Андрей Клепач,
главный экономист ВЭБ.РФ, член Правления ВЭО России, кандидат экономических наук
Мировые тренды
Осмысливать все геополитические тектонические изменения нам придется долго, потому что масштаб последствий мы пока до конца не понимаем. Cтановится общепризнанным, что мы сталкиваемся не просто с санкциями, а с гибридной войной с коллективным западом, который производит более 50% мирового ВВП по номиналу. Что еще важнее, на той стороне и финансовое, и технологическое господство, поскольку основные расчеты идут именно в долларах, евро.
Кардинальные изменения под влиянием этих санкций происходят не только у нас, но существенно изменят всю конфигурацию мировой экономики. И до конца понять их сложно. Это также ставит вопрос о том, как мировая экономика в этих условиях будет развиваться, попадет ли она в новую рецессию.
Хотя определенные отношения у нас остаются и будут оставаться, в том числе в разных теневых и нетеневых формах обхода санкций, модель, на которую мы делали ставку с 1990-х, – максимальная интеграция именно в европейский рынок – приказала долго жить. А поворот на Восток потребует существенного времени и затрат, потому что надо выстроить хотя бы транспортную логистику, которая не позволяет сейчас перебросить на Восток ни газ, ни такие объемы нефтепродуктов, не говоря уже о том, что ещё необходимо пройти на азиатские рынки, а это непростая задача.
Оценок экономического спада РФ много. Масштаб потерь таков, что спад неизбежен. И здесь важно реально смотреть на происходящие события: не только в военных действиях, но и в экономических. Понятно, что санкции и издержки адаптации к ним – вопрос не только этого и следующего года, но как минимум 3-4 лет, а то и больше.
Одна из тем, которая тоже активно сейчас обсуждается, и она носит мировой характер, – изменение мировых цен. Понятно, что идет переконфигурация ключевых товарно-сырьевых рынков. (Микроэлектроника изменилась раньше, со времен ковида, засухи и климатических ударов по Тайваню). Огромный взлет цен произошел в 2021 году на нефть, цветные и черные металлы, пшеницу и большую часть продовольственной группы. В 2022 году цены растут и на черные, и на цветные металлы и, что важно для всего мира, на продовольствие. Если брать ту же пшеницу, по большинству оценок, рост составил почти 40%.
Дальше следуют выводы о глобальном голоде, или, точнее, о серьезном усилении процессов, вызывающих голод в развивающихся странах. В той или иной мере эта проблема там практически всегда присутствует. В этом смысле это новые возможности для нас. Вопрос наших продовольственных возможностей становится очень существенным именно с точки зрения позиций России в мире.
Нефть и газ
Так или иначе в среднесрочной перспективе для нас ключевой вопрос – насколько упадет добыча и экспорт нефти, нефтепродуктов и газа. Европа, несмотря на принятые решения, не сможет быстро отказаться от нашей нефти. Более того, нефть проще, чем нефтепродукты, переориентировать на азиатские рынки. Дальше с учетом азиатских рынков возможна стабилизация добычи, но все равно это означает существенное падение добычи – практически на десять с лишним процентов. А что еще важнее, это большое падение экспорта нефтепродуктов, что для нас не менее важно. Это означает, что нам в среднесрочной и в долгосрочной перспективе добывать столько нефти не понадобится.
Сократится не только добыча нефти, но и глубина переработки в части нефтепродуктов. В химии – другая картина, но надо поднимать, что практически вся химия основана на импортном оборудовании, поэтому значительная часть химических проектов встала на паузу, поставки прекратились, их надо выстроить, на что потребуется время, а многие виды оборудования пока заменить сложно.
В наиболее выгодной позиции находится газ, но тем не менее с учетом принятых решений в Европе нас ждет как снижение добычи, так и снижение экспорта газа, потому что быстро выстроить новую логистику поставок тому же Китаю невозможно. На это потребуется 6 – 7 лет, если не больше.
Новая модель обмена
Тема, которая кажется необычной в условиях санкций, связана с огромным оттоком капитала. Как бы нас ни «любили» на Западе и ни арестовывали наша активы, российская экономика, как в 1990-е и большую часть 2000-х годов, так и сейчас, – это экономика, которая экспортирует капитал. Причем, чем больше у нас счет текущих операций, тем, соответственно, и больше отток. По нашей оценке, он составит более $200 млрд в этом году из-за огромного падения импорта (в реальном выражении – 50%) и достаточно высоких цен. Эта проблема останется и на следующие годы. Это не означает, что деньги исчезли. Даже если мы не накапливаем золотовалютные резервы или покупаем только юани, фактически эта валюта накапливается на счетах банков, того же «Газпромбанка» и других, которые не попали полностью под санкции, и наших компаний. Плюс они имеют возможность не возвращать 20% выручки.
Соответственно сохраняются риски того, что эти деньги арестуют точно так же в случае дальнейшего ухудшения ситуации, как и золотовалютные резервы. Все, что нам необходимо – это выстроить другую модель внешнеэкономических отношений, когда мы форсируем импорт, потому что без него провести технологическую модернизацию невозможно. С другой стороны, это вопрос и покупки инвестиций за рубежом, но не яхт и особняков в Лондоне, Париже и Берлине, а активов, не обязательно в европейских странах, но и в Латинской Америке, в Африке, в Азии, которые являются для нас критическими именно с точки зрения импорта и технологий.
Один из наиболее важных вызовов – это перестройка всей модели не просто внешнеэкономических связей, а модели нашего обмена с миром и нашего взаимодействия как с западноевропейским контуром, так и с восточным. По сути дела, накапливать валютные активы в государственной и частной форме так, как мы это делали раньше, стало бессмысленно, и это является тормозом для нашего роста.
Проблема валютной системы
Валютная система устояла, Центральный банк принял необходимые меры. Самой действенной мерой стало не повышение процентной ставки, а ограничения и запреты на покупку населением валюты, а также ограничения по другим операциям. Повышение процентной ставки практически остановило кредитование экономики, и только после принятия решений о субсидиях по процентным ставкам системообразующим предприятиям оно начало хоть как-то работать. Очень важна дальнейшая перспектива. Шараханье доллара в два раза, от 120 до 60 с лишним, – это не то, что экономике нужно. Бизнесу необходим относительно стабильный и предсказуемый курс.
На этот счет есть разные версии. Но наш взгляд, 70 с лишним – 80 рублей за доллар означает отказ от долларовой формы политики таргетирования инфляции, которой мы придерживались в последние годы. Эта политика должна быть многофакторной, когда учитывается и вопрос стабильности курса, и того, как это отражается на экономическом развитии и на той же занятости. Соединенные Штаты, на которые мы всегда смотрим как на пример, инфляцию рассматривают не как простую величину, но и с точки зрения того, как она влияет на производство, на занятость. Это то, что Центральный банк традиционно упускает.
Люди должны быть максимально защищены
Очень многое зависит от возможной эскалации санкций, или, скорее, от того, как мы будем наращивать меры поддержки экономики. Правительство оперативно приняло на конец апреля – начало мая целый ряд мер, которые, казалось, стабилизировали валютный рынок. Заявлен пакет социальной поддержки, осуществлен перенос платежей во внебюджетные фонды, что дает оборотные средства предприятиям и позволяет как-то сгладить негативный эффект высоких процентных ставок, есть определенные целевые меры.
По нашей оценке, отсрочка взносов дает в 2022 году где-то 0,6% ВВП. Остался вопрос, который не решен. Если эти 1,6 триллиона, который мы переносим на 2023 год, в 2023 году придется вернуть, то тогда предприятия то, что выиграли, почти полностью потеряют. Поэтому предложения Минэкономразвития о том, чтобы как минимум половину этих средств простить, если предприятия сохраняют занятость, сохраняют заработную плату, я считаю очень правильными. И надеюсь, правительство их примет, и мы получим дополнительный импульс для развития.
Полностью поддерживаю значимость технологического, научного развития в среднесрочной и долгосрочной перспективе, потому что без вложений в человека, в человеческий капитал мы не выиграем ни в целом экономическую гонку, ни тем более в условиях гибридной войны. Но есть болевая точка. Это доходы населения. Как известно, до начала нынешних событий у нас реальный уровень дохода населения был примерно почти на девять процентов ниже, чем в 2013 году, то есть на самом деле трудно себе представить другое общество, которое способно было бы терпеть и нести жертвы ради Крыма, ради поддержки по сути дела своей страны.
Надо сейчас понимать, что население находится под большим ударом. У нас и без того была заложена минимальная индексация бюджетникам, включая и военнослужащих, при инфляции, по нашей оценке, около 18% (есть оценки и двадцать с лишним). Это повлечет за собой серьезное падение реальных доходов населения – более 9%, если ограничиться только тем пакетом, который приняло правительство.
По нашей оценке, меры, уже одобренные или запущенные правительством, уменьшают спад ВВП где-то на 1,6 процентных пункта, а падение реальных доходов – на 1,9%. Но это в первую очередь поддержка семей с детьми, повышение прожиточного минимума, МРОТ, индексация пенсий. Это мало что дает для основной части работающих, то есть для учителей, врачей, ученых, для тех же военнослужащих.
Президент дал поручения правительству подготовить меры по индексации. Но скорее всего, они будут перенесены на осень. Это означает серьезное падение реальных доходов населения. Если не предпринимать дополнительных мер, мы в будущем году откатимся к 2008 – 2009 гг. по доходам населения. И неизвестно, когда это будет возможно компенсировать.
Мы с коллегами предлагаем заложить более существенную траекторию повышения пенсий, поскольку соотношение пенсии и зарплаты, и вообще прожиточный минимум пенсионеров по принятым и согласованным решениям не компенсирует полностью инфляцию. А что делать в 2023-2024 гг. – вообще пока не ясно. Если эти меры принять, то фактически мы можем к 2024 году полностью или даже с выигрышем компенсировать тот провал, который мы получаем в этом году. И это, еще раз, не вопрос расчетов, можно закладывать большие темпы, меньшие, бюджетные ресурсы для этого есть. Но это вопрос опять же не только экономики, а социальной консолидации и мобилизации общества. Люди должны быть максимально защищены.
Я надеюсь, как это было и в ковидный кризис 2020 года, дополнительные решения будут приниматься правительством. Здесь важен масштаб и важно время. Так или иначе люди за все платят, и потери должны быть компенсированы.
Денежно-кредитная политика
ЦБ начал снижать процентную ставку, но все равно это для значительной части предприятий со сложным жизненным циклом неподъемный уровень расходов. Альтернатива, по которой сейчас правительство пошло, это субсидирование процентных ставок. Но мы тем самым кормим не столько предприятия, сколько банковский сектор. И здесь все-таки надо идти на более активное снижение процентной ставки. Половина мира живет с отрицательными реальными процентными ставками, и экономически развивается не хуже, а даже лучше, чем мы.
Это вопрос максимального использования ресурсов институтов развития, а они требуют докапитализации – и Фонд развития промышленности, и ВЭБ.РФ, и Промсвязьбанк. Тем более, что они в этих условиях отсечены от валютных ресурсов и, по сути дела, могут работать только на нашем рынке с крайне дорогим ресурсом.
В этом случае мы, даже испытывая падение кредитов населения в текущем году (я не думаю, что принятые ориентиры увеличить ипотеку на три с лишним триллиона реалистичны), важно восстановить и дать серьезный позитивный рост кредитам в экономике. Это все возможно с учетом тех сбережений, которые есть у населения и предприятий, и если мы создадим механизм конвертации валютных активов, которые мы получаем от экспорта, в рубли, не только для «Газпрома» и «Роснефти», но и всех других покупателей.
Инвестиции
Понятно, что в этих условиях многие проекты бизнес ставит на паузу, поэтому нагрузка на бюджетные инвестиции резко возрастает так же, как и на инвестиции естественных монополий – РЖД, Газпрома, Роснефти и других. Пока не решен до конца вопрос о том, какие объемы Фонда национального благосостояния пойдут в экономику. Фигурирует цифра 1,2 трлн. Но если эти решения, как часто у нас бывает, будут приняты только под конец года, это означает, что в лучшем случае работать эти деньги будут только на следующий год.
Так или иначе, возможность поддержания экономического роста и перехода к более динамичному развитию в 2023-2024 гг. у нас есть. В первом квартале профицит бюджета составил 2 с лишним трлн, есть и дополнительные доходы, дающие возможность для маневра и в текущем году, и в долгосрочной перспективе, даже при минимальном увеличении государственного долга.
Мы сможем выдержать даже вариант еще более жесткого ограничения импорта газа, нефтепродуктов и прочего.
Запрос на экономику нового типа, связанную не только с поворотом на Восток, а именно с технологиями, знаниями, еще больше возрастает.
Наша экономика продемонстрировала свою устойчивость, но чтобы выдержать в этой войне и решить те стратегические задачи, которые определены в указе Президента по созданию нового качества уровня жизни людей, образования, здравоохранения, потребуется новая экономическая политика. И в этой аудитории коллеги говорили о НЭП 2.0, но тогда имелось в виду мирное время, а сейчас это получается сочетание и НЭП, и ГОЭЛРО, и даже индустриализации, но без тех варварских методов, которые тогда применялись.
