Александр Аузан,
декан Экономического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, д.э.н., профессор
Вы знаете, коллеги, мы иногда недооцениваем экономическое значение в стране и в мире: мы же крупные экспортеры образования. Да, это не те цифры, как по зерну или нефти, но это серьезное влияние. И я хочу вас порадовать, уважаемые друзья: две недели назад вышел свежий расчёт рейтинга Times Higher Education, не очень дружелюбного к России, но при этом самого давнего и известного в мире, два российских университета по категории «экономика и бизнес» вломились в первую сотню, на пять десятков мест улучшив свои позиции. МГУ – 62-й в этой сотне, Высшая школа экономика – 87-я.
Теперь к вопросу о том, куда можно было бы идти дальше и о чем надо продолжать спорить. Почему сейчас мне кажутся очень уместными дискуссии, которые начались и в Вольном экономическом обществе и на Российском экономическом конгрессе, и которые идут к организационным решениям. В конце ноября (речь от 11 ноября 2023. — прим.ред.) будет Федеральное учебно-методическое объединение по экономике, финансам и менеджменту, и, я думаю, мы будем принимать решение об изменении в стандартах и компетенциях.
Почему сейчас? Образование, конечно, всегда несколько отстает от науки, а наука, простите, практически всегда отстает от жизни. Мы нагоняем это путем специальных курсов, факультативов, элективов, но в базовых программах отстаем. Три удара за 15 лет: великая рецессия 2007 и 2009 года, которая снесла значительную часть макроэкономических моделей, удар ковида, потому что никто не думал, что социальные вопросы могут обостряться до такого состояния и что они могут стоить таких денег, и, наконец, геополитический, геоэкономический раскол мира, который идет и продолжается, как мы видим, и который заставляет думать не просто о разнообразии в этом мире, а о столкновении разных моделей.
А что происходит в мировой экономической науке и в университетах? То, что я рассказываю вам – это изложено в нашей статье в 10-м номере «Вопросов экономики», которую мы подготовили вместе с моими замечательными молодыми коллегами Александром Мальцевым и Александром Кульгиным. Кстати, в 11-м номере «Вопросов экономики» ответ на наши утверждения и дополнительные соображения изложены в посмертной статье Александра Владимировича Бузгалина, дописанной Андреем Ивановичем Колгановым. Я очень советую вам посмотреть обе статьи. Это наводит на размышления. И наши разногласия, сразу скажу, не велики.
Так что же показывает скрининг мировых тенденций? Во-первых, мировой экономический мейнстрим разрушается. Он в себя за последнее время пытается обволакивать, втягивать новые науки, которые исходят из совершенно другой аксиоматики, например, поведенческую экономику, где нету идеи о полной рациональности поведения. Во-вторых, происходит так называемая эмпирическая революция. Естественно, если начинают распадаться концептуальные схемы, то скептик говорит: «Вы мне докажите. Дайте пощупать». А «дайте пощупать» – это означает, что резко вырос спрос на эмпирические методы, разные количественные методы, и это не только эконометрика. Причем они применяются в сфере не только традиционно экономической, но и в социальной. В исследовании бедности, неравенства, экологических вызовов сейчас – время заточки эмпирических инструментов. В программах подготовки экономистов появились совершенно новые курсы в разных университетах, вроде эмпирических отраслевых рынков или экспериментальной экономики. Не только у нас, а всюду – большой спрос на практико-ориентированность, поэтому программирование, анализ данных и так далее – акцент на это прощупывается и в Китае, и в Европе, и в США, и в Латинской Америке.
Теперь давайте подумаем: нам-то что делать? Знаете, коллеги, я очень люблю фразу, которую сказал мне много лет тому назад один мой товарищ-биолог. Он сказал: «На наших с тобой могилах будет написано: „Они заблуждались искренне“». Поэтому я не утверждаю, что дорога ведет сюда, но мне кажется, что это так. Триединая формула: фундаментальная (подчеркиваю) подготовка в области современных эмпирических методов, прививка от идеологизации путем развития концептуального разнообразия и, разумеется, знание российских экономических реалий, потому что их, на наш взгляд, недостаточно в программах.
Почему мы говорим о фундаментальном образовании в области эмпирических методов? Мы – наследники континентальной романо-германской образовательной системы. У нас работает то, что включено в большие системные понимания. Именно это Михаил Васильевич Ломоносов привез нам, и поэтому обучение эмпирике не означает, что для этого должен появиться практический техникум. Эмпирические методы должны лечь, например, на хорошую математику, которая у нас есть.
Почему нужна прививка от идеологизации? Не хочется из огня и в полымя. Мы ходим от одной идеологической рамки, которая шоры выставляет, в другую, теперь в третью пойдем? Мы не можем готовить специалистов, которые не умеют снимать розовые очки, они должны это делать, а для этого они должны видеть разные подходы, они должны понимать, что в разные исторические периоды могут выигрывать в смысле продуктивности разные подходы.
Про знание России. Дело не только в том, что мы любим свою страну. Дело в том, что значительная часть тех решений, которые требуются в этой тяжелой ситуации, нужно найти здесь, в России. Как мы предлагаем это отражать? Мы начали, как это положено не в экономике, а в медицине, эксперимент на себе. Мы на экономическом факультете начинаем вводить новые курсы, практико-ориентированные навыки. Да, мы работаем с цифровыми компаниями так же, как Финансовая академия, как наши коллеги из других ведущих вузов. Мы вводим (это будет в весеннем семестре) принципиально новый предмет, сейчас он называется (но мне не очень нравится, как) «Общественные проблемы и экономическая политика» – ОП и ЭП. Главные признанные вызовы, глобальные вызовы и ответ по десяти различным направлениям на эти вызовы формируют матрицу. Разумеется, не все клеточки пока заполнены, но мы попробуем это представить плюс блок прикладных дисциплин, усиливающих это «россиеведение». Мы начали не в этом году, мы ввели для всех наших студентов экономическую географию России. Слава богу, у нас есть кому это прочесть.
Один комментарий по поводу того набора характеристик нового студента, который касается вынесения рекомендаций, руководствуясь гуманистическими принципами.
Много лет назад мой, увы, уже покойный товарищ из Казахстана, который несколько раз приводил молодых людей на посты министров в Правительство Республики Казахстан, сказал: «Идеальный возраст реформаторского правительства – 30–32». Я говорю: «Почему?» Он говорит: «Потому что они уже умеют кое-что делать, но еще не догадываются, какую боль они причиняют людям тем, что они делают». Вот я бы хотел, чтобы наши выпускники сознавали в процессе планирования, создания новых институтов, перемен в политике и так далее, что они могут быть источником боли, несчастья, и старались этого избегать. Как хорошо сказал мне академик Торкунов, ректор МГИМО: «Александр Александрович, Вы хотите, чтобы наши студенты были социально озадачены и социально озабочены». Я подтверждаю: «Именно!».
Выступление на Всероссийском экономическом собрании 2023 года.
