Гузель Улумбекова,
руководитель Высшей школы организации и управления здравоохранением, д.м.н.
– Мы все знаем указы президента, в которых поставлены цели по увеличению численности населения страны и ожидаемой продолжительности жизни до 78 лет к 2030 году. Мы понимаем, что ситуация в демографии сегодня чрезвычайная, что сбережение народа – это главный приоритет. За два года пандемии дополнительно умерло почти 1 миллион человек по сравнению с 2019 годом, продолжает снижаться рождаемость. 1,9 миллиона рождений было в 2014 году. В 2020 году – 1,4 миллиона рождений.
Сначала о рождаемости. Если бы у нас рождаемость осталась на уровне советского времени, сегодня бы родилось на 11 миллионов детей больше. В чём драма момента? Это количество женщин активного детородного возраста (20-34 лет), на которых приходится 80% рождений. Их число с 2011-го по 2028 год сократится на 7 миллионов. То есть начиная с 2022 года и до 2030 года – это в среднем минус 400 тысяч человек женщин активного детородного возраста.
Мы сделали регрессионное исследование, какие факторы в нашей стране влияют на рождаемость. Их три. Это доля женщин активного детородного возраста, реальные доходы населения и размер материнского капитала. У нас получилось, что увеличение реальных доходов населения на 10% приводит к увеличению коэффициента фертильности на 1,5%, увеличение доли женщин активного детородного возраста на 10% увеличивает коэффициент фертильности на 3,7%, а наличие материнского капитала – на 7% ежегодно.
Соответственно, исходя из этих связей, мы построили прогнозы рождаемости в Российской Федерации. При самых благоприятных прогнозах при условии, что реальные доходы населения будут расти на 4% ежегодно, коэффициент фертильности снизится до 1,44.
Сколько мы тратим на увеличение рождаемости и на поддержку семей с детьми? 1,7% ВВП. В то время, как такие страны, как Франция, Швеция и Германия, которые смогли добиться увеличения коэффициента фертильности, примерно 3-3,5% ВВП.
При каких условиях возможно увеличение числа рождённых в год детей? Мы предлагаем: удвоение материнского капитала при рождении вторых и последующих детей, поддержку семей с детьми от 3 до 7 лет, доплату половины медианной зарплаты в регионе, причём вне зависимости от статуса нуждаемости, при рождении вторых и последующих детей, создание дружелюбной среды для воспитания детей. И только при таких условиях – иллюзий быть не должно! – мы сможем увеличить рождаемость в стране.
Что мы с точки зрения здравоохранения можем сделать для поддержки рождаемости? Это укрепление репродуктивного здоровья женщин и мужчин и увеличение доступности медико-профилактической помощи для детей и подростков.
Теперь о смертности. В начале девяностых коэффициент смертности был на уровне новых стран Евросоюза. Если бы у нас смертность осталась, как в Польше и Чехии, нас сегодня было бы на 14 миллионов человек больше.
Мы рассчитали количество дополнительных смертей в 2020 году на миллион населения в России по сравнению с другими странами. Это на 30% больше, чем в Польше, на 50%, чем в США и в пять раз выше, чем в Германии. За 10 месяцев 2021 года этот показатель в расчёте на миллион человек в России оказался в два раза выше, чем в Польше и в США, и в четыре раза выше, чем в Германии. В результате ключевой показатель здоровья населения для нас, организаторов здравоохранения – ожидаемая продолжительность жизни – сократилась в конце 2021 года до 70,5 лет. То есть, упала на 5 лет по сравнению с новыми странами Евросоюза, и на 10 лет – по сравнению со старыми странами Евросоюза.
При этом в Российской Федерации показатели смертности были неудовлетворительными и до новой коронавирусной инфекции. Смертность у мужчин трудоспособного возраста у нас в 3 раза, а у женщин – в 2 раза выше, чем в странах Евросоюза.
С помощью регрессионного метода мы выяснили, от чего зависит ожидаемая продолжительность жизни в нашей стране. Первое – это социально-экономические факторы (40%). Второе – образ жизни. И третье – система здравоохранения (30%). При этом у нас сегодня в системе здравоохранения кризис. О чём говорят опросы населения? Россиян волнуют доступность врачей, особенно в сельской местности, и доступность лекарств.
Причина проблем российской системы здравоохранения, которые усугубились в результате пандемии, в том, что государственные расходы на финансирование бесплатной медицинской помощи у нас ниже, чем в других странах. Долгие годы они составляли 3% ВВП, что в 1,6 раза ниже, чем в новых странах Евросоюза, и в 2,5 раза ниже, чем в старых странах Евросоюза. При этом мы реализовывали губительные реформы. На фоне увеличения потока пациентов с 2012-го по 2018 год мы сократили число врачей на 46 тысяч, коек – на 160 тысяч, государственное финансирование здравоохранения –на 4% в постоянных ценах. Мы сокращали врачей и стационарные койки инфекционной службы. В результате к пандемии мы пришли разоружёнными.
У нас существенный дефицит кадров. Не верьте, когда говорят, что у нас обеспеченность врачами выше, чем в Европе. В расчете на 1000 человек населения она на 12% ниже, чем в Германии и во многих других странах. А именно это обеспечивает доступность стационарных коек.
К лекарствам по рецепту врача у нас имеют доступ только те, у кого есть льготы. Это 9 миллионов человек. В то время когда за рубежом это все, кто нуждается в лекарствах. В результате на душу населения мы тратим в сопоставимых деньгах в три раза меньше, чем в новых странах Евросоюза. Обеспеченность стационарным коечным фондом у нас ниже, чем в Германии, на 16%. Не верьте, когда говорят, что у нас больше всего коек в расчете на тысячу населения. Я не знаю, как нашим ученым удалось разработать три эффективные вакцины при таком финансировании государственной науки. Государственные расходы на медицинскую науку в нашей стране в 5 раз меньше в доле валового внутреннего продукта, чем в развитых странах, и в 23 раза меньше, чем в Соединенных Штатах Америки.
При этом у нас сегодня кризис понимания обществом и властью необходимости увеличения государственного финансирования здравоохранения. В 2022 году по сравнению с 2021 годом государственные расходы на здравоохранение сокращаются на 1% и в доле ВВП, и в постоянных деньгах, и эта тенденция продолжится до 2024 года.
Сколько нужно денег в системе здравоохранения, чтобы ожидаемая продолжительность жизни у нас к 2030 году была 78 лет? Как ни считай (тремя разными способами считали), получается, что каждый год нам необходимо увеличивать государственное финансирование здравоохранения на 8% ежегодно в постоянных ценах. Это 550 миллиардов рублей каждый год дополнительно вплоть до 2025 года и далее, чтобы хотя бы к 2025 году выйти на 5% ВВП. Для нашей системы здравоохранения это минимальный баланс. Оптимальный – 7% ВВП. Мы просим всего 500 миллиардов рублей. На что должны пойти дополнительные средства? Мы с в Высшей школе организации и управления здравоохранением, которую я представляю, сформировали проект главных задач, которые надо решить в системе здравоохранения. Я озвучу главные из них. Ничего не случится, пока мы не увеличим государственное финансирование здравоохранения каждый год на 550 миллиардов рублей. В первую очередь эти деньги должны пойти на то, чтобы были те, кто оказывают медицинскую помощь: врачи, медсёстры, фельдшеры. Базовый оклад наших медицинских работников очень низкий (12-25 тысяч рублей в зависимости от региона). Он должен, как у военных, составлять у врачей четыре минимальных размера оплаты труда, у медсестры – два. А у профессорско-преподавательского состава, как в советское время, – в два раза больше, чем у практикующих врачей. Вторая часть денежных средств должна пойти на обеспечение населения лекарствами и на дополнительные целевые программы реабилитации пациентов с коронавирусной инфекцией.
Вы спросите: а почему в России такая высокая смертность за два года пандемии? Я перечислю главные причины. Во-первых, у нас больше больных, чем в официальной статистике, а чем больше заболевших – тем больше умерших. Во-вторых – это недостаточная, несистемная, непоследовательная информационная работа с населением и СМИ по вакцинации. Тех, кто получил две дозы вакцины в нашей стране, за исключением тех, кто переболел, – 50% населения. Это намного меньше, чем в других странах. В-третьих – у нас децентрализованная система управления борьбой с коронавирусной инфекцией. Каждый регион отвечал за свои задачи. Не было централизованного управления во главе с Минздравом. В-четвертых – недостаточные противоэпидемические меры.
Доступность медицинской помощи – это врачи, медсестры, фельдшеры. Наша армия, говоря военным языком (а мы были на войне последние два года), полностью выгорела. Почти у 70-90% медицинских работников стресс. Погибло 1600 человек. У нас дефицит кадров. Согласно данным Общества пациентов, из отрасли ушло 100 тысяч врачей и 150 тысяч средних медицинских работников. Как мы привлечем их в медицину? Низкими зарплатами, про которые я говорила? Что делали страны с низкой дополнительной смертностью, такие как Германия, Норвегия, Китай, Тайвань? Во-первых, это своевременное реагирование. Страны Восточной Азии были готовы к пандемии, потому что они перенесли SARS и MERS. У них были чёткие и жёсткие протоколы действия. Они централизовано управляли пандемией во главе с Министерством здравоохранения. Был высокий уровень тестирования с отслеживанием контактов. И ежедневная информационная работа со СМИ. Например, в Тайване выходили министр, вице-премьер по социальным вопросам (оба – медики, кстати) и рассказывали о том, что уже сделано и что предстоит сделать.
Есть два сценария развития пандемии. Профессор Вашингтонского университета Крис Мюррей поддерживает оптимистичный сценарий – по его мнению, коронавирус вернётся через несколько месяцев, как эндемичное заболевание, то есть с отдельными вспышками, поскольку у большинства людей разовьётся иммунитет в результате вакцинации или перенесенной инфекции. Что касается пессимистичного сценария – это непредвиденные мутации вируса, которые могут вызывать более заразную и тяжелую болезнь. И нам нужно быть к этому готовыми. Будем надеяться, что мы пойдём по оптимистичному сценарию, но для этого надо понимать, что делать в здравоохранении.
по материалам научного форума «Абалкинские чтения» на тему «Экономика и пандемия», 21 февраля 2022 г.
