Пути трансформации российского образования 

Недостаток финансирования, кадровый кризис, растущие нагрузки учителей — это лишь малая часть тех системных проблем отечественного образования, которые предстоит решать в новой геополитической реальности. Об уходе России от Болонской системы высшего образования, «принудительной бакалавризации» страны, расширении набора в российские вузы и новой идеологии образовательной политики первый заместитель председателя Комитета по образованию и науке Государственной Думы ФС РФ, член Президиума ВЭО России Олег Смолин. 

Системные проблемы

«Вольная экономика»:  Олег Николаевич, начнем с кадров, которые решают все. Выступая на МАЭФ, Вы говорили о кадровом кризисе в образовании. Насколько он острый и насколько его вообще возможно преодолеть?

Олег Смолин: На мой взгляд, существует целый блок проблем образования, которые можно назвать системными. Они отличаются, как минимум, четырьмя признаками, среди которых назову два. Системные проблемы, во-первых, охватывают все уровни элементов системы образования, а, во-вторых, имеют принципиально межведомственный характер, то есть не могут быть решены усилиями одного или даже двух министерств, но требуют усилий правительства в целом, а также всех уровней власти. 

Высшее право России: быть сильной

Системные проблемы образования в РФ

  1. Проблема хронического недофинансирования образования.
  2. Статус педагогического работника.
  3. Содержание образования. 
  4. Соотношение светского и религиозного образования.
  5. Управление образованием: проблема дебюрократизации.
  6. Развитие сети образовательных организаций: «оптимизация» и качество образования.
  7. Современные образовательные технологии: электронное обучение. 
  8. Статус учащегося.
  9. Здоровье учащихся.
  10. Образование лиц с ограниченными возможностями здоровья.
  11. Воспитание (формирование) личности.
  12. Идеология (ценности) образовательной политики.

В новый период отечественной, а, возможно, и не только отечественной, истории на первый план выходят четыре проблемы: недостаток финансирования, преодоление кадрового кризиса, дебюрократизация, необходимость смены идеологии образовательной политики.

Прежде чем остановиться на кадровом кризисе и путях его преодоления, напомню, что, по данным Всемирного банка, по доле финансирования образования из всех источников в 2012 году Россия занимала 98-е место в мире, а в 2018 — 120-е место.

При этом, согласно докладам Программы развития ООН о человеческом потенциале, в аналогичные годы российское образование находилось на 41-м и 28-м местах, соответственно, и в XXI веке не опускалось ниже 43-го места. Если эти данные можно считать репрезентативными и интегральными в отношении системы образования, то в России она работает гораздо лучше, чем финансируется. Финансирование отечественного образования более чем на 1% ВВП ниже, чем в экономически развитых странах: 3,6% против 4,7% в среднем по ОЭСР и примерно вдвое ниже, чем необходимо для успешной модернизации страны. Как показывает международный опыт, ни одна страна не произвела такой модернизации при затратах ниже 7% от ВВП. Очевидно, подобная ситуация не могла не вызвать кадрового кризиса в отечественном образовании. Коротко о его основных составляющих. 

Во-первых, хроническое неисполнение норм указа Президента России от 7 мая 2012 года № 597. По данным социологических опросов ОНФ, в 2015 году нормы указа не исполнялись в 75 регионах России из 85. Более новые данные мне неизвестны, однако общая ситуация с финансированием образования в РФ не вполне очевидна, поскольку отличается данными даже одного источника за разные годы. 

Согласно статистическому сборнику НИУ ВШЭ за 2017 год, наиболее высокий уровень оплаты учительского труда в пересчете на учебную и внеучебную нагрузку наблюдался в 2012 году. С тех пор ситуация регулярно ухудшалась. Именно в 2012 году расходы на образование в стране в реальном исчислении по отношению к 2006 году составляли 180%, в 2015 — уже 149%.

Во-вторых, растущие нагрузки педагогов школ при реальном уровне снижения их заработной платы. Так, по данным опроса того же ОНФ, в 2015 году средняя нагрузка учителя составила 28 уроков в неделю. В 2022 году в Омской области она составляла 32,5 урока в неделю (1,8 ставки), причем все больше и больше учителей работают на две ставки и более. Эмоциональное выгорание и снижение качества образования в такой ситуации неизбежно. 

В-третьих, глубокое межрегиональное неравенство в оплате педагогического труда. По данным Общероссийского профсоюза работников образования, в 2017 году этот разрыв составлял примерно 4,5 раза, а по данным, озвученным на Коллегии Министерства просвещения РФ 23 октября 2020 года, достиг уже 7 раз. Школы продолжают работать главным образом за счет педагогов старшего поколения. По данным презентации экс-министра просвещения РФ Ольги Васильевой на парламентских слушаниях 24 июня 2019 года, учителя в возрасте старше 50 лет составляют 39% кадрового состава учреждений среднего общего образования, а моложе 29 лет — 5,5%

«ВЭ»: Почему эта проблема не решается, если она настолько очевидна?

Смолин: Федеральные власти пытаются решить кадровую проблему в образовании, но малоэффективными способами. Первый способ — упорядочение системы оплаты труда внутри регионов путем установления единых требований. По сравнению с действующим порядком, когда системы оплаты труда могут отличаться буквально в каждой школе, это некоторый шаг вперед. Возможно, он уменьшит ощущение несправедливости у некоторой части педагогов. Однако оставшиеся еще у власти системные либералы парадоксальным образом не могут (или делают вид, что не могут) осознать, что путем простого передела пирога «накормить всех голодных» невозможно, не оказываясь в положении героев басни Крылова «Тришкин кафтан».
Второй — программа «Земский учитель», призванная обеспечить кадрами сельскую школу. Несмотря на очевидные благие намерения, программа страдает двумя недостатками. Во-первых, на нее выделяется недостаточно средств из федерального бюджета. Во-вторых, как показывает опыт реализации программы, данная мера может отчасти содействовать привлечению педагогов в село, но вряд ли — их закреплению на рабочих местах. Подобно врачам, немалое число учителей на полученные средства оформят ипотеку в городе, чтобы вернуться в собственную квартиру через три года сельской жизни.

Третий путь — попытка возрождения распределения выпускников в форме целевого обучения. Она также малоэффективна по той причине, что должна предполагать не только административный «кнут», но и финансовый «пряник». Однако финансирование «пряника» остается минимальным. Если же, как предлагают, чисто административное распределение будет введено для всех выпускников, получивших педагогическое или медицинское образование, это, скорее всего, приведет к снижению конкурсов и ухудшению отбора на соответствующие специальности, потому что такие выпускники будут поражены в правах.
Между тем, пути решения проблем очевидны. Как рассказывал мне многолетний ректор Российского государственного педагогического университета им. Герцена Геннадий Бордовский, после того, как, став губернатором, Валентина Матвиенко ввела в Санкт-Петербурге заработную плату учителей при разумной нагрузке выше средней по региону, количество молодых педагогов, желающих занять свободные места в школах, превзошло количество этих мест, поскольку педагоги старшего поколения крайне неохотно уходили на пенсию.
Я выступал автором многочисленных законопроектов, которые предусматривали введение оплаты труда педагогов в размере не менее 70% от средней заработной платы в субъекте Российской Федерации при условии работы на одну ставку. Такое же предложение содержалось в постановлении Госдумы от 23 июля 2019 года № 6683-7 ГД «О рекомендации парламентских слушаний на тему «О мерах по повышению качества образования в Российской Федерации». За  постановление Думы депутаты всех фракций голосовали единогласно.

Смена направлений

«ВЭ»: Выступая на МАЭФ, Вы также говорили о необходимости переориентации образования. Как Вы видите этот процесс?

Смолин: На взгляд автора, отечественное образование нуждается в переориентации троякого рода. Условно эти направления можно назвать социально-географическим, социокультурным и социально-политическим (геополитическим).
В социально-географическим (геополитическом) плане постсоветская система отечественного образования была явно ориентирована, во-первых, на тех, кто намеревался работать (а иногда и жить) за рубежом, в зарубежных компаниях либо в компаниях международных. Во-вторых, эта ориентация была, преимущественно, евро-американской. Впрочем, ориентация образовательной политики лишь отражала ориентацию политики экономической, а иногда и ориентацию военной стратегии. Вспомним: Владимир Путин признал, что «в 2000 году во время визита в Москву […] президента США Билла Клинтона я спросил его, как Америка отнесется к тому, чтобы принять Россию в НАТО. Реакция на мой вопрос была весьма сдержанной».
В области собственно образовательной политики такая ориентация проявлялась двояким образом.
С одной стороны, это изменение базисного учебного плана школы. Напомню, по сравнению с последним базисным учебным планом советского периода (1985 год) современный базисный учебный план 2018-2029 годов предполагает сокращение дисциплин, необходимых для новой индустриализации страны (математика, физика, химия, биология) в долях от 14,3 до 37%. Аналогичным образом сокращаются учебные предметы, необходимые для формирования гражданина России и общероссийской гражданской идентичности: русский язык, литература, история, география – от 14,3 до 33%. При этом более чем вдвое увеличивается преподавание иностранного языка, причем ранее популярные немецкий и французский почти целиком вытеснены английским. Совершенно очевидно: в настоящее время необходимо изменение базисного учебного плана в пользу подготовки специалистов, необходимых для новой индустриализации.

Мобилизационные экономические проекты в истории России

«ВЭ»: А что вы имеете в виду под социокультурной ориентацией?

Смолин: Что касается социокультурной переориентации образования, позволю себе напомнить историю 2008 года, когда на Селигере, по сообщению СМИ, тогда министр образования и науки Андрей Фурсенко утверждал: «Недостатком советской системы образования была попытка формирования Человека-творца, а сейчас наша задача заключается в том, чтобы вырастить квалифицированного потребителя».
И хотя практически все политики, за исключением самого Фурсенко, от подобной идеологии открестились, де-факто она отчасти была реализована. Это отразилось как в упоминавшихся уже изменениях в базисном учебном плане для средней школы, так и в использовании Болонской системы.

При получении технического образования в рамках специалитета студент получает более 1800 фундаментальных занятий по математике и другим естественным наукам, а бакалавр — около 1200 часов. По выражению многолетнего ректора, а в настоящее время президента Омского государственного технического университета Виктора Шалая, специалиста вузы готовили как будущего конструктора, а бакалавра — как будущего пользователя чужими конструкторскими разработками. И хотя, разумеется, квалифицированный пользователь — не то же самое, что квалифицированный потребитель, аналогия вполне просматривается.

В данном случае очевидно: новая индустриализация невозможна без высокого уровня научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ, который, в свою очередь, требует возвращения к идеологии формирования творческой личности, а не члена потребительского общества.

Наконец, культурно-политическая переориентация образования, на мой взгляд, означает следующее. В послесоветский период в явном или неявном виде формируются две образовательные системы: одна — для детей богатых и управляющих, а также отчасти для наиболее способных из иных слоев населения; другая — для всех остальных. Неравенство образовательных возможностей в явном виде прослеживается между городом и селом, между столицами и регионами, между центром и окраинами крупных городов, между школами с различным уровнем доходов родителей. Единый госэкзамен, который действительно увеличивал академическую мобильность в территориальном плане, едва ли не уменьшил ее в плане социальном, поскольку предполагает в большинстве случаев подготовку с помощью репетиторов, а у значительной части населения (бедных и малообеспеченных) средства на это отсутствуют.

Новой идеологией образовательной политики должно быть ограничение образовательного неравенства, выраженное формулой: качественное образование — для всех. Разумеется, насколько это позволяется высоким уровнем социального неравенства в целом. Подводя итоги, можно сказать: сформированная в послесоветский период система образования во многом обслуживала модель зависимого, периферийного капитализма. Новая система должна обеспечить экономический прорыв и новую индустриализацию.

«ВЭ»: Какая законотворческая работа сейчас ведется в Государственной Думе в этом направлении? Известно, что одобрен законопроект о снятии излишней бюрократической нагрузки с учителей. Решит ли это проблему в полной мере?

Смолин: Федеральный закон от 14.07.2022 № 298-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон «Об образовании в Российской Федерации» об ограничении отчетности в сфере образования принят и вступил в силу. Надеюсь, он несколько уменьшит объем бюрократических процедур в школе. Однако позволю себе напомнить, что российский учитель — мировой рекордсмен по количеству времени, которое он затрачивает на оформление бумаг и прочую бюрократию. При этом, по оценкам профильного комитета Госдумы 6-го созыва, 80% всех процедур подобного рода связаны с работой не органов управления образованием, но других организаций, включая разного рода надзоры. Бюрократизация — одна из системных проблем образования, которую можно решить только межведомственными усилиями. Закон же касается только собственно образовательной отчетности. 

Перечень обязательных для оформления документов не зафиксирован напрямую в законе, но устанавливается Министерством просвещения России. В предыдущей версии законопроекта таких обязательных документов было четыре, в настоящее время предполагается семь. Гарантий, что их количество в дальнейшем не будет увеличено, не существует. Поэтому влияние закона на облегчение жизни школьного учителя вряд ли будет значительным.

В целом никогда не поддерживал в образовательной политике тенденцию к «закручиванию гаек». Напротив, убежден: академические свободы, включая свободу мнений и педагогического творчества, являются необходимым условием высокого качества образования, смысл которого — формирование самостоятельной личности. Разделяю в этом отношении мнение Гегеля: «Воспитание имеет целью сделать человека самостоятельным существом, то есть существом со свободной волей». 

Это мнение разделял и Александр Сергеевич Пушкин, утверждавший, что «самостоянье человека — это залог его величия».

Хоть не в Болонье…

«ВЭ»: Если говорить об отказе от обучения в вузах по Болонской системе, какие плюсы это изменение принесет? Если вообще принесет.

Смолин: Возможность участия российских вузов в болонском процессе, причем исключительно на добровольной основе, была предоставлена Федеральным законом от 22 августа 1996 года N 125-ФЗ «О высшем и послевузовском профессиональном образовании», одним из главных авторов которого мне довелось быть. А поскольку Болонская декларация предусматривает широкую автономию университетов, закон 1996 года ей не противоречил.

Принудительное введение в России Болонской системы высшего образования законом от 24 октября 2007 года N 232, который в полной мере вступил в силу в 2011 году, явно отражало стремление отечественной политической элиты «прорубить» в Европу и Америку не просто окно, но широчайшие ворота, причем преимущественно для своих детей. Снижение качества образования бакалавра по сравнению с традиционным специалистом при этом либо игнорировалось, либо считалось вполне допустимой ценой.

На мой взгляд, грубой ошибкой было именно принудительное введение в России системы «бакалавр плюс магистр», вызванное идеологическими мотивами.

В качестве основного профессионального аргумента против Болонской системы отмечу следующий: образование бакалавра явно уступает по качеству образованию специалиста и не только потому, что бакалавр учится на год меньше. Занятий по основным курсам он получает меньше в среднем на 40%, потому что бакалаврское образование подобно тарелке — широкой, но мелкой; а образование специалиста подобно кувшину — высокому и глубокому.

Об образовании в технических вузах уже говорил, но похожая ситуация и в других областях наук. 

Так, на историческом факультете Омского государственного педагогического института (ныне — университет) я учился четыре года. Но это была программа специалиста, а не бакалавра. Мы получили фундаментальные курсы по всем периодам отечественной и мировой истории. Как пели тогда студенты, «от Ашшурбанипала до Форда». 

Но дело в другом: мои коллеги-преподаватели утверждают, что по бакалаврским программам фундаментальные исторические курсы резко сокращены. В итоге из бакалавриата нередко выходят волшебники-недоучки, которые могут повторить за героем популярной песни: «Сделать хотел грозу, а получил козу!» Доучивать их приходится позже. 

Болонская система вольно или невольно усилила утечку умов из страны, хотя и не означает автоматического признания российских дипломов за рубежом. По данным Высшей школы экономики, примерно половина всех успешных еще на стадии бакалавриата студентов уезжают за рубеж. 

«ВЭ»: Получается, основная проблема — в том, как Болонская система воплощалась в России?

Смолин: Ректор МГУ, президент Российского союза ректоров Виктор Антонович Садовничий всегда был противником принудительной бакалавризации, потому что исходил не из политической конъюнктуры, но из интересов образования. В МГУ введены так называемые интегрированные программы бакалавриата и магистратуры, которые во многом напоминают расширенный специалитет. И сейчас нам нужно принимать решение, исходя именно из профессионального подхода. 

Мы должны стремиться к международным стандартам, если они превышают наши собственные. 

Например, хорошо бы установить минимальную зарплату, как во Франции (1 600  евро в месяц) или как Германии (1 570 евро). Или оплату труда в науке, как в США. Или хотя бы тратить на науку не менее 2% от ВВП (считается международной нормой). Однако по объективным или субъективным причинам это не делается. 

Если же наши стандарты выше международных, ориентироваться на международные просто нелепо. Когда вводили принудительную бакалавризацию, на одном из съездов ректоров позволил себе заметить: нет смысла изобретать велосипед, когда у соседа хороший автомобиль; но нет смысла рваться в соседский автомобиль, когда имеешь собственный вертолет. 

«ВЭ»: На Болонскую систему мы ориентироваться не будем, но в какой-то мере она сохранится как инструмент?

Смолин: Министр науки и высшего образования Валерий Николаевич Фальков назвал три причины, по которым должна в той или иной мере сохраняться система «бакалавриат плюс магистратура»: желание части молодежи; сохранение возможности продолжить образование тем, кто имеет квалификацию бакалавра; иностранные студенты. 

Добавил бы к ним, как минимум, еще одну: возможность построения гибких программ. 

Профильный комитет Совета Федерации подготовил законопроект, который предполагает, что по приоритетным направлениям экономического и технологического развития страны высшее образование должно быть реализовано только по программам специалитета.

Законопроект фракции КПРФ в Государственной Думе более радикален: мы предлагаем, чтобы вузовские коллективы сами определяли наиболее эффективные программы подготовки в области высшего образования. Повторю: так было на протяжении 15 лет, и тогда 90% всех выпускников получали образование специалистов, а не бакалавров. 

Это решение оставило бы возможность вузам, которые в этом заинтересованы, сохранить систему «бакалавриат плюс магистратура». Например, университеты, которые ориентированы на подготовку иностранных студентов, смогут использовать ее в полном объеме. 

«ВЭ»: Недавно Госдума приняла решение правительства РФ об увеличении приема в магистратуру на 30 000 бюджетных мест. Будут ли приняты такие же решения по бакалавриату и специалитету? 

Смолин: С 2016 по 2020 годы бюджетный набор в отечественные вузы сократился примерно на 8000 человек, в основном за счет магистратуры. После соответствующего поручения Президента РФ началось увеличение набора на программы высшего образования всех уровней, преимущественно в региональных вузах. Последнее представляется правильным с учетом того, что поступившие в столичные университеты по результатам ЕГЭ способные ученики из регионов на малую родину, как правило, не возвращаются, а это приводит к проблемам с воспроизводством интеллектуального потенциала вузов и научных организаций. 

В весеннюю сессию Госдумы 2022 года было принято беспрецедентное решение об увеличении контрольных цифр приема в магистратуру сразу на 30000 человек. Это во многом связано с оттоком программистов и части научных работников после 24 февраля текущего года. Разумеется, все фракции в Государственной Думе такое решение поддержали, а автор этих строк на пленарном заседании даже позволил себе каламбур: «Этот закон не хороший – он отличный!» Поскольку современным составом российского парламента подобные социально-ориентированные решения, требующие финансовых затрат, принимаются исключительно по предложению президента либо правительства. Прогнозировать ситуацию на 2023-2024 учебные годы не берусь, но хочу отметить: в 1980 году в СССР на 10000 населения приходилось 219 студентов; в настоящее время — около 130 студентов. Все наши предложения об увеличении числа студентов в расчете на 10000 населения до советского уровня до настоящего времени отклонялись большинством Государственной думы.

Недофинансирование науки

«ВЭ»: Какие проблемы образования проецируются на отечественную науку сильнее всего, на Ваш взгляд? 

Смолин: Этот вопрос представляет собой тему для отдельной небольшой статьи. Как известно со времен Козьмы Пруткова, нельзя объять необъятного. Поэтому постараюсь быть предельно кратким. Наиболее важные системные проблемы отечественной науки во многом совпадают с системными проблемами образования. Это хроническое недофинансирование; кадровый кризис, который в данном случае приобретает форму «утечки умов»; крайняя бюрократизация управления. К ним можно добавить, как минимум, еще одну: низкий уровень внедрения результатов этих исследований в экономику и общественную жизнь в целом.

Так, согласно указам президента от 7 мая 2012 года №599 и от 1 декабря 2016 года №642, финансирование науки из федерального бюджета должно составлять не менее 1% от валового внутреннего продукта. Однако, по данным комитета Госдумы 7-го созыва, трехлетний бюджет на 2022-2024 годы в отношении финансирования науки был сверстан следующим образом: 0,42, 0,41, 0,40 % от валового внутреннего продукта в 2024 году. Другими словами, не предполагалось даже приближение к тем параметрам, которые заложены указами президента.

«ВЭ»: Какие Вы видите решения? 

Смолин: Путь решения проблемы понятен: исполнять указы! Не говорю уже о том, что, согласно стратегии научно-технологического развития страны, финансирование науки к 2020 году из всех источников должно было составить 3% от валового внутреннего продукта.

Согласно Указу Президента РФ от 7 мая 2018 года №204 «О национальных целях и стратегических задачах развития Российской Федерации на период до 2024 года», одной из национальных целей развития отечественной науки должно было стать «обеспечение привлекательности работы в Российской Федерации для российских и зарубежных ведущих ученых и молодых перспективных исследователей». Однако, по данным Российской академии наук, «утечка умов» из страны в последние годы происходила ускоряющимися темпами: количество уехавших с 2013 по 2016 год увеличилось более чем вдвое — с 20 до 44 тысяч человек. В целом же за послесоветский период, количество научных сотрудников сократилось в 2,7 раза! Это едва ли не самая пострадавшая область общественной жизни. 

Выход очевиден: реальное повышение заработной платы российских ученых до уровня не ниже двух средних размеров оплаты труда по регионам и по Российской Федерации в целом; финансирование в полном объеме программы обеспечения молодых ученых жильем с правом его приватизации через 10-15 лет работы в отечественных научных организациях; обеспечение вузов и научных организаций современным оборудованием.

Что касается бюрократизации управления наукой, то мощнейший толчок ей дал федеральный закон от 27 сентября 2013 года N 253-ФЗ «О Российской академии наук, реорганизации государственных академий наук и внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации», который фактически передал власть в науке от ученых (академии наук) государственным чиновникам (сначала Федеральному агентству научных организаций, а затем — профильному министерству).

Очевидно: у ученых и чиновников различные критерии оценки эффективности научных исследований, а равно и представление о методах повышения этой эффективности. Достаточно сказать, что в рамках так называемого мониторинга эффективности вузов результаты научных исследований измеряются затраченными рублями! Иначе говоря, не затраты — результатами, а результаты — затратами.

На взгляд автора, следует вернуть Российской академии наук и другим государственным академиям функции по управлению научными исследованиями. Либо использовать французский опыт так называемых двух ключей, когда основные направления исследований, финансируемых за счет государства, определяются совместным решением академии наук и специального представителя президента, который также представляет науку.

«ВЭ»: На МАЭФ прозвучали слова о повышении роли гуманитарной науки. Как Вы оцениваете ее состояние в России и каким путем она должна идти?

Смолин: По поводу состояния отечественной гуманитарной науки ограничусь несколькими замечаниями.

Возможно, мне не везло, но на научных конференциях, в которых участвовал, я не услышал от зарубежных коллег ни одного доклада, который произвел бы на меня впечатление прорыва в гуманитарных исследованиях. На мой взгляд, слухи о радикальном отставании отечественной гуманитарной науки от зарубежной сильно преувеличены — скажу это без всякого квасного патриотизма.

С другой стороны, в послесоветский период отечественная наука далеко не всегда заимствовала действительные достижения зарубежной. Например, на место политической экономии, призванной познавать глобальные процессы, во многих случаях пришел, как раньше говорили, «ползучий эмпиризм», который принципиально отказывается от обсуждения главных проблем, стоящих перед человечеством. В этом смысле концепция нового индустриального общества второй модели, продвигаемая Вольным экономическим обществом России и Институтом нового индустриального развития им. С.Ю. Витте, представляет собой приятное исключение.

Что касается науки исторической, то ироническая формула о непредсказуемости нашего прошлого, на взгляд автора, остается актуальной. В 1990-х во многих учебниках (включая изданные под эгидой фонда Сороса), исторической публицистике, а также в значительный части научных исследований фактически был применен принцип краткого курса истории ВКП(б) (1938 год) со сменой всех знаков на противоположные. В настоящее время мы слышим активные предложения в школьном курсе истории отказаться от евроцентризма и уделять особое внимание истории Азии, Африки, Латинской Америки — что явно отражает современную геополитическую конъюнктуру.

Между тем, один из учителей автора этой статьи профессор Омского государственного педагогического института И.Н. Новиков еще в начале 1970-х годов сформулировал принцип: историю преподавать нужно так, чтобы через 15 лет не было стыдно! Полагаю, этот принцип в настоящее время не менее актуален, чем 50 лет назад, и позволил бы себе его расширить: не только преподавать, но и писать…

В заключение напомню формулу древнего Евангелия от Филиппа: «Незнание — это рабство, знание — это свобода!»

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Пожалуйста, введите ваш комментарий!
пожалуйста, введите ваше имя здесь