(По материалам совместного заседания научного форума Вольного экономического общества России и секции экономики Отделения общественных наук РАН 20.12.2018)
Яков Миркин, заведующий отделом международных рынков капитала ИМЭМО РАН, отметил, что в России «сформировалась модель экономики торможения – старческой экономики, в которой каждый инструмент, кроме бюджета, направлен не на рост, а на торможение», напомнив, что по темпам роста – у РФ 153-е место в мире, а в 2019 году будет еще ниже. По мнению Миркина, для роста необходимо создать экономику стимулирования вместо экономики наказания, а это подразумевает «более доступный кредит, снижение налогового и регулятивного бремени, появление сильных налоговых стимулов роста, модернизации при резком снижении административных издержек и максимум стимулов для прямых иностранных инвестиций при диверсификации источников роста». Причем делать все это нужно быстро, не выдергивая ни одну из этих мер, а применяя их в комплексе. По мнению ученого, уже при достижении темпов 3% роста ВВП в год будет проще и решать вопросы прямых иностранных инвестиций, и демонополизации, и работы институтов и решать другие проблемы, в том числе и санкций.
Замглавы ИНП РАН Александр Широв считает, что текущие меры регулярной экономики не соответствуют ее задачам, таким образом, они входят в диссонанс с нацпроектами, которых самих по себе для прорывного роста недостаточно, так как они не затрагивают базовые отрасли реальной экономики. «К сожалению, проекты еще очень сырые, они не имеют реального наполнения. По сути, в трехлетнем бюджете до 2020 года более триллиона средств не распределены, они зарезервированы. Значит, в 2019 году мы от этих национальных проектов мало, чего получим, а в итоге следующий год получается хуже текущего. Сможем ли мы в 2020 году с этих низких темпов пойти дальше, совершенно непонятно», — подчеркнул Широв.
Академик Александр Некипелов выделил несколько важных, на его взгляд, вещей, которые требуют изменения: «Если мы возьмем данные по нашему платежному балансу с 2000 по 2015 год, мы получим результат, показывающий, что актив суммарный текущих статей за эти 16 лет составил почти триллион долларов. Простой рас чет показывает, что каждый год и государство, и частный бизнес недоиспользовали порядка 60 млрд долларов в год. Это и понятно: у нас существенные сбережения, и слабые инвестиции. Значительная часть сбережений идет на финансирование актива торговли с остальным миром. Это говорит о том, что изменения должны быть достаточно существенными в экономической политике».
Академик придал очень большое значение тому факту, что государство отказалось от регулирования потоков по капитальным статьям платежного баланса, тем самым сделав экономику крайне уязвимой к внешним шокам, что особенно странно в условиях нынешней политической ситуации. При этом он подчеркнул, что колебания валютного курса не могут не затрагивать наши предприятия реального сектора, которые имеют экономические связи с внешним миром, так что изменения в этой области назрели. «С моей точки зрения, нужна некоторая общая идея, некий мегапроект, который бы создал некий вектор развитию усилий в стране на несколько десятилетий», — завершил Некипелов.
Академик Аганбегян призвал начать с первичных источников – с инвестиций в основной капитал и вложений в человеческий капитал, в сферу экономики знаний. По его мнению, необходимо переходить к форсированному росту вложений в эти области. По мнению академика, кроме этого, нужны стимулы для роста, механизмы, которых в России нет – нет рынка капитала, нет конкурентных стимулов, но есть масса препятствий. Так, одно из главных препятствий территориального развития – в том, что все деньги Москве, а к регионам применяется худшая из финансовых систем – дотационная.
Зампред Внешэкономбанка Андрей Клепач заметил, что даже в существующих условиях финансовые возможности нашего бизнеса для инвестиций значительно больше той динамики инвестиций, которая у нас есть: это проявляется и в высоком уровне дивидендных выплат, и в оттоке капитала, который снижался в позапрошлом году до 20 млрд, а сейчас опять будет 60 и, возможно, больше.
«Во-первых, и это показывают опросы, нужна определенность правил, определенность стратегии государства. Во-вторых, несмотря на рост НДС, для малого и среднего бизнеса имело бы смысл даже снизить налоги, как и для высокотехнологичных секторов. У нас сохранились льготы по социальным выплатам для фирм, занимающихся программным обеспечением, но мы практически институционально не выделили конструкторско-проектную деятельность, и для нее таких льгот нет. Так что тема налоговых стимулов не исчерпана. Хотя понятно, что смелость бизнеса и его склонность к инвестированию внутри страны – это комплексная проблема. Если я правильно помню, в позапрошлом году была создана комиссия для обсуждения с крупным бизнесом вопросов взаимодействия с силовыми структурами, но она за это время ни разу не собиралась. А тема и на уровне крупного бизнеса, и, особенно, на уровне регионального бизнеса остается важной. Вопрос закручивания гаек и контроля за тем, чтобы не разворовали и деньги не утекли, важен, но он не должен подавлять бизнес-активность, а сейчас весы сдвинулись именно в сторону подавления», — заметил Клепач.
Директор Института экономики РАН Елена Ленчук напомнила, что прогнозы, сделанные на подобном собрании в начале 2018 года, сбылись, и за год никаких предпосылок для роста не создано. По мнению профессора, «у нас отсутствует целеполагание того, что мы хотим сделать, какую модель построить и какие инструменты для этого нужны, до сих пор не разработана долгосрочная программа социально-экономического развития». При этом частному бизнесу нужны ориентиры, необходимо выстроить приоритеты и структурные, и технологические, так что планирование могло бы дать толчок.
Главный директор по финансовым исследованиям «Института энергетики и финансов» Михаил Ершов обратил внимание на валютные и курсовые риски, которые ждут экономику России. По мнению профессора, увеличение НДС будет тормозить рост отраслей с добавленной стоимостью и разгонять инфляцию, а ЦБ в ответ на этой будет повышать ставку, создавая еще одно бремя для экономики. Кроме того, по мнению Ершова, санкции будут способствовать понижению курса рубля, а чем дешевле рубль, тем ниже внутренний спрос, к тому же Минфин возобновляет покупку валюты, что будет еще одним понижающим фактором.
Академик Александр Петриков сосредоточился на ситуации в сельском хозяйстве. По его мнению, существенные успехи там связаны с тем, что принимались меры, противоположные тому, что происходило в остальной экономике. В частности, был доступ к дешевым деньгам, работала система стратегического планирования – госпрограмма на всех уровнях, была создана система рыночной конкуренции, работали институты развития. Но проблем там накопилось немало. Весь рост сельского хозяйства сосредоточен у 20% предприятий, не создана промышленность, обеспечивающая сельское хозяйство, слабая пищевая промышленность, нет собственной технологической базы, серьезные социальные проблемы – старение работников сельского хозяйства. Петриков призвал перейти от политики роста к политике качества роста в сельском хозяйстве.
Руководитель направления «Финансы и экономика» Института современного развития Никита Масленников считает, что в числе главных ошибок 2018 года – повышение НДС и несмягчение бюджетного правила, хотя это вопрос пока дискуссионный. Что важнее – возникли существенные риски разрыва логики экономической политики, и это главный риск следующего года.
«Можно всегда спорить, правильно ли были запущены в 2014 году таргетирование инфляции и плавающий курс. Но затем он плавно перерос в бюджетную консолидацию, а она дает сразу зоны неэффективности государственных расходов, а это, как выражается наш Главнокомандующий, адреса, пароли, явки структурных реформ. Сформировалась некоторая структурная повестка о том, что долю государства нужно немного снижать, конкуренцию поддерживать широко, везде и где только возможно, человеческий капитал укреплять, проводить маневры в госрасходах и т.д. и т.п. Но где-то в середине года, когда раздался зажигательный призыв к нацпроектам, все это встало. Знаком того, что мы можем сломать всю структурную повестку, для меня стала пенсионная реформа: возраст повысили, обещали запустить пенсионный капитал, но как-то забыли. Мы уже говорили по поводу длинных денег, а эта модель может давать на 5-7 лет 12 трлн рублей, это в Правительстве даже не обсудили», — посетовал Масленников.
Профессор НИУ ВШЭ Игорь Николаев начал с заявления: «Государству надо обуздать свои фискальные интересы в отношении граждан». На фоне 4 лет снижения реальных доходов населения (и за ноябрь – падение почти на 3%, и это в год президентских выборов), у нас принимается решение о повышении пенсионного возраста, налоге на самозанятых, изменениях в садоводческих правилах, увеличение штрафов, оплаты парковок – и такие решения принимаются по всем фронтам, отметил эксперт. Профессор также подчеркнул, что в условиях, когда экономика находится в районе нулевого роста, нельзя поднимать налоги: «Мы хвастаемся профицитом бюджета, а зачем тогда повышать НДС?». Николаев также отметил, что невозможно войти в пятерку лидеров при сохранении санкций. Здесь экономическому блоку необходимы независящие от него политические решения.
Заместитель директора Институт проблем нефти и газа РАН Василий Богоявленский оценил перспективы добычи углеводородов. Он подчеркнул, что рост и добычи, и потребления повышается, в первую очередь за счет шельфа и сланцевой добычи, которая уже достигает 300-500 тысяч тонн. По мнению Богоявленского, на внутренние экономические проблемы указывает то, что сейчас 75% жидких углеводородов мы экспортируем, а в СССР было 30%, то есть работаем на Запад, и надежды на то, что мы слезаем с нефтяной иглы, не оправдались. Более того, в самой отрасли ситуация далека от идеальной: до 80% оборудования – зарубежного производства.
Почетный профессор МГУ Александр Бузгалин обратил внимание на то, что если страна хочет получить рост ВВП, она повышает норму накопления. В растущих странах это – 30%, у нас – чуть более 20%. При этом, по мнению ученого, рост и развитие – разные вещи. Даже без особого роста мы социальное неравенство до уровня скандинавских стран. «Если мы хотим иметь развитие, а не просто рост, принципиально важно определить, что мы хотим развивать. Неплохо бы и иметь план на 5 лет, который жестко фиксировал правила игры на эти 5 лет, — отметил Бузгалин. — Сейчас у нас определенных целей нет, потому что войти в пятерку – не цель, а просто призыв к экстенсивному развитию. И только после этого уже можно будет говорить о тактических средствах».
Первый заместитель директора Института экономики РАН Михаил Головнин согласился с тем, что текущая экономическая политика является сдерживающим фактором для экономического роста, причем, по его мнению, в первую очередь речь идет о бюджетной и налоговой политике, поскольку с помощью простых мер денежно-кредитной политики вряд ли возможно решить эти проблемы. На его взгляд, должна быть создана система институтов развития, которая может создать стимулы в рамках проведения и активной промышленной политики.
«У ЦБ зацикленность на таргетировании инфляции проявляется при том, что она необоснованна практически. Много центробанков с режимом инфляционного таргетирования в странах с формирующимися рынками, которые регулируют валютный курс. Между тем, де факто валютный курс у нас регулируется, но бюджетным правилом и интервенциями министерства финансов. Я бы хотел обратить внимание на один важный тезис – нужно вернуть экономическим ведомствам те роли, для которых они предназначены. ЦБ должен заниматься, помимо инфляции, регулированием валютного курса, а Министерство финансов должно заниматься по большому счету экономическим ростом, хотя оно им заниматься очень не хочет. Ну, и, безусловно, очень важный момент – для активной реализации политики роста необходимо применение валютных ограничений», — считает Головнин.
Президент ВЭО России и Международного Союза экономистов Сергей Бодрунов отметил две проблемы российской экономики – «много денег и мало инвестиций». Бодрунов обратил внимание на неэффективность экономической модели и, как следствие, и модели управления экономикой. По мнению профессора, инструмент нацпроектов не очень подходит для решения задач, поставленных Президентом, нужен большой всеобъемлющий проект – на 20-30 лет вперед.
«Если мы технологическую проблему не решим, мы не решим ни одну другую. Сейчас у нас осторожничающая экономическая политика. Создание запасов, небольшие шажки вперед. О прорыве в этом смысле говорить нельзя. Нужна решительность и воля для того, чтобы изменить эту ситуацию», — подчеркнул президент ВЭО России.
Эту мысль отчасти развил научный руководитель Института экономики РАН Руслан Гринберг: «Целеполагание – главная проблема страны. Целеполагание сейчас – это сохранение статуса-кво. И в этом смысле власть себя ведет правильно. Какие альтернативы? Почему нужно слушать кого-то из нас? Власть отдает себе отчет в том, в каком состоянии находится экономика. Мы не можем конкурировать с Китаем по потребительским товарам, с Европой – по инвестиционным товарам. В этой ситуации – либо рисковать, либо копить. Тем более, приятно копить, когда ты можешь знать, куда эти деньги потратишь, ведь доля секретных статей бюджета возрастает – сейчас она, если не ошибаюсь, до 25% доходит. Сменяемость власти не грозит. И поэтому происходит то, что происходит».
Завершая собрание академик Ивантер, отметил, что макроэкономическое словоблудие всем осточертело. «Должно быть более внятное представление о том, где работаешь. Упор должен быть на поиске политики, основанной на тех успехах, что у нас есть», — отметил ученый.
Член-корреспондент РАН Дмитрий Сорокин, который вёл заседание, вспомнил первые Абалкинские чтения 16 лет назад. «В феврале 2002 года тема звучала так «Год прошел. Что дальше?» Мне тогда доверили делать стартовый доклад и я неслучайно захватил оттуда цитату, которой я его завершил. «2001 год продолжил тенденцию, ведущую к закреплению за российской экономикой статуса, в лучшем случае, экономики второго эшелона, и пока ничто не указывает на то, что 2002 год изменит эту ситуацию. После нашего разговора у меня такое ощущение, что остается только заменить цифры в этой стенограмме».