Александр Широв,
директор Института народнохозяйственного прогнозирования РАН, член-корреспондент РАН, член Правления ВЭО России
Оценки потенциала изменения эффективности говорят о том, что в некотором смысле экономическая динамика в нашей стране достигла верхней границы. Видно, что наша экономика существенно отстает от ведущих развитых стран с точки зрения и материалоемкости, и продуктивности использования первичных ресурсов, то есть какой-то объем дополнительных доходов можно получить за счет уменьшения использования первичных ресурсов. Это как раз отражает качество используемых технологий. Если мы подходим к оценке с этой точки зрения, то в ближайшей среднесрочной перспективе можно в отдельные годы получить динамику до 5%. Но она потребует экстремально высокого уровня инвестиционной активности. И это является ограничением, потому что и мы в институте, и наши коллеги неоднократно показывали, что существует размен между накоплением основного капитала и потреблением домашних хозяйств. Ресурсы перетекают из одной области в другую, поскольку они в экономике ограничены, а тем более в текущих условиях. Ограничения по наращиванию инвестиций связаны сейчас еще и с технологическими ограничениями.
Теперь — об оценке текущего состояния производственного потенциала. Довольно распространено мнение о том, что в нашей экономике значительная часть мощностей представлена еще советскими заводами, оборудованием и так далее. Но на самом деле доля старого советского капитала уже малозначима. Это значит, что большая часть того, что мы сейчас имеем, — это мощности, введенные после 2000 года. Из них значительная часть введена после 2010 года. Это современные мощности. А раз так, то эти мощности, безусловно, могут быть задействованы и с точки зрения импортозамещения, и с точки зрения их загрузки для увеличения удовлетворения растущего спроса.
Где наибольшая доля этих современных мощностей? Ну понятно, там, где наиболее высока оборачиваемость капитала. Это пищевая промышленность, производство строительных материалов, даже машиностроение. На самом деле на это можно опираться. Однако уровень загрузки производственных мощностей низок. Поэтому старая дискуссия о том, есть ли у нас потенциал увеличения производства на текущих мощностях, не имеет смысла, потому что такой потенциал есть. Старых мощностей почти не осталось. Вот из этого нужно исходить.
Ясно, что удовлетворение спроса в нашей экономике, где 50% ВВП формируются за счет потребления домашних хозяйств, определяется в значительной степени емкостью потребительского рынка и возможностью населения потреблять продукцию, наиболее сложную по своей структуре. Мы знаем, что, например, отставание и по обеспеченности жильем, и по обеспеченности товарами длительного пользования, теми же самыми автомобилями, очень высоко. Для того чтобы приблизиться к тем показателям, которые хотя бы есть у стран, сопоставимых с нами по уровню экономического развития, мы можем увеличивать спрос в этих секторах примерно на 4–5% и даже больше.
Но что этому препятствует? Примитивная структура потребления домашних хозяйств в нашей стране. Подавляющая часть расходов половины российских домашних хозяйств приходится на продукты питания и обязательные платежи. Это связано как со сложившейся структурой цен, так и с базовым низким уровнем доходов. Соответственно, изменения в этой области, безусловно, должны быть элементом стратегии.
Вообще, одна из развилок именно экономической политики (не развития экономики, а именно экономической политики) состоит в том, как увеличить доходы. Первая версия состоит в том, что мы должны действовать через инвестиции, то есть мы сначала увеличиваем инвестиции, потом увеличивается производство, потом увеличиваются доходы, ну и в итоге получаем результат. Вторая версия состоит, что мы можем действовать через доходы населения. На 100% нельзя идти ни по одному из путей. Но второе направление, то есть рост через увеличение доходов населения, на мой взгляд, тоже отрицать не надо, потому что анализ производственных мощностей и то, что мы видим по структуре потребления, как раз показывает, что в потреблении нужно каким-то образом исправлять.
В период кризиса под воздействием ограничений, которые у нас сложились в экономике, прежде всего упал спрос на бытовую технику, на автомобили, то есть на те товары, которые и определяют качество жизни. Спрос на продовольствие остался неизменным. Это значит, что структура неэффективного потребления населения еще усугубилась. То есть вот эту ловушку в том, что мы не можем обеспечить даже загрузку мощностей, ориентированных на потребительский спрос, нужно каким-то образом преодолевать.
Мы много говорили на Московском академическом экономическом форуме о затратах на исследования и разработки. Проблема состоит не просто в том, что в результате санкций у нас есть какие-то ограничения по финансовым ресурсам, а в том, что нас отрезают и хотят отрезать от большинства, более 75% результатов в области исследований и разработок. Примерно половина затрат на исследования и разработки, которые есть в нашей стране, — это затраты на импортные результаты исследований и разработок. Соответственно, либо мы заместим этот импорт из недружественных стран собственными затратами, собственными решениями в области исследований и разработок или же результатами из дружественных стран, либо вот технологическое отставание, которое мы и так имеем, будет нарастать. Поэтому в смысле долгосрочной перспективы затраты на исследования и разработки становятся ключевым способом роста. И здесь главный вопрос: какова научно-технологическая политика? Чем мы пытаемся заместить вот это отставание и каким образом мы будем реализовывать новые исследования? Как это будет выстроено институционально? И здесь же возникает вопрос: какие направления являются ключевыми? Это все вопросы к новой научно-технологической политике.
Ну и, наконец, мы говорили о том, что в отдельные годы экономика может расти примерно на 5%. Если учесть ограничения экономики, связанные и с санкционным давлением, и с невозможностью бесконечного увеличения инвестиций в основной капитал, то этот прогноз составляет 3% или чуть более. Важно, что значительный вклад в этот рост, особенно в более отдаленной перспективе после 2030 года, делает качественная компонента, которая состоит в росте эффективности производства, уменьшении использования первичных ресурсов, снижении материалоемкости, энергоемкости и так далее. Примерно 40% этого роста определяется именно качественной компонентой. И она напрямую зависит от технологических сдвигов. Речь идет и о сельском хозяйстве, и о композитных материалах, и об общественном транспорте, и о цифровизации. Все, о чем так много говорят, можно посчитать количественно. Вопрос в том, чтобы понимать, где предел потенциала изменения технологий и их влияния на экономическую динамику.
Некоторые выводы. Главное состоит в том, что перед вот событиями, которые произошли в текущем году, мы имели возможности пусть и невысокого, но роста, который в среднем определяется чуть выше темпов роста мировой экономики. Безусловно, потенциал роста — это вещь, которая меняется со временем. Под воздействием санкций, которые на нас сейчас обрушились, краткосрочный и среднесрочный экономический рост снизился. Но в конечном счете средне- и долгосрочный потенциал экономического роста, который у нас есть, будет определяться результатами реализации той стратегии, которую сейчас разрабатывает правительство. Мы видим определенные проблемы и с формированием среднесрочного прогноза, и с формированием проекта закона о федеральном бюджете. Это в некотором смысле — результат этих дискуссий. Но, так или иначе, в ближайшее время мы наконец сможем анализировать, как меняется экономическая политика, в какой степени она соответствует реализации того потенциала, который есть у нашей экономики.
