Понедельник, 18 ноября, 2024

Развитие не в борьбе наций

«Сотрудничество и развитие науки и культуры являются источником мирового прогресса. В европейской философской идея о важности Евразии для глобального развития отнюдь не нова. Готфрид Вильгельм Лейбниц, этот грандиозный многосторонний ученый, еще в начале XVIII века писал о культурном многообразии Евразии. Еще больше объединить ее как с севера на юг (до Персии), так и с запада на восток (до Китая) способно создание института совместных исследований и развитие искусств и образования». 

Чокан Турарович Лаумулин,

исследователь Центра наук о развитии (Centre of Development Studies) и Кембриджского Центрально-Азиатского форума (Cambridge Central Asia Forum, Jesus College), Кембриджский университет, Великобритания 

ДЕЛО ПЕТРА КАПИЦЫ И ВЭНИВАРА БУША

ВЭ: Мы знаем, что вы крайне негативно оценивали то, что произошло с экономиками стран постсоветского пространства, говорили об этом в том числе и в программе ВЭО России «Дом ”Э“». В частности, вы упоминали о катастрофической деиндустриализации, которая коснулась всей страны после распада СССР. Этому посвящены ваши исследования в Кембридже?

ЧЛ: Моя диссертация посвящена вопросам взаимодействия науки и социальной политики в основе индустриальной парадигмы развития на примере СССР. Я пытаюсь внести посильный вклад в переосмысление истории СССР через призму восприятия создания и функционирования советского института «индустрии открытий». Именно организация научных исследований лежала в основе советской политики развития. Она преобразила страну, оказала и продолжает оказывать значительное воздействие на развитие мирового естествознания, высоких технологий и, соответственно, глобальной экономики и разнообразных отношений. Эту политику подпирали самые обширные социальные и образовательные программы по созданию соответствующей среды, как экосистемы для роста человеческого капитала, в основе которых скорее лежали глубоко научные подходы и методология, чем идеологические доктрины.

В том, что эта успешная политика осуществлялась зачастую в условиях чуть ли не полного дефицита ресурсов, включая отсутствие самого главного из них — времени для формирования сложных общественных институтов, — сегодняшним развивающимся странам можно почерпнуть много действенного. Интервью с некоторыми ведущими физиками и учеными мира, включая бывшего главу Кавендишской лаборатории Кембриджа и Аргоннской национальной лаборатории США, — часть этих исследований. Достойное место в моей работе посвящено вкладу Петра Леонидовича Капицы в науку, инженерное дело и просветительскую деятельность, направленную, в том числе и через переписку с лидерами СССР, на создание, укрепление и популяризацию советской науки и института «индустрии открытий». Что любопытно, в новейшей истории США была аналогичная Петру Капице личность. Это ученый и инженер, один из отцов НАСА и других ведущих научных институтов, методолог и организатор научных исследований и научного сообщества, советник по науке при президенте Рузвельте — Вэнивар Буш.

ВЭ: Получается, что дело Вэнивара Буша его потомки в США сохранили? Тогда как у нас лишь недавно возобновились попытки восстановить инновационную науку, как и науку в целом. За счет чего на Западе сохраняется устойчивость развития и преемственность?

ЧЛ: Современная концепция инновационной тройной спирали (Стэнфордский университет, США, и европейские исследования) говорит о том, что поступательное развитие общества осуществляется за счет ротационного взаимодействия трех накладывающихся друг на друга краями центров внутри спирали: государства, академии (университетов) и индустрии, создающих инновационную сердцевину развития. Она заставляет центры вращаться, обеспечивая поступательное развитие всей модели, подстраховывая недоработки и дублируя функции других центров. Это, на мой взгляд, идеальная модель. Во многих развитых странах, включая США, автономное функционирование этих центров развития вызывает проблемы их сближения, и на это направлена соответствующая индустриальная политика. Формирование этих центров происходило столетиями, и они представляют собой сложную эволюционную общественную модель той самой «индустрии открытий».

Развивающимся странам очень трудно осуществить простое копирование данной эффективной модели из-за неразвитости самих центров и отсутствия времени. Пионерский опыт СССР показал, что государство может взять на себя роль локомотива развития остальных центров индустрии и исследований, чтобы заставить двигаться всю систему, мирясь с рисками потери эффективности взаимодействия отдельных элементов при довлеющей роли государства. Этот путь и взял на вооружение коммунистический Китай.

КИТАЙ И БЫВШИЙ СССР

ВЭ: У академика Сергея Глазьева, профессора Дмитрия Сорокина и других российских ученых есть мысль о том, что РФ и ЕАЭС нужно, грубо говоря, войти в Китайский экономический поезд — пока еще есть шанс войти в состав ядра нового центра экономического роста, воспользоваться преимуществами этого нового мирохозяйственного уклада, перейти на новый технологический уклад благодаря этим механизмам и вернуться на траекторию успешного, устойчивого и быстрого экономического роста. А если мы ничего не будем менять, то станем периферией китайской экономики, как мы сейчас периферия американо-европейской экономики. И как бы нам еще удержать целостность, когда эти два центра, старый и новый, будут нас испытывать на разрыв. Как вы полагаете, существуют оба эти шанса?

ЧЛ: Китайский «Экономический пояс Шелкового пути», как составная часть проекта «Один пояс и один путь», есть геополитическая и стратегическая инновация КНР в рамках устоявшейся исторической парадигмы единства Евразии не только как торгового пространства, но прежде всего как системы создания и обмена знаний и технологий, сложившейся еще в бронзовом веке. Она лежала в основе любого исторического евразийского проекта, будь то империи кочевников, Московское царство и Российская империя, или СССР. Анализ количественных данных китайских инвестиций в нынешний проект и объемы торговли действительно могут подтолкнуть к мысли о бесперспективности или вторичности ЕАЭС как экономического интеграционного постсоветского проекта ввиду несопоставимости объемов рассматриваемых экономик и общей демографической ситуации. Однако, на мой взгляд, для формирования достойного асимметричного ответа на вызовы времени со стороны ЕАЭС следует скорее применить качественно иной подход, чем конфронтация или прямая конкуренция. Неожиданными подходами, кстати, и славна наша совместная история.

Говоря о «ядре нового центра экономического роста», очень важно понимать, что этим ядром является развитие естественных наук и, отсюда, технологий, формирующих львиную долю объема развитых экономик. Упомянутые мной Петр Капица и Вэнивар Буш неустанно и практически в идентичных выражениях описывали примат и основополагание научно-исследовательской деятельности и открытий в новой индустриальной экономической реальности.

Послевоенные СССР и США, как сверхдержавы, являли собой настоящие «экономики знаний», в которых более половины их ВНП и ВВП соответственно сформировались за счет порожденных естествознанием технологий. Фундаментальная наука, физика и химия в особенности есть резервуар знаний, откуда и черпаются прикладные научные решения и появляются технологии, которые ложатся в основание развития инновационной экономики и сегодня. Забвение этого фундаментального принципа вкупе с недофинансированием культуры, гуманитарных наук, образования и здравоохранения, как важнейших составляющих инновационной среды экосистемы, в осуществлении современной политики грозит современным обществам упадком и деградацией. И напротив, инвестиции в данном направлении создают эффект общего развития системы, увеличивая международный вес и влияние конкретной страны, что
и можно наблюдать на примере КНР.

ВЭ: Может быть, не очень научный вопрос, но он тем не менее беспокоит многих россиян и, наверное, граждан других стран постсоветского пространства: «А мы можем, как Китай?»

Исторический рекорд ассигнований на научные исследования принадлежит СССР, который обогнал США в 1960 году на уровне 2,7% от ВНП, а в 1980 году преодолел высочайшую планку — 5

ЧЛ: Китай следует проторенным СССР путем развития, последовательно нарастив ассигнования на исследования недавно до 2% от ВВП, что в абсолютных цифрах ставит страну на второе место в мире, в том числе и по количеству научных публикаций, после США. Кстати, в процентном выражении расходов ВВП на НИОКР (2,7%) США стоят на 10-м месте в списке, в котором лидируют Израиль и Южная Корея с 4,25%. К слову, исторический рекорд принадлежит СССР, который обогнал США в 1960 году на том же уровне 2,7% от ВНП, а в 1980 году преодолел высочайшую планку — 5%.

ОСТАЕТСЯ ОТКРЫТЫМ ВОПРОС, СМОЖЕТ ЛИ КИТАЙ, 

подобно СССР, сотворить новую научно-технологическую реальность для человечества. Она до сих пор во многом базируется на программе освоения космоса, открытии феномена сверхтекучести, лазера, развитии полупроводников, разработке теорий микроэлектроники и полупроводниковых гетероструктур, ядерной энергетике, математической школе, геологических изысканиях и множестве других прорывов и достижений Советского Союза практически по всему спектру научных дисциплин.

Однако, как показывает пример СССР, развитие науки не является панацеей, но тем не менее есть необходимое условие развития, которое для развитой страны сегодня может составлять 2,4% в год, согласно средним данным по странам ОЭСР. Существующего ныне уровня, к примеру, в России, Беларуси и Казахстане, составляющих ядро ЕАЭС, в 1,19; 0,67 и 0,17% соответственно, явно недостаточно. Остро стоит вопрос об организации совместных научных исследований, причем по переднему краю науки, между странами ЕАЭС, о приоритете фундаментальных исследований для формирования ядра новых технологий и общих экономических цепочек в совместном интеграционном технологическом развитии.

При этом увеличение ассигнований должно сопровождаться корректным научно-методологическим подходом к организации и управлению исследованиями. Он достаточно хорошо известен, универсален и понятен в научном мире. Несмотря на то что наша система все еще воспроизводит качественный научный человеческий капитал в достаточном количестве, есть вопросы формирования новой кадровой политики. Петр Капица неоднократно высказывал мысль о том, что организатор науки есть редчайший и ценнейший тип управленца. Его компетенция, уровень знаний и научной интуиции, авторитет должны быть на особом уровне.

ЧОКАН ЛАУМУЛИН — О СВОЕЙ РАБОТЕ В КЕМБРИДЖЕ 
Нематериальные ценности оказываются более долговечными, чем удовлетворение материальных потребностей, через первые осуществляется преемственность поколений. Как гласят начальные строки бессмертного труда Аристотеля «Метафизика», написанного 2500 лет назад, «Все люди от природы стремятся к знанию». Пока более совершенного инструмента познания мира, чем искусство и наука, человечество не придумало. Жажда познания устройства мира и любознательность привели меня, как скромного исследователя, в Кембридж. К слову, это универсальная изначальная инстинктивная мотивация всех ученых, о которой они не устают говорить. 

Пример КНР наглядно демонстрирует, что фундаментальные принципы, успешно примененные СССР на практике, переосмыслены и пока не менее успешно воплощаются в Китае. При этом уместна определенная параллель между развитием двух стран. Подобно Советскому Союзу в конце 1930-х, Китай сейчас завершает индустриализацию, базирующуюся на технологическом трансферте извне. Бурное развитие научно-исследовательской и образовательной базы, как источника эндогенной экспертизы, позволяет справиться с адаптацией трансферта и постепенно снизить уровень системной зависимости от него. Одновременно институт академической мысли и исследований служит скрытым внутренним процессором всей системы и «кузницей кадров» для управления государственной и частной экономикой и обществом.

ВЭ: А нет ли в этих словах некоторой идеализации советских успехов?

ЧЛ: Если коснуться такого несовершенного, но показательного инструмента оценки развития естествознания, как Нобелевская премия, советские физики заслужили всего девять подобных премий. Это с количественной точки зрения несравнимо даже с одной Кавендишской лабораторией (департаментом физики) Кембриджского университета — почти четыре десятка.

Однако с точки зрения качественной оценки открытия этих девяти человек были настолько фундаментальными, что прочно легли в основание всей сложной нынешней технологической картины мира и мировых технологических цепочек. Кстати, наверное, сегодня в мире нет ни одного высокотехнологического продукта, что производился бы в одной стране, и этот фактор необходимо принимать во внимание при организации будущего института «индустрии открытий» в Евразии.

Концентрация усилий, интеллектуальных и материальных ресурсов на организации исследований в Евразии способна остановить деиндустриализацию стран ЕАЭС, дать толчок развитию инноваций и восстановить региональные, континентальные и глобальные позиции наших народов в условиях новой индустриальной революции. Она уже в самое ближайшее время должна изменить мировые образ жизни и разнообразные социальные, политические, экономические и прочие отношения. 

Принять действенное участие в этом процессе для достижения всеобщего мирового прогресса — одна из приоритетных исторических задач народов Евразии, переживающих непростой период своего развития. Очень важно при этом руководствоваться не узкоприкладным или тактическим подходом. Как писал столетие назад своим коллегам из ставших в одночасье враждебными стран отец квантовой физики Макс Планк, «существуют области интеллектуальной и нравственной жизни, которые лежат за пределами борьбы наций». 

«Я не различаю ни наций, ни отечества, и предпочитаю добиваться большего развития наук в России, чем видеть их среднеразвитыми в Германии». Готфрид Лейбниц

Именно идеи сотрудничества и развитие науки и культуры являются источником мирового прогресса. В европейской философской мысли идея о важности Евразии для глобального развития отнюдь не нова. Готфрид Вильгельм Лейбниц, этот грандиозный многосторонний ученый и соавтор наряду с Ньютоном формулы дифференциальных и интегральных вычислений, лежащих в базисе нынешней цифровой революции, еще в начале XVIII века писал о культурном многообразии Евразии. Еще больше объединить ее как с севера на юг (до Персии), так и с запада на восток (до Китая) способно создание института совместных исследований и развитие искусств и образования. Эти феномены стоят вне национальных категорий и вдохновляют человека.

В частности, Лейбниц писал в 1712 году: «Я не различаю ни наций, ни Отечества,
я предпочитаю добиваться большего развитая наук в России, чем видеть их среднеразвитыми в Германии. Страна, в которой развитие наук достигнет самых широких размеров, будет мне самой дорогой, так как такая страна поднимет и обогатит все человечество. Действительные богатства человечества — это искусства и науки. Это то, что отличает больше всего людей от животных и цивилизованные народы от варваров». 

«Существуют области интеллектуальной и нравственной жизни, которые лежат за пределами борьбы наций».

Макс Планк, немецкий физик-теоретик, основоположник квантовой физики, лауреат Нобелевской премии по физике (1918 г.).

Именно идеи Лейбница легли в основание Петром Великим Российской академии наук
и получили гораздо более полное развитие при бурном подъеме Академии наук СССР, соединившей различные и зачастую технологически отсталые, но с древней культурой регионы и давшей мощный толчок развитию человеческого капитала, технологий и экономики. Китай, следуя рецепту СССР, прилагает все усилия на этом пути, сопрягая близлежащие страны в парадигму своего развития. Страны ЕАЭС могли бы включиться в данный индустриальный проект на самом высоком, почти неосязаемо тонком, но самом важном и определяющем общий ход уровне.

Появление другой альтернативы для стран ЕАЭС, кроме как развитие собственной базы исследований, уникальной по культурно-историческому и человеческому потенциалу и способной получить развитие за счет несметных ресурсных богатств и географическому положению, не предвидится. 

Беседовал Андрей Прокофьев 

Energy efficient economy in Russia 

Why is energy conservation not yet in demand? 

“Experts estimate that in 20 years humanity will need 30 percent more energy than today. This is due to the development of the world economy, the growth of the world’s population, the improvement of the quality of life and the level of consumption, especially in developing countries. Let me remind you that today, according to statistics, up to two billion people on the planet do not yet have full access to energy sources.” This statement was made at a recent Russian Energy Week. And what about the electric cars? Electric vehicles have to get electric power, which first has to be generated by a power plant. And what about renewable energy sources? Given that today the main source of energy is not even oil but coal, renewable sources will hardly reach the first place in the generation system in less than 30 years. All this, however, does not negate the key importance of energy efficiency. After all, it is important for an economy, no matter how much energy the economy uses. 

CONSERVATION IN FIGURES

  • 7,21–8,4% ENERGY SAVING EXPECTED BY 2020 BY THE MINISTRY OF ENERGY
  • 2 416 000 JOBS CREATED IN ENERGY-SAVING COMPANIES IN EUROPE
  • 367 000 EUROS — SAVINGS FROM ENERGY EFFICIENT UPGRADES OF NON- RESIDENTIAL PREMISES IN THE UK

Roman Sergeevich GolovDirector of the Institute of Management, Economics and Social Technologies of the MAI National Research University, Editor-in-chief of the journal “Economics and Management in Mechanical Engineering” Member of the Presidium of the FES of Russia, Doctor of Economic Sciences, Professor. 

— Under the current circumstances, in times of crisis, energy saving is one of the possible sources of economic growth in Russia. There is a huge potential for energy saving, and the implementation of this potential will let us save actual money resources. Experts estimate the country’s energy saving potential to be 470 to 481 million tons of equivalent fuel. This volume is equivalent to 50% of all types of energy and fuel annually consumed throughout Russia.

KEY MEASURES

  1. First of all, the improvement of the regulatory framework that defines the context of energy-saving activities.
  2. Training of energy saving professionals. According to many expert estimates, we now have a deficit of highly skilled specialists in the field of energy conservation.
  3. Development of energy service. It is a special mechanism that has been used abroad for a long time to save the energy consumer’s money.
  4. Creation of innovations in energy conservation to solve the import substitution problem.

OBJECTIVE REALITY

Natalia Vladimirovna Kireyeva, Professor of the Department of Economics of the Ural Social and Economic Institute of the Academy of Labor and Social Relations, Chairman of the Chelyabinsk Regional Organization of the FES of Russia, Doctor of Economics 

On the wholesale electricity market, any gap between the plan and the fact can lead to a 20% rise in the price of the kilowatt-hour, and for gas, the price increase factor can be as high as 50%. We analyzed the status of planning in the Chelyabinsk region for the past 5 years and found that for electricity such gaps exceeded 9% and it cost our enterprises nearly 6.8 billion rubles. For gas, such gaps exceeded 11%, another 25 billion added to the cost of industrial output. 

Speaking at the environmental summit in Paris, the president set the task of reducing the energy intensity of the economy 13.5by 2020.

A new methodology for planning and operational management of production was developed in the Chelyabinsk region, which, at first experimental checks, showed fairly good results in terms of its accuracy. We proposed to evaluate the quality of this methodology on the example of a particular enterprise. Three basic enterprises were selected, whose owners agreed to implement these pilot projects. During the year, we carried out the necessary studies and obtained the following results.

We checked the quality of planning at these enterprises, and for all of them the accuracy was off by 10%, which is quite a lot. We recalculated the enterprises’ routine requisitions using the new methodology, and the gap immediately shrank from 10% to 0.8%. This means that if the enterprises switched to the sixth price category, they would save 3.7 to 36 million rubles over a year. The savings result from the fact that the enterprise simply changes the way of planning without making any other efforts. And by transferring part of the production from daytime to nighttime to relieve peak hours (and these enterprises already have round the clock production), the amount of savings can be increased from 3.7 to 36 million rubles.

The situation is similar in gas. All three enterprises are serviced by the Chelyabinsk supplier, Novotek, whose gas is quite expensive and is delivered subject to strict conditions. For the duration of one month the enterprise is forbidden to change its routine requisition. That is, it is forced to adjust its fact to the plan, but real life keeps changing, the situation keeps changing. However, Novotek provides them with a so-called deviation corridor ranging between -20 and +10, within which these sanctions do not apply. But the enterprises do not fit in this corridor by far with the current method of planning, they all are subjected to penalties connected with increases in gas prices, under-consumption or over-consumption of gas.

We offered them an alternative – armed with the new planning methodology they could purchase gas at the St. Petersburg Commodity Exchange. Gas is much cheaper there, but there is no corridor; such luxury, -20 to +10, is impossible at a stock exchange. True, the exchange has an advantage – it allows you to adjust routine requisitions and even enter into one-day contracts, which let you take into account all changes in the production program. And when we recalculated the routine requisition, the gap also shrank to nearly 0.9%, which means that the enterprises could save 2.4 to 8.3 million on gas.

A curious fact. Improving the accuracy of planning has produced economic effect not only in the energy sector. In fact, the enterprises work with buyers while negotiating contracts and have only an estimated cost of production to go by. Simply because there is no actual cost. Until the month is over and the accountant has finalized the actual data, there is no actual cost. If your estimated cost is too high due to incorrect calculation, and the price offered by the customer is below your estimated cost, you turn him down – and end up with lost profit. Using such a factor as the improvement of the quality of planning, the enterprises could increase their profits from sales by 8%, 51%, and even 74 times in 2015, but this was due to the fact that the last enterprise’s profit was meager that year.

A Look Into the Year 2035 

How the structure of economy changes. 

The absolute majority of websites that are in any way connected with the topic of the National Technological Initiative (NTI) open with the words spoken by President of Russia Vladimir Putin in his 2014 Address to the Federal Assembly: “Based on long-term forecasts it is necessary to understand what challenges Russia will face in 10-15 years, what advanced solutions will be required to guarantee national security, ensure high living standards and industrial development of the new technological order.” 

Maxim Shereikin 

General Director 

of the Agency for Technological Development 

 

But how can we take a look into the future of technology, and how the technological order is changing today? Where in Russia is there a demand for advanced technologies? How to bring up a younger generation that will not only enjoy but also create innovations? These questions also have their answers. 

The Free Economy talked with the head of the Agency for Technological Development Maxim Shereikin.

National Technological Initiative and other responsible institutions

Free Economy: Maxim Leonidovich, the National Technological Initiative is several years old but not everyone knows what it is and what is has “in store” for our economy? 

Maxim Shereikin: For years our government has been dealing with issues related to the development of domestic technologies. The NTI is a very important “key” to this, but it’s not the only one. There are state- controlled financial and venture institutes, holding companies with state participation that develop technologies; and last year the Agency for Technological Development was established. In general, a full-fledged ecosystem is being built that can and will move our economy forward by shaping and consolidating our technological leadership in various industries. The NTI’s main task is “to look beyond the horizon”, into the year 2035. To prepare for the future, to visualize what seems to be the most incredible scenarios. After identifying emerging technological trends in Russia and abroad the NTI is trying to “get hold” of them, to project them into the future. By the way, it is not by chance that one of the criteria for road maps created as part of the initiative was the absence of pre-existing industrial standards — e.g. unmanned vehicles, future nutrition. And the absence of standards is an opportunity to stake out a place for Russia in that landscape.

FE: Sounds good, but will we be able to make all this happen? 

MS: If we don’t try, we will surely fail. Therefore, we must by all means work hard to develop future technologies. And we should start now, today, we should take first steps by developing and implementing cutting-edge technological solutions, forming niches, making investments in technology profitable, promising and interesting. Yes, no-one demands future technologies from 2035 from the Agency for Technological Development — simply because no such technologies yet exist. But our logic of working with clients is precisely that while investing in modernization and development it is necessary, among other things, to have industry foresight into the next few years.

FE: And we will then live in an altogether different country? 

MS: You know, there is a saying: business plans are not implemented for the sake of their performance but in order to analyze errors. Without a target set in the future, in the year 2035, it is impossible to reach that future.
No, we don’t know what will happen in 2035. But the NTI is not only about technology! Primarily, it is about business models which allow us to create new businesses. In logistics, in health care, in assembly production.
Without moving in this direction, without trying to guess what lies beyond the horizon, we will not be able to reach the future.

Technet, Healthnet, etc.

FE: As of today, do we have any results? 

MS: I will speak from the standpoint of the Agency for Technological Development, which today is merely a user of the solutions developed as part of the NTI.

We’ve gotten unambiguously positive results regarding the Technet road map, which is an end-to- end map and is related to all the “rearrangements”. Its results are aimed first and foremost at changing the systems of design, production and operation of products. And in this sense, pilot factories of the future, for example, those created at NPO Saturn, can already be transmitted and passed on further down the chain to those in need of such cutting-edge solutions.

FE: What about the other NTI road maps? 

MS: They are more of a sectoral nature, for example, Healthnet, which is aimed at the development of medical technologies. And it is also a significant reference point for the Agency for Technological Development as we are now carrying out a number of projects to transfer technologies in the pharmaceutical sector that are in demand in Russia.

The race will be intense

FE: But the share of innovative products in the total output is a mere 8 or 9 percent and it has not been growing for the last three years. Why is that? Have we forgotten something? Or is it simply too soon, and we’re just poised before the jump? 

MS: It’s quite tricky to account for innovative products. They come and go as time goes by.

FE: Perhaps Rosstat should change the accounting system for such products to better reflect them? 

MS: That is not a priority. In my opinion, it would be better to hear more about Russian companies that have penetrated completely new segments of the modern marketplace. The more we hear about them, the more evidence we have that the innovative ecosystem is working.

FE: But in order to create these projects, so that their results can be used by ordinary people, a modern of system of education is needed. Education of minds is a slow process. Will we succeed or will it be “catch up and overtake the world” all over again? 

MS: It should be admitted that in certain market segments we will, of course, be catching up with the world.

FE: Are those segments critical? 

MS: Yes, unfortunately, they are. Microelectronics and instrumentation, for example. But in the big data segment we have a real chance to overtake the rest of the world. And not least because in Russia there is a strong mathematical school, and the Faculty of Computational Mathematics and Cybernetics in the Moscow State University was established in the 1950s.

FE: Will you require any legislative help? Or is the legal base that already exists fully adequate? 

MS: Of course we will. I will give an example: we worked on collecting payments on toll roads. Today it is a barrier system with lift-arm barriers. But you can make it barrier-free — by installing a system of optical license plate recognition. At the same time, there is no fine for the failure to pay toll in the Administrative Offenses Code. As a result, investors do not believe that a smart system will help them collect payments, and do not invest in this technology. Because in order to deploy the system they must obtain the right to access our personal data — the traffic police database of license plate numbers.

Yet, driving on a toll road can be several times cheaper. Why? Because the capital and operating costs will be lower — no need to expand roads, create pockets on the road, install barriers, hire cashiers; in the end the traffic capacity will increase which means more revenues from the same road segment.

FE: To summarize, what has the NTI to offer our economy as it exists today? 

MS: This question will be better answered by my colleagues from the NTI. But in my personal opinion, we are talking about changing the structure of the economy as such. The more so as the National Technological Initiative road maps are intended for markets with high potential, whose volume should be at least $100 billion by 2035.

Interviewed by Taras Fomchenkov 

Non-alternative digital future 

Tigran Sarkisyan 

Chairman of the Board of the Eurasian Economic Commission, Candidate of Economic Sciences, Prime Minister of Armenia (2008-2014), Chairman of the Central Bank of Armenia (1998-2008) 

 

DIGITALIZATION: A GAME CHANGER

The rapid advance of information and communication technologies in all spheres of people’s lives causes significant changes in the nature of production, and hence in trade and economic relations between countries and in integration.

In particular, we are witnessing the formation and successful operation of digital industrial platforms (DIPs) which ensure automatic coordination and optimization of interconnected activities of a large number of market players by eliminating unnecessary intermediaries. This leads to a sharp reduction in transaction costs and an increase in the speed of operations.

Thus, the DIP is a special, modern form of organizing the division of labor. The peculiarity of this form is also important given that it exists in the new economic reality, one of the main characteristics of which is as follows: the maximum added value is being created today in brand- new industries as well as industries that have been digitized, which leads to a sharp increase in labor productivity by linking industry-specific data with DIPs.

A good example of determination in developing a digital platform is the Chinese Alibaba Group (established in 1999, capitalization US$ 266 billion). The group consists of 14 digital platforms, including trading platforms oriented to the external and internal markets, as well as financial, logistics, customs and other platforms. Fostering economic growth, Alibaba Group plays an important role in promoting China’s economic interests worldwide, including the territory of the former USSR.

Using government support, transnational corporations similar to Alibaba Group from the United States, Europe and China have accumulated huge amounts of data and information, and a colossal scientific potential. According to the World Bank the global digital platforms are already abusing their dominant position.

DIGITAL ECONOMIC TRENDS

Assets in any traditional industries that have not been digitized are undergoing dramatic depreciation as the value of new digital assets is rising. Leading experts agree that within the next 15-20 years the world will see the widespread application of the platform-oriented business model and, in fact, the reformatting of the customary organizational structures of industry and trade.

Speaking of the ways in which the main trends in the digitalization of the world economy and trade have influenced the Eurasian Economic Union, one can say that our integrated marketplace has been losing consumers which migrate to the digital markets of other countries. For example, Aliexpress sends as much as 90% of parcels ordered as part of electronic cross-border trade by citizens of our countries, and generates about 50% of the cash flow. In addition, large Russian investors are investing in subsidiaries of similar corporations. Thus, we are already participating in this new digitalized world trading system and the main task facing us today is to occupy a proper place in it.

All the above trends have introduced a new logic not only into the systems of world trade and economy, but also into integration systems. The old models have lost their relative advantages, while new ones are in the process of being formed. No other way is possible since the existing models of integration were formed in the economic conditions, whose most important elements were the establishment of tariffs, the facilitation of customs procedures, the development of general rules of trade, etc. The current technological and digital leap has created its own integration logic based on technological platforms and solutions, digitalization and digital standards.

It should be noted that the development of the digital economy has led to the emergence of major new trends in the development of world trade and economic activity, in the division of labor, and in the industrial system. The key trends are as follows:

The world economy implements the so-called “smart management systems”, which, thanks to the automation and digitalization of production processes, manage those production processes, significantly reduce transaction costs, increase energy efficiency and identify marketing and trading advantages.

Thanks to digitalization, tens and hundreds of new specializations have appeared while some of the old ones have disappeared. This process runs so quickly that educational systems cannot keep up with the changes and the new sectors themselves often turn into education centers. A graphic example is the educational centers set up by the world’s largest IT corporations, whose graduates are valued on the market no less than graduates of top universities.

And, most importantly, brand-new industries have been created based on digital technologies. Some of the old industries are dying out, but some are being transformed through digital logic. The «digital share» in the cost of modern cars, for example, is steadily growing, and the cars themselves are turning into «smartphones on wheels,» as they were called in the article which appeared in The Economist.

It should be noted that the developed countries and some integrated unions have already formulated their digital agendas in order to accelerate the transformation of traditional industries and the transition to a digital form of interaction. The European Union has institutionalized the digital agenda as a separate direction of integration and approved the creation of the «EU Digital Single Market». The United States, Great Britain, South Korea, Singapore, Israel and others have announced their digital economy strategies and have been actively promoting them through international treaties and bilateral agreements. Many countries have identified their role in the division of labor in the digital economy.

NO ALTERNATIVE

The Eurasian Economic Union has yet to finalize and implement its digital agenda but we need to understand that no other way is possible. To be more exact, the only alternative is the establishment of full control over the Eurasian Economic Union’s digital marketplace on the part of the global players. And it is unacceptable for both the integrated union and the EAEU member states.

If the scenario outlined above is implemented we will run the risks of losing the digital sovereignty or the motivation for integration by reason of:

a) our trade and the free movement of goods being diluted by global markets;

b) our digitized domestic enterprises being connected to other countries’ DIPs;

c) our businesses and individuals using new digital solutions for financial services, including the bitcoin, created by foreign companies;

d) our highly skilled workforce being used for the development of new IT solutions for foreign DIPs which will retain most of the created added value.

Thus, the main risk boils down to the Eurasian Economic Union’s losing its competitive edge as global markets transform. The most effective way to limit the integration processes to the EAEU boundaries is the formation of the Union’s own DIPs in order to keep pace with the new digital revolution and maintain economic and technological independence.

OUR ADVANTAGES

The availability of huge amounts of data collected from the majority of the organizations within the government-controlled information system can be relatively advantageous for the swift implementation of this approach in our countries. It can become a springboard for building our own ecosystem for the EAEU’s digital platforms. Thus, in Russia alone there are 390 government-controlled information systems that annually collect several thousand different reporting forms from businesses. A side effect of building such an ecosystem will be turning the existing regulatory activities into algorithmic regulation which is transparent and does not require a huge administrative apparatus for its implementation.

The second advantage may be the existence of private initiatives in our countries, which have already been used to create our own markets and media platforms that may be involved in the process of building global DIPs on the basis of government- controlled private partnerships. This will enable us to attract domestic investors for the implementation of megaprojects, and to award contracts to our IT specialists including those working for foreign companies. The first echelon of such DIP megaprojects may include trading, logistics and financial platforms, while a possibility of organizing government procurement on the basis of such platforms can dramatically increase the attractiveness of integration and the market value of such projects.

Today the Eurasian Economic Commission is building an integrated information system for the interaction and coordination of state information resources and information systems (Article 23.3 of the Union Treaty). However, in order to adequately respond to the challenges and risks facing our young association we need a coordinated approach to our Union’s broad digital agenda. The EAEU statement on the digital agenda adopted by the heads of state on December 26, 2016 in the city of Saint Petersburg is an example of such approach.

We must do the following: 
А) formulate our own digital agenda,
Б) identify joint megaprojects that can give an impetus to the development of the entire sector,
В) provide for designing our own DIPs to ensure access to global markets.
On the one hand, this will allow us to formulate a new economic program for the modernization of national economies, and on the other, to strengthen our integrated union with the possibility of adding countries that, for objective reasons, will be unable to build their own digital platforms. The implementation of the digitalization program for our economies and marketplace is a task that, in terms of its ambition, is comparable to the legendary GOELRO, but its positive effect may turn out to be no less than that resulting from the implementation of the electrification program.

Digitalization capital 

Saint Petersburg’s Ways of New Industrial Development 

Interview of the president of the FES of Russia, Director of the Institute for New Industrial Development and ex-Chairman of the Committee for Economic Development of St. Petersburg Sergey Bodrunov, REGNUM News Agency. 

KNOWLEDGE ECONOMY

A person can work during the day at a factory, and give culinary advice online in the evenings. One person can occupy three jobs today, or sometimes vice versa. We still talk about creating «jobs». Even the presidential decrees stated the need to create 25 million jobs. This means, given the load, that we need to find 37-40 million people somewhere who will work in those jobs. Where can we find them? Who put this task in the decrees? Illiterate people. It is necessary to create competences, not abstract jobs. A job is a place where accessories and skills are concentrated while a competence is the person’s ability to «adjust» himself to a certain type of activity. A person, for example, can have the competence of a cook, and not just work as a cook at a particular nano hot food unit, be it «high- performance» or «high-tech»

Sergey Dmitrievich, what do you think should be the main outlines of the economic model for St. Petersburg? What are the main tasks to be set? 

— In today’s world, in order to understand what the economy of such a metropolis as ours needs, it is necessary to understand how the world economy is structured. It is necessary to have a dynamic picture to understand what market trends will exist in 10 years, what we should produce to be able to ride these trends and how to sell those products afterwards.

Besides, we must not forget that we are living during the information revolution. And this, among other things, means that the world is moving on towards a knowledge-intensive economy. Your gadget, which you are using to record our conversation, has less hardware than before, and more knowledge. The main characteristic is “the acceleration of the acceleration» of scientific and technological progress. The level and the importance of knowledge are growing in all aspects of production–from jobs to materials.

Does this mean that education becomes even more important than before? 

— Not only this. The character of work changes. Until quite recently, people could not actively combine different types of activities or jobs while today it is quite normal.

In this new economic situation, the importance of knowledge, mobility, plasticity of the workforce is growing. It is impossible to predict what jobs will be needed in 15 years, but it is possible to predict what competencies will be needed. And here we are faced with another problem: the quality of forecasting is not at the desired level. The economy is developing faster than we are able to comprehend the laws of its development and, even more so, to teach economics students accordingly.

DIGITALIZATION FIRST AND FOREMOST

On what points should the Saint Petersburg economic model focus in these new circumstances? 

— We need a new approach. It is necessary to answer the question: which local pieces of the global marketplace can develop faster than others. First of all, it is digitalization. President Putin spoke about this at the recent economic forum. Honestly, I nearly fell off my chair when I heard him say it. We spoke and wrote about this for 10 years, but everyone rejected this idea, because everyone wanted to operate the usual way: «jobs, machines, equipment.» Now everyone will start turning the other way. It is high time.

You are talking about high tech, but at the same time many experts and officials believe that the future of the city’s economy is not just digitalization but also tourism. 

— From a global perspective, tourism leads to a dead- end in terms of economic development. It is a dead-end for the same reason: digitalization. Let’s say, do you know what a palm tree looks like from above? Now you know it visually, and soon you will know and feel it palpably by means of virtual reality helmets and other similar gadgets. Already there is no need to take a selfie on the roof of a skyscraper, you will be able to see, and not only see–feel! — everything without a selfie. Digitalization will soon allow us to observe all the features of Saint Petersburg from any angle. And at the museum where I want to «go», my «digitized» guide will tell me all I want to know, not what he invented and not what someone dictated to him.

I will not only be able to see things, I will also be able to «talk» with those who were there before me. In the foreseeable 15-20 years we will be able, while at home, with the help of small devices, much smaller than a TV set, to see and feel much more than what we see now on tourist trips. Will it make sense for people to actually visit cities and towns? If not, who will need a powerful urban tourism infrastructure?

Now we receive lots of Chinese tourists who have not seen enough. But in about twenty years there will be almost no tourists anywhere. Just like there will be no drivers, guards, cash, and we will not have to close the doors. Because the importance of the material aspect and the associated social institutions will decline.

WHAT KIND OF CAPITAL WILL SAINT PETERSBURG BE?

Predictions based on the previous models of development of the city’s economy described Saint Petersburg’s role as either a financial or an auto- cluster capital. It did not work out. But what kind of capital should we ultimately become? 

— A Russian digitalization capital is exactly the kind of capital we should become. We have everything for it right here. Digitalization consists of two important components. The first is hardware, the second is intellect, software. This basis rests on several sub-bases: on the one hand, the production of certain materials, the production technologies and culture, and all the necessary infrastructure; on the other hand, brilliant mathematicians and engineers.

Unlike many other cities Saint Petersburg has everything to solve this problem. We have the country’s — or even the world’s — most prominent software experts. They are able to solve problems quickly and efficiently, and these solutions are then bought by businessmen from, say, the US, a country which is considered advanced in terms of the relevant industries. Now we experience a constant «brain drain» because of the absence of a proper level of demand. Demand implies the availability of money, benefits, support, and serious challenges. If these conditions are met, then all our «brains» will remain here, moreover–others will arrive.

As for hardware, we also have important technological achievements. Suffice it to mention the Technological Institute, Zhores Alferov’s projects, the Institute of Information Technology, Mechanics and Optics. We have «applied specialists» who know how to use this hardware–in the field of aviation, transport, energy. We have good universities that can train specialists in the necessary fields of expertise. In Soviet times there were examples of such task-setting, let us recall Akademgorodok. If we set this task now, if we create a special economic zone here, then this line of activity will pull the rest of the city’s economy after it.

You can add another important area–medicine and pharmaceuticals. The city is already engaged in this area of research and is doing it right. People, human capital, is an important component. To a great extent this capital depends not only on education (as I have already said) but also on the people’s health. Technologies for making people healthier, extending human lifespan and improving the quality of life will play an important role in the nearest future.

The framework of the city’s future economy can rest on these two elephants: digitalization and pharmaceutics. We must, of course, continue to support those enterprises (for example, energy companies) which will retain their importance for the city and for other industries in the next 10-15 years.

Digitalization of the marketplace is very important. Knowledge is the main economic resource of the future. And all the knowledge that we possess turns into information when we begin to work with it. The information must have a form that will allow it to penetrate everywhere. Digitalization allows you to put this on a technological basis. We immediately begin to move forward, because a technology is emerging: how to build a new life in which the knowledge capacity will be implemented through digitalization. Next, we need to understand in what directions should digitalization proceed. We need to find out which of the city’s enterprises are capable of solving these problems. We cannot just remove a particular enterprise from the federal program but we can set new tasks for it upon agreement with its management. So we will encourage the taking of advanced positions in these areas. Sooner or later we will accomplish these tasks one way or another, but if we do not start today, we will be late, and the market will be occupied. This is the most reasonable approach to planning the future economic life of the city.

Бюджет как велосипед

О чём говорят цифры главного финансового документа на 2018 год.

«По одежке протягивай ножки» — гласит русская пословица, то есть что заработаешь — на то и должен прожить, то можешь потратить. Все мы понимаем под этим свой семейный бюджет. Справедлива ли народная мудрость для бюджета страны? В чём сегодня основные проблемы бюджета страны, что мы можем получить в доходы и какие приоритеты в расхода.

Александр Широв, 

заместитель директора, заведующий лабораторией Института народнохозяйственного прогнозирования РАН, д. э. н., профессор 

 

Сергей Бодрунов, 

президент ВЭО России, главный редактор журнала «Вольная экономика», директор Института нового индустриального развития им. С.Ю. Витте, д. э. н., профессор 

 

По материалам телепередачи «Дом Э», ОТР, и 11-й экспертной сессии координационного клуба. 

ЧТО У НАС В ПРИОРИТЕТЕ?

БОДРУНОВ: Сегодня мы поговорим о том, что волнует всех, кто так или иначе связан с бюджетным сектором, людей, которые так или иначе решают проблемы бюджета. Проект Федерального бюджета на 2018 год и последующее планирование на 2019 и 2020 годы. Что у нас в приоритете?

Каждый раз в этот период у многих возникает огромное желание, с одной стороны, решить все проблемы одним махом через бюджет, с другой стороны, мы сталкиваемся с ограниченными средствами бюджета и невозможностью удовлетворить всех. Денег, как всегда, не хватает, приоритеты у каждого свои, поэтому это тяжелейшая работа: тем людям, которые этим занимаются, надо памятник ставить за то, что они остаются живыми после всех этих баталий. Скажите, пожалуйста, что должно быть в приоритете?

От снижения цен большого счастья в экономике не наступило

ШИРОВ: Приоритеты бюджетной политики определяются общей стратегией развития экономики. То есть то, что мы хотим от нашей экономики, должно быть и в бюджете. И проблемы текущего бюджета — как раз в этом. У нас сейчас нет сформулированной долгосрочной стратегии развития экономики. Пока нет. И в связи с этим логично, что бюджет ориентируется на краткосрочные цели экономического развития. Ну, и ровно поэтому мы видим и такую структуру расходов, и такой прогноз по доходам бюджета.

БОДРУНОВ: Может быть, именно по этой причине Антон Германович Силуанов, которого я спросил: «А где же параметры цифровой экономики? Как они в бюджете учтены?» Он задумался и говорит: «Ну, должна быть сначала все-таки озвучена в цифрах Минэкономразвития, другими ведомствами программа, которая пока имеет только общие черты». То есть, хотя мы понимаем актуальность, тем не менее надо, чтобы была какая-то длинная интересная программа.

Я думаю, что вы правы: поскольку нет приоритетов в экономическом пространстве, то и в бюджете, который это все должен поддерживать, все краткосрочное. Я понимаю прокрустово ложе министра финансов: надо решать и социальные задачи, и выборы впереди… Боюсь, что за этими политическими деревьями мы не увидим леса — развития, которое двигается в сторону технологического изменения мира. Поэтому, мне кажется, хорошо было бы, чтобы бюджет это тоже учитывал. На сегодняшний день в реальном секторе я этого не вижу, а вижу только в чем? У нас большой военный бюджет — порядка 18% расходов, около 12% — силовые структуры. Я уже не говорю о человеческом капитале и прочих вещах, где совсем небольшие позиции сохраняются.

ШИРОВ: У Виктора Викторовича Ивантера — нашего директора — есть хорошая идея о том, что цифровизация возможна только тогда, когда будет экономика. Когда экономика будет в таком состоянии, что мы будем производить доходы, цифровизация поможет нам их увеличивать.

Если мы внимательно посмотрим на то, как устроен бюджет, то главная проблема, на мой взгляд, состоит в том, что Министерство финансов, отчасти Министерство экономического развития исходит из того, что у российской экономики достаточно низкий потенциал роста. Ну а раз низкий потенциал роста — значит, низкий потенциал роста доходов. Ну а раз низкий потенциал роста доходов, соответственно, нужно уже ужимать расходы. То есть все логично. Низкие ожидания развития экономики транслируются в низкие ожидания поступлений в бюджет, и это влияет, на мой взгляд, негативно на то, что происходит в экономике.

БОДРУНОВ: Если мы хотим, чтобы экономика развивалась интенсивно в новом технологическом укладе, необходимо в первую очередь уделить внимание развитию именно этой части в бюджете. В результате повысятся доходы тех людей, которые работают в этой сфере, отсюда наполнение бюджета, возможность больших трат. Очень важно, что с участием ВЭО России РСПП, институт Уполномоченного по правам предпринимателей при Президенте и Общероссийский народный фронт проводят серию конференций по правам предпринимателей в регионах. И их как раз больше беспокоят высокопроизводительные рабочие места и то, решает ли эти задачи бюджет. Обе задачи, поставленные президентом, — и социальная направленность бюджета, и развитие страны — на самом деле одна сторона.

ШИРОВ: В проекте в некотором смысле социальная направленность присутствует. Это происходит в результате действия двух факторов. Первый — это то, что мы находимся в конце электорального цикла и скоро у нас выборы, а второй связан с тем, что 2018 год — это как раз та реперная точка, которая стоит в указах Президента от 7 мая 2012 года.

И поэтому под реализацию как раз этих целевых ориентиров, которые тогда были выбраны, в текущем бюджете и в бюджетах ближайших трех лет выделены довольные значительные средства на социальные программы, и это значит, что отдельные категории граждан (это и научные работники, и работники бюджетной сферы) получат некоторую прибавку к своим доходам. Но в целом, безусловно, в социальной сфере мы увидим относительную стагнацию расходов.

Проблема состоит в том, что мы все время смотрим на бюджетный процесс в статике. В статике, безусловно, мы можем просто где-то что-то убрать, где-то что-то добавить, но в динамике ситуация меняется радикально, потому что если у нас все-таки бюджет работает на экономический рост, то тогда он формирует доходы будущих периодов, которые мы потом можем распределять.

Например, дефицит бюджета — это как раз и есть возможность доходы будущего периода вложить в экономику сейчас. Работает так на самом деле и бизнес, который начинает новые проекты.

УСТОЙЧИВОСТЬ ВЕЛОСИПЕДА

БОДРУНОВ: Сергей Николаевич Рябухин достаточно оптимистично смотрит на потенциал развития нашей экономики. Население всегда чувствует в первую очередь все удары инфляции, а у нас сейчас инфляция — объявлено официально — меньше 4%. То есть мы достигли тех показателей, добиться которых планировал Центробанк в прошлом году, чтобы стабилизировать как-то экономику и запускать институционный процесс, который будет наполнять наш бюджет. Александр Александрович, ваш институт занимается народнохозяйственным прогнозированием. Как вы видите дальнейшие перспективы в этом смысле?

ШИРОВ: Все достаточно сложно, потому что от снижения цен большого счастья в экономике, по-видимому, не наступило. Во всяком случае, пока. Центральный банк считает, что счастье наступит на горизонте нескольких лет. Другой разговор, что за те годы экономического спада, которые мы уже пережили, доходы населения упали более чем на 10%. И период снижения доходов населения уже продолжается четыре года подряд. Честно говоря, такого у нас не было с начала 1990-х годов. И это действительно ситуация тяжелая, и значит, с этим нужно что-то делать.

Понятно, что у бизнеса тяжелая ситуация, но ведь и государство, если смотреть на зарплаты бюджетников, работников государственной сферы, пенсионеров, вело себя аналогичным образом. На мой взгляд, пришло время для того, чтобы мы компенсировали эти потери обществу. Прежде всего незащищенным слоям населения. Это социальные долги, которые, безусловно, государство должно признать. Еще один момент: темпы роста 2%, которые ожидаются в ближайшую трехлетку, в том числе Министерством экономического развития, Центральным банком, Министерством финансов, не позволяют нам решать задачи экономического развития. А задачи у нас по сути дела две. Первая — это рост уровня жизни населения. Вторая — поддержание комплекса национальных интересов в мире. Можем ли мы при темпах 2% в год решить весь тот комплекс проблем, который у нас есть?

На мой взгляд, не можем. И это значит, что нам нужны более высокие темпы роста. А бюджет сейчас, к сожалению, из экономического роста вычитает. При том состоянии экономики и тех темпах роста, которые мы имеем, сбалансировать бюджет вообще невозможно.

ПОЗИТИВНАЯ ОЦЕНКА 

Сергей Рябухин, председатель Комитета Совета Федерации ФС РФ по бюджету и финансовым рынкам, д. э. н.: 

«В структуре расходов большая часть относится к социальному блоку. То есть будет сохранен принцип, который действует на сегодняшний день, — поддержание уровня заработной платы.

Второй очень важный, на мой взгляд, момент — это индексация страховых
и социальных пенсий. Правительство внесло в парламент строго выверенные, даже, я бы сказал, жестко выверенные расходы. Они, может быть, жестче, чем в текущем году. Все лето шла работа по изъятию неоправданных, недоказанных и неэффективных расходов.

Несмотря на все внешние вызовы, у нас заложен на трехлетку рост экономики в 2, 2,1 и 2,2%. То есть мы перешагнули период стагнации, спада.

В прошлом году мы пошли осознанно на снижение уровня реальных доходов населения. Он оказался чуть ниже в сравнении с предыдущими годами, но это позволило достичь беспрецедентно низкого уровня инфляции — ниже 4%.

В этом году, мы предполагаем, будет меньше 3,5%. Это за всю постсоветскую историю нашего государства самый низкий показатель, и он характеризует устойчивое, стабильное поступательное развитие экономики. Это ключевой параметр в бюджетной характеристике следующего года: если инфляция сохранится на этом уровне, я думаю, это будет очень важным условием для развития экономики в целом».

БОДРУНОВ: То есть велосипед должен ехать быстрее?

ШИРОВ: Велосипед должен ехать для того, чтобы быть устойчивым. Наша экономика, во-первых, как я уже неоднократно в разных местах говорил, простая, то есть у нее мало доходов. С другой стороны, она еще и стоит на месте. Она может только упасть в этом состоянии. Экономика должна поехать, и вот если она поедет, то появятся доходы и появится маневр, возможность маневрировать доходами. Сейчас такой возможности нет.

БОДРУНОВ: То есть если мы говорим именно о бюджетной компоненте этого процесса роста, то, по крайней мере сегодня, бюджет не знает, куда ехать. С другой стороны, он не способствует тому, чтобы это знание появилось.

ШИРОВ: Притом очень многие не понимают простых вещей. Например, говорят: «Давайте снизим расходы на оборону и перебросим расходы в сторону социального сектора». Но если мы так будем вести себя 2-3-4 года, то я уверяю, что мы попадем в ситуацию, когда государство будет вынуждено увеличить расходы на оборону за счет социального блока.

НУЖНА ЛИ ТАКАЯ ОБОРОНКА?

БЮДЖЕТ ДЛЯ РЕГИОНОВ 

Александр Никитин, губернатор Тамбовской области, д. э. н., профессор: 

«Касательно региональных расходов могу, конечно, с радостью отметить, что оборонка сохраняет основной объем поддержки. Для нас это — немаловажная составляющая. В структуре нашей региональной экономики очень серьезная составляющая приходится на отрасли военно-промышленного комплекса, поэтому это, конечно, обнадеживает наряду с тем, что другие наши отрасли региональной экономики демонстрируют хорошие результаты. В этом смысле на следующий год прогнозы по развитию регионального экономического потенциала — весьма позитивные. К сожалению, я должен констатировать, что сегодня мы видим снижение межбюджетных трансфертов. И, конечно, это для регионов, определенный сигнал к экономии средств, приоритизации, которая, впрочем, у нас уже определена структурой регионального бюджета. 80% — это социально значимые расходы. Говоря о возможностях развития региональной экономики, нам, конечно, придется задуматься об источниках этого развития. О тех средствах, которые мы должны сконцентрировать, мобилизовать в своих региональных бюджетах для того, чтобы, с одной стороны, обеспечить неукоснительное исполнение всех майских указов президента, всех социальных приоритетов. С другой стороны, иметь определенный резерв для развития, для создания необходимой инновационной, инвестиционной привлекательности, которая прежде всего выражается в соответствующей инфраструктуре».

БОДРУНОВ: Очень многих губернаторов беспокоит снижение бюджетных трансфертов, которое предусматривается в этом проекте бюджета. Я участвовал в обсуждении этих моментов с некоторыми губернаторами в регионах — федеральные заботы их тоже беспокоят. В частности их волнует, сохранится ли поддержка местных, региональных промышленных предприятий через Фонд промышленности и есть ли деньги в бюджете на поддержку самого Фонда промышленности. Когда я беседовал с Александром Никитиным (губернатором Тамбовской области), он сказал важные вещи, которые очень мне по душе пришлись. Он обращает внимание на важный момент — что доходы от технологического производства, инновационных процессов — это и источник социальных расходов, социальной поддержки, и ресурс для дальнейшей динамики в экономике, о которой вы говорите.

ШИРОВ: Да, действительно. У нас есть регионы, в которых вроде бы промышленность не так значима, как нам кажется, но в реальности база экономики — все-таки именно там. И поэтому поддержка реального сектора — это сейчас то направление, которое может подвинуть нашу экономику вперед.

БОДРУНОВ: В этом направлении в бюджете, во всяком случае, снижения мы не видим.

ШИРОВ: Да. Просто их доля, к сожалению, очень низка там.

БОДРУНОВ: Сложности с бюджетом мы понимаем, почему происходят. В таких условиях, как те, в которых сегодня наша страна, жить непросто. Многие говорили о том, что снижения расходов ожидаются. Но, похоже, в этом году эти ожидания на бюджете не отразились, он — более выдержанный, если можно так сказать.

ШИРОВ: Я бы хотел отметить, что губернатор говорит об оборонных расходах, но почему-то у него не возникает мысли о том, что они являются непроизводительными и не влияют профитивно на экономику.

БОДРУНОВ: Правильно. Потому что он-то понимает, что они на самом деле производительные. Это производительность нашего будущего.

ШИРОВ: Но это доходы бюджета, это зарплата работников и так далее — масса мультипликативных эффектов. Поэтому говорить о том, что они не приносят никакой пользы, на мой взгляд, нерационально.

БОДРУНОВ: Я думаю, есть еще один момент, который пока за кадром остался. Я, как директор Института нового индустриального развития, должен подчеркнуть, что индустриальное развитие обеспечивают в первую очередь во всем мире оборонные технологии. И когда есть система нормального трансфера оборонных технологий в гражданский сектор с их удешевлением, расширением возможностей и так далее, это как раз то самое место, куда надо постоянно тратить деньги.

Не для того, чтобы воевать, а потому, что здесь всегда ищутся самые эффективные способы решения технологических проблем. Поэтому эффективность этих технологических разработок всегда выше, чем каких бы то ни было других.

ШИРОВ: Ну и плюс они — на острие конкуренции с мировыми производителями.

БОДРУНОВ: Именно по этой причине. Я могу сказать, что наша высокотехнологичная продукция (например, военной авиации) сегодня показывает свою эффективность и в боевых применениях, и на международных рынках вооружений, и надежно защищает наши стратегические интересы. Поэтому, наверное, все же нужно тратить на это деньги и не стоит говорить, что это — непроизводительные расходы. Мы сегодня здорово отстали в финансировании оборонной промышленности, и мне представляются неправильным те призывы, которые сейчас опять начинают раздаваться: «Давайте сократим непроизводительные оборонные расходы. А вот лучше давайте мы там что-нибудь профинансируем сегодня и съедим».

ШИРОВ: Проблему развития экономики такое перераспределение точно не решает.

Индустриальное развитие во всём мире обеспечивают в первую очередь военные технологии

Михаил Ершов,

главный директор по финансовым исследованиям Института энергетики и финансов, профессор Финансового университета при Правительстве РФ, д. э. н.: 

Бюджет мог бы дать соответствующие ресурсы, но он их пока не очень дает. Видим, насколько консервативная политика в проекте бюджета, который сейчас, по доходам и расходам на ближайший период, до 2020 года.
И доходы планируется устойчиво сокращать, и расходы — так же, ибо одно производное от другого. Как следствие, расходы по национальной экономике в целом тоже планируются на убыль. И межбюджетные трансферты тоже будут скорее идти вниз. То есть все это будет делать общую среду для решения технологических задач, ставящихся президентом, более жесткой.

Сергей Глазьев,

академик РАН, советник Президента РФ: 

Мы получаем деградационную спираль от такой политики. Зажимается денежное предложение, следствием становится сокращение инвестиций. Сокращение инвестиций означает нарастание технологического отставания. Нарастание технологического отставания ведет к падению конкурентоспособности, что завершается очередным циклом девальвации рубля. Уже много раз это проходили. Девальвация рубля означает всплеск инфляции. И по новой опять: повышение процентной ставки, сокращение дефицита бюджета… И вот мы ходим в этом порочном круге деградации уже два десятилетия.

Кембриджский десант 

Дискуссия российских и кембриджских экономистов о последствиях глобализации для Евразии. 

Вольное экономическое общество (ВЭО) России, Институт нового индустриального развития (ИНИР) им. С.Ю. Витте совместно с Кембриджским Центрально-Азиатским форумом и Колледжем Иисуса Кембриджского университета провели научный семинар «За пределами глобализации: перспективы для Евразии». В нем приняли участие более 70 исследователей — представителей научных школ различных стран, в том числе Великобритании, России, Китая, Индии, Франции, Казахстана, Южной Кореи, Нидерландов, Афганистана, Пакистана и др. Российскую делегацию возглавлял президент ВЭО России, директор Института нового индустриального развития (ИНИР) им. С.Ю. Витте, д. э. н., проф. С.Д. Бодрунов, в состав делегации вошли заслуженный профессор МГУ им. М.В. Ломоносова А.В. Бузгалин, д. э. н., профессор экономического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова К.А. Хубиев, д. э. н., профессор Санкт-Петербургского экономического университета Е.А. Ткаченко, к. э. н., исполнительный директор ИНИР им. С.Ю. Витте А.А. Золотарев, ведущий научный сотрудник ИНИР им. С.Ю. Витте Д.Б.Джабборов и др.

О чём шла речь

Проблемы глобализации, вот уже не одно десятилетие волнующие как отечественную, так и мировую общественную мысль, в последние годы обрели новое звучание. Мир сталкивается с новыми трендами. Реальностью становятся дезинтеграционные тенденции и процессы формирования региональных союзов, в том числе экономические образования на Евразийском континенте.

Выступления ведущих профессоров Кембриджского университета — Дэвида Лейна, Питера Нолана, Сиддхарта Саксены и других участников дискуссии (в Форуме приняли участие ученые более 10 стран) — показали, что в Европе вопросы социально-экономического развития связывают отнюдь не только с финансовыми аспектами. Ученые Великобритании, так же как и их коллеги из России, видят пагубность процессов деиндустриализации — и чем дальше, тем больше акцентируют внимание на задачах развития высокотехнологичного производства, интегрированного с наукой и образованием и нацеленного на решение социальных и гуманитарных задач.

Научный семинар

Центральным мероприятием Форума стал научный семинар, посвященный проблемам будущего евразийской интеграции в условиях постглобальной экономики. В нем участвовали более 70 исследователей — представителей научных школ различных стран, в том числе Великобритании, России, Китая, Индии, Франции, Казахстана, Южной Кореи, Нидерландов, Афганистана, Пакистана и др.

Профессор МГУ Александр Бузгалин

Профессор МГУ им. М.В. Ломоносова, ведущий научный сотрудник ИНИР им. С.Ю. Витте А.В. Бузгалин посвятил свой доклад проблеме империализма в XXI веке, характеризующегося процессами формирования протоимперий и «восстания периферии».

Профессор Бузгалин заметил, что глобализация как этап развития позднего капитализма в настоящее время переживает период заката. Новое качество глобализации характеризуется тем, что наряду с традиционным делением на «центр» («ядро») и «периферию» возникают новые феномены, в результате чего трансформация, идущая по модели «империализм — глобализация», привела к рождению нового империализма, снимающего (причем не столько в позитивном, сколько в негативном смысле) содержательные характеристики как классического империализма начала XX века, так и черты неолиберальной глобализации второй половины XX века. Так рождается феномен, который мы могли бы назвать новым империализмом.

Профессор СПБГЭУ Елена Ткаченко 

В докладе профессора Санкт-Петербургского государственного экономического университета, д. э. н. Е.А. Ткаченко были представлены различные подходы к разработке промышленной политики ЕАЭС в современных условиях. Она заметила, что многочисленные попытки создать экономические пространства с объединенным рынком были предприняты еще в XX веке. Результатом эволюции таких союзов в Европе стал Европейский союз. В Азии одновременно развиваются несколько значительных союзов, в том числе союзы стран Шанхайского пакта, АТЭС, стран Нового Шелкового пути, ЕАЭС. Нынешний этап экономического развития, ставший этапом новой индустриализации, определяет основные цели для стран ЕАЭС: ускоренная модернизация наиболее проблемных отраслей, формирование и реализация единой промышленной политики в отношении опыта промышленно развитых стран и в соответствии с принципами Союзного государства, реализация приоритетов промышленного развития и структурных преобразований в промышленности, ускоренное развитие высокотехнологичных производств, совершенствование управления производственным комплексом, формирование единой промышленной политики в рамках единого экономического пространства.

Старший научный сотрудник ИНИР им. С.Ю. Витте Далер Джабборов

Старший научный сотрудник ИНИР им. С.Ю. Витте, аспирант МГУ им. М.В. Ломоносова Д.Б.Джабборов посвятил выступление исследованию проблем обновления плановой экономической системы, базирующейся на самоуправлении, которая должна стать ключом к новому экономическому росту для России и всех стран БРИКС.

Профессор МГУ Кайсын Хубиев 

В докладе профессора МГУ им. М.В. Ломоносова К.А. Хубиева были систематизированы новые тенденции глобального экономического движения в XXI веке. В качестве важнейших он выделил следующие параметры:

— новый торгово-экономический передел мира, где одну из главных ролей могло бы сыграть Транстихоокеанское партнерство — международная торгово-экономическая организация, целью которой является противостояние росту влияния Китая и России в регионе, либо подобные аналоги-соглашения;

— долговая экономика: в среднем развитые страны имеют долг (только государственный), превышающей годовой ВВП;

— контрциклический характер мирового экономического развития;

— становление нового типа отношений и противоречий в мировой экономике: с одной стороны, сегодня развивается рыночный империализм, рыночными отношениями охватываются новые сферы общественной жизнедеятельности: политика, наука, интеллектуальный труд и т.д.; с другой стороны, из рыночного режима выбывают товарные блага, превращаясь в общественные.

Кроме того, профессор Хубиев подчеркнул, что в настоящее время в жернова отношений наемного труда и капитала поступают все более дешевые ресурсы в виде мигрантской рабочей силы, но в то же время наемный труд вытесняется отношениями партнерства и совладения в инновационном секторе экономики с трудом креативного качества.

Профессор техасского университета Бойка Стефанова 

Значительное внимание на семинаре было уделено проблемам межрегионального взаимодействия, о чем, в частности, говорила в своем докладе Бойка Стефанова (Техасский университет, Сан-Антонио, США). Она подчеркнула, что в этом поле проблем одной из ключевых становится вопрос конкурентных перспектив территориальности и регионализма в Центральной Азии.

Профессор Кентского университета Елена Коростелева 

Вопрос о том, как эти проблемы реализуются в таком подпространстве глобальных взаимодействий, как Европейский союз, был поставлен профессором Еленой Коростелевой (Университет Кента, Великобритания), которая дала своему докладу весьма говорящее название: «Проблемы глобализации: как улучшить управление ЕС?».

Доктор института исмаилитских исследований Наджам Аббас 

Продолжая эту тему, доктор Наджам Аббас (Институт исмаилитских исследований, Лондон, Великобритания) обратился к вопросу определения тех драйверов, которые могут пересмотреть и изменить региональные взаимодействия в евразийских государствах, а доктор Филиз Катман (Стамбульский университет «Айдын», Турция) поставил вопрос о преемственности и переменах в Евразии, подчеркнув, что здесь есть перспективы развития интеграции как альтернативы угрозам конфронтации. Последняя тема вызвала немалый отклик у участников семинара и была продолжена в докладе профессора Захида Хана (Шанхайский университет, КНР), который говорил о позитивном опыте и проблемах реализации инициативы Китая по кооперации с Ираном в области энергетики и о последствиях этой кооперации для Соединенных Штатов Америки. Еще один спикер из Китая — доктор Клаус Као-Чу Сун (Университет Цинхуа) — подчеркнул, что до настоящего времени все еще остается реальностью смещенный мировой порядок в Евразии. В этом контексте он поставил вопрос о геополитических аспектах и путях реализации проекта «Один пояс, один путь».

Семинар, позволивший сопоставить различные точки зрения (а в трех его сессиях выступило более трех десятков ученых — крупных и авторитетных специалистов), вскрыл многие новые, не изученные и не очевидные без специальных исследований проблемы евразийского сотрудничества в контексте глобального развития, наметил перспективные аспекты новых исследований, стал полезной площадкой обмена мнениями и консолидации научного сообщества. 

 Торжественная часть page32image49520.png
В ходе заседания международного комитета ВЭО России в Кембридже сертификаты членов МК ВЭО России были вручены почетному профессору социологии Кембриджского университета Дэвиду Лэйну, директору Центра научных исследований проблем развития Кембриджского университета Питеру Нолану. Медали ВЭО был удостоен Сиддхарт Саксена — директор Кембриджского Центрально-Азиатского форума. Грамотой ВЭО России был награжден Чокан Лаумулин — научный сотрудник Центрально-Азиатского форума Кембриджского университета. В заключении был подписан договор о сотрудничестве между «Кембриджским журналом евразийских исследований» и российским.

Цифровизация и новая экономика 

Уважаемые читатели! 

Пока журнал был на каникулах, в нашей экономической политике произошли если не революционные, то, без преувеличения, кардинальные изменения. На первый план наконец вышло то, на что мы в Вольном экономическом обществе обращали внимание не один год и что, после мощной прошлогодней «подсказки» давосских прорицателей, стало уже невозможно игнорировать правительственным проектировщикам экономических моделей при рассмотрении любых планов экономического развития, — цифровая экономика. Именно о ней президент заявил как о приоритетном направлении, которое поможет преодолеть наше технологическое отставание — да и экономическое в целом тоже. И вот уже в одно мгновение аналитики и практики, губернаторы и мэры заговорили не просто о возникшей нежданно, как из шляпы фокусника, новой задаче, но уже кое-где — и… об успехах в решении оной! В связи с «цифровизацией» многие сразу вспомнили и обыграли «электрификацию всей страны», «коллективизацию», «модернизацию экономики» и многие другие «…зации», иные — с позитивным эффектом, а чаще — превращавшиеся в шумные кампании с плавным схождением в небытие после возникновении кампании следующей.

Шутки шутками, но на самом деле вот что важно — во всех проектах программ развития, представленных президенту, в том числе конкурирующих — Алексея Кудрина и Бориса Титова, — проблема преодоления технологического отставания занимает приоритетные места. И, заметим, эта задача в рамках перспективного технологического уклада мировой экономики как раз лежит в плоскости перевода на «цифру» всей технологической инфраструктуры, составляющей основу новой индустриальной экономики грядущего. Так что как минимум одна важная составляющая экспертных разработок ВЭО (мы обсуждали проблему цифровизации экономических процессов и управленческих процедур в рамках ЕврАзЭС на одной из научных конференций ВЭО в прошлом году, направляли рекомендации заинтересованным органам госуправления и аналитическим центрам) в этих проектах учтена.

Мир в течение ближайшего десятилетия перейдет к новому технологическому укладу, и его важнейшая особенность — непрерывное изменение технологии станет неотъемлемой частью производственного процесса. Отсюда — новые требования к интеграции производства, науки и образования. Впереди — другая экономика и другая жизнь, новые задачи и новые возможности. Причем во всех сферах. Происходят колоссальные, фундаментальные сдвиги в технологиях, материалах, способах их обработки, методах организации производства и управления. Простой пример — планшет, на котором я сейчас пишу это письмо редактора, заменяет и компьютер, и базу данных, и почтовое отделение, и телевизор, и часы, и магазин. За этим — огромное количество сокращенных рабочих мест в самых разных отраслях, сэкономленной руды, металла, энергии. В масштабах любой страны — это гигантский вычет из ВВП. При этом теперь подготовить такой текст, найти самостоятельно необходимую для этого информацию, направить его адресату и т.п. может каждый, не вставая с места, и в десятки раз быстрее, проще и качественнее, чем пару десятилетий назад. И так — во всех элементах жизни людей.

То есть ВВП из-за этого планшета, заменившего кучу устройств и производств, — упал, а качество удовлетворения с его помощью необходимых потребностей, качество жизни, проистекающее из его использования, — выросло. Так стоит ли продолжать относиться как к фетишу к количественным характеристикам — к примеру, росту или спаду ВВП?

Есть ли смысл вечно гнаться за процентами, или надо оценивать другие параметры — возможность получить необходимые знания, медикаменты, сохранить здоровье и так далее? То есть — качество экономики. Качество экономического развития. Качество удовлетворения человеческих потребностей, каждого индивида и общества в целом. Качество жизни.

И можно ли эту «гармонию» социально-экономической сферы «поверить» только лишь сухими показателями традиционно применяемых количественных экономических параметров? Или важнее — понимать и оценивать качественную сторону изменений состояния экономики и общества?

Мне представляется, что вопросы эти все больше переходят
в категорию риторических. И пример с планшетом, этим концентрированным технологическим выражением прихода нового технологического уклада и, если угодно, новой — «цифровизованной»! — экономики, приведен мною не случайно.

Происходящий в рамках начавшейся очередной технологической революции переход к новому технологическому укладу изменит качественную сторону экономики.

И большой шаг вперед — в том, что на самом «верхнем» уровне это уже признано и теперь с этим уже никто не спорит. И всем уже понятно, что надо скорее наверстывать то, что было упущено. Выбрать приоритеты. Найти источники финансирования. Заняться переустроением институтов, системы образования и т.п. И шансы у нас, несмотря на наличную ситуацию, пока есть. Мы еще можем успеть заскочить в набирающий ход поезд новой экономики.

Многие предприниматели вкладываются в те сектора, где через 10–15 лет можно ожидать очень серьезных прорывов. На мой взгляд, при участии РАН государству надо четко выделить эти сектора в качестве приоритетов, поддержать работу частных инвесторов именно там, ведь они станут базой новой экономики.

И выбор цифровой экономики — хорошее начало. 

Сергей Бодрунов 

Главный редактор
журнала «Вольная экономика» 

Энергоэффективная экономика в России

Почему экономия энергии пока не востребована? 

«По оценкам экспертов, уже через 20 лет человечеству потребуется на 30% больше энергии, чем сегодня. Это связано с развитием мировой экономики, ростом населения на планете, повышением качества жизни и уровня потребления, особенно в развивающихся странах. Напомню, что сегодня, по статистике, до двух миллиардов людей на планете еще не имеют полноценного доступа к источникам энергии». Это — заявление Владимир Путина на прошедшей недавно Российской энергетической неделе.

А как же электромобили? А электромобили должны получить электричество, которое до этого должна выработать электростанция. А как же возобновляемые источники энергии? Если сегодня в мире основным источником энергии является даже не нефть, а уголь, то возобновляемые источники едва ли выйдут на первые места в системе генерации раньше чем через 30 лет. Все это, впрочем, не отменяет ключевого значения энергоэффективности. Ведь она важна для экономики, каким бы источником энергии эта экономика ни пользовалась.

БЕРЕЧЬ ЭНЕРГИЮ КАК ЗЕНИЦУ ОКА

ЦИФРЫ СБЕРЕЖЕНИЯ 

  • 7,21–8,4% — ПЛАНИРУЕМОЕ МИНЭНЕРГО ЭНЕРГОСБЕРЕЖЕНИЕ К 2020 ГОДУ
  • 2 416 000 РАБОЧИХ МЕСТ СОЗДАНО В ЭНЕРГОСБЕРЕГАЮЩИХ КОМПАНИЯХ ЕВРОПЫ
  • 367 000 ЕВРО — ЭКОНОМИЯ ОТ ЭНЕРГОЭФФЕКТИВНОЙ МОДЕРНИЗАЦИИ НЕЖИЛЫХ ПОМЕЩЕНИЙ В ВЕЛИКОБРИТАНИИ

Сергей Дмитриевич Бодрунов, президент ВЭО России, директор Института нового индустриального развития им. С.Ю. Витте, д. э. н., профессор: 

«Сегодняшняя тема касается большого пакета документов, которые в Правительстве так или иначе будут готовиться в ближайшее время: это и эффективность новой экономической модели, и технологическая компонента, и наша ресурсная база, и уход от целевой экономики. Многие программы так или иначе завязаны на энергоэффективности. Когда говорят, что впереди у нас цифровая экономика — потребления энергии будет меньше, а пусть спросят у майнера, сколько нужно ему энергии, чтобы получить очередной биткоин. Олег Дерипаска предложил у себя на сибирских площадках создавать целые комплексы с 10–20 мегаваттами на пять комнат для майнеров, которые будут использовать огромное количество энергии.

Я давно говорю о том, что те технологии, которые у нас впереди, возможно, потребуют большого количество энергии, поэтому энергосбережение — вовсе не задача вчерашнего дня. Это — задача будущего».

ОСНОВНЫЕ МЕРЫ

Роман Сергеевич Голов, директор Института менеджмента, экономики
и социальных технологий Национального исследовательского университета МАИ,
главный редактор журнала «Экономика и управление в машиностроении»,
член Президиума ВЭО России, д. э. н., профессор: 

«Энергосбережение в нынешних условиях, в условиях кризиса, является одним из возможных источников экономического роста в РФ. Существует гигантский потенциал энергосбережения, реализация которого позволит сэкономить реальные денежные ресурсы. Эксперты оценивают потенциал энергосбережения в стране от 470 до 481 млн тонн условного топлива. Этот объем эквивалентен половине всех типов энергии и энергоресурсов, потребляемых на всей территории России за год.

Первое — совершенствование нормативно-правовой базы, которая определяет сам контекст энергосберегающий деятельности.

Подготовка профессиональных кадров для энергосбережения. По многим экспертным оценкам у нас сейчас кадровый голод на высококвалифицированных специалистов в области энергосбережения.

Развитие энергетического сервиса. Это особый механизм, достаточно давно использующийся за рубежом, который позволяет экономить средства потребителя энергоресурсов.

Создание инноваций в энергосбережении для решения задачи импортозамещения».

Алексей Николаевич Зубец, проректор ФГОБУ ВО «Финансовый университет при Правительстве РФ», д. э. н, профессор: 

«Мы говорим о том, что наша задача — это повышение качества жизни людей.

Один из инструментов — экономическое развитие. Экономическое развитие может быть стимулировано энергосберегающими технологиями. И одно из очевидных преимуществ выступления, которое мы слышали, заключается в том, что обосновано создание энергосервисного сектора со всеми вытекающими отсюда последствиями — это сектор, способный предоставить миллионы высокооплачиваемых рабочих мест, которые будут одним из двигателей развития российской экономики.

На сегодняшний день Россия вышла из депрессии, спада, и есть ожидание, что рубль по отношению к доллару будет стабилен, а доходы населения растут. Но тем не менее нужны дополнительные ресурсы, и энергосбережение в общем контексте повышения качества жизни людей может стать одним из драйверов экономического роста на будущее. Но здесь нужно более широкое обоснование, более широкая платформа, которую необходимо подвести под эту тему».

ОБЪЕКТИВНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

Наталья Владимировна Киреева, профессор кафедры экономики Уральского социально-экономического института Академии труда и социальных отношений, председатель Челябинской региональной организации ВЭО России, д. э. н.: 

На оптовом рынке электроэнергии отклонения плана от факта могут привести к удорожанию киловатт-часа на 20%, а по газу коэффициент повышения цены может достигать и 50%. Мы проанализировали состояние планирования Челябинской области за последние пять лет и установили, что по электроэнергии подобные отклонения составили более 9%, и это обошлось нашим предприятиям примерно в 6,8 млрд рублей. По газу подобные отклонения превысили 11%, а это еще 25 млрд себестоимости промышленной продукции.

В Челябинской области была разработана новая методология планирования и оперативного управления производством, которая при первых экспериментальных проверках показывала довольно неплохие результаты по точности. И мы предложили оценить качество этой методологии на примере конкретного предприятия. Было выбрано три базовых предприятия, собственники которых дали согласие на реализацию этих пилотных проектов. В течение года мы проводили необходимые исследования и получили следующие результаты.

Мы проверили качество планирования на этих предприятиях, точность у всех отклонялась за 10%, это довольно много. Мы сделали пересчет плановой заявки предприятий по новой методологии, и отклонение от факта сразу сократилось с 10 до 0,8%. Это означает, что если бы предприятия переходили бы на шестую ценовую категорию, то за год они имели бы экономию от 3,7 до 36 млн рублей. Эта экономия получена за счет того, что предприятие просто меняет способ планирования и не прилагает никаких иных усилий. А если еще и перенести часть производства с дневного времени на ночное, чтобы освободить часы пик (а эти предприятия уже сейчас имеют круглосуточное производство), то размер экономии увеличивается с 3,7 до 36 млн рублей.

КАНАЛИЗАЦИОННАЯ ЭНЕРГИЯ

«На одной из конференций я услышал выступление о том, что России остро необходимы энергосберегающие технологии, которые будут производить биогаз из канализации, что если Россия всю свою канализацию пустит на биогаз, то это даст такой же объем биогаза, как тот, что добывается на Ямале. Все дома России предлагалось покрыть внешними стеновыми стеклянными панелями, в которых будет булькать понятная субстанция, а наверх будет выходить биогаз, которому нужна солнечная энергия, поэтому это надо делать на внешней стороне домов. Я задавал себе вопрос, почему этот человек, который существует на средства западных компаний, продвигает здесь экстравагантные идеи? Нет ли здесь желания втянуть Россию в инвестиции, которые окажутся мертвыми?» — Алексей Зубец.

Аналогичная ситуация по газу. Все три предприятия обслуживаются у Челябинского поставщика, «Новотек», где газ довольно дорогой и существуют жесткие условия поставки газа. Предприятие не имеет права менять плановую заявку в течение месяца. То есть они должны свой факт подстраивать под план, а жизнь меняется, ситуация меняется. Правда, «Новотек» предоставляет им так называемый коридор отклонения в интервале –20 — +10, в рамках которого эти санкции не применяются. Но предприятия при действующем методе планирования прекрасно не попадают в этот коридор, все они имеют штрафные санкции, связанные с повышением цены на газ с перебором или недобором газа.

Мы предложили им альтернативный вариант. Имея новую методологию планирования — приобретать газ на Санкт-Петербургской товарно-сырьевой бирже. Газ там существенно дешевле, правда, нет коридора, и позволить себе такую роскошь, –20 — +10, на бирже уже нельзя. Правда, на бирже есть плюс — она позволяет корректировать плановые заявки и даже разрешает заключать договора на сутки, что как раз позволяет учесть все изменения в производственной программе. И когда мы сделали пересчет плановой заявки, отклонение также сократилось до уровня 0,9%, а это означает, что предприятия могли иметь экономию по газу от 2,4 до 8,3 млн.

Интересный факт. Повышение точности планирования дало экономический эффект не только в сфере энергетики. Дело в том, что предприятия работают с покупателями при заключении договоров и имеют только цифру плановой себестоимости единицы продукции. Просто потому, что фактической нет. Пока не закончен месяц и бухгалтер не закрыл фактические данные, у них нет фактической себестоимости. Если ваша плановая себестоимость завышена в силу некорректного расчета, а цена, которую предложил клиент, ниже вашей плановой себестоимости, вы ему отказали — и получили упущенную прибыль. Используя такой фактор, как улучшение качества планирования, предприятия могли увеличить прибыль от продаж 2015 года на 8%, 51%, и даже в 74 раза, но это связано было с тем, что у последнего предприятия прибыль в этом году была маленькая.

ЭКОЛОГИЯ И ЭНЕРГО-ЭФФЕКТИВНОСТЬ

Андрей Евгеньевич Сорокин, заведующий кафедрой «Экология, системы жизнеобеспечения и безопасность жизнедеятельности» НИУ «Московский авиационный институт»: 

«Наиболее вредными с точки зрения экологии и здоровья населения являются тепловые электростанции, и в нашем государстве тепловых электростанций подавляющее большинство — 68% в общей структуре электромощностей. При работе этих тепловых электростанций в атмосферу выбрасываются сернистый ангидрид, оксид азота, летучая зола, различные газообразные продукты неполного сгорания, частички несгоревшего полиамидного топлива. Все эти продукты наносят непоправимый урон нашей с вами биосфере.

Второй аспект, не менее серьезный, на мой взгляд, это вызов «глобального потепления», которое в долгосрочной перспективе способно привести к серьезным изменениям климата на планете. Для борьбы с этим явлением разрабатываются различные подходы, одним из которых является уменьшение «углеродного следа», представляющего собой совокупность парниковых газов, выбрасываемых в атмосферу промышленными предприятиями, организациями и отдельными людьми.

Процесс сокращения углеродного следа связан с повышением энергетической и экологической эффективности предприятий, прежде всего энергетической, машиностроительной и иных отраслей промышленности, государственных и коммерческих организаций.

Президент, выступая на экологическом саммите в Париже, поставил задачу снижения энергоёмкости экономики на 13,5% к 2020 году

На днях я ознакомился с одной очень интересной заметкой, которая начиналась банально: «В Великобритании на местных АЗС резко упало количество приобретаемых средств для очистки от остатков насекомых на световом оборудовании автомобилей». Естественно, рыночная экономика есть рыночная экономика: сразу же производители отреагировали, заказали исследования, что же такое? Вывод — падение популяции насекомых, характерных для той местности, до 60%. Первые предположения, что это связано с существенным изменением климата.

Отдельным направлением, третьим вызовом, выступает мотивация населения к использованию в быту преимущественно энергоэффективной техники.

Связь между экологией и энергосбережением уже много лет является аксиомой как в США, так и в европейских государствах. Совместная работа экологов и специалистов по энергосбережению позволяет достигать впечатляющих результатов, это надо признать. Хотя мы знаем сейчас, что новая администрация США, это вызывает активные общественные протесты в самом США, это знаменитые заявления Трампа о выходе из Климатического соглашения; но в данном случае этот не является темой нашей дискуссии».

НЕДОСТАТОК ИНФОРМАЦИИ

Дмитрий Михайлович Тарасов, исполнительный директор Комитета по энергетике Общероссийской общественной организации «Деловая Россия»: 

«Конечно, те проблемы, которые были озвучены в части, например, энергосервиса, сейчас набирают вес. Действительно, энергосервис буксует, буксует он в том числе помимо муниципального уровня и у предпринимателей. Хотя потребность в энергосервисе очень высока. Но в силу опять же обозначенных факторов: ограниченность ресурсов и достаточно быстро растущий темп технологический, который, действительно, позволяет снижать потребление, в первую очередь электроэнергии и тепла.

Создание дополнительных точек давления, общественных, — это достаточно важная задача, которая очень связана с просветительской деятельностью, потому что зачастую рядовой предприниматель не так сильно осведомлен о том, что вообще происходит с точки зрения технологий, законодательства и изменений в нем, что ему полезно, а что, наоборот, становится барьером для его деятельности.

Соответственно, я бы предложил создать доступные финансовые инструменты и механизмы финансового стимулирования для внедрения энергоэффективных мероприятий; создание центров компетенции для предпринимателей малого и среднего бизнеса (может быть, в целом для промышленных предприятий); создание образовательных центров, может быть, интерактивных площадок, технологии сейчас позволяют информацию получать дистанционно.

Отсутствие профессионального грамотного контента — это тоже одно из препятствий, которое мешает разобраться рядовому гражданину в текущей обстановке. Создание таких образовательных площадок очень хорошо ложится в канву цифровой экономики и в целом в Дорожную карту «Энерджинет», и, кроме того, поможет повысить культурный уровень и рядовых граждан, и той структурной составляющей, которая обеспечивает и рост экономический нашей страны, и тот материальный уровень, который имеет обычный рядовой гражданин».

Digitalization and other breakthrough high-tech projects

 

What is to be done to not end up as we always do. 

The train of technological development is moving so fast that it is impossible to keep up with it and try to jump into the last car. Digitalization, understood as the universal implementation of digital information technologies, as going completely digital — is what the Russian authorities proclaim as a way to recover lost economic positions. If we think we can achieve some kind of acceleration through digitalization, it is, of course, true, but what exactly will we accelerate? What kind of economy? So, after the initial analysis of the proposed “digital” initiatives Russian economists made a number of important remarks on what may “not work” in the idea itself and, even more so, in the way it is supposed to be implemented. 

PROBLEMS OF  THE ECONOMY PROGRAM

Sergey Bodrunov, President of the Free economic society of Russia, Director of the S.Yu. Witte Institute of New Industrial Development 

The ministries are debating on a new draft government decree — who will manage the “digital economy” and how. The question is important: huge money in the future, great powers, etc. Ministry of Communications has prepared a draft government decree on the management system for the implementation of the Digital Economy program. For this, it has proposed to form an ecosystem with a center — an autonomous non-profit organization that will be responsible for the implementation of the program. As regards the participants of the program, they are the basic state corporations including Rostekh, Rosatom, etc. Unquestionably, they are competent firms possessing necessary knowledge, but the those responsible for the implementation are the same. Thus, program managers, those responsible for the implementation, and supervisors are all rolled into one. In my opinion, this leads to a conflict of interests.

There is also a draft government decree prepared by the Ministry of Economic Development concerning the ministry’s scope of authority. They have their own view. It is proposed to transfer all control to the Ministry of Economic Development, together with legal regulation. This is an important point, because a huge number of amendments has been made in regulatory acts, and someone should coordinate and supervise this process. That is, someone should control and coordinate the MED. And it is proposed that the Ministry of Communications be left in charge of strategic functions, research competencies, technologies, digitalization infrastructure, etc. It seems to me that this project is more rational.

I would not give preference to any specific directions of technological development in the digital/information sphere. And I would not approve of dwelling on only those things that are owned by our esteemed giant concerns. I myself am a trained IT specialist, and I can say that many things in this area seem to appear “out of nowhere”; today it is impossible to keep scientific process in rigid frames, it is impossible to develop technologies, especially digital ones, by simply pointing in various directions.

Having read the program, I believe that it keeps the risk that was reflected in the opinion of the Government’s expert council concerning its draft. There was this phrase: “… the proposed description of the program allows us to conclude that the goal of the project is not the fast-track development of the Russian Federation, but the desire to raise the level of digitalization of the country’s economy to the current level of a number of developed countries by 2025 … Such a position will lead to a situation in which by 2025 Russia will need to develop another program for the development of digital economy, since one of the fundamental characteristics of information technology is the rapid introduction of new technologies that cannot be foreseen today. “

Thus, for myself, I have isolated two big problems. One problem is the proposed approaches to the program, the second is program management. The success of the program and, given its importance and role for the country, Russia’s ability to join the team of 21st century economic leaders depend on how these two problems will be solved.

REALIZING THAT THE WORLD IS DIFFERENT

Sergey Kalashnikov, First Deputy Chairman of the Committee on Economic Policy of the Federation Council of the Federal Assembly of Russia, Chairman of the Interim, Commission on Monitoring Economic Development of the Federation Council, Doctor of Economics, Professor 

What is the government form of modernization? It seems to me that the question is purely rhetorical, and the answer is straight: unfortunately, the current government system is unable to provide a strategy for socio-economic development for the nearest future, even for a decade, not to mention until 2030. Such a strategy for socio-economic development should be proposed by December 2017. The current apparat cannot in principle prepare it for one simple reason: there is not even a general understanding of terminology, let alone the essence of those processes that await us in the future. I will give a concrete example concerning the confusion between two concepts. They are digital economy and new technological order. Digitalization is a kind of format of what already exists. And if it doesn’t exist, what is there to format? The ten platforms earmarked for digitization by the government don’t matter. Why? Because the digital format and the exchange of information on the basis of digital platforms imply new types of relationship among different agents. Let’s just digitize those existing old-school paper-based processes, let’s move from the adding machine to the calculator. That’s all.

Unlike digital economy, the new technological order is either not talked about in Russia or — I beg pardon –it is talked about, at every forum, but it’s only talk. In the past three years, all the forums — Yalta, Far East, St. Petersburg — talked about this. Question: “Does anyone hear these experts?” I think that even professional economists do not hear them.

After all, it is necessary to realize a colossal thing, absolutely strategic: for the first time, the economy and labor are shifting from processing materials at the expense of certain energy possibilities and technologies to processing information, that is, previously we used to take material, do something with it, end up with goods, and now we take information, do something with it and end up with information — this is a completely different type of work, different type of production. Many economists do not understand this completely, in my opinion, and this translates into the fact that the most important point, purely economic, is not raised. In the new economy, when it comes to new forms of production, the problem of pricing is quite different.

The problem of value has turned into a completely unresolved problem to date, and it is clear that for any economy the pricing problem is the key, without which economy can neither be managed nor made sense of. I want to say outright, that along with high tech and IT goods come social services, which also have no price. And the sphere of social services which have no pre- determined result and no price that could be determined objectively by any formula, is expanding. That is, in this area the traditional economy simply breaks down, but we, economists, do not talk about it at all.

Of course, the country’s breakthrough is quite possible even in the conditions of our economic backwardness. Do we have a chance? Yes, there is still a chance. For one simple reason — we are not alone in this failure to understand what will happen tomorrow, the failure to understand the fact that we are at a critical pivotal point. The absolute majority of countries, even those that have been actively financing various modern IT endeavors, haven’t comprehended these processes economically, i.e. in terms of economic theory. Here, we are on an equal footing with those countries, and we are no stupider than they, and the question is: when will we really start to care about this problem.

EVERYTHING IS GOOD IN ITS SEASON

Dmitry Sorokin, Academic Supervisor the Financial University under the Government of the Russian Federation, Corresponding Member of the Russian Academy of Sciences, Doctor of Economics, Professor 

It is clear that an economic model should be built on a certain technological component. It is true. But we are not talking about this technological component, we are still prioritizing. Remember how in 2001 we prioritized innovative economy? It was in the memorable Gref program. It said that “in 2007-2010 we will be switching to innovative economy”. Then we made modernization of economy a priority. Now we have prioritized digital economy.

I agree that although everyone understands the transition to digital economy differently, it is possible that this is exactly the shift in the productive forces, speaking in the old way, which, perhaps, will change the system of all socio-economic relations. I can only repeat the question that has already been asked: what economy are we going to digitize? Let me remind you that the term “digital economy” was not invented in Russia, as far as I understand. And in this regard, I remember a report that was read at a scientific session of the Russian Academy of Sciences in 2008. It was concluded that most of the countries with leadership positions in the high tech sector are currently in the fifth technological order with elements of the sixth, while the Russian economy is in the fourth technological order with elements of the fifth. After the 2009 crisis, after the 2010–2013 slowdown, after the 2014 standstill, after the crisis of 2015-2016 it is unlikely that the technological components have changed much.

And then I have a question: perhaps everything is good in its season? What technological order engendered the transition to digital economy, if it came from there? From the fifth to the sixth. We face a different task. Russia’s task is to complete the transition to the fifth order.

I’d like to remind you that, according to published statistics, the share of domestic machine tools and production processes in the Soviet Union’s military- industrial complex was 93 percent. What is it now? We have not even regained the peak level during the fat years, as compared to 2008, and we produce half as much compared to 2009, let alone 1991. And this is official statistics. On December 15, 2016 our esteemed Rossiyskaya Gazeta published the statement by the Deputy Minister of Industry and Trade Vasily Osmakov to the effect that the share of machine tool imports in civilian manufacturing industries was 88% during the nine months of 2016.

Why? We constantly change priorities. We ask ourselves: what good are machine tools when everything should be digitized? I do not in any way question the importance of increasing GDP growth rate, and the goal is to keep it on par with the rest of the world. But we should remember at all times what we are going to go on to achieve GDP no lower than the average by 2019-2020.

At one time during the twelfth Soviet five-year period, the last one, a concept was adopted according to which it was necessary to solve two tasks: to increase the rate of economic growth and, at the same time, to effect technological upgrading. The then director of the Institute of Economics of the Russian Academy of Sciences Leonid Ivanovich Abalkin said that from the scientific point of view, these tasks were incompatible.

Russia’s share in world exports of high-tech products is 0.3-0.4%. The share of enterprises that implement technological innovations is 8%.

The General Secretary of the Central Committee declared: “This is economic determinism.” Life has shown who was right. If we want re-industrialization we should set the goals correctly and formulate priorities of the strategy. Otherwise, it will all boil down to general words about the need for social well-being.

NO TECHNOLOGIES WITHOUT COMPETITION

Igor Nikolaev, Director of the Institute of Strategic Analysis, Financial and Accounting Consultants, Professor of the Higher School of Economics, Doctor of Economics 

I understand, it’s fashionable, and the president himself spoke about “digital economy”! But for some reason, I recalled nanotechnologies. If you look at the statistics on nanotechnology, it’s wonderful. Thus, 354 nanotechnologies were introduced domestically in 2010, and as much as 1116 in 2016. The number has increased more than three times. Great.

So it turns out that nanotechnology has grown several times while the technological level has remained the same. And we have the task set! If you look at the National Technological Initiative, the task there — I had to re-read it — is “to ensure global technological leadership of Russian companies by 2030-2035”. In one fell swoop! Global technological leadership in the world! Ambitious, to put it mildly. But when you look at this kind of statistics, when you analyze it, you can’t help wondering whether it is realistic.

The is: why did all this happen? Of course, I do not claim to know the full answer, but I am deeply convinced that the institutional environment in which these technologies are created and introduced, i.e. competition, is of great importance. What compels the

manufacturer to introduce new technologies? Necessity. If he fails to do it, he will go bankrupt. He doesn’t care about some targets imposed on him from higher up, or about the number of technologies, digital or otherwise, he is supposed to implement, he simply has to do it. If he doesn’t go digital, he will be pushed from the market.

We have underperformed in this area, to put it mildly. For many years there was no talk about competition, then we finally started talking about it, and then a draft National Plan for the Development of Competition was prepared. But it has been left in limbo for at least a year — in the government, in the ministries … Before taking the trip here, I looked it up once again: the draft has been getting the runaround since last August, it just cannot get approved. It is clear why: competition is complicated, it affects the interests of many, while reporting figures on the “digital” seems easier.

So that’s what we need to do first, because it’s an institutional environment, which is absolutely necessary. Only then will these digital, “nano” and other technologies develop. And not only develop, but also drive the Russian economy.