Александр Аузан,
декан экономического факультета МГУ, д.э.н., профессор
В модели экономического роста Солоу меня всегда больше всего интересовал остаток Солоу, то есть те факторы роста, которые не очевидны. Неожиданно это оказалось актуальным вопросом, потому что, если говорить о доступе к капиталу, технологиям, труду, решение будет спорным. А я хочу обратить внимание на исследование двух известных французских ученых, Яна Алгана и Пьера Каю, которые показывают, что у нас есть огромный скрытый источник роста.
В начале завершившегося политического цикла была дискуссия: можно ли поднять в 1,5 раза валовый продукт на душу населения в России к 2025 году? Макроэкономисты пришли к дружному выводу, что нельзя. Я – не макроэкономист, я – институциональный экономист, но я сказал: «Да, коллеги, в 1,5 раза нельзя, в 1,7 – можно». Результат исследования состоит в том, что если бы уровень межличностного доверия, то есть положительный ответ на вопрос, можно ли доверять большинству людей, в соответствующих странах был, например, такой, как в Швеции, то в Великобритании GDP per capita был бы на 5% больше, в Германии на 7%, в Чехии на 40%, в России – на 69%. Вот этот резерв. Мы его видим, только с другой стороны зеркала. Он выражается в уровне трансакционных издержек. Уровень трансакционных издержек в российской экономике высок, потому что доверие и трансакционные издержки – это прямо противоположные показатели.
Нашей соседкой в этом списке является Мексика. Я могу сказать, что еще одна страна может претендовать примерно на такую же позицию больших скрытых ресурсов из-за пониженного доверия – Турция. Почему? Россия, Мексика, Турция – страны с принципиально более низким уровнем взаимного доверия, и это имеет объяснение, этот вопрос исследовался.
Независимо от международных исследований мы к этому выводу пришли с коллегами по экономическому факультету и по Институту национальных проектов. С 2016 по 2020 год мы проводили исследование, применяя методики Хофстеде, по российским регионам, успели охватить примерно 17 регионов. И вот что мы обнаружили: у нас две страны в одной. (Кстати, то же самое относится к нашей соседке Турции и к Мексике). Два культурных центра. По важнейшему показателю индивидуализма и коллективизма и связанным показателям у нас есть И-Россия (это мегаполисы, Урал, Сибирь, Дальний Восток), и у нас есть К-Россия (все остальные территории). Культурные нормы дают спрос на те или иные институты. Фактически у нас страна расколота в вопросе о том, какие институты надо строить. Потому что И-Россия хочет демократизации, свободы предпринимательства, модернизации. К-Россия хочет социальной защиты, государственного участия, перераспределения. Два сигнала поднимаются наверх, идет аннигиляция, и в итоге мы имеем слабый институциональный слой и ручное управление, потому что вот К-Россия, которая фактически может быть очень надежной электоральной базой власти, и вот – И-Россия, которая важна в смысле фронтирной компании проектов глобальной конкурентоспособности и так далее. Причем, если говорить честно, и то, и другое – возможный мотор развития, потому что инкрементные инновации, как показал опыт восточноазиатских модернизаций, произрастают на коллективистских культурах. Да, японские инновации не такие, как инновации Силиконовой долины. Там удается просто лучше всех сделать то, что было уже сделано. Радикальные инновации – это путь И-России.
Можем ли мы эти два мотора превратить не в противодействующие силы, снять вот барьер, который приводит к пониженному доверию и не позволяет дотянуться до ресурса? Я бы в данном случае обратил ваше внимание на идеи академика Полтеровича. Виктор Меерович – один из самых уважаемых российских экономистов и общий учитель для всех институциональных экономистов, на мой взгляд. Последние доклады Виктора Мееровича посвящены коллаборативным институтам. Это скоординированная рыночная экономика, капитализм стейкхолдеров, а не акционеров, и консенсусная демократия. Я позволил себе сделать некоторую роспись возможных институтов, которые в России реализовали бы сшивание И-России и К-России институциональными способами на основе коллаборативных институтов. Многие из этих институтов смотрятся как романтическое предположение, и это правильно, потому что нужны культурные условия, определенные пороговые условия должны быть достигнуты, для того чтобы эти коллаборативные институты реализовались.
Вот эти три пороговых условия.
Это три «Д»: долгосрочный взгляд, доверие большинству людей и договороспособность. Долгосрочный взгляд, это очевидно. Доверие большинству людей: исследование Алгана и Каю и многочисленные другие исследования показывают, как это снижает трансакционные издержки. Алган и Каю провели колоссальный анализ. Они взяли материал за 70 лет с 1930-го по 2000 год по целому ряду стран. Через так называемый «эпидемиологический метод» они провели анализ с хорошей математикой. Ну и наконец договороспособность. Может быть, это самое сложное, потому что доверие может строиться как доверие своим против чужих, и в этом случае вы получаете недоговороспособность в стране.
Главный вопрос: можем ли мы реализовать сдвиг в сторону, я бы сказал, 3Д-культуры? Мы сейчас начали серию экспериментов с большими компаниями. Не буду говорить, пока там не получены результаты, но уже завершенные исследования показывают возможности наращивания доверия.
Исследование, которое мы провели вместе с московской школой управления «Сколково», сообществом «Ноодом», «Клубом первых», нашими программами дополнительного образования экономического факультета МГУ и Института национальных проектов, завершено совсем недавно. Нам удалось разными методами – от количественной и качественной социологии до серьезной математики – пощупать структуру доверия в российском бизнесе. Самый удивительный факт, который мы обнаружили: доверие, в том числе обобщенное доверие, а тем более доверие контрагенту, в бизнесе принципиально выше, чем среди населения. И это не ошибка измерения. Мы посмотрели: 15 лет назад было то же самое. Бизнес – это одна из причин той высокой адаптивности, которая в 2022 году проявилась.
Оказывается, прагматичный бизнес стоит на в 1,5 раза более высоком уровне обобщенного доверия, чем принято среди населения. Почему? Когда я первый раз столкнулся с этим фактом 15 лет назад, я все задавал себе вопрос: «Как так может быть?», – и ответ для себя нашел во фразе одного предпринимателя девяностых годов. Он сказал: «Ничто так не укрепляет веру в человека, как стопроцентная предоплата». Это не шутка. Это история институциональной эволюции. Потому что когда существует недоверие, нужно выстраивать институты, компенсирующие это недоверие. Я напомню жестокую историю России последнего тридцатилетия. Сначала был обмен заложниками. Заложниками! Потом – залогами, потом 100%-я предоплата, потом 70%-, 50%-я, и в итоге бизнес вышел на структуру институтов, которые поддерживают в 1,5 раза более высокой уровень доверия.
Потому что институты строятся не только сверху. Они строятся сбоку, снизу. Это те правила, которые мы в состоянии принять, развить, применить.