Трезво о цифровизации

Что сделать, чтобы не было как всегда. 

Поезд технологического развития движется настолько быстро, что угнаться за ним и пытаться прыгнуть в последний вагон — невозможно. Цифровизация, понимаемая как повсеместное тотальное внедрение информационных цифровых технологий в жизнь, перевод на цифру всего и вся — это то, что российские власти провозглашают как к способу возврата утраченных экономических позиций. Если мы думаем, что можем ускорить что-то цифровизацией, это, конечно, правда, только что мы будем ускорять? Какую экономику? Итак, после первоначального анализа озвученных «цифровых» инициатив российские экономисты высказали ряд важнейших замечаний о том, что же в самой идее, и тем более в ее реализации, может оказаться «неработающим». 

Фото: Михаил Синицын, «Российская газета» 

ПРОБЛЕМЫ ПРОГРАММЫ «ЭКОНОМИКА»

Сергей Бодрунов,

президент ВЭО России, директор Института нового индустриального развития им. С.Ю. Витте: 

«Сразу вслед за выступлением президента была издана цифровая программа «Экономика». Думаю, она еще будет дорабатываться, и потому хотелось бы ее обсудить. В этом документе намечены контуры, а не какие-то четкие и ясные позиции, реализацию любого из этих контуров необходимо осуществлять через определенные дополнительные нормативные акты: постановления Правительства, регулятивные документы, законодательную базу надо менять и т. д. То, над чем нам всем надо еще работать и работать.

Напомню, что в числе базовых вещей там — форсайты, прогнозы развития цифровой экономики, цифровых технологий, основные направления развития, мониторинг, контроль результатов программы и система управления программой. На мой взгляд, во всем этом перечне система управления программой — важный вопрос. Кто и как ею будет заниматься?

Сейчас идут дебаты в министерствах по поводу нового проекта постановления правительства — кто будет управлять «цифровой экономикой» и как. Вопрос важный: это огромные деньги в будущем, большие полномочия и т. д.

Минкомсвязь подготовило проект постановления правительства о системе управления реализацией программы «Цифровая экономика». Он предполагает сформировать для этого экосистему с центром — автономной некоммерческой организацией, которая будет отвечать за реализацию программы. Смотрим на участников программы, а это базовые госкорпорации, в том числе «Ростех», «Росатом». Бесспорно, грамотные фирмы, вполне в теме, но в то же время исполнители — те же самые. Таким образом, и управленцы программы, и исполнители, и контролеры — в одном лице. На мой взгляд, это ведет к конфликту интересов.

Есть также проект постановления Правительства от Минэкономразвития — о полномочиях МЭР. У них свой взгляд. Предлагается весь контроль передать Минэкономразвития, и ему же — нормативно-правовое регулирование. Это — важный момент, потому что сегодня есть огромное количество изменений в нормативных актах, надо, чтобы кто-то координировал и контролировал. То есть контроль и координация — за МЭРом. А вот за Минкомсвязи предлагается оставить стратегические функции, исследовательские компетенции, технологии, инфраструктуру цифровизации и т. д. Мне кажется, что этот проект более рациональный.

Я бы не отдал с ходу предпочтение каким-то определенным направлениям технологического развития в сфере инфоцифры. И не стал бы позволять зацикливаться только на тех вещах, которыми владеют наши уважаемые гиганты-концерны. Я сам — информационщик по своему образованию и могу сказать, что очень многие вещи появляются в этом пространстве как бы «из ниоткуда»; невозможно сегодня научный процесс загнать в эти жесткие рамки, невозможно развитие технологий, тем более таких как цифровые, так просто обозначить в каких-то направлениях.

Я видел предложения такого рода: взяли три-четыре направления и поставили сроки — давайте будем исполнять. Конечно, хорошо, если это действительно сработает, но, если не оставить пространства для маневра, многие вещи, которые не попадут
в ходе исследовательского процесса в это самое прокрустово ложе, останутся вне программы. А таких вещей очень много: еще совсем недавно, на первых прикидках Национальной технологической инициативы в РАН мы рассматривали ряд программ, и в них не было таких вещей, как, например, стандарты связи шестого и более позднего поколения, нейросети, сети с альтернативной топологией и передачей данных, варианты дальнейшей трансформации концепции «интернета вещей», а ведь уже сегодня — это жизнь!

Прочитав документ, я считаю, что в ней сохраняется тот риск, который отражен в заключении экспертного совета при Правительстве на тогда еще проект этой программы. Там была такая фраза:

«…Предложенное описание программы позволяет сделать вывод о том, что целью проекта является не опережающее развитие Российской Федерации, но стремление к 2025 году поднять уровень цифровизации экономики страны на текущий уровень ряда развитых стран… Такая позиция приведет к тому, что к 2025 году Россия будет нуждаться в разработке новой программы развития цифровой экономики, так как одной из фундаментальных характеристик сферы информационной компьютерной технологии является скорое внедрение новых технологий, появление которых сегодня невозможно предусмотреть».

Таким образом, для себя я вычленил две большие проблемы. Одна проблема — это заложенные подходы к программе, вторая — управление программой. От того, как эти две проблемы сейчас будут решены, зависит успех и программы, и, учитывая ее важность и роль для страны, возможность России войти в группу экономических лидеров XXI века».

ОСОЗНАТЬ, ЧТО МИР — ДРУГОЙ

Сергей Калашников,

первый заместитель председателя Комитета Совета Федерации ФС РФ по экономической политике, председатель временной комиссии Совета Федерации по мониторингу экономического развития, д. э. н., профессор: 

«Какова государственная форма модернизации? Мне кажется, вопрос чисто риторический и ответ однозначный: вся система власти на сегодняшний день, к сожалению, обеспечить стратегию социально-экономического развития на ближайшее хотя бы даже десятилетие, не говоря уже до 2030 года, не способна. К декабрю 2017 года должна родиться вот эта стратегия социально-экономического развития. Нынешний аппарат не может ее в принципе подготовить по одной простой причине: нет даже общего понимания терминологии, не говоря уже о сущности тех процессов, которые ожидают нас в будущем. Приведу конкретный пример по поводу смешения двух понятий. Цифровая экономика и новый технологический уклад. Цифровизация — это уже некоторое оформление того, что есть. А если его нет, так что оформлять? Те 10 платформ, которые сейчас намечены Правительством для цифровизации — ни о чем. Почему? Потому что цифровое оформление и обеспечение обмена информацией на базе цифровых платформ предполагает и новое построение взаимодействия между различными агентами. Просто давайте оцифруем те достаточно кондовые бумажные процессы, которые сейчас идут, давайте перейдем от арифмометра к счетной машинке. Не более.

А вот о новом технологическом укладе, в отличие от цифровой экономики, в России не говорят или — я прошу прощения — говорят, говорят на всех форумах, но именно — говорят. В последние три года все форумы — ялтинский, дальневосточный, питерский — говорят об этом. Вопрос: «А слышит ли кто-то этих экспертов?» Я думаю, что их не слышат даже профессиональные экономисты.

Нужно осознать колоссальную вещь, совершенно стратегическую: впервые хозяйство и труд переходят от переработки материалов за счет тех или иных энергетических возможностей и технологий к переработке информации, то есть раньше мы брали материал, что-то с ним делали, получали товар, а сейчас мы берем информацию, что-то с ней делаем и получаем информацию — это совершенно иной характер труда, иной характер производства. Многие экономисты этого совершенно, на мой взгляд, не понимают, и это выливается в то, что не поднимается самая главная проблема, чисто экономическая. В новой экономике, когда речь идет о новых формах производства, совершенно по-другому стоит проблема ценообразования.

Проблема стоимости превращается в совершенно нерешенную проблему на сегодняшний день, а понятно, что для любой экономики проблема цены — это основа всех основ, без этого нет ни управления экономикой, ни осознания этой экономики. Я сразу хочу сказать, что наряду с технологическими товарами, информационными, появляются еще и социальные услуги, которые тоже не имеют цены. И сфера социальных услуг, которые не имеют заданного результата и определенной объективно по любым формулам цены, растет. То есть традиционная экономика в этой части просто рушится, и мы, экономисты, об этом совершенно не говорим.

Конечно, прорыв страны вполне возможен и в условиях нашего экономического отставания. Есть ли у нас шанс? Да, шанс еще есть. По одной простой причине — мы в этом своем непонимании того, что будет завтра, непонимании того, что мы находимся на кардинальном переломе, не одиноки. Абсолютное большинство стран, даже наиболее активно финансирующих различные современные информационные технологические производства, экономически, то есть в экономической теории, не осмыслило эти процессы. И мы тут на равных находимся с ними, и мы не глупее других, и весь вопрос, когда мы действительно озаботимся этой проблемой».

НЕОБХОДИМО ЭКСПОРТОЗАМЕЩЕНИЕ

Руслан Гринберг,

научный руководитель Института экономики РАН, член-корреспондент РАН: 

«Констатация совершенно правильная — того, что высокие технологии определяют будущее в конкурентной борьбе стран, которая не заканчивается, а, наоборот, обостряется еще больше в связи с тем, что вернулась геополитика в своем самом отвратительном виде, со взаимными угрозами и подозрениями. И похоже, что дело только обостряется. Это все цементирует наше отставание в технологиях, их применениях, по крайней мере. Я не являюсь специалистом по цифровой экономике, у меня такое ощущение, что это опять новая какая-то кампания, которая призвана быстро решить проблему, и опять слышатся голоса, что нам надо обогнать, не догоняя.

На самом деле, ситуация такова, что экономика страны вступила в стагнацию, из которой неизвестно, как она будет выходить. Мне кажется, что до выборов президента вообще ничего не будет, никаких изменений принципиальных в экономической политике, независимо от того, что напишут Кудрин и его ребята, или Титов, или Институт экономики.

Денег в стране очень много — в банках, в частности. Говорят, что нужно понизить процентную ставку — мол, кредиты у нас дорогие. На самом деле, все это ерунда. Если ты знаешь, что твои товары продаются, ты всегда найдешь и деньги, и с налоговой инспекцией договоришься, и со всем, кем хочешь. Главная проблема, что у нас, как пошло с 1992 года, так и не кончается — нет спроса. Нет спроса на технологии, нет спроса даже на товары. Как начинать бизнес? Кто чем должен заниматься? Мой анализ малого и среднего бизнеса, их потребностей говорит о том, что самая главная проблема в том, что неизвестно, что производить.

В том, что признавать успешным в модернизации, цифровизации и так далее, должны быть какие-то критерии. В моем представлении, этот критерий можно назвать экспортозамещением. Несмотря на всякую хорошую риторику последнего времени, точнее, даже последних двух лет — о том, что снизилась доля сырья, ясно, что произошло это только за счет того, что цены на сырье упали. Если бы 75% наших экспортных товаров не были такими волатильными в ценовом отношении, то можно было бы смириться с тем, что происходит, но главная проблема в том, что они как раз — волатильные».

Экспортозамещение имело бы смысл, чтобы каким-то образом не только создать несырьевую экономику или хотя бы сырьевую подвинуть немножко, но это было бы залогом стабильности экспортных доходов, а соответственно, и стабильности валютного курса, который, на мой взгляд, сам является одной из главных причин теперешней неопределённости и неуверенности в будущем.

КАДРЫ НЕ РЕШАЮТ ВСЁ

Сергей Валентей,

начальник Научно-исследовательского объединения, научный руководитель РЭУ им. Г.В. Плеханова, д. э. н., профессор: 

«Центральный вопрос, который возникает и который сегодня обсуждается, состоит не в том, что у нас плохая экономика, а в том, что у нас отвратительные кадры. Причем это кадры — от рабочих до управленцев самого высокого уровня. Мне кажется, вопрос, который мы должны поставить: собственно говоря, что мы будем оцифровывать? Если мы сейчас спросим: какие кадры нужны основной массе хозяев предприятий и высшего менеджмента? Они скажут, что высококвалифицированные и низкооплачиваемые. Но что такое современная экономика? Это высококвалифицированные, высокооплачиваемые кадры, которые имеют возможность вкладывать свой человеческий капитал и развиваться. Получается, наша экономика не заточена на цифровизацию.

Мне кажется, что тот период, который мы переживаем, это период середины 20-х годов, прединдустриализация, когда требовалось решить три центральные задачи: 1) массовое обновление производства, 2) массовое переобучение кадров всех уровней, 3) внедрение современных методов управления. Если мы будем решать только одну задачу — всех «отцифруем» — а зачем? В таком случае мы будем иметь негативный результат — готовить кадры для западной экономики, что мы успешно делаем».

ВСЯКОМУ ОВОЩУ СВОЁ ВРЕМЯ

Дмитрий Сорокин,

научный руководитель ФГОБУ ВО «Финансовый университет при Правительстве РФ», член-корреспондент РАН, вице-президент ВЭО России: 

«Понятно, что экономическая модель должна строиться на определенной технологической компоненте. Это правильно. Но мы об этой технологической компоненте не говорим, а все строим приоритеты. Я напомню: в 2001 году такой приоритет был сформулирован как инновационная экономика — это памятная программа Грефа. Там было сказано, что «в 2007–2010 году мы переходим на инновационную экономику». Потом мы сформулировали приоритет модернизации экономики. Сейчас мы сформулировали приоритет цифровой экономики.

Я согласен с тем, что, хотя переход на цифровую экономику каждый по-разному понимает, не исключено, что это — именно тот сдвиг в производительных силах, говоря по-старому, который, может быть, изменит систему всех социально-экономических отношений. Как правильно уже был задан вопрос: а какую экономику собираемся оцифровывать? Я хочу сказать, что термин «цифровая экономика» возник, насколько я понимаю, не в российской действительности.

ГЛАВНАЯ ПРОБЛЕМА 

«У нас нет спроса на технологии, нет спроса даже на товары. Как начинать бизнес? Кто чем должен заниматься? Мой анализ МСП говорит о том, что самая главная проблема: неизвестно, что производить», — Руслан Гринберг.

И вот в этой связи я вспомнил о докладе, который в 2008 году на научной сессии Российской академии наук был озвучен. Был сделан вывод, что страны — технологические лидеры — сегодня находятся в основном в пятом технологическом укладе с элементами шестого, в то время как российская экономика находится в четвертом технологическом укладе с элементами пятого. После кризиса 2009 г., после торможения 2010–2013 гг., после остановки в 2014 г., после кризиса 2015–2016 гг. вряд ли технологические компоненты сильно изменились. И тогда у меня возникает вопрос, а, может быть, всякому овощу свое время? На каком технологическом укладе возник переход на цифровую экономику, если он оттуда пришел? От пятого к шестому. У нас задача другая, задача России — завершить переход в пятый.

Я хочу напомнить, что, по открытой статистике, доля отечественных станков и производственных процессов в ВПК в Советском Союзе составляла 93%. Какая она сейчас? Мы даже не восстановили уровень высшей точки тучных годов, если сравнивать с 2008-м, а в сравнении с 2009 годом мы в два раза меньше их производим, я уже не говорю про 1991-й. И это — официальная статистика. В нашей уважаемой «Российской газете» 15 декабря 2016 года было опубликовано заявление заместителя министра промышленности и торговли Василия Осьмакова, что доля импорта в потреблении станкоинструментальной продукции по гражданским отраслям обрабатывающей промышленности за девять месяцев 2016 года — 88%.

В чем причина? Мы постоянно меняем приоритеты. Сейчас возникает вопрос: зачем станки, когда надо оцифровывать все? Я ни в коем случае не ставлю под сомнение важность увеличения темпов роста ВВП, и задача — не отстать от мира по этим темпам. Только все время надо помнить, за счет чего мы собираемся выходить на ВВП не ниже среднего к 2019–2020 году.

В свое время, в двенадцатую — последнюю советскую пятилетку, была принята концепция, согласно которой надо было решать две задачи — ускорение темпов экономического роста и одновременно технологическое перевооружение. Тогдашний директор Института экономики Российской академии наук Леонид Иванович Абалкин сказал, что с точки зрения науки эти задачи несовместимы. Генеральный секретарь ЦК заявил: «Это экономический детерминизм». Кто прав, показала жизнь. Хотим реиндустриализации — давайте закладывать правильно цели, формулировать приоритеты стратегии. А то ведь опять будут общие слова о необходимости социального благополучия».

УЖЕ РАБОТАЮЩАЯ ЦИФРОВИЗАЦИЯ 

ЧТО ВЫШЛО С НАНОТЕХНОЛОГИЯМИ 

В 2010 году — 354 нанотехнологии, в 2016-м — уже 1116. Рост в три с лишним раза. Однако доля РФ в мировом экспорте технологической продукции осталась на прежнем уровне.

Роман Голов,

директор Института менеджмента, экономики и социальных технологий Национального исследовательского университета «МАИ», главный редактор журнала «Экономика и управление в машиностроении», д. э. н., профессор: 

«У нас уже есть ряд перспективных проектов. Автоматические системы диспетчеризации, контроля и учета потребления энергоресурсов, разрабатываемые на кафедре управления энергосбережением МАИ, как раз и являются одной из систем цифровой экономики, которая уже успешно реализуется. Они позволяют достичь значительного эффекта, реально работают и имеют определенный потенциал для ее дальнейшего развития.

В ракетно-космической и авиационной отрасли такие современные самолеты, как «Сухой Суперджет», МС-21 и так далее, разрабатываются с учетом цифрового моделирования — для этого в «Сухом», в ОАК (Объединенной авиастроительной корпорации) создавались специальные центры, которые позволяли прежде всего сократить объемы средств, связанных с разработкой и внедрением серийного производства.

Интересное сотрудничество у нас есть с медициной в области хирургии. Ведь что такое работа хирурга, тем более начинающего? Постоянная наработка опыта. И здесь появилась совместная программа с Сеченовским университетом. В чем идея? Скальпель, все эти инструменты для малоинвазивных манипуляций хирургии — в руках врача, а все остальное — цифровое. Эта технология позволяет выявить типичные ошибки, которые хирурги совершают, попытаться их локализовать и т. п. А это — сохраненная жизнь, здоровье, сокращение количества больничных и так далее.

Те цифры, которые я привел по сравнению с зарубежными, конечно, откровенно говорят о том, что нам, мягко говоря, есть к чему стремиться, но в то же время потенциал у нас хороший».

БЕЗ КОНКУРЕНЦИИ НЕ БУДЕТ ТЕХНОЛОГИЙ

Игорь Николаев,

директор Института стратегического анализа ФБК, профессор Высшей школы экономики, д. э. н.: 

«Я понимаю, это модно, президент ведь сказал «цифровая экономика»! Но сразу почему-то вспомнились нанотехнологии. Если смотреть статистику по нанотехнологиям, она замечательная. 2010 год — в стране реализовывалось 354 нанотехнологии, уже 1116 нанотехнологий — по итогам 2016 года используется у нас в стране. В три с лишним раза выросло количество. Замечательно. Но доля России в мировом экспорте высокотехнологической продукции осталась той же. А у нас ведь задача поставлена! Если посмотреть Национальную технологическую инициативу, там задача — я перечитал даже — «обеспечить глобальное технологическое лидерство российских компаний к 2030–2035 году». Во замах! Глобальное технологическое лидерство в мире! Мягко говоря, амбициозно. Но смотришь на такую статистику, сопоставляешь и невольно задумываешься, насколько это реалистично.

Доля России в мировом экспорте высокотехнологичной продукции — 0,3–0,4%. Доля предприятий, которые внедряют технологические инновации, — 8%

Встает вопрос: а почему так произошло-то? Конечно, я не претендую на полный ответ, но глубоко убежден, что важнейшее значение имеет та институциональная среда, в которой эти технологии рождаются и должны реализовываться, а именно — конкуренция. Что заставляет производителя внедрять технологии? Необходимость. Если он не внедрит — он разорится. Не какие-то показатели, которые ему установили, сколько вам технологий надо еще внедрить или цифровых сколько, а просто он вынужден. Вот он «цифру» не внедрит — и тогда уйдет с рынка.

Вот здесь мы, мягко говоря, недорабатываем. У нас много лет вообще о конкуренции и разговоров не было, потом разговоры пошли, потом, наконец, родился проект Национального плана развития конкуренции. Но вот он год уже болтается где-то там — в Правительстве, министерствах…

Я специально, выезжая сюда на заседания, еще раз посмотрел: с августа прошлого года все вот этот «футбол» идет, его никак не могут принять. Понятно почему: заниматься конкуренцией — это дело муторное такое, это интересы многих, а цифры по «цифре» нарисовать — это вроде бы конкретно.

Так что вот чем надо заниматься в первую очередь, потому что это — институциональная среда, столь необходимая. Только тогда будут произрастать все эти цифровые, нано- и прочие технологии. И не только произрастать, но и в целом давать эффект для российской экономики».