Александр Дынкин,
Сопредседатель программного комитета МАЭФ, вице-президент ВЭО России, президент Института мировой экономики и международных отношений имени Е.М. Примакова РАН, академик РАН, д.э.н., профессор
Глобальная пандемия далека от завершения. От COVID-19 в мире скончалось 3,5 млн человек. Близка к гуманитарной катастрофе ситуация в Индии: вирус мутирует, появляются новые штаммы. Для мировой экономической и финансовой системы как минимум на ближайшее десятилетие гарантированы неизвестные ранее экзогенные риски – это новые пандемии, рост региональных конфликтов и климатические изменения.
Несмотря на то, что степень неопределенности развития мира очень высока, попытаюсь высказать несколько предположений по поводу отечественного и мирового развития в третьем десятилетии XXIвека.
Россия преодолела идеальный шторм пандемии лучше, чем любой другой кризис в постсоветской истории. Текущий кризис показал, что у нас развитый и стабильный внутренний рынок, устойчивая к стрессам банковская система, очищенная от основных проблемных банков, высокий уровень обеспечения сырьем, энергией, продовольствием.
При минимальном по сравнению с другими странами суверенном долге и значительных золотовалютных резервах мы сумели провести перевооружение армии и стратегических сил по опережающим мировой уровень инновационным траекториям. Наша инновационная система смогла первая создать одну из лучших в мире вакцин, и все это в условиях 87 раундов только американских санкций.
Критически важная задача – это запуск внутреннего потребительского и инвестиционного спроса в интересах повышения жизненного уровня населения, но нужно видеть и все те процессы, которые проходят в мире.
Что касается возможных альтернатив постковидного мирового устройства… Очевидно, что со времен Петра IЕвропа 300 лет была для нас наставником, моделью и единственным источником модернизации. Сегодня в глобальном мире появились другие мощные торговые партнеры, источники инвестиций и технологий. Социальная модель Европы сегодня демонстрирует не только достижения, но и проблемы. Мы видим провалы мультикультурализма, миграционной и антиковидной политики. Это вызывает недоумение. Стратегическая подчиненность Европейского Союза снижает заинтересованность в политическом сотрудничестве, а место исторического примирения оказалось занято борьбой исторических нарративов. Большая Европа, о которой много говорилось, Европа от Лиссабона до Владивостока, сжалась до Таллина. Более того, в Европе возник пояс самоназначенных фронтовых государств, которые выстраивают свою историческую идентичность на русофобии, изображая себя вечными жертвами российского империализма и советского коммунизма. Европа настойчиво предлагают себя в качестве самых лояльных союзников Вашингтона. Бывший президент Украины, например, заявил, что Украина – самая проамериканская страна на свете, а бывший президент Эстонии договорился до того, что предложил закрыть россиянам въезд в Европейский Союз.
Как мир пришел к такому состоянию? Полезно взглянуть на четыре крупных стратегических просчета, и начинать, наверно, лучше с себя. Первый – это просчет Москвы. Я думаю, что с конца 80-х у нас существовала иллюзия, что Россия сможет интегрироваться в западные структуры, но на равноправной основе с сохранением независимости в вопросах обороны и безопасности. Отсюда Парижская хартия 90-го года. Россия присоединилась к программе НАТО «Партнерство во имя мира» в символический день 22 июня 1994 года. Конечно, часть нашей политической элиты мечтала о вступлении в НАТО и плане маршала. Один из активнейших министров правительства Гайдара писал, что 10–20 млрд долларов западной помощи гарантировали бы успех либеральных реформ, и удивлялся, почему Соединенные Штаты в 1994 году оказали срочную помощь Мексике в размере 50 млрд долларов, а не России. Потом случилось 70 дней бомбежки Белграда, вторжение в Ирак, авантюра в Ливии, несколько волн расширения НАТО, выход США из договора по ракетам средней и меньшей дальности.
Одним из первых это понял Евгений Примаков, который в 1994 году, будучи в службе внешней разведки, опубликовал доклад, откуда исходит угроза миру. Тогда этот доклад вызвал много иронии. Для непонятливых в 1998 году Евгений Максимович развернул свой самолет, и этот жест общество услышало. А Мюнхенская речь Владимир Владимировича Путина в 2007 г. показала, что этот урок усвоен. Эта жесткая школа развеяла иллюзии, которые существовали в Москве о том, что возникают общие демократические, плюралистические ценности.
Западные просчеты. Во-первых, это представление даже не западное, а, скорее, англосаксонское, о том, что мир уже без России, которая навсегда покинула клуб великих держав. Вспомните слова Обамы о том, что Россия – это региональная держава. Второй просчет – это то, что надежда на то, что рыночные реформы в Китае ведут к политической либерализации или к концу истории. Кто сегодня вспоминает эту концепцию?
Теперь о китайских просчетах. В 2003 году они выдвинули концепцию мирного возвышения Китая. Она была встречена на Западе прохладно, и ее быстро сменили на концепцию гармоничного мира. В 2012 году Си Цзиньпин предложил идею отношений нового типа между двумя крупнейшими державами, а в 2017 году выдвинул идею сообщества единой судьбы человечества. В то время казалось, что отношения между Пекином и Вашингтоном безоблачные, Трамп поздравил Си Цзиньпина с избранием на пост генерального секретаря, потом приехал в Пекин, и Си Цзиньпин устроил ему двухчасовую экскурсию по запретному городу. Мы уже тогда говорили китайцам, что Трампу нужна исключительно поддержка по корейской ядерной проблеме, и все, что мы это уже проходили: поддержав американцев после 9 сентября 2001 году в Афганистане, получили благодарность в виде выхода из договора по противоракетной обороне. Но в Пекине тогда еще верили, что возможна плавная смена мирового лидера, примерно как Соединенные Штаты сменили Великобританию после войны. Опять разочарование.
В последние 20 лет китайская сторона определяла отношения с Россией с помощью трех «нет»: не вступать в союз, не устраивать конфронтацию и не нацеливаться на третьи страны. Я перевожу эту китайскую грамоту на русский язык как формулу: никогда против друг друга, не всегда вместе. Но в начале этого года китайский министр иностранных дел Ван И с таким китайским изяществом перевернул эти три «нет». Он определил, что у наших стратегических отношений нет конца, нет запретных зон и нет высшей ограничительной планки. Это, ясно, предложение нового формата отношений с Россией. Очевидно, что совокупная экономическая и стратегическая мощь России и Китая существенно превосходит возможности СССР и стран бывшего социалистического блока. Тем не менее, Запад упорно занят расширением пространства совпадающих интересов Москвы и Пекина.
Что из всего этого следует для аналитических сценариев будущего миропорядка на ближайшие 15 лет? Наиболее вероятный сценарий – это новая биполярность, где одним полюсом станет связка «Москва – Пекин», другим – Вашингтон. Биполярный мир, как мы помним, всегда был связан с ростом мелких и крупных региональных конфликтов. Мы видим существенную интенсификацию этих процессов – это и Карабах, это Израиль-Палестина, это и Киргизия-Таджикистан, это конфликт малой интенсивности на востоке Украины, это, конечно, углубление противостояния Москвы и Вашингтона. Впервые с 1952 года сегодня в двух столицах нет послов. Это, конечно, рост риска случайной эскалации. Это балканизация технологий и вакцинные национализмы, замораживание готовящегося 7 лет инвестиционного соглашения Европейского Союза с Китайской народной республикой. Очевиден паралич Организации Объединенных Наций и группы G20.
Но возможен и другой сценарий, который я называю сценарием ответственного полицентричного мира. Мир может сохранить современную полицентричную архитектуру, если основные глобальные игроки проявят ответственность. Отдельные признаки этого тоже просматриваются. Сдвинулась американская позиция по стратегической стабильности. Договор СНВ-III ратифицирован практически на флажке за 2 дня до его истечения. Как вы знаете, на 15 и 16 июня назначен саммит президентов России и Соединенных Штатов. Просматривается единство постоянных членов совета безопасности в вопросах по ядерной программе Ирана. Обсуждаются перспективы сотрудничества в борьбе с пандемиями и климатическими изменениями. Заметны признаки ослабления торговой войны Китая и США, поскольку товарооборот между этими двумя странами за прошлый год вырос на 8,4%. Китайцы стали строже соблюдать американские санкции, а их товарооборот с Ираном упал больше чем на 33%. Я думаю, что нельзя исключать расширение Совета Безопасности ООН либо превращение группы G20 в новый совет безопасности. Если это произойдет, конечно, возникнут возможности для поиска путей выхода из региональных конфликтов. Это аналитические концепции. Ни одна из них наверняка не будет реализована в чистом виде, будут существовать взаимопереходы, но это крайние сценарии.
Я думаю, что ключевая проблема – это уйти от плоского взгляда на мировую динамику, не делить мир на демократию и авторитарные страны, отказаться от провалившейся логики конца истории. Следует признать историчность и неизбежность национальных социально-политических моделей. Как известно, разнообразие снижает энтропию, а идеологическая унификация провалилась. Это не повод разочаровываться в тех или иных идеалах, но нельзя не признать тот факт, что гетерогенность в очередной раз оказалась устойчивее гомогенности. Мировое развитие подошло к тому рубежу, когда императивом становится настройка старых и конструирование новых институтов и новых принципов, новых норм инклюзивного мирового развития.
По материалам пленарного заседания МАЭФ-2021 на тему: «Глобальная трансформация современного обществаи национальные цели развития России»
