Николай Рыжков, выдающийся советский государственный деятель, ныне сенатор, выступил на презентации своей книги «Тревожные размышления о русском лесе» на сессии Координационного клуба ВЭО России.
Николай Иванович Рыжков,
член Комитета Совета федерации ФС РФ по федеративному устройству, региональной политике, местному самоуправлению и делам Севера, председатель Совета министров СССР в 1985 — 1991 годах, к.э.н.
Первое, на что хотел бы обратить особое внимание: вы видели мою биографию — я ни одного дня не работал в лесной промышленности и ни одного месяца не работал в сельском хозяйстве. Вся моя жизнь до 20 лет была связана с Донбассом, то есть я не видел лесов до 20 лет. У нас были небольшие рощи, где росли лиственные породы: дуб, ясень, клен. Я не видел до 20 лет, как растет ель, сосна, грибы. Это был очень засушливый край.
В 1953 году я познакомился с книгой Леонида Леонова «Русский лес». Постепенно, шаг за шагом я вникал в эту проблему, пытался понять, почему этот человек так глубоко залез в русский лес, какие были побудительные мотивы? Я сначала не понимал, но когда я несколько раз прочитал лекцию Ивана Вихрова из этой книги, я понял, что весь смысл, вся глубина философии заключена именно в ней. Леонов понимал, что лес надо обязательно восстанавливать, или рано или поздно он погибнет. Тогда находились люди, которые говорили: «Ты против индустриализации идешь». И он оказывался в дураках. Эта книга вышла в декабре 1953 года, а за два месяца до этого вышло Постановление ЦК и Совета Министров о лесе. Там все говорится о том, сколько нужно вырубить, сколько перевезти, но нет ни одной строчки, о том, как восстановить этот лес, что надо посадить какие-то деревья. Я в какой-то степени уловил направленность, глубину мысли Леонова, именно это подтолкнуло меня, чтобы сесть и заняться этим делом.
В 1918 году леса были национализированы, первоначально чисто условно. До 1930-х годов у нас не было, по сути дела, службы защиты лесов. Далее появилась система — хорошая или плохая, но она была и разделялась на две части: это лесопромышленный комплекс, который занимался производством древесины и всей продукции, которая делается из древесины, и вторая — лесное хозяйство. Министерство лесного хозяйства объединяло 1800 совхозов, лесных хозяйств, лесхозов. Были недостатки, но система была, и движение в сторону сбережения лесов было.
Подошли 1990-е годы, все разрушено, несколько лет страна находилась непонятно где. Одни считали, что леса надо передать в частную собственность, другие, наоборот, говорили, что так мы все погубим. Процесс формирования мировоззрения шел очень сложно. И когда дошли до Лесного кодекса, многие люди, которые в какой-то степени болели о русском лесе, и я в том числе, стали выступать против. Бои были большие, что-то мы сумели защитить, но в основном мы потерпели поражение, потому что по-настоящему мы потеряли хозяина леса.
Хозяином леса, я убежден в этом, должно быть государство. С таким же успехом можно говорить об атмосфере. Кто хозяин воздуха — Розенберг или все-таки Россия? 1800 лесхозов превратились в лесничества. Лесничий только ходит и оформляет бумажки, больше ничего. Лес стал товаром, к нему было соответствующее отношение. Что-то пытались выровнять, принимались десятки поправок, но в целом все оставалось по-прежнему.
Многие в то время выступали и говорили, что Лесной кодекс нужно переработать. Если вы поинтересуетесь, что делается в Англии, Канаде, Америке, Финляндии, Бразилии, то увидите, что в каждой стране есть ответы на эти вопросы. Да, есть частная собственность в той же Швеции. Но я не хотел бы быть там частником. Он имеет, допустим, 1,5–2 га леса, но чтобы срубить елочку, он износит ноги до колена, чтобы получить всевозможные разрешения, пройти комиссии. Там жесточайшие правила. И таких примеров очень много.
Мы настояли, чтобы была создана комиссия Совета федерации, и она сейчас работает с лесным хозяйством, работают над теми проблемами, которые есть сегодня. Есть ряд проблем. Идут пожары. Почему идут пожары? А были пожары раньше или это изобретение сегодняшнего дня? Пожары были и при Иване Грозном, и до Ивана Грозного, было так, что на два метра ничего не видно было. Пожары начали тушить только в 1930-х годах. Это первое.
Второе. У меня возникает вопрос, почему в то время горело столько, а сегодня горит столько? Ответ есть, и он очень сильно настораживает. Если взять последние 40 лет, посмотреть температуру, то в России каждый год теплело в 2,5 раза быстрее, чем в мире.
Многое зависит также от службы. Когда была централизованная система, министерство, у них была своя авиация, пожарная техника. Мы сейчас забыли, а лет десять назад Владимир Путин ездил по деревням и устраивал разгон, что нет ни одного пожарного колокола. Если взять охрану, то было 80 тысяч охранников. Сегодня, по сути дела, охраны нет. Сколько раз принималось решение правительством увеличить их число, но даже там, где увеличивают, лесники превращаются в таких служащих, которые бумажки заполняют.
Если уйти от деталей, мы должны раз и навсегда прийти к выводу, что лес — это бесценная государственная собственность, и мы должны к нему только так относиться. Паллиативы не приведут ни к каким результатам.
Поэтому я считаю, что, может быть, «Тревожные размышления о русском лесе» в какой-то степени помогут. Мне кажется, те материалы, которые здесь собраны, могут помочь тем людям, которые болеют за природу. Человек в какой-то степени живет сегодняшним днем и сколько Бог отпустил — 80, 90, 100 лет. Мы смотрим на 70 лет, а то, что будет через 300 лет, — это только Богу известно. Наука говорит, что если ничего не менять, через 800 лет на Земле лесов не будет.
