Биотехнологии наряду с информационными технологиями, нанотехнологиями считаются основой нового экономического уклада. Во всём мире этой отрасли уделяется огромное внимание. В развитых странах она вносит значительный вклад в развитие экономики. Например, в Соединённых Штатах до 5% ВВП создаётся с помощью биотехнологий. Какова ситуация в России, обсудили научный руководитель Федерального исследовательского центра «Фундаментальные основы биотехнологии» РАН, академик РАН Владимир Попов и президент Вольного экономического общества России, президент Международного Союза экономистов Сергей Бодрунов.
Бодрунов: Владимир Олегович, что такое биотехнологии сегодня? И какая картина в этом отношении в России?
Попов: Биотехнологии – очень неоднородные, разноплановые. Различают три основных вида, причем их принято различать по цветам. Биомедицинские – всё, что связано с человеком – красные; всё, что связано с сельским хозяйством, агропромышленным комплексом – это зелёные; промышленные технологии обозначаются белым цветом. Все они, как правило, очень по-разному регулируются. У них разные экономические и финансовые модели, поэтому их и рассматривают отдельно. Всё, что связано с биомедициной и биофарма – это одно большое направление, сельское хозяйство и промышленность – другое. На примере флагмана развития биотехнологий Соединённых Штатов вклад в экономику этих направлений примерно одинаков – по 2,5%.
Научным локомотивом в этой тройке является, естественно, биофарма, поскольку современная биофарма – это и есть по сути R&D всей отрасли. Все новые разработки в биотехнологиях создаются именно там, там сосредоточены основные деньги, основные научные кадры. Как ни странно, наиболее быстро они применяются на практике уже в области сельского хозяйства, а иногда промышленности, потому что там регулирование значительно проще.
Бодрунов: А вы какой-то пример можете привести, чтобы было очевидно, что такое сегодня биотехнологии? Вот, в сельском хозяйстве, скажем, все знают: посадил дед репку, выросла репка большая-пребольшая. А с биотехнологиями?
Попов: Наверное, биотехнологии и сельское хозяйство вообще неотделимы друг от друга на протяжении 10 тысяч лет. С тех пор, как мы научились возделывать землю, мы применяем биотехнологии – это и хлебопечение, и виноделие, и пивоварение, само собой. Если говорить о современных биотехнологиях, они появились сравнительно недавно, в середине прошлого века. Принято дату отсчёта современных биотехнологий на молекулярном уровне считать с 1953 года, когда была сформулирована гипотеза о строении ДНК. И за эти немногие десятилетия создан весь современный инструментарий. В качестве примера в области сельского хозяйства я бы привёл, например, то, что геномы основных продовольственных культур, таких как хлопчатник, соя, пшеница, рис, подверглись модификации, целенаправленному изменению для того, чтобы придать им определённые свойства. Именно эти линии, сорта высеваются на огромных площадях, составляющих десятки миллионов гектаров во всём мире, и обеспечивают продовольственную безопасность планеты.
Бодрунов: То есть, если говорить о нашем сказочном примере про репку, то репка уже не простая, а генномодифицированная немножко, и выросла не большая-пребольшая, а просто громадная на больших площадях.
Попов: Именно так, но есть терминология. Есть генномодифицированные линии и сорта, есть редактированные, и так далее – там существует много градаций. Соответственно, они по-разному регулируются.
Бодрунов: А вот эта проблема – генная модификация, связанная с риском использования генномодифицированных продуктов – как-то учитывается сегодня, особенно в биотехнологиях?
Попов: Существует большой дискурс, связанный, в основном, с проблематикой сельского хозяйства. Таких вопросов не возникает ни в области промышленной биотехнологии, ни в области биофармы. У биофармы – другие проблемы, связанные с этикой: можно ли вмешиваться в геном человека, каким образом, в каких случаях, с какой целью и какие есть риски? Это такая этически-философская проблема. В области сельского хозяйства она приняла такую остроту в связи с тем, что общественное мнение во многих регионах мира, в частности, в Европе было сформировано таким образом, что ГМО – это плохо, это вредно. А из социологических исследований известно, что если один раз сформировать общественное мнение, то никаким другим, как бы вы ни старались, обратно его уже не вернуть, в исходное положение. Я приведу пример из области нанотехнологий. Многие из наноматериалов достаточно опасны. Но там были приняты все соответствующие меры для того, чтобы разъяснить и регуляторам, и широким кругам общественности все риски и проблемы, и приняты все меры для того, чтобы провести широкий комплекс научных исследований, когда это опасно, когда это не опасно. И этой проблемы не возникает. А вот с генномодифицированными продуктами, подчёркиваю, не редактированными, а модифицированными, она существует.
Если оставаться на почве твёрдых научных данных, то нет ни одного доказанного факта о том, что генномодифицироваанные организмы каким-то образом вредны для человека, в частности, генномодифицированные растения. Другое дело, существуют сельскохозяйственные практики, связанные с применением генномодифицированных организмов, допустим, приобретших устойчивость к каким-нибудь сорнякам. То есть понятно, что фермеру примерно на 30% выгоднее сеять специально модифицированные растения, потом поливать их каким-нибудь гербицидом – это и снижает трудоёмкость, и увеличивает урожайность и так далее, то есть там чистая экономика. Но в результате вот эти все химикаты накапливаются в почве, выносятся в воду. И такие сельскохозяйственные практики являются тем злом, которое сопровождает внедрение генномодифицированных организмов. А сами организмы абсолютно для человека безвредны. Более того, доказано, что это естественный процесс, и существуют природные генномодифицированные организмы практически во всех группах сельскохозяйственных растений. Это доказанный научный факт.
Бодрунов: Владимир Олегович, вы выступали на Московском академическом экономическом форуме, который ежегодно проводит Российская академия наук, Вольное экономическое общество России и Международный Союз экономистов. Выступление ваше было яркое, запоминающееся, и вы отметили, что в России нет такой полноценной биотехнологической промышленности. Что нужно для того, чтобы эта промышленность всё-таки появилась?
Попов: Новое, говорят, это хорошо забытое старое. Советский Союз занимал второе место в мире по развитию биотехнологической промышленности и контролировал примерно 5% мирового рынка. Сейчас ситуация достаточно плачевная, наша доля рынка составляет исчезающие проценты. Современные биотехнологии развиваются не сами по себе, а в тесном контакте с решениями государства. Должна быть какая-то политическая воля, должен быть задан какой-то вектор в направлении того, что мы хотим развивать определенные рынки, производить такие-то продукты. Хорошим примером является пресловутый Green Deal – зеленая сделка, принятая в Евросоюзе. Это во многом политический документ.
Если говорить о России, я не буду упоминать биофарму. Там все более или менее нормально, там была принята в своё время правильная программа «Фарма-2020», которая позволила сделать решительный шаг вперёд, поддержать отечественную науку, производителей, сдвинуться с нулевой точки. И там есть нормальное поступательное движение. Но вот в области, в первую очередь, промышленных биотехнологий – полный застой и стагнация. Это связано с тем, что в стране отсутствует стройная политика в области биотехнологий, отсутствует нормальный документ высокого уровня, который определял бы развитие биотехнологий на среднесрочную хотя бы перспективу, отсутствуют механизмы планирования.
В Советском Союзе существовало даже специальное министерство – Главмикробиопром, которое занималось подобной проблематикой, и там было больше 50 заводов по стране, которые были районированы, специализированы и так далее. В большинстве стран мира, развитых экономик существуют национальные программы развития биотехнологий, построения элементов биоэкономики. Это касается и Евросоюза, и Соединённых Штатов, и Бразилии, и Китая, и более мелких стран. У нас отсутствуют механизмы подобного рода. У нас отсутствует центр принятия решений в области биотехнологий, и поэтому необходим определённый период поддержки государством создания новых рынков, преференций различного рода, налоговых льгот и прочего. Только в этом случае биотехнологии взлетают, выходят на рентабельность и потом начинают самостоятельное развитие.
Бодрунов: Сейчас формируется стратегия развития России, государственные программы, есть национальные проекты. Почему, как вы полагаете, есть такая недооценка потенциала биотехнологий промышленности? От чего это? От непонимания ситуации, непонимания потенциала?
Попов: Как я уже сказал, когда была проблема с фармацевтической отраслью, создали большую программу «Фарма-2020».
Бодрунов: Это позитивная программа, которая спасла, в общем-то, нас от пандемии.
Попов: К сожалению, там есть, конечно, проблемы. В сегменте высокотехнологичных, дорогих лекарственных препаратов наша доля рынка всё равно крайне мала, но хотя бы нижний, средний диапазон в какой-то мере стал закрыт отечественными препаратами, появились нормальные игроки на рынке – компании ещё не суперкрупного масштаба, но которые вполне могут играть уже на отечественных и международных рынках. А вот в области промышленной и сельскохозяйственной биотехнологии таких целенаправленных действий не было – всё осталось исключительно на бумаге. В 2011 году была принята программа развития биотехнологий в Российской Федерации «Био-2030». Она закончилась и никто не думает о том, что хорошо бы её реанимировать. Прошло много лет, она во многом была наивной, может быть, но, тем не менее, это остаётся единственным программным документом, который определяет развитие биотехнологий в Российской Федерации. Необходимо каким-то образом провести актуализацию – сменились технологии, появились новые рынки, новые продукты…
Бодрунов: Да, сейчас другой технологический уровень, конечно, и другие возможности финансовые в стране.
Попов: Совершенно верно. И если мы говорим о том, что биотехнологии действительно являются основой нового технологического уклада, являются горизонтальной технологией, пронизывают все отрасли развития экономики, то, наверное, необходим какой-то государственный подход к их развитию, а он в настоящий момент полностью отсутствует. Есть отдельные элементы поддержки: программа по генетическим технологиям, очень важная, нужная, своевременная, но это только маленькая часть чего-то более крупного, что должно регламентировать развитие данного направления в нашей стране. Это есть во всех развитых экономиках мира.
Бодрунов: Ваш центр, который занимается фундаментальными проблемами биотехнологий, мог бы выступить в качестве инициатора обновления вот такой комплексной большой программы.
Попов: Для этого был создан специальный механизм в своё время, были созданы технологические платформы в Российской Федерации – около 20 штук. И одна из первых технологических платформ – как раз «Биотехнология и биоресурсы» – была создана в том числе при участии нашего федерального центра, Московского университета и компании Ростех. Она успешно функционирует, является экспертной площадкой, на которой рассматриваются различные проекты, создаются документы аналитического уровня. Она объединяет довольно много как ведущих научных организаций страны, так и представителей крупного бизнеса и химического, и сельскохозяйственного, и она могла бы взять на себя функцию интегратора для того, чтобы актуализировать программу развития биотехнологий Российской Федерации на современном этапе. Но её надо разделить между биофармой и промышленной и сельскохозяйственной биотехнологиями – это разные две вещи.
Бодрунов: Что могут дать нам биотехнологии в будущем, через 10-15 лет.
Попов: В первую очередь, это, конечно, всё, что связано с благополучием человека: это новые лекарства, это новые методы и подходы к терапии таких тяжелых заболеваний, как онкология, дегенеративные процессы и так далее. Затем – повышение продуктивности сельского хозяйства, новые сорта и линии, породы животных.
Наша цивилизация – цивилизация отходов. У нас огромное количество и бытовых, и сельскохозяйственных отходов, и отходов лесопереработки. В одной России это 500 миллионов тонн в год. Биотехнологии – это тот инструмент, с помощью которого вы можете превратить эти биотехнологии в полезные продукты – это безотходное производство, экономика замкнутого цикла.
Конечно, нужно говорить и о новых материалах, построенных на биологических принципах природоподобия.
Все это ведет к улучшению экологической обстановки, уменьшению нагрузки на окружающую среду. В конечном итоге это развитие производительных сил общества при условии сохранения комфортной окружающей среды для будущих поколений. В этом и есть миссия биотехнологий, в этом состоит смысл построения элементов биоэкономики в нашей стране или более широко – во всемирном масштабе.
Бодрунов: Хотелось бы понимать, есть ли у нас для этого потенциал, есть ли у нас кадры, ресурсы соответствующие? Вопросы только в понимании ситуации или, может быть, есть какие-то реальные препятствия, которые не позволяют нам сегодня интенсивно заниматься этой проблемой?
Попов: Последние полтора года, когда мы живём в условиях пандемии, показали, что Россия с честью выдержала испытание как научная держава в первую очередь. Созданы современные, эффективные вакцины, что было бы невозможно без создания соответствующей инфраструктуры, если бы не сохранились научные школы, не было бы кадров, не уделялось бы этому внимание со стороны государственных органов. То же самое необходимо сделать и в других областях: в промышленной, сельскохозяйственной биотехнологии.
Одна из основных проблем – это страшнейший дефицит кадров. Надо помнить, что сейчас наука – одна из основных производительных сил общества, и каждый рубль, вложенный в научные исследования, окупается многократно в дальнейшем. Примерам нет числа, последние полтора года – тому ярчайший пример. Конечно, мы надеемся, что наш бизнес, в первую очередь, крупный бизнес станет более подвижным, интересующимся проблемами биотехнологий. Здесь есть определённые подвижки в последние несколько лет. В стране есть несколько крупных проектов, которые привлекают внимание отечественного крупного бизнеса, которые не ограничиваются рамками только Российской Федерации, где проводятся соответствующие комплексы научно-исследовательских работ. Некоторые из них дошли до стадии пилотных экспериментов. Будущее всегда лучше, чем настоящее. Поэтому мы надеемся, что и в области биотехнологии у нас всё будет неплохо в ближайшее время.
Бодрунов: Будем надеяться на это. В завершение я бы сказал, подводя итоги нашей беседы, что да, есть проблемы в биотехнологии. Проблемы, которые мы сегодня обозначили, могут быть решены, потому что у России есть для этого образовательный потенциал, высокообразованное население, научно-технологический потенциал – пандемия это чётко доказала: мы создали собственные вакцины, причём высокоэффективные вакцины, которые ни в чём не уступают вакцинам других стран – лидеров по биотехнологии. Следовательно, биофарма у нас, по крайней мере, оказалась на высоте, и это очень важный показатель нашего научно-технического потенциала. У нас есть то, что мы, может быть, не очень затронули в нашей беседе, но стоит это подчеркнуть – серьёзные природные ресурсы для развития такого рода технологий. В этом плане мы имеем неплохие возможности для того, чтобы выйти на лидирующие позиции в мире, а без этого нам сегодня рассчитывать на серьёзное продвижение наших интересов в мире, на обеспечение нашего социального благополучия через 10 – 15 лет, наверное, не придётся. Поэтому мы должны этим серьёзно заниматься.
По материалам программы «Дом Э», Общественное телевидение России, 16 октября 2021 г.
