Пятница, 15 ноября, 2024

8th Issue’s Editorial

Sergey Bodrunov
President of the VEO of Russia, president of the International Union of Economists, director of the New Industrial Economy Institute, expert of the Russian Academy of Sciences, professor

Dear readers!

The editors timed the release of this issue of the journal to coincide with the Day of the Russian Economist, the annual All-Russian economic meeting, and since it’s some sort of a milestone in our joint work during the year, we can draw some results.

As regards the personal ones which are within the context of the public mainstream, your humble servant received his first pension while the issue was being prepared for print. I was quick enough!.. It took us fifteen years to prepare for the increase in the retirement age, then it took us six months to discuss it, and one month to pass the corresponding legislation. Whew, we had it done. A tolerable version, it seems. But, as expected, not everyone is happy, the move seems unfair to many, even somewhat suspicious. Of course, it would be good to take into account the idea suggested by the VEO of Russia — to rise the age in proportion to the increase in the country’s life expectancy. That is, before taking something away, you should first give something: the result would have been practically the same, but how much more fair and understandable it would have been to the population! And any objection would be difficult: if people started to live, say, 2 years longer, i.e. nearly 3% longer than in the previous period, we would be able to increase the retirement age by 3% of the average length of employment (30 years), i.e. by 0.9 years. What Russian man would be against retiring even at 68, if his life expectancy was nearly 85! And in addition, the tasks of improving the quality of life from the May presidential decree would have been “quantified”. Because without improving the quality of life you cannot improve the «quantity».

Our economy saw quite a few positive changes, contrary to what people seem to think amidst the barrage of upsetting pension-related news.

For instance, Russia has broken last year’s record for wheat exports. At the time of this writing, there are no final data for the year, but according to various estimates the country’s wheat harvest was 42 to 45 million tons. An excellent result! There is only one nuance. The food industry lags behind substantially, that is, we are following approximately the same path as the oil industry, we limit our sales almost exclusively to commodities. Do we need another type of oil, a «granular» one? Perhaps we do, and yet we import finished high tech products with much added value! And, as we pointed out at the session of the Coordination Club of the VEO of Russia, our agro-industrial and food sectors’ next goal should be processing raw materials to produce «our own» food; to achieve this goal and to compete on a par with the multinational corporations, which I will not be calling by names, our food industry will need support.

Continuing the theme of exports (currently, Russia’s strategic goal is building up its non-commodity exports), I would like to point out that sales of IT services in the first six months of 2018 exceeded their imports, 2.55 billion dollars vs 2.52. Somebody would say it is less than the US exports, and not just by several times but by an order of magnitude, but in fact it’s an extremely important result: in the sector which is very important for the future economy, our exports exceeded imports for the first time ever! The first step is always the hardest; these are the first fruits of the transition to digital economy which the President announced at the last year’s St. Petersburg Economic Forum, the fruits that do not require expensive fixed assets, workshops, infrastructure, etc., they only require bright minds of Russian programmers. But, unfortunately, as we have repeatedly discussed at the VEO of Russia meetings, without a comprehensive re-industrialization of the country based on technological upgrades, these figures will remain low, because the demand for information technologies must be shaped by the overall development of the high-tech industry. The quintessence of our discussions on this topic was the question of Academician V. Ivanter: “Colleagues, what economy will we digitize?”

Once again, we are ending the year with growth, but, unfortunately, the growth is minimal, about 1.5 percent. At the very beginning of the year, most experts at our expert session predicted the growth would be exactly like this, unless systemic measures were taken in the economy. Systemic measures have not yet been taken (I hope they eventually will be), growth is minimal, and the next year’s forecasts prepared by the IMF, the EBRD, and by the Ministry of Economic Development and Trade after them are even a few tenths of a percent lower.

Actually, our journal is intended for discussing what these systemic measures may be. This time, one of the main topics is financial measures that could drive the economy.

 

8 номер. Письмо главного редактора

Сергей Бодрунов
Президент ВЭО России, президент Международного Союза экономистов, директор ИНИР им. С.Ю.Витте, эксперт РАН, д.э.н., профессор

Уважаемые читатели!

Редакция подгадала выход этого номера журнала к Дню экономиста России, к ежегодному Всероссийскому экономическому собранию, а это – своеобразный рубеж нашей общей работы за год, и можно подвести некоторые итоги.

Из личных, которые в теме общественного мейнстрима – ваш покорный слуга, пока готовился выпуск, получил первую пенсию. Успел!.. Пятнадцать лет мы готовились к увеличению возраста выхода на пенсию, потом полгода обсуждали, затем месяц принимали. Уфф, приняли. Вроде бы – в терпимом варианте. Но, как и ожидалось, не все довольны, многим мера кажется несправедливой, даже какой-то подозрительной. Конечно, хорошо было бы учесть идею ВЭО России – увеличивать этот срок пропорционально увеличению продолжительности жизни в стране. То есть – прежде, чем что-то забрать, сначала что-то дать:  получилось бы в результате практически то же самое, но – насколько справедливее и понятнее населению! И возразить было бы сложно: жить стали дольше, к примеру, на 2 года, что составило около 3% к предыдущему периоду, срок выхода на пенсию увеличиваем на 3% к среднему стажу (лет 30), т.е. на 0,9 года. Какой бы русский мужик возражал пойти на пенсию даже и в 68 лет, если бы продолжительность жизни у него стала под 85! И к тому же «оцифрованы» были бы задачи повышения качества жизни из майского указа Президента. Потому как без качества и «количество» жизни не увеличить.

Из позитивного в нашей экономике было не так мало, как кажется людям на фоне информационных накруток, связанных с пенсиями.

Так, Россия побила прошлогодний рекорд по экспорту пшеницы. На момент написания этих строк окончательных данных по году нет, но будет, по разным оценкам, от 42 до 45 млн тонн. Блестящий результат! Вот только есть один нюанс. Пищевая промышленность отстает в разы, то есть, идем примерно тем же путем, как в нефтянке – продаем почти одно лишь сырье. Нужна нам очередная, «сыпучая», нефть? Не помешает, но ввозим-то мы готовые продукты с серьезной добавленной стоимостью, высокотехнологичные! И как отмечали мы на сессии Координационного клуба ВЭО России, следующей целью для нашего агро- и пищепрома должна стать именно переработка сырья в «свои» продукты, а для этого, чтобы наравне конкурировать с транснациональными корпорациями, названия которых мы не будем произносить, нашему пищепрому необходима поддержка.

Продолжая тему экспорта (а именно экспорт, причем в его несырьевой части, сейчас является стратегической целью), хочется отметить, что продажа IT-услуг в 1-м полугодии 2018-го года превысила импорт оного – 2,55 млрд долларов против 2,52. Кто-то скажет, что это даже не в разы, а на порядки меньше, чем экспортируют США, но это – на самом деле чрезвычайно важный результат: в этом важнейшем для будущей экономики секторе наш экспорт превысил импорт впервые! Лиха беда – начало; это и есть первые плоды того движения к цифровой экономике, о построении которой Президент объявил на прошлогоднем Санкт-Петербургском экономическом форуме, причем – плоды, не требующие дорогостоящих основных фондов, цехов, инфраструктуры и т.д., а требующие только светлых голов российских программистов. Вот только, к сожалению, и мы уже неоднократно говорили об этом на собраниях ВЭО России, без общей реиндустриализации страны на новых технологических рельсах эти цифры будут оставаться невысокими, потому что спрос на информационные технологии должен формироваться общим развитием высокотехнологической промышленности. Квинтэссенцией наших обсуждений этой темы был вопрос академика В.Ивантера: «Коллеги, а какую экономику будем оцифровывать?»

Год мы вновь завершаем с ростом, но, к сожалению, минимальным – около 1,5 процента. В самом начале года большинство экспертов на нашей экспертной сессии прогнозировали именно такой рост, если не будут предприняты системные меры в экономике. Системные меры (надеюсь, пока) не приняты, рост – минимальный, а в следующем году, как нам прогнозирует и МВФ, и ЕБРР, а за ними и Минэкономразвития, будет даже на пару десятых ниже.

Собственно, для того, чтобы обсуждать, какими эти системные меры могут быть, наш журнал и работает. В этот раз одна из главных тем – финансовые меры, которые могли бы подтолкнуть экономику.

«Исчезает и система коммерческих банков, а, следовательно, исчезает и центральный банк»

Александр Некипелов
Директор Московской Школы Экономики МГУ им. М.В. Ломоносова, академик РАН, д.э.н., вице-президент ВЭО России

Трансформации денег происходили под влиянием действия факторов снижения транзакционных издержек. Когда мы посмотрим на все исторические изменения с этой точки зрения, то можем увидеть логику: от простого использования золоторасчета к печатанию монет, развитию системы расчетов, бумажным деньгам и, наконец, к потере связи с золотом и так далее.

Конечно, сегодня криптовалюты остаются достаточно экзотической вещью, пока это не столько средство обращения, сколько некий спекулятивный актив.

Тем не менее, применительно к криптовалютам, мне кажется, есть очень серьезный предмет для обсуждения. Дело в том, что если мы просто представим, ради интереса, что исчезли все валюты и остались только криптовалюты, то мы увидим, что при определенных условиях это может быть сопряжено с очень серьезным сокращением транзакционных издержек.

В каком смысле сокращение транзакционных издержек? В основном, транзакционные издержки сводятся, как мы знаем, к затратам на электричество, затратам на функционирование соответствующих компьютерных сетей, людей, которые все это дело обслуживают. В этом смысле вся система как аналогия системы золотого обращения, она, на мой взгляд, очень правильная и удачная. А где потенциально может произойти очень серьезное сокращение транзакционных издержек?

Дело в том, что эта денежная система – принципиально новая, в ней нет места коммерческим банкам как финансовым посредникам и одновременно участникам системы расчетов. То есть, разумеется, никто не ликвидирует при этом рынки кредита, рынки акций, облигаций и других ценных бумаг. Но при этом частичное резервирование, вся система, основанная на частичном резервировании, исчезает, и исчезает и система коммерческих банков, а, следовательно, исчезает и центральный банк. А следовательно исчезает и денежно-кредитная политика как таковая и как инструмент регулирования.

Значит, сокращение издержек потенциально в этой области может быть совершенно колоссальным. Конечно, все эти проблемы, которые связаны с налоговыми проблемами, которые одновременно возникают, они существуют, отрицать их не стоит.

Может ли произойти такой переход, принципиальные изменения роли криптовалюты, чисто экзотической роли спекулятивных валют и постепенное их превращение в основную форму денег? Я затрудняюсь ответить на этот вопрос, я не знаю, но я убежден, что тот интерес, который проявляется многими центральными банками к криптовалютам, то, что самые развитые страны заняты разработкой соответствующих проблем, о многом говорит.

Кстати говоря, что касается волатильности криптовалют: да, она была колоссальная, но в последнее время, в связи, в частности, с развитием фьючерсных контрактов, такое впечатление, что произошла довольно серьезная стабилизация в этой области (посмотрим, насколько устойчивая).

Конечно, криптовалютам нужно завоевать доверие, оно не может быть завоевано за день-два. Может быть, это вообще окажется тупиковым путем. Тут трудно что-то утверждать, но, по-моему, большой ошибкой было бы сейчас не заниматься очень серьезно этим вопросом просто со ссылкой на то, что это некий спекулятивный актив.

Изменения в экономической системе, связанные с этим, могут быть очень серьезными. Часто мы не обращаем внимания, а ведь криптовалюты обладают бесконечной делимостью; там возможно сколько угодно знаков после запятой. А это тоже очень серьезно может повлиять на ситуацию, которая в ряде стран с современной денежной системой процентная ставка приближается к нулевым уровням, а иногда и выходит в отрицательную зону.

То есть, изучать возможности, не отставать и смотреть более широко на те преобразования, которые в связи с криптовалютами могут произойти во всей экономической системе, особенно в условиях тех кризисных или опасных явлений, которые в современной международной экономике происходят, нужно обязательно.

(Из выступления на научной конференции Абалкинские чтения ВЭО России и Финансового университета при Правительстве РФ «Деньги: от куны до биткоина»)

На тропе войны

Президент США Дональд Трамп начал активно бороться против «китайской экономической агрессии», а также намерен заставить Европу покупать только американский сжиженный природный газ. Аналитики не исключают полномасштабной, провоцирующей рецессию всей мировой экономики торговой войны.

США против Китая

Меморандум о введении торговых ограничений против Китая президент США Дональд Трамп подписал еще в марте. Документ ввел 25-процентные пошлины на китайские товары общей стоимостью 60 миллиардов долларов (всего более ста видов товаров — от электроники до одежды и обуви). Эта мера должна сократить рекордный дефицит в торговле США с Китаем — 375 миллиардов долларов. По данным американского министерства торговли, это почти половина совокупного торгового дефицита США.

Однако главная цель пошлин — пресечь колоссальную кражу Китаем американской интеллектуальной собственности, из-за которой Штаты теряют сотни миллиардов долларов, считают эксперты. По данным Комиссии по краже американской интеллектуальной собственности, каждый год из-за кражи пиратского программного обеспечения и контрафактных товаров американская экономика недополучает до 600 миллиардов долларов.

Китай объявил об ответных мерах: министерство торговли анонсировало пошлины на импорт из США общим объемом 3 миллиарда долларов. Самые большие пошлины — 25% — на импорт свинины и переработанного алюминия, 15% — на импорт фруктов и сухофруктов, орехов, денатурированного спирта и вина, стальных труб. В заявлении ведомства отмечается, что Китай не боится торговой войны с США. Однако бывший министр торговли республики Вей Цзянго в интервью Bloomberg подчеркнул: «Трамп должен понимать, что из этой войны никто не выйдет победителем».

США это не останавливает: в июле министерство торговли подготовило новый перечень ограничений на импорт из Китая — на этот раз общим объемом 200 миллиардов долларов. В него вошли 6 тысяч промышленных и потребительских товаров, которые предполагается обложить 10-процентными пошлинами. У бизнеса есть два месяца на то, чтобы попросить об исключении тех или иных позиций из списка. На новые пошлины США Китай пожаловался во Всемирную торговую организацию (ВТО).

США против России и ЕС

Китай — не единственный рынок, из-за которого США, по мнению Дональда Трампа, упускают торговые выгоды. По итогам встречи с российским президентом Владимиром Путиным американский лидер заявил, что США намерены конкурировать за газовый рынок Европы с российским проектом «Северный поток-2». Летом 2017 года США обещали санкции инвесторам в российские экспортные трубопроводы. На пресс-конференции с премьер-министром Италии Джузеппе Конте Трамп заявил, что ведет переговоры с Европейским союзом о строительстве от девяти до одиннадцати портов, которые будут принимать сжиженный газ из США. Причем оплачиваться эти проекты будут из бюджета ЕС. The Wall Street Journal со ссылкой на главу Еврокомиссии Жан-Клода Юнкера сообщил, что Брюссель согласился рассмотреть увеличение экспорта сжиженного природного газа из США. Также среди полученных Штатами уступок — снижение промышленных пошлин, увеличение импорта соевых бобов, изменение нормативов по продуктам медицинского назначения.

Председатель Евросовета Дональд Туск в июле призвал Китай, США и Россию к сотрудничеству, чтобы избежать торгового конфликта. «Это общий долг Европы и Китая, а также Америки и России — не нарушать мировой порядок, а улучшать его и не начинать торговые войны, которые так часто случались в нашей истории», — сказал он. Россия в июне также решила поучаствовать в «обмене любезностями» с США. Москва объявила о введении дополнительных импортных пошлин на американские товары, аналоги которых есть на российском рынке. Это, например, нефтегазовое оборудование, строительная техника, оптоволокно. «В связи с тем, что США продолжают применять защитные меры в виде дополнительных пошлин на ввоз стали и алюминия и отказываются предоставить компенсацию возникающих у России потерь, Россия использует свои права по ВТО и вводит балансирующие меры в отношении импорта из США», — пояснил глава Минэкономразвития Максим Орешкин. 

При этом Россия не стремится получить односторонние выгоды в условиях торговых разногласий Китая и США, заявил по итогам Четвертого экономического диалога между Россией и КНР советник президента РФ, вице-президент ВЭО России Сергей Глазьев. «В рамках большой двадцатки Штаты всегда настаивали на том, чтобы никто не предпринимал протекционистских мер, — отметил он. — Однако в последние годы США отходят от ведения свободной торговли. Это связано не только с настоящей торговой войной, которую ведет Вашингтон в отношении Китая, но и с предыдущими попытками администрации Обамы создать трансатлантическое партнерство, своеобразную зону свободной торговли, где нет России и Китая». Он подчеркнул, что торговая война США в отношении Китая и антироссийские санкции — это результат беспомощности Штатов в попытке сохранить однополярный мир.

Россия в войне

В случае эскалации торговой войны Россия в любом случае пострадает, отмечают некоторые экономисты. Из-за усиления протекционистских тенденций и напряженности в торговых отношениях МВФ уже ухудшил прогнозы роста мировой торговли товарами и услугами на 0,3% в 2018 году (до 4,8%) и на 0,2% в 2019 году (до 4,5%). «Можно уповать на то, что торговая война заставит страны искать новых партнеров на глобальной арене. Например, ЕС уже договорился с Японией, было подписано масштабное соглашение о свободной торговле, — отметил ведущий аналитик Amarkets Артем Деев. — Однако на эти страны приходится треть мирового ВВП. Россия занимает куда более скромную позицию в мировой торговле. Предложить кроме нефти ей нечего, замедление мирового ВВП повлияет на более скромные аппетиты на сырье, а значит, спровоцирует экономический спад в России».

США против мировой экономики

Аналитики по всему миру отмечают, что торговые конфликты в целом повышают глобальные риски. «Непредсказуемость политики крупнейшей экономики мира вполне способна вызвать цепную реакцию. Хотя в целом риск полномасштабного кризиса умеренный», — отмечают в RAEX. Базовый прогноз Bank of America Merrill Lynch предусматривает небольшую эскалацию торговой войны, однако риск того, что она превратится в полномасштабную, полностью не исключен. А в Fitch Ratings предупреждают о шоковом сценарии для США: цены по отдельным импортным товарам могут вырасти на 35–40%, а экономика Штатов может потерять 0,5 п. п. ВВП. Пока же одной из первых реакций на противостояние США и Китая стало то, что работающие в Поднебесной производители задумались о переносе своих фабрик в другие страны Юго-Восточной Азии, в частности, во Вьетнам.

В исследовании Американской торговой палаты в Китае отмечается, что 69% работающих на китайском рынке американских компаний выступают против введения пошлин со стороны США. Они по-прежнему оценивают Китай как наиболее перспективный и надежный рынок. Это подтверждает тот факт, что 61% представителей американского бизнеса ждут роста инвестиций в Китай до конца этого года, несмотря на жесткую позицию Трампа.

«Трамп является последовательным сторонником дерегулирования бизнеса, — отметила старший научный сотрудник Центра североамериканских исследований ИМЭМО РАН Оксана Богаевская. — Он отменил много ненужных с его точки зрения правил, передал решение многих административных вопросов на уровень штатов и ниже. Ему удалось провести налоговую реформу и кардинально снизить налоги для бизнеса. Очевидно, что Трамп старается ликвидировать «барьеры для бизнеса», и бизнес его за это ценит. Что касается политики протекционизма, то она, конечно, идет в разрез с этими его убеждениями, поскольку введение торговых пошлин является прямым государственным регулированием».

Яблочные перспективы

Под пошлины может попасть самый «американский» товар в мире — устройства Apple. Это, в свою очередь, может привести к росту цен на продукцию компании, пишет Financial Times. Речь идет об умных часах, колонках и наушниках. Основным продуктам Apple — iPhone и Mac — пока пошлины не угрожают.

Однако не все так просто. По словам Богаевской, Трамп неоднократно называл себя сторонником свободной торговли, но с оговоркой, что она должна быть «справедливой». Его не устраивает не наличие или отсутствие торговых пошлин как таковых, а несимметричность ситуации, в которой находятся США. «Он все время пытается исправить эту ситуацию, в том числе путем ввода протекционистских мер, которые он рассматривает в первую очередь как элемент давления в переговорах, поскольку он неоднократно заявлял, что готов отменить пошлины, если ему удастся достигнуть «справедливых» договоренностей.

Но целью его, как он неоднократно заявлял, является снижение или полная отмена торговых пошлин», — пояснила эксперт.

Таким образом, эффективность протекционистской политики США в долгосрочной перспективе можно будет оценивать в зависимости от того, удастся ли с помощью этого инструмента давления добиться отмены пошлин. Движение в этом направлении началось уже в переговорах с Европейским союзом: в конце июля было объявлено о намерении договариваться о «нулевых пошлинах, устранении других торговых барьеров и субсидий на промышленные товары, за исключением автопрома» и увеличить объемы торговли между США и ЕС.

Автор: Андрей Смирнов

«Финансовая сфера в отрыве от несырьевого сектора экономики не может стать драйвером роста»

Марина Александровна Абрамова
Заместитель руководителя Департамента финансовых рынков и банков Финансового университета при Правительстве Российской Федерации, д.э.н., профессор

Сама денежно-кредитная политика, сама финансовая сфера в отрыве от несырьевого сектора, реального сектора экономики не могут стать сами по себе драйвером экономического роста. Денежно-кредитная политика должна быть скоординирована с бюджетно-налоговой политикой, с промышленной политикой, с культурной политикой. Пока мы, к сожалению, встречаем материалы Центрального банка об этом только в качестве постановочной цели.  То есть, сказать о том, что Центральный банк этим не занимается, я не могу. Но это просто прописано как постановочное решение вопроса, потому что говорится о том, что денежно-кредитная политика должна стимулировать экономический рост — и бац, мы встречаем повышение НДС. Более того, Центральный банк пишет, что канал издержек от НДС – незначителен. Значит, канал издержек незначителен, НДС окажет незначительное влияние на инфляцию. Не знаю, верить или не верить представителям Центрального банка, но все мы знаем основные проинфляционные факторы, это все-таки немонетарные факторы. Говорить о том, что изменение НДС и изменения финансовой политики не окажут воздействия на инфляцию… Как-то с точки зрения макроэкономики не особенно верится.

По поводу соотношения бюджетно-налоговой и денежно-кредитной политики. Всем экспертным заключениям, которые мы в последнее время пишем для Центрального банка, у меня такое ощущение, что то ли им не верят, то ли плохо слышат, то ли у руководства Центрального банка в голове какие-то другие соображения. Сколько мы уже писали о необходимости снижения ключевой ставки при том что инфляция снижается. Скажем, в августе — 3,1 был показатель инфляции, но в связи с с санкциями ключевая ставка увеличилась на 0,25%. Уважаемые коллеги, реальная ставка кредита в экономике остается, она все равно растет, она все равно положительная. Более того, она не согласуется с рентабельностью отраслей реального сектора экономики. Поэтому Центральный банк делает вывод, что кредитный канал не работает в экономике, а он не работает, собственно, почему? Никто не хочет кредитовать, банки не хотят кредитовать, потому что они такие злобные либо жадные? Наверное, нет. Потому что центральный банк активно, просто с упорством борется с профицитом ликвидности.

Но ведь действительно, именно профицит ликвидности может стать источником инвестиционных ресурсов. Не сам по себе, конечно, а во взаимодействии с денежно-кредитной, бюджетно-налоговой, структурной политикой. И должен быть для этого создан штат или администрация развития. В принципе, как раз проект Столыпинского клуба предлагал это.

Сейчас Минфин замечательно отчитывается за профицит бюджета. На самом деле – это изъятие денег из экономики через канал, который не связан с экономическим развитием, с экономическим ростом.

«Дело не только в Правительстве, а в неверной постановке задачи, в самой идеологии развития»

Почему не получается перейти к нормальному развитию? Мой ответ состоит из двух пунктов. Дело не только в Правительстве, а в неверной постановке задачи, в самой идеологии развития. Следствие этого – отсутствие институтов, которые должны помогать этому развитию.

В чем неверность идеологии? Мы по-прежнему исповедуем идеологию большого скачка. Мы – догоняющая страна, очень сильно отстаем от передовых стран. Для того чтобы догонять, нужно прежде всего заимствовать технологии. Об этом говорит соответствующая теория, об этом говорит опыт тех стран, которые добились успеха. Один из наиболее известных теоретиков догоняющего развития Александр Гершенкрон в 1952 году ввел понятие «преимущество отсталости» – это возможность заимствовать технологии и методы хозяйствования, уже разработанные, доказавшие свою эффективность в передовых странах. Еще одна цитата известного японского историка развития труда Акиры Хаями: «Период ускоренного экономического роста с середины 50-х до начала 70-х гг. был по существу процессом быстрых технологических заимствований». До тех пор, пока мы рассчитываем на то, что создание «Нанотеха» или «Сколково» позволит нам совершить этот большой скачок, мы будем терпеть неудачи.

Промышленная политика должна быть направлена в первую очередь на эффективное заимствование технологий. Да, конечно, с постепенным переходом к инновационному развитию при всяческой поддержке тех небольших производств отраслей, которые способны сейчас уже работать на передовых технологиях. Все-таки основой должно быть именно заимствование. Для этого нужно иметь развитые институты, инновационную систему, нацеленную на заимствование, а не отдавать эту задачу заимствования на откуп отдельных фирм. Многие фирмы довольно активно заимствуют, но их возможности ограничены, потому что внедрение новых технологий часто требует не локального подхода, а рассмотрения целого спектра технологических связей.

Скажем, у нас низкая глубина переработки нефти. Чтобы увеличить глубину переработки, нужны специальные виды крекинга. Отдельные фирмы могут заимствовать их, кое-какие уже приняли на вооружение. Дальше возникает вопрос, что делать с легкими фракциями? Куда продавать бензин? Занят рынок. Следующая мысль в том, может, давайте развивать нефтехимию, будем продавать полипропилены, которые производит нефтехимия? Оказывается, у нас нет достаточного спроса на полипропилены по сравнению с западными странами, потому что у нас другие технологии строительства, где эти полипропилены используются. Значит, технологии строительства надо менять. Рынок это либо не может сделать, либо будет делать в течение 100 лет. А вот правильная промышленная политика может действительно работать комплексным образом, осуществляя заимствование.

У нас создано невероятное количество институтов развития. Они, как правило, не работают, прежде всего потому что им дана неверная задача. От них требуют принципиально новой технологии для рынка. Но такие технологии у нас не востребованы. Тогда задача переключается на совсем другую: надо делать хоть что-нибудь или делать что-нибудь, но не совсем честно и т.д. Все проверки показывают, что стратегия именно такая, в лучшем случае эти институты развития занимаются заимствованием технологий, делают вид, что они создают новые.

Кстати говоря, у нас определенное понимание этой задачи на самом деле есть. 31 мая 2016 года создано Агентство технологического развития, у него есть специальная задача как-то управлять заимствованием технологий, но масштабы деятельности недостаточны. Ясно, что эта задача должна быть поставлена на государственном уровне.

Дальше, когда мы думаем, как развивать инновационную систему, у нас возникает целый ряд более конкретных задач. Скажем, нельзя делать ставки на то, что наши университеты будут одновременно внедрять новые технологии. Такое происходит в Америке, но там очень специальные условия. Достаточно сказать, что там средняя нагрузка преподавателя в университетах высокого уровня – 4-6 часов в неделю, а у нас – до 30, иногда еще больше. Какие научные исследования может проводить такой преподаватель?

Есть другая система, которая работает в Северной Европе, которая гораздо больше подходит для нас. Цепочка здесь такая: университеты, производство кадров – это академические институты, фундаментальная наука – это отраслевые научно-исследовательские институты, очень важное звено, которое у нас совершенно разрушено, это исследовательские отделы крупных фирм и институты развития. Если выстроить эту цепочку, а для этого нужны специальные усилия, новые законы и т.д., тогда можно рассчитывать на то, что процесс развития пойдет по позитивному пути.

Я еще раз хочу подчеркнуть, что идея отраслевых научно-исследовательских институтов – это отнюдь не пережиток социализма, это то, что происходит реально сейчас в Швеции, в Норвегии, Дании и Германии. У нас есть зачатки отраслевых научно-исследовательских институтов. Например, мало кто знает, есть Ассоциация научных центров «Наука» – 48 центров, 50 тысяч человек. Они претендуют на полный цикл, но то, что решают все сразу от фундаментальных проблем до внедрения, это, конечно, делает их неэффективными.

Нам нужна масштабная программа совершенствования человеческого капитала. У нас острый дефицит высококвалифицированных кадров, усугубляемый утечкой мозгов. Проводимые реформы образования и науки не только не способствуют решению этой проблемы, но и ухудшают положение.

«Количество умерших в России – это функция от производства этилового спирта»

Андрей Коротаев
Заведующий Лабораторией мониторинга рисков социально-политической дестабилизации НИУ ВШЭ, профессор

Оценивая демографические перспективы России, мы начинаем с инерционного прогноза – просто берём текущие значения возрастных коэффициентов, смертности и рождаемости, миграционного прироста и смотрим, как пойдёт траектория, если всё будет как сейчас. Мы видим, что выглядит всё не очень хорошо, то есть, в самое ближайшее время должно возобновиться падение численности населения России, при этом оно немного будет и ускоряться. Особенно эта кривая плохо смотрится, если её продолжить на 100 лет вперёд – при текущей ситуации к концу века численность населения России падает до 100 млн. Но по теперешним временам это – умеренно оптимистический прогноз, потому что когда мы первый раз делали такую серию сценарных прогнозов в середине 2000-х годов, то у нас получалось, что уже к 2050 году при тех значениях повозрастных коэффициентов смертности и рождаемости численность населения должна была упасть до 100 млн. человек.

Конечно, какую-то роль сыграло присоединение Крыма, но это, конечно, абсолютно незначительный, чисто количественный, фактор. Итак, ситуация, по сравнению с началом 2000-х годов, улучшилась: начиная с 2005 года России удалось добиться очень заметного снижения смертности и роста рождаемости и продолжительности жизни. Этот рост – не тривиальный, а самый высокий среди всех стран Америки, Европы, Азии. Лучшие результаты – только в некоторых странах тропической Африки, где удалось добиться очень важных результатов в борьбе со СПИДом. После 2007 года нам удалось добиться очень серьёзных успехов в области рождаемости. Опять-таки, в области роста рождаемости – мы на первом месте в Европе. У нас сейчас получается некое головокружение от успехов, потому что ситуация хорошо изменилась и то, что у нас есть в демографии – не самое худшее, что может быть.

Что касается смертности, то, если говорить просто, количество умерших в России – это функция от производства этилового спирта, то есть если вы знаете, сколько этилового спирта было произведено в России на этот год, вы можете очень точно сказать, какое было количество умерших. Успехи после 2005 года были в высокой степени связаны с комплексом антиалкогольных мер. Очень серьёзное снижение смертности было связано с внедрением ЕГАИС, которая дала блестящие результаты. Далее мы прогнозируем снижение смертности из-за того, что наконец взялись за псевдомедицинские и псевдопарфюмерные препараты. Но надо иметь в виду, что та сторона тоже не дремлет, работает Правительственная комиссия по повышению конкурентоспособности и регулированию алкогольного рынка под руководством Хлопонина, которая постоянно предлагает какие-то креативные меры: давайте вернём рекламу алкоголя, давайте снимем ограничения по продаже, давайте снизим акцизы и т.д. У нас было много раз, когда после периода роста рождаемости, например, в 80-е годы, происходило обвальное падение, как в 90-е. У нас было то же самое со смертностью: после серьёзных успехов снижения смертности алкогольное лобби брало верх, и мы всё проигрывали всё то, чего достигали.

Переходим к пессимистическому сценарию. Сейчас на фоне демографической ямы, которая действительно глубокая, у нас все прекрасно понимают, количество женщин детородного возраста стремительно сокращается – к середине 2020-х годов сократится практически вдвое. Те успехи, которые у нас достигнуты в повышении рождаемости, на этом фоне абсолютно теряют вес, то есть, успехи очень большие, но недостаточные. Для того, чтобы предотвратить обвальное падение рождаемости – уже в прошлом году общий коэффициент рождаемости упал как раз из-за ухудшения возрастной структуры – нужны очень сильные меры по поддержке рождаемости.

Очень большой потенциал имеет ликвидация алкогольной сверхсмертности. Если довести дело до конца и внедрить все меры антиалкогольной политики, которая есть в Скандинавии, включая социальную монополию на алкоголь, запрет на продажу алкоголя по воскресеньям, во второй половине дня в субботу, то особенно в краткосрочный период это помогает решить проблему депопуляции. Если говорить о полной ликвидации сверхсмертности, включая и улучшение работы здравоохранения, то одна полная ликвидация сверхсмертности предотвращает депопуляцию в России. Но если посмотреть оптимистический сценарий, то сочетание мер ликвидации сверхсмертности и поддержки рождаемости дает полное решение проблемы.

Что делать? Нужны меры по поддержке рождаемости. Они очень дорогие. Возникает вопрос, где взять деньги. Никто не знает. Если никто не знает, отвечаю: повысить акцизы на табак до уровня Румынии или Болгарии. Это даёт плюс 1 трлн руб. в год. На 1 трлн руб. в год можем абсолютно все меры поддержки рождаемости внедрить, потому что материнский капитал был прекрасной мерой – он прекрасно сработал в сельской местности, где на материнский капитал можно реально купить дом. Теперь нужны меры другого типа – такие как беспроцентная ипотека при рождении третьего ребёнка.

«C 1992 года стоимость поездки в метро колебалась в диапазоне 1200-1400 поездок за одну унцию золота»

Константин Корищенко
Экс-зампред Центробанка РФ, заведующий кафедрой «Фондовые рынки и финансовый инжиниринг» факультета финансов и банковского дела РАНХиГС

Только ленивый, наверное, не говорит сейчас о том, что после 2008 года мы вошли в фазу кризиса, кризиса валют, долгов, которые ведут нас в никуда. Будет kb это кризис доллара, евро или какой-то другой валюты (или всех вместе), на это точки зрения разнятся, тем не менее, обсуждения идут активные. С другой стороны, когда мы возвращаемся к реальному миру и говорим о том, что золото и другие товарные активы устарели в качестве меры стоимости, тоже возникает некоторая неоднозначность, поскольку совсем недавно в одной из статей я столкнулся с интересной статистикой: нашли таблички из Междуречья, записи какого-то бухгалтера, который записывал стоимость ячменя в золоте. И когда пересчитали стоимость этого ячменя – 3,5 тысячи лет назад и сейчас – оказалось, что разница этих двух стоимостей меньше, чем 15%.

Я в порядке эксперимента решил провести сам подобного рода расчет, только уже не с ячменем, а со стоимостью поездок в метро, и с удивлением для себя обнаружил, что за все время существования новой России, с 1992 года, мы пережили очень многое, но при этом стоимость поездки в метро колебалась в достаточно узком диапазоне: за одну унцию золота можно было купить от 1200 до 1400 поездок (вне зависимости от курса рубля и других историй). Так что мы, глядя на стоимость денег, выраженную в долларах, в евро, в рублях, конечно, видим многое, но компас этот все-таки, мягко говоря, не совсем точный.

«Рост доходов 2018 года закончится в 2019-м»

Игорь Николаев
Директор Института стратегического анализа, ФБК Grant Thornton

В этом году рост действительно есть, благодаря той накачке деньгами, которая у нас была в феврале: одни реальные зарплаты, как известно, выросли почти на 10,5%, так что в целом по году мы получим плюс. Другое дело, вероятно, в этом году всё и закончится. Тот рост реальных доходов населения, о котором мы мечтали четыре года, пока они падали, начавшись в 2017-2018 годах, закончится в 2019 году, потому что мы видим, насколько неустойчивая, если так мягко выражаться, ситуация в экономике, тем более, с новым витком санкционного противостояния.

И что? А вообще можно ли надеяться, что при падающей экономике может быть рост доходов населения? Теоретически и не только теоретически – да. Вспомним 2009 год: экономика – минус 7,9% по ВВП, а у нас били себя в грудь и говорили, мол, смотрите, экономика падает, а у нас зарплаты растут. Другое дело, всегда хотелось спросить: а завтра что будет? Наступило завтра, которое продолжалось четыре года, когда реальные доходы населения падали. То есть, при падении экономики возможен рост реальных доходов населения, другое дело, что он быстро проходит, что жизнь и продемонстрировала: после того, как исчерпали те резервы, чудес уже не происходит, когда при падающей экономике может быть рост реальных доходов населения.

Потом у нас была другая интересная ситуация, когда экономика растет, а реальные доходы населения падают. Вот это у нас с большей вероятностью возможно, как показала жизнь. Даже в 2014 году чисто статистически был рост, а падение реальных доходов населения уже началось. И в 2014, и в 2017 годах экономика росла, а реальные доходы населения снижались.

Вероятность того, что в 2018 году может закончиться тот конъюнктурный во многом рост доходов населения велика. Банальная истина, но если нет экономического роста, то рассчитывать на рост доходов населения не приходится. И тут мы должны вести речь о мерах, которые могут приводить к экономическому росту, а это, конечно, безграничная тема, поэтому я остановлюсь только на двух сюжетах, на которые следует обратить внимание.

Если проанализировать, как у нас менялись составляющие реальных доходов населения, то в 2017 году 65% в них – зарплата, а около 20% – пенсия и социальные выплаты, и это рекордная доля. Даже в советской экономике рекорд был 16% в 1985 году. Такая динамика доходов по прошлому году во многом была предопределена тем, что еще два оставшихся источника реальных доходов – от предпринимательской деятельности и от собственности – снижались очень интенсивно.

Структура, которая сложилась: 65% – зарплаты, 20% – социальные выплаты, и 15% – доходы от предпринимательской деятельности и от собственности – должна обращать наше внимание в том смысле, что люди в гораздо большей степени сейчас стали зависимы от того, сколько им даст государство. Этот патернализм в кризисный период и приводит к такой динамике. Мы знаем, что пенсии не индексировались, как известно, и в 2016 году, и в 2015 году. Всё это отразилось на реальных доходах населения.

Поэтому, если не можете, как говориться, накормить, дать рыбу, дайте людям удочки. Если доходы в большей степени будут зависеть от того, сколько они получают от предпринимательской деятельности, от собственности, то и динамика доходов в целом может быть другой. Пропорцию, которая складывалась, надо разворачивать.

У нас в прошлом году от забастовок было потеряно 89 человеко-дней на всю страну. Это не то что немного, это исчезающая величина. И мы видим контраст, например, с Францией, где протестуют транспортники и другие группы трудящихся. Я не говорю, что об этом надо мечтать, но этот тот механизм, который используется, чтобы поддержать или поднять зарплату, у нас не используется вообще. Понятно почему: люди боятся, что их уволят. Но такая социальная активность сказывается и на динамике реальных доходов, которая у нас есть. Можно, конечно, ставить себе в заслугу всего лишь 89 потерянных человеко-дней от забастовок за год в целом в стране, но, с другой стороны, это говорит и том, что этот институт для отстаивания прав работников, который можно использовать для цивилизованной постановки вопроса и повышения зарплаты, не используется.

«Сейчас богатые страны воюют со странами бедными за эксплуатацию ресурсов»

Жак Бидет (Jacques Bidet)
Заслуженный профессор Университета Париж X — Нантер

Сегодня вопрос неравенства приобрел новый оттенок, новый пафос, ведь хорошо известно: богатые стали богаче, а бедные – беднее. Ширится бедность, и в странах, где при социализме и социалистах были построены социальные институты, все эти социальные институты находятся под угрозой. Знаю, что старый советский строй имел много проблем, но этот строй имел очевидную социальную направленность. По крайней мере была идея о создании комплексной системы социального здравоохранения, образования и т.д., но, как мы знаем, в постсоветской России все это было разрушено.

В Западной Европе – все так же. Может быть в России об этом не очень хорошо знают, но эксперты говорят, например, об уничтожении остатков социальной системы в Англии – системы здравоохранения, системы больниц, которая была создана после второй мировой войны. Ее путем приватизации уничтожила Маргарет Тэтчер, а остатки уничтожают сегодня. И во Франции мы это день за днем наблюдаем при Макроне, политике, который, по его словам, не принадлежал ни к правым, ни к левым, а фактически оказался крайне правым. В культурном плане он либерал, современный и открытый политик, а в плане экономическом – отъявленный реакционер. Он уничтожает систему строительства народного жилья. У нас прошла масштабная забастовка железнодорожников. В настоящее время железные дороги принадлежат государству, и для этого есть веские причины. А он настойчиво выступает за их приватизацию. Зачем приватизировать?

В этих акциях протеста, если их рассматривать как социальный институт, есть возможность организации людей в оппозицию по отношению к капитализму. Хорошая, нормальная возможность. Бастуют не каждый день, но по два дня из пяти, чтобы бастующие контактировали с пассажирами и могли вести агитацию. Это непросто, так как по телевидению им высказываться не дают, а другие люди, да и журналисты, не спешат признавать, что капиталистическая система никуда не годится. У нас есть сильный профсоюз, Генеральная конфедерация труда, с марксистским уклоном, они очень упорно проводят свою линию. Борьба продолжается. Но хотелось бы иметь хоть какой-нибудь результат.

Вот взять забастовку в «Эйр Франс». Эта компания уже не государственная, а лишь частично государственная. Бастовали месяц, только там вопрос больше шел о зарплате, потому что зарплата не менялась уже шесть лет, а стоимость жизни растет на 2 процента каждый год. А руководитель «Эйр Франс» организовал референдум среди работников: он был уверен в победе, поскольку во всех газетах и по телевидению говорили, что бастует только марксистски настроенное меньшинство. Но он, тем не менее, проиграл. Всем на удивление оказалось, что он набрал лишь 44 процента голосов в свою поддержку. Большая победа!

Маркс очень четко указал, что у капитализма лишь одна цель – прибыль, что бы там ни случилось с человеком или природой. Никто не выразил этого яснее. Единственная цель капитализма – прибыль. И вот сегодня Маркс опять становится актуален, и людям это понятно. Раньше Маркс был более труден для восприятия, его мысли не были столь заметными, столь прозрачными, ведь многие люди считали, что хоть капитализм и не предмет для восхищения, он, тем не менее, лучшее из всех зол.

Уничтожение природы и войны показывают, что это не так. Разумеется, война во многом связана с капитализмом. Ведь сейчас, когда богатые страны воюют со странами бедными, то эти войны между странами по большому счету идут за эксплуатацию ресурсов. Капитализм всегда существует бок о бок с империализмом, нам это давно известно. Но сегодня нельзя говорить просто об империализме. Имеет место полицентричный империализм. Есть мировая система, и есть периферийные подсистемы. Это умножает количество вооружений, а все эти вооружения несут разрушение на всех стадиях производства, даже если они не используются.

Так что, по разным причинам, Маркс вновь актуален.