Андрей Клепач,
главный экономист ВЭБ.РФ, к.э.н.
Для нашей страны характерна огромная межрегиональная дифференциация. Если брать зарплату врачей и учителей, то разница составляет 2,6 – 2,7 раза, медицинских работников – в 3,6 раза. Поэтому одна из ключевых тем – это изменение пространственного межрегионального неравенства.
Если говорить об одном из основных вопросов: при какой динамике заработной платы мы можем обеспечить технологический рост и найти ресурсы для социальной программы? По сути дела, все последние годы мы развиваемся по траектории, связанной с уменьшением доли заработной платы в ВВП. Если в 2015 году это было порядка 48% ВВП приходилось на заработную плату, то сейчас – 30%, то есть мы вышли примерно на уровень Польши, но, правда, у нас лучше, чем в Турции. Тем не менее, это существенно ниже, чем в развитых странах – США, Германии, Великобритании.
И возникает вопрос: а дальше на чем будет строиться наш экономический рост? Он может идти либо через увеличение прибыли, а, соответственно, повышение нормы накопления, либо мы можем обеспечить технологический рывок тогда, когда все-таки существенно повысим заработную плату и в целом в экономике, и в секторах, которые связаны с человеческим богатством.
Если посмотреть на конкурентоспособность нашей заработной платы, то мы отстаем даже от стран Восточной Европы. Понятно, что в первую очередь у нас дефицит капитала, и отсюда приоритет повышения нормы накопления. Мы многократно слышали это как одну из целей и в указах Президента, но норма накопления у нас в последние 10 лет стагнирует вокруг 21–22%. Тем не менее, по заработной плате: с одной стороны, вроде бы не так уж плохо выглядим на уровне Словении, Греции, но даже по сравнению с Польшей наша заработная плата по паритету покупательной способности на треть ниже.
Возникает вопрос: в этих условиях мы должны сохранять существующую тенденцию к сокращению относительной заработной платы и ее доли в ВВП и получению конкурентных преимуществ за счет низкой заработной платы или все-таки идти по линии опережающего роста заработной платы и через это создавать стимулы и для робототехники, и для повышения тоже фонда вооружённости труда.
Как мы знаем, у нас заработные платы формируются не просто рынком, но есть целевые ориентиры с 2012 года, особенно в том, что касается здравоохранения, образования, науки. И получается, что мы должны смотреть не только на то, как у нас соотносится рост заработной платы в экономике в среднем с сектором образования, науки и здравоохранения, но насколько наши зарплаты конкурентоспособны с тем, что есть в развитых странах и странах Восточной Европы и насколько эта заработная плата сопоставима со сравнительной производительностью труда.
Что мы видим?
Даже при грубой оценке наибольшее отставание – в сфере образования. Что на дошкольном уровне, что в общем образовании зарплата почти в 2 раза ниже, чем в Чехии и в Эстонии, и в 3 раза ниже, чем во Франции и США. В сфере здравоохранения, несмотря на значительные повышения зарплаты, ковидные надбавки, которые были и в 2021 году, и в 2022 году, у нас огромный разрыв по среднему, тем более по младшему медицинскому персоналу – практически в 2 с лишним раза. По врачам от Польши – 20%, от развитых стран – примерно вдвое. то есть, по сути дела.
Я думаю, у нас есть задача и потребность в существенном повышении сравнительной заработной платы и в ее опережающем росте в секторах образование и здравоохранение.
Если говорить о науке, то картина вроде бы не такая плохая. Мы тут от развитых стран отстаем не так уж сильно, и в данном случае выглядим существенно лучше, чем Китай. Опять же, эти цифры не отражают всей степени неравенства в том же научно-технологическом секторе. В среднем в научном секторе зарплата отстает от Франции на 40–50%, но выше, чем в Китае.
Зато если мы берём инженерно-технические кадры, то у нас средняя зарплата по паритету покупательской способности в секторе и науки, и технологического развития уже ниже, чем в Китае. И поэтому наши разработчики иногда зачастую туда целыми коллективами переселяются, тем более что им дают и жилье, и возможность реализовать многие наработки, которые, к сожалению, не удается реализовать в России.
Поэтому на самом деле нам нужен серьёзный рывок в росте заработной платы в секторах, от которых зависит наше будущее – здоровье людей, образование и технологическое развитие. Но возникает, естественно, вопрос: а за счёт кого? Если посмотреть на сравнительные отраслевые показатели заработной платы, то мы от всех стран отличаемся несколькими вещами: первое: у нас зарплата в финансовом секторе, а также в добывающих отраслях примерно в 2,5 и 1,8 раза соответственно выше, чем в среднем по экономике. (Если взять США, там финансовый сектор впереди в 1,6–1,7 раза). То есть у нас есть сектора, где уровень зарплат намного выше, чем в среднем по экономике.
С другой стороны, в аграрном секторе, хотя улучшилось соотношение, но все равно там зарплаты составляют порядка 70% от средней заработной платы по экономике. Возникает вопрос: вот этот опережающий рост зарплат в сфере науки, образования и здравоохранения за счет кого должен быть сделан? Фактически эти соотношения должны во многом показать, как эффективно используются те конкурентные преимущества, которые у нас есть, в том числе рента и тот избыток сбережений по сравнению инвестициями, который у нас есть.
Он обычно составляет 5% ВВП, в последние годы – вообще до 10%. Мы его экспортируем. И хотя дальше рента и возможности для экспорта капитала будут снижаться, у нас все равно есть огромная возможность для того, чтобы эти средства инвестировать в наше развитие: в основной капитал, в дороги, оборудование и в человеческий капитал. И тогда, по нашим оценкам, мы сможем перевернуть такую шкалу или лестницу сравнительных доходов, которые сейчас есть. До 2012 года у нас реальные доходы населения были выше, чем в Польше. Сейчас они составляют примерно 90%. Если сохранять нынешние тенденции, то они могут скатиться и до 70 с лишним, 80%. Тем не менее, при проведении структурного маневра в отношении человеческого капитала мы при темпах роста 3 с лишним, 3 с половиной даже процента можем обогнать и Польшу к 2035 году, а к 2040 году выйти на уровень развитых европейских стран – Франции и Германии. В данном случае ресурсы для этого есть, это вопрос именно структурных и институциональных изменений нашей экономической политики.