Новая геополитэкономическая реальность ставит перед отечественной фармотраслью новые задачи и вызовы. Как достичь суверенитета в российской фармпромышленности – развить производство субстанций и разработку инновационных оригинальных препаратов, обсудили генеральный директор Ассоциации российских фармацевтических производителей Виктор Дмитриев, руководитель Департамента страхования и экономики социальной сферы Финансового университета Александр Цыганов и президент ВЭО России, член-корреспондент РАН Сергей Бодрунов.
По материалам программы «Дом Э», Общественное телевидение России, 2 сентября 2022 года
Бодрунов: Говоря о темпах экономического роста, увеличении производства продукции, мы должны видеть за этими показателями главное – человека, его потребности. Именно их удовлетворение – и есть главная цель развития экономики. Здоровье населения – один из приоритетов экономической политики. На его сохранение должны быть направлены усилия государства. Надо сказать, в этой области в России многое делается. В том числе, об этом говорит стремительное развитие отечественной фармпромышленности. Нашей фарминдустрии есть чем гордиться. В ее истории были впечатляющие прорывы и достижения. Я не буду останавливаться на этом подробно. Сегодня мы заглянем в будущее отрасли, оценим перспективы развития российского фармацевтического рынка. С какими вызовами сталкивается сегодня отечественная фармпромышленность? В каких направлениях, должна развиваться? В частности, обеспечивают ли российские дженерики потребности населения и системы здравоохранения в качественных и сравнительно недорогих лекарствах? И как обстоят дела с выводом на рынок новых оригинальных препаратов?
Дмитриев: Несмотря на то, что за последние десятилетия была проделана большая работа, которая позволила фактически возродить фармацевтическую отрасль в России, если говорить об оборудовании, мы почти на 100% зависимы от импорта. И даже те образцы, которые у нас есть, на порядок отстали от тех современных импортных высокотехнологичных продуктов, которые сегодня стоят на наших предприятиях. Это, безусловно, влечет за собой риски дефицита запчастей, потери программного обеспечения. В остальном же за последние годы мы сильно выросли. Если говорить о дженериках, то мы в состоянии наполнить не только внутренний рынок, но и обеспечить полностью систему здравоохранения. Хотя опять же остается зависимость от части ингредиентов. К сожалению, в 1990 годы было практически уничтожено производство активных фармацевтических субстанций, и то возрождение, которое сегодня происходит внутри страны, к сожалению, пока не «наполняет» рынок.
Мы должны прежде всего определить список лекарств, которые необходимы как в чрезвычайных ситуациях, так и повседневно, потому что произвести все и для всего – это и невыгодно, да и не нужно. Сегодня все серьезные нозологии находятся, так скажем, под зонтиком государства. У нас есть целый ряд препаратов, цены на которые регулируются. Когда препарат стоит, условно говоря, 10 рублей, а официальный уровень инфляции 4 рубля, регулируя цены, мы фактически делаем производство таких препаратов не только не рентабельным, но и убыточным. Мы уже потеряли из-за этого некоторое количество препаратов низкой ценовой категории – до 100 рублей. Сейчас принято постановление правительства №1771, которое позволяет в случае угрозы дефектуры повышать цены больше, чем на официальный уровень инфляции. Но мы видим, что работает оно неэффективно. Мы постоянно обсуждаем эти вопросы с регулятором, а он у нас многоглав – это и Минпромторг, и Росздравнадзор, и антимонопольные службы, и Минэкономразвития. И у каждого ведомства свои KPI. Кто-то отвечает за то, чтобы у нас были самые низкие цены на лекарства в мире, кто-то – за конкретные результаты лечения, кто-то – за то, чтобы были только отечественные препараты на рынке, а в результате отрасль, как мы часто говорим, «у семи нянек дитя без глазу». Вроде глаза у нас есть, но не всегда те решения, которые спускают сверху, нас удовлетворяют, и, самое главное, приводят к тому результату, который ждали. На мой взгляд, всеми этими вопросами должно заниматься Министерство здравоохранения, потому что именно оно владеет статистическими данными, знает статистику по нозологиям, по смертности, по количеству препаратов, которые потребляет население – будь то стационары или коммерческий рынок.
Цыганов: Я хотел бы дополнить. Если вспомнить 1970-80 годы, не все потребности в лекарствах были покрыты возможностями советского производства. Были препараты венгерского производства, были поставки из Индии. Какие-то препараты мы научились делать, какие-то – нет. Наверное, здесь проблема в целеполагании – не нужно стремиться делать дженерики…
Дмитриев: Я соглашусь с коллегой, что производством собственных препаратов надо заниматься, но когда ты начинаешь глубоко погружаться в тему, то понимаешь, что, например, стоимость разработки и вывода на рынок нового препарата начинается от 3 млрд долларов. Соответственно, все фармацевтические компании в Российской Федерации – это частные компании. Не каждый производитель готов выложить как минимум 3 млрд долларов для того, чтобы начать разработку нового препарата, не понимая, как его будут реализовывать. Нет гарантии, что вложенные инвестиции вернуться, а вероятность выйти на международный рынок крайне мала. На международном рынке нас даже с дженериками никто не ждет, особенно в Европе, потому что это конкуренция. Страны-лидеры в фарм-производстве – это Германия, Франция – внимательно смотрят, кто пытается зарегистрировать новый препарат, и делают все для того, чтобы на европейский рынок как можно реже выходили российские, индийские и китайские препараты. Не потому, что у них качество хуже, а потому, что это будет потеря ниши для европейских производителей.
Бодрунов: Для России крайне важно производство лекарственных препаратов по полному циклу – от субстанции до готовой лекарственной формы. Цель – избавиться от «субстанционного рабства». Как отечественная фарма справляется с этим вызовом? Мы стали производить больше лекарств по полному циклу?
Дмитриев: Таких лекарств стало больше, но я не могу сказать, что их процент значительный. Не больше 5% от общего объема в упаковках. Будем откровенны, в ценовом качестве мы не можем конкурировать с Китаем. Речь не только про Россию, это общемировая тенденция. Китай фактически стал мировой фабрикой по производству субстанций. Низкая себестоимость китайских субстанций связана с дешевой рабочей силой и низкой стоимостью энергии. Тем не менее, когда началась пандемия, по части объемов запасов мы были готовы к прекращению поставок из Китая. Первый звонок прозвучал еще во время Пекинской летней олимпиады, когда Политбюро Коммунистической партии Китая приняло решение закрыть все химические предприятия в стокилометровой зоне вокруг Пекина. Поэтому сегодня, когда мы столкнулись с санкциями, по большому счету для нас мало что поменялось.
Если говорить об инсулине, то один из мировых лидеров по производству инсулина – это датская компания «Ново Нордиск». Она производит в Дании субстанцию, которой обеспечивает все свои заводы в мире, в том числе и завод в Калужской области. Вынуждать «Ново Нордиск» производить субстанцию в России нет смысла, потому что она будет дорогая. Опять же, если компания уйдет из России, это вряд ли станет якорем, чтобы удержать ее. Поэтому стимулировать нужно, но не запретительными мерами, о которых сейчас часто говорят («давайте запретим ввоз иностранных препаратов, если у нас есть препараты, которые производятся по полному циклу»). Нет, давайте создадим стимулирующие меры в виде налоговых преференций, преференций по арендной плате и так далее…
Цыганов: Трудно не согласиться коллегой – мы видим, что большинство современных субстанций производится в Китае и Индии. На наше счастье, эти страны относятся к числу дружественных, и их услугами целесообразно пользоваться. Не получится все производить у себя в силу того, что какие-то вещи в России в принципе отсутствуют. Что-то можно «приземлить» в России, где-то нужно искать варианты поставок и перестраивать логистику. Если мы пойдем по пути «давайте будем производить только у себя», наверное, не все жители России это поймут. Многие сталкивались с тем, что требуется определенное лечение. Не всегда можно заменить оригинальный препарат на дженерик. Поэтому должно быть многообразие, и задача государства – это многообразие обеспечить. К вопросу о налоговых и таможенных льготах. Действительно, следует использовать всевозможные экономические методы стимулирования. Для примера могу вспомнить Египет – страна, которая стимулирует фармацевтическую промышленность, приземляет производство у себя, добивается того, чтобы лекарства были качественными и относительно дешевыми. Они даже столкнулись с тем, что туристы начали вывозить лекарства из Египта, потому что они хороши и дешевле, чем на родине. Египту пришлось менять таможенное законодательство.
Бодрунов: Александр Андреевич, относительно доступности лекарственных препаратов – этот вопрос начал подниматься на государственном уровне ещё в 90-х годах. Однако до настоящего времени не существует отлаженных механизмов «лекарственного страхования» для большей части населения. Какие варианты решения этой проблемы рассматривались в нашей стране? И, как Вы полагаете, из чего нам стоит исходить при построении отечественной модели «лекарственного страхования»?
Цыганов: Действительно, лекарственное страхование – тема долгоиграющая и достаточно больная. У нас есть категория людей на федеральном уровне, которая получает бесплатные лекарства. Есть люди с определенными заболеваниями, которые получают бесплатные лекарства, стационарное лечение – на региональном уровне. Казалось бы, лекарственное страхование работает, но много нареканий. Выписывают не то, что нужно, а то, что есть, или то, что дешевле. Региональные программы разнятся в зависимости от того, как себя чувствует бюджет того или иного региона. В Москве хорошо, в Якутии – неплохо. А что будет в той же Бурятии или в Алтайском крае, где бюджеты меньше? Если посмотреть на мировые системы здравоохранения – лекарственное страхование работает. Проблема, как его запустить? Где взять деньги на то, чтобы эта система заработала. Нужно ли лекарственное страхование? Да, нужно. При этом, как убедиться в том, что лекарства, которые выписывают, реально необходимы, а не из того, что есть? Ведь можно головную боль лечить Анальгином, а можно провести исследование, понять, от чего болит голова, и выписать то, что требуется. Наверно, лекарственное страхование, которое будет покрывать только Анальгин, не сильно полезно.
Сегодня можно купить докупить лекарственное страхование к полису ДМС (добровольного медицинского страхования). Такое предложение есть на рынке. С ограничениями, конечно, на страховую сумму. То есть препарат стоимостью 1 млн долларов получить, увы, нельзя, иначе страховщики бы разорились. Тем не менее эта услуга особой популярностью не пользуется. Про нее не знают, а, может быть, есть надежда на государство, которое при необходимости обеспечит этими лекарствами в больнице.
Бодрунов: Как решаются вопросы «лекарственного страхования» в других странах? Чей опыт мы могли бы перенять и успешно применить в России, на Ваш взгляд?
Цыганов: Надо смотреть на развитые экономики – там, где лекарственному страхованию уже не первый год. Я не буду называть конкретные страны, потому что их опыт в целом полезен. Главный принцип – помощь должны получить нуждающиеся.
Дмитриев: Я могу добавить – у нас есть хороший опыт Кировской области, которая в течение нескольких лет проводила эксперимент по сооплате в рамках сердечно-сосудистых заболеваний. Когда этот опыт изучили другие регионы, было принято решение запустить такой пилот. Было определено 47 регионов, список препаратов, которые применяются при сердечно-сосудистых заболеваниях, но нас остановил ковид, к сожалению. Но мы надеемся, что когда постковидная, и постсанкционная эпопеи пройдут, мы к этому эксперименту вернемся.
Бодрунов: За последние десять лет в России появилась сильная фармацевтическая промышленность. Однако новое время диктует новые цели. В частности, на днях стало известно, что рабочей группой при Министерстве науки и высшего образования Российской Федерации разработана рабочая версия концепции поддержки фармацевтической отрасли, согласно которой Россия может достичь «лекарственного суверенитета» к 2030 году. Предполагается, что к началу следующего десятилетия препараты, произведенные в России, будут занимать 75% рынка в денежном выражении (в настоящее время – это 45%). Это должно обеспечить ускоренное развитие фармацевтической промышленности в стране и стать шагом к нашей независимости в области фармацевтики.
