Неопределенность в мировой экономике, в том числе в мировой финансовой системе, нарастает, отмечают эксперты. С чем мировая финансовая система подошла к текущему году и что ждет ее в перспективе, обсудили директор Института экономики РАН Михаил Головнин и директор, вице-президент ВЭО России Маргарита Ратникова.
По материалам программы «Дом Э», Общественное телевидение России, 14 июня 2022 года
Ратникова: Какие ключевые процессы, происходящие сегодня в мировой финансовой системе, вы бы выделили, Михаил Юрьевич?
Головнин: Первый вопрос, который возникает: мы все еще находимся в состоянии глобализации? Некоторые исследователи полагают, что начинается обратный процесс, который получил название «деглобализация». Можно использовать более мягкий термин – «фрагментация мировой финансовой системы». В любом случае, если мы посмотрим на базовые макроэкономические показатели, в первую очередь показатели международного движения капитала, мы увидим, что после глобального экономического и финансового кризиса 2008 и 2009 гг. международные потоки капитала сильно упали во всех основных центрах, через которые этот капитал идет, – это и США, и «зона евро», и Китай.
Дальнейшая динамика не была однонаправленной. Были и взлеты, и падения. Самое интересное, что во время коронакризиса в 2020 году мы вновь увидели нарастание трансграничных потоков. Отчасти оно продолжилось и в 2021 году. Это связано с тем, что экономическая политика развитых стран существенно изменилась. Мы наблюдали процессы, связанные с политикой количественного смягчения, причем в беспрецедентных масштабах. Все это способствовало росту глобальной ликвидности, особенно глобальной ликвидности в долларах. Отсюда проблема волатильности мировых финансовых рынков. До последнего времени серьезно обсуждались вопросы возникновения пузыря на мировом фондовом рынке, потому что фондовый рынок США рос опережающими темпами, хотя начало, скажем так, геополитических трений привело к падению этого рынка. И сегодня этот вопрос уже не стоит так остро.
Еще более серьезная проблема, которая, на мой взгляд, носит долгосрочный характер, – долговая. Дело в том, что долг в мировой экономике растет постоянно. Но после глобального кризиса 2008 –2009 гг., долг рос ускоренными темпами, причем в основном это был рост государственного долга. Что неудивительно, поскольку шло масштабное стимулирование экономики. В 2020 году, по оценкам Института международных финансов, глобальный долг достиг пика – 360% мирового ВВП. Это колоссальная сумма. Он несколько снизился в 2021 году – до 351%, но проблема по-прежнему сохраняется.
Еще один вызов для мировой финансовой системы – цифровизация. Пожалуй, та сфера, где цифровизация проявляется в наибольшей степени, –финансы. И здесь есть два основных направления. Первое – на финансовом рынке появились новые, не финансовые игроки. Это так называемые финтехкомпании, децентрализованные финансы, которые начинают фактически замещать те функции, которые выполняют финансовые посредники. А с другой стороны – появление новых форм цифровых валют: стейблкойнов, цифровых валют центральных банков. То есть, к 2022 году мировая система подошла в состоянии некоторой неопределенности относительно дальнейших тенденций развития. С одной стороны, базовые процессы глобализации вроде бы продолжались, но политика, начиная с 2018 года, когда началась торговая война между США и Китаем, шла в сторону, скажем так, сворачивания глобализационных трендов.
Ратникова: Как я поняла, Михаил Юрьевич, ключевой тенденцией текущего периода является развитие процесса фрагментации мировой финансовой системы. Как вы считаете, каким образом эти процессы будут влиять на статус доллара как основной мировой резервной валюты? Может ли доллар утратить свою позицию, как основная мировая резервная валюта? Будут ли появляться новые резервные валюты? В частности, как вы оцениваете перспективы юаня…
Головнин: Действительно, происходит фрагментация. Новая реальность, связанная в первую очередь с масштабными санкциями против России, затрагивает не только нашу страну. Многие страны начинают примерять на себя эту ситуацию: а что будет, если подобные сценарии начнут разворачиваться в их отношении? В первую очередь речь идет о Китае. Надо сказать, что Китай к подобной ситуации готовился. Страна создала собственную трансграничную систему расчетов, которая не зависима от системы SWIFT. Россию отсекают от расчетов, от финансирования в ведущих мировых валютах, вплоть до замораживания резервов, активов частных лиц в ведущих валютах. Естественно, с точки зрения спроса это ставит эти валюты под удар. Если говорить о фрагментации, то она сейчас идет по линии США-Китай. Если мы говорим о валютах, то, конечно, в качестве конкурента доллару, как вы правильно заметили, выступает китайский юань. Другое дело, что с точки зрения участия в сделках на мировом валютном рынке доллар и юань не сопоставимы. Доллар это почти 88% из 200%, потому что в каждой сделке участвуют две валюты. Юань – это порядка 6%. Но, за юань, на мой взгляд, говорит развитие технологий. В экономике есть такое понятие – зависимость от предшествующей траектории развития. Мы знаем, что люди пользуются долларом, потому что к нему привыкли, это некая инерция. Но, если происходит серьезный технологический скачок, то может появиться, скажем так, окно возможностей. И сейчас Китай пытается это окно возможностей для себя создать. Страна активно продвигает проект цифрового юаня. Понятно, что цифровой юань – это не только для обслуживания сделок в китайской экономике, но и для обслуживания более широкого круга операций на мировом финансовом рынке. Это возможность для юаня потеснить доллар. Потеряет ли доллар статус ведущей валюты? Вряд ли. Но юань может составить ему серьезную конкуренцию. Какое бы окно возможностей не возникло, силы инерции продолжают действовать и, видимо, это будет долгий процесс перехода.
Ратникова: Как вы полагаете, Михаил Юрьевич, есть ли еще конкуренты доллару, кроме юаня?
Головнин: Давайте исходить из того, какие у нас есть ведущие экономики в мире. Мы видим еще одного гиганта, хотя он и находится в тени Китая. Это Индия. Индийская рупия, с одной стороны в тени Китай, с другой – в тени США, с которыми Индия связана политически. Но, на мой взгляд, учитывая уровень развития технологий в Индии, у страны есть неплохие шансы подойти к числу лидеров в мировой финансовой системе, пусть на более длительном горизонте, чем Китай. На фондовом рынке Индия выглядит, скажем так, значимо.
Ратникова: Говоря о ключевых процессах, которые сейчас имеют место в мировой финансовой системе, вы упомянули рост долговой нагрузки в мировой экономике. Что, на ваш взгляд, нужно делать сейчас?
Головнин: Долговая нагрузка, как я уже сказал, достигла беспрецедентных пиков. Да, в 2021 году она немножко снизилась за счет того, что упали показатели для развитых стран, но в странах с формирующимися рынками, в развивающихся странах рост долговой нагрузки продолжался. Какие сейчас действуют факторы? Общая неопределенность скорее всего приведет к росту государственных расходов, в том числе опять к росту государственных расходов в развитых странах. Что запустит процесс наращивания долговой нагрузки. Как поступить? Простых решений нет. Раньше эта проблема отчасти решалась скрытым эмиссионным финансированием – ведущие развитые страны могли наращивать свой государственный долг через политику количественного смягчения, скупку государственных долговых обязательств. Сейчас же остро стоит проблема инфляции, поэтому начинается процесс ужесточения денежно-кредитной политики, а, значит, начнется и постепенное сворачивание количественного смягчения. Второй вариант – сокращение государственных расходов – очень болезненный. Он может подорвать начавшееся после 2020 года восстановление мировой экономики. То есть страны фактически зажаты между Сциллой и Харибдой. Есть механизмы, которые направлены на снижение долговой нагрузки на международном уровне, но они действовали только для наиболее бедных стран. До конца 2021 года такой механизм предусматривался, но он прекратил свое действие, потому что чрезвычайные обстоятельства закончились и мировая финансовая система не готова нести это бремя. Основная проблема не в наименее развитых странах. Хотя мы слышим, что Шри-Ланка объявляет дефолт. Вероятно, что такой каскад дефолтов может быть среди наименее развитых стран. Но повторюсь, для мировой финансовой системы ключевая проблема – это ведущие развитые страны. Именно они накопили основной объем задолженности. В том числе Китай, где этот долг обеспечен государством. Я не исключаю возвращение к вариантам реструктуризации долга, то что мы не видели в мировом масштабе с конца 1980 года – начала 1990 годов прошлого века.
Ратникова: Михаил Юрьевич, вы упоминали о процессах цифровизации, которые меняют облик мировой финансовой системы. Как вы полагаете, процессы цифровизации пойдут в плюс мировой финансовой системе?
Головнин: Плюсы – в снижении издержек, в повышении доступности финансовых услуг для более широких слоев населения. Минусы – эта сфера фактически не регулируется сейчас. А значит в конкуренции с зарегулированными старыми финансовыми институтами новые цифровые финансовые институты получают преимущество. Но у них в любой момент могут начаться проблемы, которые приведут к серьезным проблемам на мировом финансовом рынке. То же самое касается и рынка цифровых валют. Биткоин осенью 2020 года существенно подскочил в цене. Его цена достигала 60 тысяч. Сейчас это порядка 30 тысяч. Основной недостаток криптовалют – в их крайней волатильности.
Ратникова: Какие направления реформирования мировой финансовой системы Вы видите?
Головнин: Сейчас, конечно, ситуация сложная. В условиях фрагментации, о которой мы говорили, я бы, наверное, в качестве центрального пункта назвал усиление роли стран с формирующимися рынками в мировой финансовой системе. Оно объективно происходит, но в процессе принятия решений его в должной мере не чувствуется. Мы знаем, что традиционные финансовые институты, такие как Международный валютный фонд, Всемирный банк, контролируются развитыми странами. «Большая двадцадка», где представлены страны с формирующимися рынками, тоже в основном реализует повестку дня развитых стран. Если у стран с формирующимися рынками не повысится голос в этой системе, если не будет учитываться точка зрения всех участников текущих процессов, это будет приводить нарастанию напряженности в мировой финансовой системе.
А в остальном мы перечислили все проблемы мировой финансовой системы. Мы видим, что шоки идут со стороны международного движения капитала. Назрел вопрос урегулирования международных потоков капитала на мировом уровне. Кстати, этот вопрос прозвучал относительно саммита «Большой двадцадки», который состоится в этом году в Индонезии. Речь идет о глобальной сети финансовой стабильности, то есть, по-видимому, к нему так или иначе будут возвращаться, хотя развитым странам это зачастую не очень нравится. Затем – решение долговой проблемы. Включение в повестку реформирования новых секторов. До сих пор реформы шли в основном по линии банковской системы. Рынки ценных бумаг практически не были затронуты. Я уж не говорю про цифровые финансы. Нужно обратить внимание на не затронутые регулированием сектора, иначе мы будем наблюдать ситуацию, когда большие объемы финансового капитала уходят из регулируемых сфер в нерегулируемые, создают там так называемые пузыри.
Ратникова: Михаил Юрьевич, что будет происходить с рублем в текущей ситуации?
Головнин: Мы видим последовательную политику наших властей по продвижению рубля в мировой экономике, переводе расчетов в рубли, сделки с ценными бумагами за рубли… Это способно дать импульс для внешнего продвижения рубля, который пока играет очень ограниченную роль в мировой финансовой системе. Но большинство, конечно, волнует вопрос, каким будет курс рубля? Россия реализует политику неявной множественности курсов рубля. Есть официальный курс. Де факто же курсы покупки и продажи для населения одни, а для экономических агентов – другие. В сложившейся ситуации внешних шоков я не вижу в этом ничего плохого. Но важно выстраивать эту политику последовательно.
То есть, преимущество должно отдаваться импортерам, особенно тем, кто занимается критическим импортом для российской экономики. А населению, по всей видимости, пока придется нести такую особенность переноса тяжести с иностранной на национальную валюту в структуре национальных сбережений. Потому что процесс долларизации, который «поражал» нашу финансовую систему, мешал продвижению рубля.
В краткосрочном плане ситуация для рубля благоприятная. Мы видим положительное сальдо текущего счета, положительное сальдо внешней торговли. Другое дело, что далеко не все выигрывают от укрепляющегося рубля. Страдают экспортеры, страдает бюджет, поэтому, по всей видимости, необходимо искать новый механизм, старый механизм с накоплением валютных резервов уже не действует.
Ратникова: Благодарим вас, уважаемый Михаил Юрьевич, за интересную, содержательную беседу.
