На фоне пандемии ожидаемая продолжительность жизни в России снизилась впервые с 2003 года. Это важный показатель экономического развития и социального благополучия общества. Россия существенно отстает по нему от экономически развитых стран. Причина тому и повышение смертности, и естественная убыль населения. Как отвечать на эти вызовы обсудили президент ВЭО России Сергей Бодрунов, руководитель Онкологического центра «СМ-Клиника» Александр Серяков и руководитель Департамента страхования и экономики социальной сферы Финансового университета Александр Цыганов.
По материалам программы «Дом Э», телеканал «Общественное телевидение России», 19 июня 2021 года
Цыганов: Вы абсолютно правы, когда говорите, что пандемия внесла свои коррективы. Сегодня мы пока не обладаем полной статистикой, тем не менее есть предварительные результаты, которые можно обсудить. Уже понятно, что большее влияние пандемия оказывает на людей старшего возраста. С этой группой связана избыточная смертность. Очевидно, что должно пройти еще два-три года прежде, чем мы опять вернёмся к цифрам, которые были в 2018-2019 годах.
Бодрунов: Я хотел бы Вам, Александр Павлович, как врачу, задать вопрос. Много людей на самоизоляции из-за гиподинамии стали чувствовать себя существенно хуже, особенно те группы населения, которые страдают системными болезнями кровообращения, диабетом… На кого пандемия повлияла больше всего?
Серяков: Для России и для других стран пандемия – это форс-мажор. Она нарушила все планы: и социоэкономические, и демографические. Мы будем еще долго восстанавливаться. Конечно же, в группе риска не здоровые люди, а люди с хроническими болезнями: это и сердечно-сосудистые заболевания, и сахарный диабет, и онкология, потому что иммунная система уже не та, иммунный ответ не тот. Пациенты с этими заболеваниями находятся в группе риска, в том числе по летальному исходу. Молодёжь и дети легче переносят коронавирусную инфекцию.
Бодрунов: Я смотрел статистику по европейским странам, и общая тенденция такая – большая доля людей, которые умирают в пандемию, это как раз люди старшего возраста. А у нас какая тенденция?
Серяков: Мы практически не отличаемся от всего мира. Конечно, летальность есть и в группе молодых людей, но это эксклюзивные случаи, они, так скажем, не меняют общую статистику.
Бодрунов: Если говорить об общей смертности, у нас намного больше людей уходит не от коронавируса, а от других болезней. В этих группах риска, больше молодёжи или тоже людей старшего поколения?
Серяков: Я, как онколог, скажу, что взрослая онкология – это чаще всего старшие возрастные группы. Статистика говорит, что если в среднем летальность по коронавирусной инфекции составляет около 1,9%, то среди онкологических больных этот показатель приближается к 6,9%. Подобная ситуация и в группе больных сахарным диабетом и страдающих сердечно-сосудистыми заболеваниями.
Бодрунов: Какие меры принимаются сегодня, и достаточны ли они?
Серяков: Мы видели, что в связи с развитием пандемии в мире и в России было мобилизованы практически все силы и средства медицинских служб.
Бодрунов: Не хватало врачей, даже студентов привлекали…
Серяков: Не хватало врачей, среднего медицинского персонала, младшего медицинского персонала. В красной зоне призвали работать тех, кто имеет диплом, но уже давно не работает врачом. Выделялось дополнительное финансирование. Мы раньше годами ждали новые клиники, больницы, а тут, оказывается, мы можем организовать и новые госпиталя, и экстренно выделить дополнительное финансирование, и подтянуть наших миллиардеров…Однако бросиввсе силы на борьбу с коронавирусной инфекцией, оказалось, что мы нарушаем программу лечения онкологических больных, которые получают плановое, допустим, химиотерапевтическое лечение. В целом, наши руководители говорят о том, что ситуация по выраженной летальности среди онкологических больных и больных с другими хроническими заболеваниями сильно не изменилась. Но опять же мы видим вершину айсберга, какова будет статистика, кто ее будет считать, насколько правдивы будут эти цифры – вопрос.
Бодрунов: Нужно еще думать о том, что будет через год, два, три, пять. Потому что, если своевременно выявить онкологию – это одно течение болезни, можно прожить и 30 лет. Если потерять этот год, не пройти обследование, стадия уже другая… Может быть, мы спасём кого-то сейчас, но не спасём через 5 лет. Проблемы такого рода накапливаются.
Серяков: Как снежный ком…
Бодрунов: Мне кажется, что когда мы говорим о государственных мерах, направленных на увеличение продолжительности жизни, причём, комфортной и качественной жизни, мы должны думать о профилактике.
Серяков: В первую очередь медицина должна быть профилактической. И наши классики медицины об этом говорили. А для этого нужно профилактикой заниматься.
Бодрунов: И деньги на это тратить, в программы закладывать.
Серяков: На диспансеризацию, профосмотры. Понятно, что человек должен сам проявить активность, найти, где его поликлиника, записаться, сдать анализы. Но если человек не проявляет социальную активность, почему не сделать активный вызов со стороны поликлиники?
Бодрунов: А что такое диспансеризация? Это не прием у терапевта. Должна быть продуманная программа, что смотреть в первую очередь. Это деньги. Они должны быть заложены в систему здравоохранения, в бюджет.
Серяков: В целом, это всё есть. Но опять же стройной системы пока не сложилось. На самом деле, нужно комплексно к этому подходить, не только со стороны здравоохранения.
Бодрунов: Александр Андреевич, как Вы смотрите на эту проблему с точки зрения экономики?
Цыганов: Это не только медицинская проблема, как ни удивительно. Когда мы говорим про медицину, возникает вопрос качества услуг, доступности, информированности населения. Продолжительности жизни – это не только медицина, но и качество жизни, удовлетворённость ею. Когда у человека нет уверенности в завтрашнем дне, нет понимания, чем он будет заниматься, если потеряет работу, сможет ли открыть своё дело, и хочет ли он этого – это, конечно, оказывает своё влияние на уровень смертности…
Серяков: Что я хочу сказать про тревожность? Если сравнивать Россию по продолжительности активной жизни с другими странами, в частности, с Евросоюзом, Японией, мы не на хорошем счету. В Гонконге сейчас продолжительность жизни 84,3 года. Чем мы отличаемся от Японии? У японцев есть особая черта в менталитете – они стараются не обидеть друг друга. Изяпонского языка практически исчезло слово нет. Если японец хочет отказать оппоненту, он не скажет «нет», но найдёт много аргументов. Никто никого не обижает, и психологически японец чувствует себя более уверенно.
Бодрунов: Это очень важное наблюдение, потому что психологическое состояние сильно влияет на желание жить. Допустим, если человеку, условно говоря, уже ни до чего нет дела, тогда он и к врачу не пойдёт, запустит свою болезнь…А это уменьшает продолжительность активной жизни. Когда я приезжаю в Китай и вижу на одной из центральных площадей, как несколько тысяч человек делают утром зарядку…
Серяков: Хочется встать рядом.
Бодрунов: У меня эти люди вызывают уважение. Это не только общая психология, но и общий настрой на то, чтобы беречь здоровье. Если мы будем думать о здоровом образе жизни с детства, закладывать поддержку этих вещей в государственные программы, создавать тренировочные центры, поддерживать фитнес-индустрию, стимулировать людей отдыхать на природе, мне кажется, это – важные факторы решения большой задачи.
Серяков: Именно так. От чего зависит здоровье человека и продолжительность его жизни? Около 30% – это социоэкономические аспекты. Ещё 30% – это образ жизни: алкоголь, курение и прочее. 30% – уровень развития здравоохранения в конкретной стране. И только 10% приходится на наследственность. Если даже человек переходит на здоровый образ жизни, через шесть лет он уже прибавляет себе 2,5 года активной жизни.
Бодрунов: Александр Андреевич, я хотел бы Вам задать вопрос, как экономисту, образ жизни, продолжительность жизни, общая культура поведения, это взаимосвязанные вещи, и как это экономически можно усилить?
Цыганов: Это, действительно, связанные вещи. Население России когда-то было сельским, стало городским, когда-то высшее образование было редкостью, а сейчас это повседневность, соответственно меняется и стиль поведения, и отношение к здоровью. Мы этот переход пока не завершили. Чем больше говоришь про здоровье, начиная со школы, с детского сада, тем более ответственно человек будет относиться к нему. Приведу один пример – программа льготной ипотеки.Человек заботится о себе, он покупает квартиру. Но при этом его сначала принуждают заключить договор страхования жизни и пройти обследование. Он начинает понимать, что его ждёт в будущем. И так каждый год. Это экономическая программа, но она помогает в осознании того, что к здоровью следует относиться внимательно. Кроме того, человек живет в лучших условиях, думает о будущем, ему нужно выплатить кредит. Начинает о себе, при прочих равных, заботиться чуть лучше. Я бы не стал категорично утверждать, что льготная ипотека всегда повышает качество жизни, но всё же…
Бодрунов: Я хотел бы завершить таким наблюдением. Когда мы говорим о любой проблеме, пусть даже не совсем экономической, то пронимаем, что все взаимосвязано. Начинаешь тащить одну проблему, вылезают другие. Увеличение продолжительности жизни – комплексная проблема, связанная в том числе с экономикой. Так, например, социальное напряжение ухудшает ситуацию, социальное благополучие – улучшает. Поэтому когда мы говорим, что экономика должна быть направлена на человека, то понимаем, что цель – это его активное долголетие.
