Какая у нас промышленность

Научный руководитель Финансового университета при Правительстве РФ, член-корреспондент РАН, вице-президент ВЭО России

— Как говорил человек, 200­-летие со дня рождения которого мы недавно отмечали, экономические эпохи отли­чаются не тем, что производится, а чем производится, какими орудиями труда. В эту пятницу я специально пошел на громадную выставку на Краснопресненской набережной — Международную выставку металлоре­жущего оборудования. Я пришел туда, чтобы посмотреть на наше, отечественное. Не буду пересказывать, что я там увидел…

Если вы производите даже самую красивую и сложную вещь на чужом технологическом оборудовании, ни о какой импортонезависимости, технологической неза­висимости речи не идет. Я напомню, что в указе Прези­дента четко сказано, что других источников роста нет, кроме роста производительности труда, и с 2024 года производительность должна расти не менее чем на 5% в год, а если вы посмотрите на среднегодовые за послед­ние семь лет официальные цифры, это значит, что нам нужен скачок производительности от трех до пяти раз по несырьевым отраслям. Такой скачок сделать на име­ющейся технологической базе в принципе невозможно.

В декабре 2008 года на научной сессии Академии наук был озвучен доклад по состоянию технологиче­ской базы нашей экономики, где было сказано, что рос­сийская экономика в основном находится в четвертом технологическом укладе с элементами пятого, в то время как страны — технологические лидеры — в пятом с элементами шестого. При таком разрыве, как бы вы ни определяли содержание укладов, в принципе невозможно выйти на тот уровень, потому они и обго­няют нас по производительности.

Отсутствие приоритетов

Руслан Гринберг
Научный руководитель Института экономики РАН, член-корреспондент РАН

— Что лежит в основе того, что не осуществляются хорошие планы? В моем представлении, здесь — сочетание мировоз­зренческой философской линии российских реформаторов, как при Ельцине, так и при теперешнем президенте, и нежела­ния рисковать. Я это очень хорошо понимаю, поскольку объявлять широкомасштабные планы по поводу импортозамещения или 25 млн высокотехнологи­ческих рабочих мест — одно дело. Это хорошая риторика, она всегда зовет вперед, это нормаль­но — любая власть должна излучать оптимизм, наша — не исключение.

Но если серьезно посмотреть, чего не хватает?.. Я вижу основной грех разговоров о промышлен­ной политике, а тем более ее реализации, в том, что это — промышленная политика без приорите­тов. Когда говорят об импортозамещении — это и есть промышленная политика без приоритетов, всем сестрам по серьгам. У всех есть задание уве­личить долю отечественной продукции — это смехотворная история. Если ты действительно хочешь получить тотальное импортозамещение, то ты должен закрыть страну, а это значит — обречь себя на технологическое захолустье на долгие времена.

Неэффективное образование

Олег Смолин
Первый заместитель председателя Комитета по образованию Государственной Думы ФС РФ, акдемик Российской академии образования, д. ф. н.

— Международные исследования показы­вают, что модернизацию проводят те страны, которые тратят на образование около 7% и более от ВВП. Бразилия поставила задачу выйти на 10%. В России, по данным Высшей школы экономики, в 2006 году было 3,9%, а сейчас — 3,6%, то есть в два раза меньше. Если говорить о международных делах, то мы — 22­-е среди государств Организации экономического сотрудничества и развития по доле финансирования от консолидированного бюджета и 29­е — по доле финансирования от ВВП.

Не далее как позавчера я спрашивал у Алексея Кудрина, что будет с программой ЦСР в области модернизации образования. Ответ был такой: «Предусматривает, но в очень слабом виде». Что касается программы ВШЭ и ЦСР «12 решений для нового образова­ния», полной ясности нет — если она и будет реализована, то очень частично…

На мой взгляд, совершенно очевидно, что если мы говорим о новой индустриализации, то она требует новой образовательной политики. Контур этой новой образовательной политики мы заложили в боль­шой проект законов об образовании для всех. Он предлагает решение всех основных системных проблем российского образования.

Нет собственных технологий

Владимир Катенев
Депутат Государственной Думы ФС РФ, член Комитета ГД по энергетике, председатель совета Санкт-Петербургской торго- во-промышленной палаты

— Недавно в Ленинградской области была сделана газовая турбина Siemens на новом современном заводе, мы провели экспертизу, подтвердили, что эта турбина – российского происхождения по степени добавленной стои­мости, по переработке и т.д. Та самая турби­на, которую мы попытались поставить в Крым. И чем все это дело закончилось?..

Первое, что должно лежать в основе поддерж­ки государства, — это собственные техноло­гии. А в этой связи первым звеном являются проектные институты. Они оказались невостребованными, практически все превратились в бизнес­центры. Лаборатории на моем заводе все закрылись, потому что сегодня это отрасли, которые не финансируются.

Слабый пищепром

Сергей Митин
Заместитель председателя Комитета Совета Федерации по аграрно-продовольственной политике и природопользованию, д. э. н., профессор

— Агропромышленный комплекс за последние 15 лет стабильно демонстриру­ет неплохие темпы роста. Последние 5 лет — 15%, это в три раза выше, чем рост ВВП… Мы вытеснили практически весь импорт, тем не менее только на 1,7% превысили уровень 1990 года. Это говорит о малой насыщенности нашего рынка. Фактически одна треть продуктов пита­ния, которые к нам приходят на прилавки мага­зинов, — это импортные продукты. С экспортом тоже есть проблемы: у нас — 20 млрд долларов, но в 2016 году у США — 140 млрд, у Голландии — 90 млрд, то есть мы входим только в двадцат­ку стран.

В структуре экспорта превалирует сырье. Если пшеница — 14% от мирового экспорта, то мука — только 2%. Если мороженая рыба — 9,8%, то филе из этой рыбы — 2%. Повторяется то же самое, что и с жидкими углеводородами, и с лесом. Что необходимо сделать? Прежде всего, разви­вать пищевую перерабатывающую промышлен­ность, но сегодня из 6500 наименований обору­дования, которое применяется для производства продуктов питания, только 2000 мы можем делать сами. В мясопроизводстве — 94% обору­дования импортное, в молочной продукции — до 90% и т. д.

Низкая целевая эмиссия

Михаил Ершов
Главный директор по финансовым исследованиям Института энергетики и финансов, профессор Финансового университета при Правительстве РФ, д. э. н.

— Финансовые экономи­ческие кризисы повышают значение промышленной политики. Последний кри­зис — тому наглядное под­тверждение. Хотя промыш­ленная политика в той или иной мере существовала всегда, именно при адми­нистрации Обамы, а это был пик последнего ипотечного кризиса, эта промышленная политика существенно уве­личила масштабы, размеры и объемы. Вся эмиссия национальных валют составила почти 4 трлн с большим креном в сферу целевых длинных бумаг. Это подтверждает тезис, что в зрелых экономиках националь­ные приоритеты формируют основу всей денежной системы.

Все доллары мира, которые сейчас суще­ствуют, на 90 с лишним процентов были проэмитированы под государственные зада­чи. Все японские иены, которые сейчас есть в мире, изначально были проэмитированы под государственные приоритеты японского министерства финансов. У нас целевая эмис­сия — меньше 5%. По сути, в их случае имеет место полномасштабная денежная политика, когда вся монетизация решает сначала прио­ритеты экономической политики.

Если мы в той или иной мере будем использовать и разрабатывать аналогичные подходы у нас, то это фактически сделает нашу финансовую сферу и нашу экономику суверенной, сможет обеспечить нам рост в условиях внешних ограничений и санкций.

Слабая политика технологических заимствований

Виктор Полтерович
Заведующий лабораторией математической экономики Центрального экономико-математического института РАН, академик РАН

— Мы — догоняющая страна, очень сильно отстаем от передовых стран. Для того чтобы догонять, нужно прежде всего заимствовать технологии. Об этом говорит соответствующая теория, об этом говорит опыт тех стран, кото­рые добились успеха. Один из наиболее извест­ных теоретиков догоняющего развития Александр Гершенкрон в 1952 году ввел поня­тие «преимущества отсталости» — это возмож­ность заимствовать технологии и методы хозяйствования, уже разработанные, доказавшие свою эффективность в передовых странах. А вот цитата известного японского историка раз­вития труда Хаями Акиры: «Период ускоренного экономического роста с середины 50­х гг. до начала 70­х был по существу процессом быстрых технологических заимствований».

До тех пор пока мы рассчитываем на то, что создание Нанотеха или «Сколково» позволит нам совершить этот большой скачок, мы будем терпеть неудачи. У нас определенное понимание этой задачи на самом деле есть: 31 мая 2016 года было создано Агентство технологического развития, ему поставлена специ­альная задача как-­то управлять заимствованием технологий, но мас­штабы деятельности недостаточны, финансирование недостаточное. Эта задача должна быть поставлена на государственном уровне.

Отсутствие стратегии

Елена Ленчук
Директор Института экономики РАН, д. э. н., профессор

— У нас нет стратегии, мы не знаем, какую экономику мы строим, мы выстроили страте­гию научно­технологического развития, где ни слова не говорится о технологиях вообще. Сейчас выстроена национальная технологиче­ская инициатива — она тоже создавалась достаточно кулуарно, и непонятно, как она будет управляться и финансироваться, что она нам дает. Только сегодня разрабатывает­ся прогноз научно­технологического развития, который пытаются­ привязать к реальному сектору экономики.

У нас фактически все поставлено с ног на голову. Сначала рвут стра­тегии, которые ни о чем, а потом делают прогноз, а в прогнозе опираются на сценарии, которые прописаны в стратегии. Этого быть не должно. Мне кажется, если бы у нас реализовывалась цепочка, которая прописана в законе о стратегическом планировании: про­гноз — стратегии — программы и дальше проекты, мы могли в опре­деленной мере продвинуться вперед, а сейчас мы в принципе не понимаем, что нам нужно и где мы находимся.

Высокая энергоемкость

Роман Голов
Член Президиума ВЭО России, заведующий кафедрой «Менеджмент и маркетинг высокотехнологичных отраслей промышленности» Института инженерной экономики и гуманитарных наук МАИ, д. э. н., профессор

— Энергоемкость российской экономи­ки, в частности промышленного сектора, имеет потенциал для энергосбережения, который оценивается в 138 млн тонн услов­ного топлива. Есть такой показатель — интенсивность использования энергии на единицу ВВП, измеряемый в килограм­мах нефтяного эквивалента на доллар США. Среди всех стран БРИКС у нас этот показатель самый высокий — 0,34. Китай — 0,23, Индия — 0,14, Бразилия — 0,11, Южная Африка — 0,25. У промышленно развитых стран этот показатель составляет до 0,15… Одним из инструментов, который себя хорошо зарекомен­довал в Европе и Америке, является механизм энергосервиса, когда к реализации проектов по повышению энергоэффективно­сти подключаются сервисные компании, которые за свои сред­ства реализуют энергосберегающие мероприятия, а возникаю­щий финансовый эффект компании делят в определенной пропорции, что обеспечивает возврат инвестиций.

Нетехнологичность управления

Виталий Шаров
Профессор Департамента общественных финансов Финансового университета при Правительстве РФ, д. э. н.

— Мы сейчас говорим о про­блемах, связанных с принятием решений в реструктуризации экономики, в развитии экономи­ки, в формировании каких­-то стратегий. Я ни разу не видел, чтобы при решении этих задач те органы государственного управ­ления, которые принимают решения, использовали соответствующие научные технологии принятия решений. Существуют точные алгоритмы, которые надо соблю­дать, чтобы была хотя бы надежда на принятие разум­ного решения. Если эту технологию не соблюдаешь, никакой надежды нет. Мы должны постоянно подчер­кивать это обстоятельство: любое разумное решение можно принять только в том случае, если используешь давно известные и точно сформулированные техноло­гии принятия решений.

Низкая производительность труда

Георгий Остапкович
Директор Центра конъюнктурных исследований НИУ ВШЭ

— Главная проблема промышленно­сти — производительность труда. У нас нет резервной армии занятых, нет дополнительной загрузки мощностей. Часто звучит мысль, что надо все импор­тозамещать. Не надо. Нужно замещать те производства, которые будут работать в начале 2020­х: фотонику, искусствен­ный интеллект, редкоземельные метал­лы, фармацевтику. Не нужно создавать современные станки и строить станкостроительные заводы.

Есть два фактора риска. Первое: промышленность накроет демографическая яма. Эта отрасль требует физических затрат, а сейчас катастрофически будут выбывать рабочие в возрасте 32–52 года. Для промышленности — серьезный удар. И второе. Не надо нам мифологизировать четвертую промышленную революцию — создание цифровой экономи­ки. Это все хорошо, но доходы от первой революции, от соз­дания парового котла, ваты, ткацкого станка были гораздо больше, чем то, что произойдет…

Общие призывы

Яков Дубенецкий
Руководитель Центра инвестиций Института народнохозяйственного прогнозирования РАН, профессор

— Сложилось так, что, как только выйдут очередные указы, мы с придыханием ждем выполне­ния, но как они выполняются, мы уже видим: больше профанаций, чем выполнения. Если критиче­ски посмотреть на эти докумен­ты: нет конкретных механизмов, ресурсных маневров, конкретных ответственных за конкретные задачи, практически все – общие призывы. По­-моему, манифест компартии был более конкретен…

Главный порок системы управления стра­ной — это практически полное отсутствие ответствен­ности на всех уровнях. Года три назад министр про­мышленности и торговли с гордостью докладывал, что торговля обогнала обрабатывающую промышленность: дала 18% ВВП, а промышленность — только 16%! Мы с такими министрами — без элементарных политэконо­мических и общих экономических понятий — какие-­то промышленные сдвиги собираемся делать?