 тонн с гектара. В Германии – 52 тонны с гектара, в Италии – 45-50 тонн с гектара.
То же самое можно и об экспорте сказать. С одной стороны, в целом неплохая цифра, мы – экспортёры пшеницы №1 сегодня. Но если взять общий объём экспорта, то продукция пищевой перерабатывающей промышленности составляет в общем экспорте продовольствия только 13%. То есть, по пшенице мы занимаем порядка 15-19% мирового экспорта, а муки, например, меньше 2%, рыба – 9% мирового экспорта, а филе – уже меньше 2%. Я уже не говорю о консервах и других серьёзно переработанных продуктах.
Если говорить уже научным языком, среди экспертов нет единого мнения, к какому технологическому укладу можно отнести сегодня наше современное сельское хозяйство. Можно только твёрдо сказать, что он ниже, чем в целом технологический уклад нашей экономики.
За последние 10 лет вложены очень большие средства, введены новые законы – закон о сельском хозяйстве, доктрина продовольственной безопасности. Есть и федеральные научно-технические, технологические программы, которые тоже требуют внедрения новых методов, новых технологий, но, к сожалению, пока с этим дело обстоит сложно.
Малый бизнес не разовьется без большого
Сергей Бодрунов,
президент ВЭО России, президент Международного Союза экономистов, директор Института нового индустриального развития имени С.Ю. Витте, д.э.н., профессор
Я полагаю, что очень важно не забыть о балансе создания крупных холдингов в сельском хозяйстве и малого бизнеса, потому что, если мы хотим поднимать сельское хозяйство силами частного инвестора, этот инвестор должен быть мощный, он должен иметь какие-то серьёзные возможности – и финансовые, и организационные, и технологические, и прочие. У нас, к сожалению, таких крупных агрохолдингов пока мало.
Да, есть специалисты, которые формируют крупные компании в сельском хозяйстве. В частности, есть агрохолдинг имени Ткачёва, есть холдинг «Степь», есть другие холдинги, крупнейшие три из них владеют 2 миллионами гектар, а у первой двадцатки – 8 миллионов гектар. Но в масштабах России это не так много. Часть из них, я не буду называть сегодня, чтобы не делать рекламу или антирекламу, используют землю просто как земельные банки, на всякий случай, держат эту землю под спудом. Это тоже очень важная проблема, которую стоит, наверное, рассматривать.
Я думаю, очень важно в этом контексте понимать место и роль малого бизнеса, потому что очень хорошо развиваться малому бизнесу, фермеру, если есть крупный молокоприёмник, большой завод, крупное мукомольное производство и так далее. А если рядом ничего нет, значит, не будет развития и малого бизнеса, сколько бы мы ни давали льгот.
Государственно-частное партнерство
Геннадий Полунин,
заместитель директора по научной работе Федерального научного центра аграрной экономики и социального развития сельских территорий – Всероссийского научно-исследовательского института экономики сельского хозяйства, д.э.н.
Начну с того, что сегодня в стране существует несколько моделей инновационного развития селекции семеноводства и сельскохозяйственных культур. Преобладает и развивается государственно-частное партнёрство. Есть три формы: хозяйственные общества, которые сегодня уже созданы и функционируют при образовательных научных организациях, недавно появились комплексные планы научных исследований Минобрнауки и уже затем – комплексные научно-технические проекты Министерства сельского хозяйства. Что мешает реализации этой модели? Первое и основное – это слабая материально-техническая база научных организаций, участвующих в этих КПНИ, КНТП, которую экономически невыгодно развивать бизнесу, так как любые его вложения в государственные организации не становятся его собственностью, а являются своего рода подарком, обременительным в то же время для научной и образовательной организации, которой приходится за это платить. Второе, это недостаточный объём государственной поддержки исследований и разработок – об этом тоже говорилось. И третье – слабое взаимодействие между наукой, образованием, бизнесом из-за недостаточного экономического интереса бизнеса к разработкам отечественных партнёров по сравнению с западными конкурентами.
Некоторые соисполнители мероприятий федеральной научно-технической программы, которые обозначены в этой программе – это так называемые фонды поддержки научно-технической инновационной деятельности и другие институты развития слабо принимают участие в реализации этой научной программы.
И последним пунктом я бы отметил незначительное участие регионов в организации программы по селекции и семеноводству, но имеется положительный пример: Краснодарский край проводит акцию по субсидированию 70% затрат за покупку отечественных гибридов сахарной свёклы.
Российский картофель
Виктор Старовойтов,
заместитель директора по инновационному развитию Всероссийского научно-исследовательского института картофельного хозяйства имени А.Г. Лорха
Пользуясь случаем, я хотел бы отметить, что в 1891-м, 92-м, 93-м, 95-м годах вот здесь недалеко, на Бутырском хуторе, Вольное экономическое общество проводило исследования 200 сортов картофеля с полной выкладкой. Это очень интересные данные, потому что и сейчас меняется экология, меняется климат. Мы тоже такие исследования проводим и пользуемся теми данными.
Какие проблемы в последнее время возникли у нас в картофелеводстве? У нас только 20% наших отечественных сортов, остальные сорта – импортные. Что касается сортовых ресурсов, то на сегодняшний день где-то 50% – это импортные сорта, и нам эту проблему необходимо решить. По реализации этой подпрограммы создан межведомственный совет при Минобрнауки. Мы должны создать 12 отечественных сортов картофеля, 11 технологий, поддерживать 7 сортов картофеля в разных регионах. Одобрено создание 7 селекционно-семеноводческих центров, которые будут в первую очередь решать эту задачу в разных климатических условиях. На сегодняшний день в программах участвуют 16 научных организаций, 2 сорта мы уже выдали. Мы форсируем сейчас создание новых сортов, чтобы начинать их раскручивать в производстве. Семь селекционно-семеноводческих центров работает в России, база данных создана по картофелю, которая объединяет информацию по последним российским и мировым достижениям. В 2024-м году будет 12 новых сортов, и мы их тиражируем. Это не просто сорта, а сорта целевого назначения. Часть сортов – для продовольствия, часть – диетические, часть – для переработки, которые требуются для производства чипсов и картофеля-фри. По программе мы должны к 2025-му году, не только мы, а Минсельхоз и все, кто занимается этой программой, должны выпустить 18 тысяч тонн элитных сортов, которые будут составлять половину всей потребности России.ё
Мы все завозим
Сергей Митин,
первый заместитель председателя Комитета Совета Федерации по аграрно-продовольственной политике и природопользованию
Я разговаривал с руководством Министерства сельского хозяйства, и хочу сказать, что, во-первых, 12 подпрограмм – это, по мнению и Гордеева Алексея Васильевича, вице-премьера, и руководства Министерства, и по нашему экспертному мнению – это многовато. И, как Александр Васильевич сказал, по-видимому, надо будет даже эти две подпрограммы пересматривать и внести в них какие-то четкие параметры, потому что получилось так, как не должно получаться. Взяли продовольственную доктрину, 80% вроде бы как выполнили за счёт зерновых. Но сегодня ни картофеля, ни свёклы, ни кукурузы, ни морковки, ни цветов даже (может, это не так актуально, но, тем не менее) – ничего российского нет. Яблони, груши – то же самое. Мы всё завозим. И надо ли это завозить вместе со всеми болезнями, заразами, по цене, не понятно, какой? И, самое главное, как это будет всё вырастать у нас, не ясно, и что это даст нашим будущим поколениям? Вот этими проблемами надо очень серьёзно заняться.
Нет технологических цепочек
Аркадий Злочевский,
президент Зернового союза
Технологии – это цепочка, а не отдельно вырванное звено, которое мы пытаемся сейчас внедрить. Если мы переходим на так называемое точное земледелие, которое сейчас востребовано крайне, мы должны сменить всю генетику посевного материала. И мы сразу начинаем смотреть на генетические показатели тех сортов, которые закупаем. Это значит, что мы должны инкрустировать эти семена. А это – определённая защита от болезней и вредителей, которые при закладке в землю сразу появляются. И тут выясняется, что у нас нет в производстве ни одного действующего вещества по этим препаратам. Мы их все вынуждены импортировать.
Когда мы смотрим дальше на цепочку и переделы, возникает целый ряд дополнительных элементов, касающихся технологий. Например, у нас практически умерло производство витаминов. А это – продукт переделов, зерновых переделов, растениеводства – огромный перечень продукции, которую мы просто перестали делать.
Что у нас с генетической модификацией? Мы ввели запрет на посевы генно-модифицированных семян, абсолютно нелогичный. Вместо того, чтобы запретить ввоз, мы запретили сеять у себя, практически уничтожили рынки сбыта для научных разработок.
Звенья этой цепочки находятся в жесткой зависимости одно от другого. Поэтому мы не можем ориентировать рынок на наши отечественные разработки. Я не согласен с тем, что у бизнеса нет интереса к научным разработкам. Просто вопрос как стоит: он интересуется западными технологиями, поскольку они комплексные, они отстроены по всей цепочке, а у нас есть лишь отдельные звенья в цепи. Бизнес это не устраивает, поскольку неполная цепочка не работает.
Перспективы рыбного хозяйства
Михаил Глубоковский,
научный руководитель Всероссийского научно-исследовательского института рыбного хозяйства и океанографии, д.б.н.
Аквакультура, начиная с 80-х – 90-х годов, развивается очень серьёзными темпами и уже догнала рыболовство по вылову. А вот вылов дикой рыбы стабилизировался на цифре 93-95 миллионов тонн. Я повторю, Россия в прошлом году поймала 5 миллионов тонн, тем не менее, мы пока входим в пятёрку стран с развитым рыболовством. При этом наблюдается серьёзная конкуренция стран по доступу к запасам диких биоресурсов, есть и попытки влезть в чужие экономические зоны.
Какие у нас перспективы по увеличению сырьевой базы дикой рыбы? Предварительная оценка, которая была сделана в последние годы, в 2009-м и в 2014-м годах – 2 миллиарда тонн и 20 миллиардов тонн. Данные сильно расходятся, но, тем не менее, вот такой прогноз был сделан, это была всемирная съёмка по всему мировому океану. Если сейчас 93-95 миллионов тонн, то если мы будем использовать сырьевую базу рыболовства, которая есть в мировом океане, мы можем добавить к этому ещё примерно 230 миллионов тонн ежегодно. Это важно не только для того, чтобы накормить мировое сообщество достаточно эффективным рыбным белком, но и для того, чтобы развивать сельское хозяйство и аквакультуру. Рыбная мука является основой большинства кормов и в сельском хозяйстве, и в аквакультуре.
Что нам нужно для этого сделать: изучить популяционную структуру видов, оценить их запасы, создать новые орудия промысла, потому что основные запасы – это мезопелагические (среднеглубоководные) рыбы, глубоководные и водные биоресурсы, кальмары и водоросли. Что для этого нужно? Во-первых, кадры. Кадры у нас есть. НИИ рыбного хозяйства после реформы – единственный, в нём насчитывается 5240 человек. Это в разы больше, чем во всей сельскохозяйственной науке. Во-вторых, мы заключили соглашение в прошлом году с Российской академией наук. Далее – суда. Наши суда последнего поколения в ближайшие 3-4 года нам будут строить. Уже принято решение главой государства на постройку всех судов на замену, в том числе двух крупнотоннажных судов больше 200 метров, с неограниченным районом плавания, арктического класса. Необходимо возродить промысловую разведку. Все основные запасы в советские времена были открыты нашими учеными.
Рыбохозяйственная промразведка
Людмила Талабаева,
член Комитета Совета Федерации по аграрно-продовольственной политике и природопользованию
Мы на площадке Совета Федерации очень много говорили про промразведку, потому что мы науку рыбную практически уничтожили, а промразведки у нас вообще нет. На самом деле, аквакультура – это технологически несложный процесс, его можно развивать без проблем. Но у нас столько запасов дикой рыбы! Мы гордимся своей дикой рыбой, которая растёт в море. Например, сегодня учёные говорят, что у нас появилась сельдь иваси, её можно брать около 600 тысяч тонн. Кроме этого – скумбрии примерно миллион тонн. Это объекты, которые мы в Советском Союзе отрабатывали, мы знаем технологии, я как студентка училась на них, мы знаем, как это делать. Конечно, аквакультура и вылов как разные направления друг другу не помешают, но, мне кажется, нам нужно приоритетно развивать направление дикой рыбы, по которому сегодня и правительство дало задачу, и законы приняли на федеральном уровне, и инвестиционные квоты выделены, и строительство флота нового идёт на наших российских верфях.
Агробиотехнопарк в Рязанской области
Яков Лобачевский,
первый заместитель директора Федерального научного агроинженерного центра ВИМ, член Президиума РАН, член-корреспондент РАН, д.т.н.
Одна из побудительных причин для создания агротехнопарка заключается в том, что, к сожалению, у нас отсутствуют эффективные механизмы внедрения передовых научных достижений. Другая причина – это слабая координация, слабая интеграция различных учреждений: научных, научно-исследовательских, образовательных, конструкторских, производственных предприятий, производителей сельскохозяйственной продукции. Поэтому идея создания агробиотехнопарка заключается, во-первых, в эффективной интеграции научных учреждений, индустриальных партнёров, образовательных организаций, сельхозтоваропроизводителей в проведении прорывных научных исследований, в получении реального научно-технического продукта и эффективного внедрения его в производство.
Структурно агротехнопарк представляется в виде стабильного стационарного образования, которое находится в сельской местности на территории какого-то сельскохозяйственного предприятия. Мы провели переговоры с руководством Рязанской области. Дело в том, что в Рязанской области у нас сейчас существует филиал, научно-исследовательское учреждение, которое занимается селекцией, семеноводством. Мы поделились этой идеей, заручились поддержкой администрации Рязанской области. И в дальнейшем этот проект или предпроектное предложение было доложено на заседании Совета Федерации. Мы очень признательны Сергею Герасимовичу Митину за то, что он поддержал эту инициативу. В дальнейшем она была представлена на пленарном заседании.
Какие сейчас мы видим проблемы? Первая – в том, что нет законодательной базы, какой-то правовой основы для функционирования, даже для создания вот таких образований, агробиотехнопарков. Поэтому одно из наших предложений на первом этапе – создать межведомственный комитет, который бы занялся именно организационно-правовой основой этого нового образования.
Одно из направлений, которое можно реализовать очень быстро, это пропаганда научно-технических достижений. Мы можем сделать стационарную площадку, на которой каждый год из года в год будут демонстрироваться новейшие достижения аграрной науки, новой сельскохозяйственной техники, новых достижений в селекции и семеноводстве. Эта площадка может использоваться также и для продвижения, как говорили сегодня коллеги, комплексных планово-научных исследований и комплексных научно-технических программ. Не секрет, что сейчас эти программы и планы разрабатываются, в разработке находится их очень много, но продвигаются они довольно медленно, потому что, опять же, недостаёт интеграции и организационной основы.
Экономическая политика для агропрома
Алексей Майоров,
председатель Комитета Совета Федерации по аграрно-продовольственной политике и природопользованию
Первый тезис. Сельское хозяйство инкорпорировано в экономику страны, и важно, чтобы в той денежно-кредитной политике, той бюджетной политике, которую мы имеем, происходили изменения, которые были бы направлены на развитие сельского хозяйства. Не случайно мы сегодня экспортируем сырьё, а не экспортируем готовую продукцию. Я считаю, Россельхозбанк не может быть институтом развития до тех пор, пока это банк и подчиняется тому банковскому законодательству, которое на сегодняшний день есть. Оно, наверное, правильное для обычных банков, но Россельхозбанк, банк для сельского хозяйства должен иметь особую структуру. Например, мало фермеров у нас могут воспользоваться теми продуктами, которые предлагает Россельхозбанк. Поэтому какой-то другой институт развития нам всё-таки надо будет создавать.
Мы сегодня больше говорили о науке, о стратегических вопросах, но нам необходимо обратить внимание и на малый бизнес в селе, на фермерство. Так, раньше единый сельхозналог был неограничен, но затем появилась пороговая норма. Мы с Министерством финансов буквально позавчера говорили, но они пока стоят на своём: установили порог для единого сельхозналога в 100 миллионов рублей. Как только ты его превышаешь, ты сразу попадаешь в плательщики НДС.
Для крупного бизнеса зачастую это, может быть, даже хорошо. Но для малого бизнеса – это, конечно, очередной удар. Они будут дробить хозяйства. От них идут постоянно письма с жалобами, но Минфин, как обычно, стоит на своём. Будем пробивать эту стену, тем не менее, весь потенциал для того, чтобы наше сельское хозяйство действительно стало одним из передовых в мире, у нас есть.
Кредиты и контрафакт
Сергей Глазьев,
советник Президента Российской Федерации, академик РАН, вице-президент ВЭО России
То, что за последние годы мы имели в сельском хозяйстве, по общему мнению, некоторый успех, с макроэкономических пропорций объясняется тем, что, во-первых, действовали льготные механизмы по субсидированию процентных ставок, и в раскладе отраслей с точки зрения доступности кредита сельхозпроизводители свою нишу заняли. Вопрос, будут ли эти льготы и дальше, и сохранится ли субсидирование процентных ставок, насколько я понимаю, остаётся открытым.
Также остаётся открытым второй макроэкономический фактор, а именно эмбарго на ввоз продовольствия из Евросоюза. Сколько оно продлится, мы не знаем. То есть, вот эти два фактора, мне кажется, они не могут уже дальше рассматриваться, как модно говорить, драйверами роста в сельском хозяйстве. Нужны внутренние источники кредита. Сельское хозяйство, как мы понимаем, это уже высокотехнологическая сфера, которая по техническому уровню превосходит многие отрасли обрабатывающей промышленности, которая без кредита расширяться не может, тем более с учётом сезонности сельхозпроизводства.
Наверное, не помешал бы целевой фонд. В этом смысле бразильский пример очень хороший. И, наверное, вместо того, чтобы вкладывать деньги, снова раздавать стабилизационные фонды с вывозом за рубеж бюджетных доходов, лучше было бы вложиться в сельскохозяйственную науку – здесь спора нет.
Нужно также (мне кажется, это очень важный вопрос), снять, в конце концов, фобию по поводу генетической модификации. Мы пропускаем очередную революцию, уже практически проспали, при том, что имели на старте очень неплохие возможности. У нас есть колоссальный уникальный семенной фонд, который позволяет создать свою Монсанто, в принципе, и поддерживать свою собственную биоинженерию.
Ещё я бы хотел обратить внимание на тему, которую мы не рассматривали, но она напрямую касается поднятых вопросов – это то, чем я занимаюсь – контроль качества продукции, особенно импортной. То, что мы импортируем огромное количество опасной, негодной продукции – это явная недоработка и Евразийской экономической комиссии, и нашей системы сертификации. Пока мы не реорганизуем полностью всю систему контроля за качеством продукции во главе с Росаккредитацией и не передадим этот функционал на уровень Евразийской комиссии, я думаю, у нас успехов не будет. Даже если мы наведём порядок в России, то отсутствие таможенной границы с Казахстаном, Киргизией и так далее будет иметь точно такой же негативный результат.
