Михаил Головнин,
директор Института экономики РАН, член-корреспондент РАН, член Президиума Международного Союза экономистов, член Президиума ВЭО России
Сфокусируюсь на термине, который уже вошел в научную литературу – «фрагментация». Не могу сказать, что мы наблюдаем в полной мере эти тенденции статистически, но, на мой взгляд, ярким показателем является как раз снижение темпов роста международной торговли. Если смотреть с точки зрения финансов, был достаточно серьезный шок в 2022 году, когда возросла и волатильность на мировых финансовых рынках, и сократились международные валютные резервы, что тоже можно отнести к одному из следствий процесса фрагментации. В 2023 году произошла некоторая стабилизация в части снижения волатильности и восстановления объема резервов.
На мой взгляд, что важно отметить в отношении финансовой системы: если мы можем в какой-то степени говорить о многополярности применительно к реальному сектору, торговле, в финансовой системе однополярность сохраняется. И, на мой взгляд, во многом тенденция к фрагментации является следствием этой однополярности. Почему? Мы видим, как санкции в отношении России фактически выключают ее из однополярной финансовой системы, где существует монополистическая инфраструктура, как в банковской сфере, так и на рынке ценных бумаг. Отчасти можно говорить о появлении Китая как отдельного, самостоятельного финансового центра, но мы прекрасно понимаем, что это центр во многом закрытый, в меньшей степени ориентирован на международные связи и очень специфический с точки зрения участия в международном движении капитала. Мы привыкли говорить о Китае с точки зрения прямых инвестиций, но на самом деле во многом он взаимодействует с другими странами именно через кредитную систему, государственные кредиты. И если говорить о долговой проблеме, она во многом проявляется именно в задолженности перед Китаем.
Произошло снижение темпов инфляции. Но я бы вот над чем задумался: а почему был всплеск инфляции в 2022 году? Не в смысле конкретных факторов, мы их можем назвать, но они действовали и на более ранних этапах, и цены на энергоносители росли гораздо существеннее в предыдущие периоды. На мой взгляд, одним из возможных ответов может быть рост фрагментации в мировой экономике, потому что сложившимся мнением было, что именно глобализация оказывала сдерживающее воздействие на глобальные темпы инфляции.
Очень важный момент – сохранение высоких процентных ставок денежно-кредитной политики. Причем я подчеркну: высоких процентных ставок в условиях снижающейся инфляции. Что это означает? Это означает рост реальных ставок процента и ужесточение условий на мировых финансовых рынках, что подчеркивается в докладе ООН. И вот здесь я бы хотел перейти к проблеме долговой нагрузки в мировой экономике.
Если в 2021–2022 году формально по отношению к ВВП долговая нагрузка несколько снизилась, то в 2023 году ее рост возобновился. По данным Института международных финансов, по итогам первого полугодия 2023 года долг составил примерно 336% от мирового ВВП, включая финансовый сектор, в абсолютном выражении – 307 трлн долларов. В первом полугодии долговая нагрузка возросла на 10 трлн долларов, причем в основном за счет развитых стран. Мы понимаем прекрасно, что даже в тех условиях, когда нагрузка снижалась формально, в основном, за счет высокой инфляции в 2021–2022 году, росли издержки обслуживания долга, потому что повышались процентные ставки.
Еще раз повторюсь, наблюдаемое сейчас сочетание растущих реальных процентных ставок и долговой нагрузки осложняет проблему долга. Понятно, что в краткосрочном плане это во многом проблема наименее развитых стран или стран с формирующимися рынками, не самых крупных, то в среднесрочном и долгосрочном планах – это проблема развитых стран, которые формируют основную часть глобального долга. И ее необходимо каким-то образом решать, а мы прекрасно понимаем, что в условиях фрагментации найти консенсус становится все сложнее. Фрагментация – это еще и проблема поиска решения глобальных проблем в существующих условиях.
И в завершении скажу несколько слов насчет такого близкого мне предмета, как денежно-кредитная политика. Меня порадовало, что ООН отметили тройную цель в своем докладе – экономический рост, контроль инфляции и финансовая стабильность, а не только инфляция, на которой часто концентрировались в последнее время. Да, мы понимаем, что в 2023 году ужесточение политики привело к замедлению роста, но опять же это замедление не было таким уж существенным. Те тренды, которые мы наблюдаем, пока не так однозначны. Я согласен, что многие риски, может быть, остаются скрытыми.
На мой взгляд, очень важный момент, который учитывается уже и в России, – это акцент в монетарном регулировании развивающихся стран таких составляющих, как управление движением капитала, то есть, в кавычках, ограничение на трансграничное движение капитала, макропруденциальная политика и регулирование валютного курса. Об этом много говорили, но это не выражалось в полной мере, но в 2022 году существенные подвижки в этом отношении произошли. И, наконец, нестабильность, которая проявляется в отдельных странах с формирующимися рынками, я имею в виду Аргентину, Турцию. Да, она была и до этого, но что показательно? Пока мы не наблюдаем массовых эффектов заражения между странами с формирующимися рынками, которые были, скажем, на рубеже 1990-2000 годов, и в этом смысле это тенденции, скорее, позитивные.
Но повторюсь, на мой взгляд, одна из ключевых проблем – это необходимость поиска решений таких глобальных вопросов, которые в нынешних условиях фрагментации становятся весьма сильно затрудненными.
