«Следует говорить не о конце гло­бализации, а о риске фрагментации мирового рынка»

Александр Данильцев,
Директор института торговой политики НИУ ВШЭ, д.э.н.

Мне представляет­ся, что мы не до конца преодолели кризис. Мы не очень понимаем, какой он действительно: цивили­зационный, финансовый и так далее, — но мы не преодолели еще целиком его последствия. В моем понимании, кризисы преодолеваются двумя способами. Пер­вый — это ликвидация источника кризиса. Вряд ли мы бы могли этот источник ликвидировать, в том числе потому, что мы до конца не понимаем, честно говоря, какой он. И второй способ — это найти какое-то новое направление развития, но­вый драйвер, который будет настолько эффективным, инте­ресным и привлекательным, что сможет быстро развиваться и вытащит остальные сектора даже в трудных условиях.

И если мы обратимся к предыдущему опыту, то увидим, что такие драйверы, технологические, экономико-географические, в прошлом возникали. Это была, например, информационная экономика, развитие ин­формационных технологий в 90-е годы, до этого — развитие электроники и других новых технологий. Также это было по­явление переходных экономик, открытие китайского рынка и рынков стран Восточной Европы и России, то есть собы­тия, которые очень сильно повлияли на мировую экономи­ку и тоже были своеобразными драйверами. И вот сейчас, представляется, такого драйвера нет.

Здесь говорилось об инновациях. Естественно, мы все об­ращаемся к этой теме. Инноваций очень много, мы только о них сейчас и слышим – да, везде инновации, новые техни­ческие достижения. Но, как сформулировала одна из моих коллег, все очень размыто, в различных секторах понемно­гу. Инновационный потенциал нигде не сконцентрирован, и поэтому мы не видим эффекта явного драйвера. А понят­но, что равномерно обеспечить прорывное развитие для всей экономики просто невозможно, нужно сконцентриро­ваться в каких-то участках, а этого пока нет. С моей точки зрения, это проблема, с которой мы будем сталкиваться еще какое-то время.

Далее — по поводу монополизации. Очень интересный момент, который, мне кажется, завязан и на регулировании, и на развитии мировой экономики. Здесь коллега привел очень хороший пример — Alibaba, но я бы обратился не­множко к другому примеру. Alibaba все-таки действитель­но посредник, как здесь было сказано, во всяком случае пока. Но я бы привел пример другой компании, а именно Microsoft, которая практически является эффективнейшим монополистом в сфере программного обеспечения, когда одной компанией, собственно говоря, обеспечивается весь мировой рынок. Я утрирую, конечно, но подавляющая часть мирового рынка действительно практически обеспечивалась одной компа­нией и одной командой экспертов.

Но вот не столкнемся ли мы дальше, благодаря цифро­визации, с такой же ситуацией? Учитывая, что эти технологии хорошо тиражируются? Здесь, конечно, возникают вопросы интеллектуальной собственности, прав правообладателей. Но есть возможность перенести эту схему и на проек­тирование, и на строительство, когда, условно говоря, одна команда или две-три команды первоклассных инженеров могут проектировать 90% мостов во всем мире.

Таким образом, что касается рынка труда, мы столкнемся примерно с такой же ситуацией, как с рынком труда программистов, когда сначала мы видели, что это была суперпопулярная и распространенная профессия, а потом мы увидели, что востребована только очень узкая группа су­перэкспертов. Все остальные — это технические работники. Это еще, мне кажется, одна пробле­ма, с которой мы тоже можем столкнуться.

Дальше перейдем от монополизации к такому понятию, как «глобализация». Последнее время многие говорят «ко­нец глобализации». Мне кажется, следует говорить не о конце гло­бализации, а о риске фрагментации мирового рынка. Это может случиться как на основе каких-то геополитических моментов, риск которых, кстати, сейчас резко возрос, так и на основе технологических. Что касается глобализации, то явления, которые мы ей противопоставляем сейчас, на­пример рост протекционизма, замедление создания ре­гиональных торговых блоков, мне представляется, что это просто этап глобализации, когда преобладают такие формы действия на глобальном рынке. На самом деле никто не стремится к самоизоляции, наоборот, обостряется борьба за позиции на глобальном рынке. Мы ведь говорим о тор­говых войнах, никто не говорит о том, что господин Трамп хочет сделать из Америки изолированную от мира Северную Корею. Это далеко не политика изоляционизма. А для чего, собственно, ведется любая война, в том числе и торговая? Ради завоевания более благоприятных условий в послево­енном мире. Поэтому я думаю, что через некоторое время, после того, как будут исчерпаны возможности или достиг­нуты цели этой политики Трампа, мы увидим, как Соеди­ненные Штаты попытаются запустить новый раунд той же глобализации, либерализации (называйте, как хотите), но уже вокруг интересов Соединенных Штатов.

И в этой связи возникает следующий сюжет – глобальное регулирование. Мне кажется, здесь хоронить все эти реалии не просто рано и не нужно, а чрезвы­чайно опасно, потому что мы должны быть готовы к этому следующему циклу. И, собственно говоря, та основа, кото­рая создана, является пока что, мне кажется, единственным препятствием, как бы мы ни говорили о его хрупкости, по­литики того же монополизма, фрагментации, подминания крупнейшими экономиками других под себя.

Несмотря на трудности и проблемы, центром системы регулирова­ния отношений в мировой экономике является Всемирная торговая организация. Потому что, собственно, во-первых, ничего другого работающего не придумали. Во-вторых, то, что есть — это тот фундамент и принципы, которые должны не критиковаться, но их надо, наоборот, укреплять и развивать. Сфера эта, как вы понимаете, консервативная, но были предприняты опреде­ленные шаги в связи с кризисом. Это создание «двадцатки», квазиновых институтов, которые, естественно, недостаточ­но эффективны, но тем не менее попытки-то были. И они как раз говорят о том, что лучше бы все-таки строить это на существующей базе, а не на чем-то новом. Но что касается проблем с той же ВТО: проделана большая работа и пройден большой путь, и, мне кажется, на старой, существую­щей области применения уже возникли трудности. Почему? А просто дошли уже до болевых точек, то есть понятно, что двигаться дальше и дальше будет все труднее и труднее. И чем мы больше берем на себя обязательств, тем труднее взять следующие обязательства, потому что они все более и более болезненны. Что это озна­чает? Это означает, что нужно, наоборот, расширять сферу регулирования.

И вспомним, что у нас до сих пор нет глобальных инсти­тутов, которые бы регулировали обмен факторами производства. В той же ВТО активно обсужда­ется вопрос об инвестициях. Да, там уже есть соответствующие проекты, есть услуги, есть тематика элек­тронной торговли. Что здесь вызывает опасения? Когда го­воришь с экспертами и смотришь на ситуацию, видно, что это очень консервативная сфера. И многие говорят, что не дай Бог там что-нибудь расшатать. Это правда. Но сколько у нас есть времени? Вот в чем вопрос. Поэтому надо ста­раться двигаться достаточно быстро и в некоторых вопро­сах решительно, потому что мы знаем, что развитие идет не линейно, а по экспоненте, и то же самое может слу­читься и с мировым рынком.

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Пожалуйста, введите ваш комментарий!
пожалуйста, введите ваше имя здесь