Любой здравомыслящий человек должен быть антикапиталистом

Дэвид Харви (род. 31 октября 1935 г. в Медуэе, Великобритания)
Член Британской академии, профессор антропологии и географии аспирантуры (graduate center) Городского университета Нью-Йорка
Один из крупнейших географов современности, марксист, обладатель (1995 г.) премии Вотрена Люда, которую называют Нобелевской премией географов. В 2007 году The Times включил его в список из 18 самых цитируемых интеллектуалов всех времен в области гуманитарных и общественных наук.
Книги:
«Научное объяснение в географии: Общая методология науки и методология геогра- фии», 1974
«Краткая история неолиберализма», 2007
«Неолиберализм и реставрация классовой власти», 2009
«Крах мировой капиталистической системы неизбежен», 2009
«Действительно ли это конец неолиберализма?», 2009
«Судный день для партии Уолл-стрит», 2011

Назад, в XXI век

Сам я — антикапиталист. Не потому, что у меня что-­то не в порядке с ДНК, и не потому, что так учила меня бабушка… На самом деле я начал читать Маркса лишь в 35­летнем возрасте. Я начал читать его, потому что другие книги по обществознанию не объясняли мне ситуацию конца 1960­х годов. Я взял Маркса и сказал себе, что, может быть, там что­-то есть. Почитав немного, я воскликнул: «Вот это да, здесь именно то, что я хотел узнать!» С тех пор это чтение стало еще более актуальным — ведь в конце 1960­х в том месте, где я жил, было социальное госу­дарство, роль государства была очень велика.

В Британии, например, командные высоты экономи­ки были национализированы и находились под кон­тролем у государства. Так что сложно было совме­стить реальность с тем, что написано в первом томе «Капитала». Но вот прошло 20 лет жизни при неоли­берализме, и уже к концу 1990­х вы открывали газе­ту, затем открывали главу Маркса о рабочем дне и поражались их идентичности: вот тебе на, мы вер­нулись в капитализм XIX века! Но при этом мы могли наблюдать за условиями труда в Индонезии, Мексике и Китае и других странах…

Иными словами, мы имели возможность наблю­дать не только за фабриками Манчестера, но и за фабриками всего мира и воочию видеть все ужасы неолиберального консенсуса, который сложился в 1990­х и стал доминировать в системе глобального капитализма, что привело к ужасающим последст­виям для всего остального мира. Второе, что нужно отметить, это то, что в данном случае мы имеем дело не просто с кризисом труда, а с кризисом общих условий жизни.

Что касается самого существования кризисов — возьмем, к примеру, гигантский кризис, обрушив­ шийся на Восточную и Юго­Восточную Азию в 1997– 1998 годах, а затем распространившийся на Россию и за ней на Латинскую Америку, — то внезапно обнаруживаешь, что кризисы­-то не разрешаются, а просто перемещаются из одной части света в дру­гую. И вот происходит большой кризис 2007–2008 годов (для США он большой, потому что произошел в США, все остальные кризисы для них маленькие). Думаю, что именно с 2007–2008 годов люди стали задаваться серьезными вопросами о том, что же происходит с этой неолиберальной формой капита­лизма?

Неолиберализм на страже неравенства

Если ознакомиться с рассказами людей, например, о росте социального неравенства (он прекрасно задокументирован на протяжении последних 30 лет, например, в данных Пикетти), то можно убедиться, что неравенство выросло необычайно. И все говорят: странно, как это могло случиться? Здесь что­-то не так. Но если встать на позиции неолиберализма (что я и сделал с самого начала), то это всего лишь «проект» имущих классов по возврату себе богатства и власти. Ведь социальное неравенство все росло, и росло потому, что мы все ближе и ближе подходи­ ли к рыночной экономике.

Один из тезисов Маркса, который он очень хорошо проработал в первом томе «Капитала», гласит, что чем ближе мы к рыночной экономике, тем богатые становятся богаче, а бедные — беднее. Поэтому, по определению, конкурентная рыночная экономика порождает все более и более высокие уровни социального неравенства. Так что неудивительно, что в 1970­х годах имущие классы (испытывавшие в то время определенные затруднения) пришли к выводу, что нужно перейти на рыночную экономи­ку, — и тут же стали богатеть. Этот опыт они получи­ ли и никогда от него не откажутся, если им не поста­ вить преграду. Поэтому, я считаю, что нам сейчас необходимо антикапиталистическое движение. В противном случае придет глобальная олигархия и на этом все закончится. Нам будут сверху дикто­вать все.

Почему надо быть антикапиталистом

Я заявляю, что я антикапиталист, в том числе и потому, что так учит Маркс, но Маркс еще и объяс­няет, почему нужно быть антикапиталистом. Для меня это послание очень важно: нам необходимо антикапиталистическое движение для ответа на вопрос, как выбраться из нынешнего болота, из ситуации, когда богатые богатеют, а бедные — бедне­ют. Замечу, что со времен кризиса 2007–2008 гг. 1% богатейших людей увеличил свое богатство примерно на 14–15%, а все остальные либо потеряли деньги, либо остались с чем были. И это — классический результат процесса, описанного Марксом в первом томе «Капитала». Разумеется, Маркс описывал и дру­гие процессы в третьем томе «Капитала» — финансо­вые спекуляции и то, как капиталистам стало гораздо легче зарабатывать деньги на таких спекуляциях, чем связываться с реальным производством. Именно это мы зачастую и наблюдаем на протяжении последних 30–40 лет. Так что третий том «Капитала» во многом помогает мне понять, как и почему финансовые спе­куляции оттесняют капитал.

Маркс ведь изобрел прекрасную категорию — «фиктивный капитал». Капитал порождает фиктив­ный капитал, капиталист богатеет, просто вводя в обращение этот фиктивный капитал, ровным сче­том ничего не делая и не создавая. Вот что происхо­дит, если спустить с поводка эту во многих отноше­ниях безумную капиталистическую систему. Все признаки безумия налицо: мой любимый пример — Нью­-Йорк. Мы имеем кризис доступного жилья. И мы строим огромное количество жилья для сверх­ богатых. Ведь сверхбогатым хочется там жить. Российские олигархи, саудовские шейхи — все хотят иметь пентхаусы на Парк­-авеню, чтобы раз в году приезжать туда пожить на недельку­-другую. Получается, что мы строим города не для жителей, а для инвесторов. У нас 60 000 бездомных в Нью­-Йорке. Треть детей Нью­-Йорка практически бездом­ные. На улицах их не видно, они ночуют на кушет­ках у друзей или знакомых. Безумно и преступно тратить все богатство на строительство домов для сверхбогатых. То есть капитализм не только амо­рален, но и безумен. Вот и еще одна причина, по которой я как находящийся в здравом уме человек, да и все другие находящиеся в здравом уме люди, должны быть антикапиталистами.

Грабительское накопление

При изучении процессов накопления у меня воз­никла мысль, что, хотя многие из них являются пря­мым продолжением процессов первоначального накопления, целый ряд их все же относится к про­цессам иного рода, которые тем не менее ведут к обогащению крупных капиталистов. Например, в 1992 г. Джордж Сорос сделал ставку на ослабление британского фунта по отноше­нию к дойчмарке. Британское правительство заявило, что будет поддерживать фунт в рамках определенного коридора, но Сорос решил, что фунт удержать в коридоре не удастся, если объем спекуляций будет доста­точно велик. Он поступил так: занял фунты и купил на них дойчмарки по курсу. Из­-за соз­давшегося давления фунт при­шлось девальвировать. Тогда Сорос обменял все дойчмарки обратно на фунты, вернул заемные средства и оста­вил себе курсовую разницу, возникшую из-­за деваль­вации. За семь дней он заработал миллиард долла­ров. Чей это был миллиард? Уверен, что британских налогоплательщиков. Фактически Сорос ограбил британских налогоплательщиков, украв у них мил­лиард долларов за семь дней.

Подобные операции совершались повсеместно. Взять, к примеру, кризис 1997 г. в Юго­-Восточной Азии. Совершенно работоспособные фирмы были вынуждены объявить себя банкротами, поскольку внезапно лишились кредитов. Так как они не могли продлить кредиты, им пришлось распродавать свои активы. Они и распродали их по крайне низким ценам. Тут пришли банки, все это скупили, выдали кредиты и вновь все эти фирмы продали, заработав на этом миллиарды за счет всех жителей Восточной и Юго­-Восточной Азии. То же дважды проделали и в Мексике. А ведь это — разновидность ограбле­ния, которому придается законный вид с помощью финансовой системы.

Поэтому я и решил, что не стоит называть это пер воначальным накоплением. Ведь это же современная разновидность ограбления. Я предпочитаю называть ее накоплением путем отъема собственности, пото­му что в данном случае происходит обогащение за счет отъема собственности у людей.

Вот другой пример: авиакомпания сталкивается с экономическими трудностями, объявляет себя бан­кротом, а на суде говорит: мы вернемся на рынок, нет вопросов, нам бы только избавиться от всех наших пенсионных обязательств, обязательств по медицинскому страхованию. Работники, которые надеялись, что у них будет пенсия, внезапно узнают, что пенсий у них не будет — так и происходит отъем собственности. Ведь это их право, это обязательство, и компания его не исполнила.

А посмотрите, что произошло в Греции. Там у пра­вительства с самого начала был выбор: либо не пла­тить по долгам, но тогда будет плохо немецким и французским банкам, либо не исполнять своих обя­зательств перед собственным народом. И оно решило не исполнять обязательств перед собственным наро­дом. Банкам хорошо, Европе хорошо, только грече­ский народ пострадал и продолжает страдать по сей день от этого жуткого процесса. Вот и хочется это назвать накоплением путем отъема собственности.

Интересная особенность современного капитализ­ма заключается в том, что мы все чаще наблюдаем, что процесс накопления протекает на фоне подобных эпизодов, а не традиционным путем, когда что­-то производится и из труда извлекается прибавочная стоимость. В той мере, в какой стало труднее найти способы извлечения прибавочной стоимости из труда, переходят на эту разновидность накопления, которая по сути равнозначна ограблению, хищению, отмыванию денег и тому подобным преступным дея­ниям. Все это характерно для современного капита­лизма.