Уважаемые читатели!
Сквозная тема этого номера журнала — промышленная политика — продиктована тем, что, на наш взгляд, проблемы промышленной политики в современных условиях актуальны как никогда, потому что на дворе — новая индустриальная революция. К сожалению, понимание этого факта пришло поздновато, через ошибки, заблуждения и потери, которые понесла российская экономика в период постсоветского развития. Напомню, что «промышленная политика» в те времена была ругательным термином, а потом и вовсе исчезла из нашего законодательства. Лишь в 2014 году появились первые законодательные решения по этому вопросу.
Возникает резонный вопрос: с чем это было связано? Это было связано с двумя важными институциональными и принципиальными вещами. Первое. В основе российской (и не только российской, такая ситуация была во многих странах) экономической политики до недавнего времени лежала либеральная экономическая доктрина, которая низводила роль государства зачастую до положения ночного сторожа и ориентирована была на представление об исключительно высокой эффективности рыночного саморегулирования. Практика показывает, что это далеко не так.
Второе — это теоретические предпосылки. В нашей стране в последние десятилетия превалировала базовая концепция постиндустриального общества, в которой делается акцент на переход экономики в область услуг в ущерб промышленности. Попросту говоря, обосновывалась естественная необходимость снижения доли промышленности в процентном отношении. На мой взгляд, в целом эти выкладки не подтверждаются.
Я сделал бы другой вывод из тех фактов, которые свидетельствуют о снижении процентного отношения доли промышленности в экономике: думаю, правильно считать, что качественные изменения происходят в самой структуре промышленного производства — изменяется характер производства, изменяются технологии, изменяется технологический уклад, который составляет базу развития общества. Это главный вывод, который делает Институт нового индустриального развития, и я как его директор.
Я бы обратил внимание на еще одну вещь: да, доля промышленности снизилась, но если взять сельское хозяйство, то его вклад упал и вовсе до незначительных процентов. Что, от этого снизилась значимость сельского хозяйства? Мы стали питаться воздухом и услугами? В постиндустриальной доктрине заложена методологическая неполноценность, которую подтверждают ответы на эти простые вопросы.
Думаю, что мы сейчас находимся в состоянии перехода к новому технологическому укладу, переходу к новому индустриальному обществу второго поколения — я об этом писал неоднократно. Этот тренд требует изменения нашего отношения к промышленной политике, изменения на уровне государства, на уровне общества, потому что лидеры будущего, я подчеркиваю, — это технологические лидеры. Те, кто сегодня это понимает, занимаются созданием новой промышленной политики, изменением структуры своего собственного производства.
Возьмем те же США. Эту политику начинал вовсе не Трамп, а Обама. Трамп же напрямую заявляет о необходимости возвращать производство в Америку, при этом декларирует создание 2–2,5 млн новых высокотехнологичных рабочих мест. Не 27 млн, как у нас, для Америки 2 млн таких мест — это очень важная цифра, за которую борется Трамп, а иногда и шишки получает. Если мы не идем таким же путем, не занимаемся развитием своей промышленности, мы не достигнем тех же результатов.