С 2021 года Россия перешла на новую методику расчета прожиточного минимума — по медианному доходу, отвязав его от ранее использовавшейся потребительской корзины. Зачем это было сделано и как может новая методика отразиться на жизни россиян? Какие существуют подводные камни при определении того, кто является бедным, и как их обойти?
По материалам программы «Дом “Э”» на телеканале ОТР от 06.03.2021 года
Игорь Алексеевич Николаев,
директор Института стратегического анализа компаний «Финансовые и бухгалтерские консультанты», доктор экономических наук
Сергей Николаевич Смирнов,
доктор экономических наук, Высшая школа экономики
Сергей Дмитриевич Бодрунов,
президент ВЭО России, президент Международного Союза экономистов, директор Института нового индустриального развития им. С. Ю. Витте, д. э. н., профессор
Бодрунов: Всем хочется быть здоровым и богатым или хотя бы не бедным. В Давосе в этом году на Всемирном экономическом форуме тоже педалировали эту тему. В мире есть две основные концепции определения уровня бедности: абсолютная и относительная. В России до 2021 года использовалась абсолютная концепция бедности, согласно которой ее граница — это стоимость абсолютной величины минимального потребления (у нас так называемая потребительская корзина, всем нам известная). Но с 1 января 2021 года Россия перешла на новую методику расчета прожиточного минимума. Этот самый минимум будет устанавливаться, исходя из так называемого медианного дохода, то есть дохода, выше которого он у 50% граждан, а ниже — у другой половины населения. Зачем это было сделано? И как это отразится на россиянах? Игорь Алексеевич, как вы полагаете, почему было принято такое решение: отвязать прожиточный минимум и минимальный размер оплаты труда от стоимости потребительской корзины? И вообще, как соотносятся эти понятия?
Николаев: Действительно, до самого последнего времени у нас использовался первый подход, абсолютный, связанный с потребительской корзиной. Причем надо сказать, что мы от него уже несколько лет назад стали переходить к относительному. Дело в том, что раньше мы считали минимальную потребительскую корзину и не только продовольственную, но и непродовольственные товары, услуги добавляли. Потом мы отказались несколько лет назад от подсчета хотя бы непродовольственных товаров. Но продовольственная минимальная потребительская корзина осталась.
Какие недостатки у этого подхода… Зачастую вызывало вопросы, почему, допустим, яиц 210 в год должно быть включено в потребительскую корзину на трудоспособное население, а на пенсионеров — меньше? И сколько? Вот эти вечные споры, сколько включать того или иного продукта, каков должен быть вообще состав этой корзины, они, на мой взгляд, продолжались бы всегда. И одновременно мы знали, что есть другой подход, относительный. Если у нас есть, допустим, показатель среднедушевого дохода, медианного душевого дохода, то медианного — это значит, что выше и ниже этой черты располагается по уровню дохода 50% населения. Мы же можем установить какой-то процент от этого медианного дохода…
Бодрунов: И определить уровень бедности, например.
Николаев: Да. И это представлялось, естественно, правильным. Тем более что опыт европейских стран и других стран говорит, что так и надо делать.
Почему мы так долго к этому шли… Потому что, в том числе, если взять те соотношения по относительному подходу, какие были, допустим, в Европейском союзе, то показатели бы бедности у нас были значительно выше. То есть это правильный путь, и я вполне удовлетворен, что наконец-то мы уходим от абсолютного подхода к определению границы бедности.
Бодрунов: Тем более вы абсолютно правильно сказали, что сама по себе потребительская корзина вызывала всегда огромные нарекания. Мы это в Вольном экономическом обществе обсуждали, однажды у нас была экспертная сессия по этому поводу. И что только не предлагалось! Но мне кажется, всегда мы утыкались в одну и ту же проблему: сколько мерить в граммах, сколько вешать в рублях и так далее, и тому подобное, и почему так… Вот это экономически обоснованная норма, это медицински обоснованная норма, это какие-то иные нормы и так далее. Но почему не включать туда экологическую компоненту, которая нарастает? Почему не включать другие какие-то проблемы и так далее… Так что переход к медианному доходу, мне кажется,это более комплексный вариант оценки ситуации, который, можно сказать, совершенно по-другому на эту проблему позволяет посмотреть.
Я хотел бы нашему уважаемому коллеге Сергею Николаевичу Смирнову задать вопрос. Скажите, пожалуйста, у нас сейчас медианный доход в качестве точки отсчета установлен, но установлен и уровень от медианного дохода, что такое бедность и что такое небедность… В некоторых странах есть некая градация — условная бедность, базовая бедность и так далее. У нас просто бедность и небедность. Скажите, уровень бедности у нас как установлен, на основании чего?
Смирнов: Один из конструктивных законов Государственной Думы был принят 29 декабря 2020 года, там четко установлены критерии. Если у вас 44,2% от медианного дохода, тогда вы считаетесь бедным и, соответственно, претендуете на все меры социальной помощи и социальной поддержки.
Откуда взялись эти 0,2%… Я думаю, отчасти от того, чтобы слишком сильно не повысить уровень бедности. Мне кажется, что мы перешли как раз к медианному доходу не вполне от хорошей жизни. Потому что вы знаете, что состав потребительской корзины должен был регулярно обновляться и устанавливаться. И последний раз он был установлен в 2012 году. После этого Дмитрий Анатольевич Медведев регулярно продлевал состав той корзины прожиточного минимума. Дальше шли разработки в Минтруде, и корзина должна была наполниться, улучшиться. Но понятно, что уровень бедности резко бы возрос, да… А у нас доходы, уважаемые коллеги не дадут соврать, с 2010 года несколько ниже сейчас, и не несколько, а на 10,5%. И вот, собственно говоря, так и получилось.
Бодрунов: Коллеги, а ваше мнение по этому поводу? Бедных станет меньше или больше?
Николаев: Я бы сказал, что мы с определенным лукавством подошли к получению этих 44 процентов. По сути, мы просто зафиксировали 11 тысяч 600 с чем-то рублей —это прожиточный минимум, посчитали мы, соответственно, по медианному среднедушевому доходу — это 44,2%. Отсюда и вот эти десятые-то и вылезли. А вот потом надо, на самом деле, стремиться к тем критериям, к тем показателям, которые есть и в других странах. Это же относительный подход!
Здесь будет вполне логично и правильно, что если в Европе 60% медианного среднедушевого дохода, то нам надо тоже к этому стремиться — 60% от нашего российского медианного среднедушевого дохода. И это будет черта, а если доходы ниже этой черты, то человек будет считаться бедным. Но понятное дело, что, если бы мы сейчас 60% установили бы, у нас было бы не 19,4 миллиона бедных, как по итогам первого полугодия 2020 года, а я так думаю, что все 30 миллионов, наверное. Все надежды на то, что мы надолго не задержимся на этой черте. Потому что уж если мы переходим к этому подходу, то давайте делать и следующий шаг.
Смирнов: Абсолютно согласен! Но тут возникает один, на мой взгляд, достаточно большой риск. Если говорить о тех же 60%, то я не исключаю, что новый импульс получит дискуссия о прогрессивном подоходном налоге. Кто оказывает меры социальной поддержки? В основном регионы, а где взять ресурсы? Будем повышать НДФЛ. За счет кого? За счет высокодоходных. А так я абсолютно согласен, что действительно 44,2 — это низко, но это отвечает текущей ситуации при условии, если мы не трогаем Фонд национального благосостояния.
Бодрунов: Коллеги, мы часто говорим о том, что необходимо снижать количество бедных. Это одна из важных социальных задач, которая поставлена и президентом, и вообще, собственно, всей нашей жизнью. И в идеале мы должны довести бедность до нуля, то есть бедных нет, все зажиточные, всё хорошо, есть богатые, есть живущие в достатке — вот идеальная модель нормального, условно говоря, нашего социального функционирования.
Но возникает вопрос: если мы всегда будем отталкиваться от середины и держать эту планку, условно, 44 процента, 48 процентов и так далее, то, в конечном счете, у нас все равно будут бедные по этому расчету, даже если они будут очень-очень богатые. И если будем отталкиваться от потребительской корзины, то в этом случае мы могли бы сказать, что корзина полностью удовлетворена, бедных нет, всем хватает. А вот по медианному доходу этого достичь невозможно. Что вы по этому поводу можете сказать? Насколько универсален сегодняшний подход?
Николаев: Я считаю, что в этом ничего страшного нет. Потому что это будут уже другие бедные. Да там эти 44,2% от того медианного дохода — это будет вполне себе приличный уровень. Как у нас сейчас говорят: да там бедные в развитых странах, у нас средний класс сопоставим. Так что в этом ничего страшного нет. Все равно количество бедных, может, и будет уменьшаться при таком подходе. Но я должен сказать: надо просто и смотреть-то более открыто на эту проблему! Ведь у нас раньше задача формулировалась — преодоление бедности. И в 2003 году в президентском послании, там именно такие слова были — преодолеть бедность. Сейчас, как мы знаем, снизить бедность в два раза к 2030 году по отношению к 2017-му. И это более трезвый взгляд на вещи. Поэтому снизить — это как с преступностью: да, можно ее значительно снизить, но в обозримой перспективе вряд ли будет такое состояние, что вообще не будет преступников. Так и здесь. Надо стремиться к тому, чтобы бедных было как можно меньше. Но по медианному доходу они все равно будут, и в этом ничего страшного нет. Это будет другой уровень бедности уже.
Бодрунов: Может быть, тогда надо идти по такому пути, по какому идут, например, в Западной Германии? Там, насколько мне известно, устанавливают абсолютную бедность — порог, потом следующая базовая бедность, потом еще какая-то бедность. Я, например, считаю, что потребительская корзина при всех ее недостатках отражала более точную ситуацию с определением понятия «кто же такой бедный».
Нам придется идти, видимо, по пути изменения каких-то градаций бедности в перспективе. Я не думаю, что сейчас это важно. Но тем не менее мы понимаем, показатель есть показатель, на него надо ориентироваться. Сказал президент в два раза снизить бедность, но как же мы можем снизить ее, если мы каждый раз будем порог повышать?В таком аспекте это задача, можно сказать, нерешаемая абсолютно!
Мне кажется, надо использовать не впрямую этот критерий, а какой-то комплексный подход для оценки реального состояния дел. Потому что бедный, например, 2010 года и бедный 2020 года — это разные бедные, вы совершенно справедливо сказали. А в 2030 году это могут быть еще более разные бедные, но уровень бедности может подняться, а не опуститься, если будет общество России богатеть. Поэтому в этом плане, я думаю, должен быть некий другой комплексный подход для оценки.
Смирнов: Есть одна очень большая проблема. Можно наполнять физически корзину, можно медианный доход считать и так далее, но могут быть трудоспособные одни и трудоспособные другие.
Представьте себе, у вас небольшая заработная плата, но у вас есть крыша над головой, у вас есть дача, у вас есть автомобиль, гараж и так далее — все это вы заработали. И в принципе, вы не являетесь бедным. А другой получает 150 тысяч, условно, но маленький ребенок, неработающая жена… И вот это проблема, прямого решения которой нет. Есть еще один очень важный момент — субъективная бедность. Вот я живу на одной лестничной клетке, а сосед живет лучше меня, а другой — еще лучше. Приходят социологи, я говорю: я — бедный, притом что мои доходы вполне адекватные. Вот эта структура расходов, мне кажется, очень важна, и ее приходится учитывать при решении проблем со стороны социальной защиты, социальной поддержки для каждой конкретной семьи. Собственно говоря, в этом суть адресного подхода.
Бодрунов: Я согласен с вами насчет того, что адресный подход важен вкупе с комплексными показателями. Я уже не говорю об образовании и качественном медицинском обслуживании и многих других вещах. Если эти вещи научиться считать, мне кажется, мы можем более четко ориентироваться на то, что мы все-таки имеем: рост бедности или снижение бедности. Потому что просто так ориентироваться на цифры, мне кажется, мало. И не зря мы перешли с одного метода учта на другой метод, потому что идет поиск этих показателей. Но я вижу, что и тот, и другой метод не являются идеальными.
Николаев: У меня, Сергей Дмитриевич, такой обеспокоенности нет. Я уверен, что перейдем мы на этот подход, и будет известна, например, планка в 11 600 или 12 тысяч рублей. И будьте уверены, найдется много желающих, которые посчитают: а что можно купить…
Бодрунов: … на эти деньги.
Николаев: Да. Не приходится сомневаться, что и буханка хлеба, и сколько яиц можно купить — все это будет посчитано. И мы будем иметь представление, действительно мы ушли вперед или, наоборот, с этим относительным подходом двинулись назад.
Бодрунов: Уважаемые коллеги, я хотел бы сказать, что в нашей дискуссии сегодняшней высветилась очень важная проблема. Отход от монетарного прямого измерения в пользу комплексной терапии болезни бедности. В Евросоюзе, насколько известно, с 2010 года уровень бедности рассчитывается с помощью многомерного индекса риска бедности и социальной исключенности, куда входит не только уровень доходов домохозяйств, но и уровень занятости трудоспособного населения, учитывается, чего человек лишен, выясняется, может ли семья позволить себе справиться с какими-то неожиданными тратами.
Споры о лучших методах учета бедности будут, наверное, идти долго. На сегодняшний день у нас пересчитанный по новым критериям прожиточный минимум вырастет на 3,7%, не совсем точно так, один в один, как это было. Но я думаю, что он как раз вырастет на уровень той инфляции, на которую считалась старая потребительская корзина, — на 185 рублей. Минимальная оплата труда у нас будет 5,5%, то есть вырастет на 5,5%, а значит, вырастет на 662 рубля. Пока это вряд ли сильно отразится как на доходах россиян, так и на количестве реальных бедных. Но, однако, надеемся, что эта новая методика все-таки поможет лучше ориентировать наши экономические власти на более комплексный подход к оценке, я бы сказал так, порога бедности и при формировании более эффективных программ снижения бедности.
