Что мешает достижению целей устойчивого развития в России?

19.01.2020

Достижение целей устойчивого развития в России не курируется государством, в то время как за рубежом этим озабочены на высшем уровне – правительства создают специальные организации и координационные структуры, координирующие эту работу. Даже в государствах ЕАЭС тему, как правило, держит на личном контроле премьер-министр или его заместитель. Об этом рассказала заместитель руководителя Аналитического центра Татьяна Радченко на Гайдаровском форуме.

По словам Татьяны Радченко, в России достижением целей устойчивого развития пока больше всего озабочен крупный бизнес, в чьих интересах не игнорировать мировые тренды, поскольку это идет ему в плюс при работе с зарубежными партнерами.

Процесс достижения ЦУР также замедляет отсутствие поддержки для малых компаний, заинтересованных в этой работе.

В качестве еще одного вызова Радченко отметила, что задачи ЦУР и задачи национальных проектов плохо коррелируются. Из 150 задач ЦУР всего 25 будут решены в рамках реализации национальных проектов.

В начале февраля будет проведено последнее публичное обсуждение Добровольного национального обзора России по достижению целей устойчивого развития, подготовкой которого занимался Аналитический центр. Для его формирования были созданы 17 тематических рабочих групп – по одной для каждой ЦУР. Возглавляют эти группы представители органов власти, однако для работы над Обзором привлекались в первую очередь эксперты – представители бизнес-сообщества, научных кругов, общественных организаций.

Как инновации меняют банковский сектор

19.01.2020

Под влиянием новых технологий стремительно меняется банковская система России. Банки приходят в несвойственные ранее сферы, а нефинансовые организации — на финансовый рынок. Чего в этом процессе полезного для людей и экономик?

Собеседники:

Василий Михайлович Солодков,

Директор Банковского института НИУ ВШЭ, профессор, к.э.н.

Роман Анатольевич Прохоров,

Председатель правления Ассоциации финансовых инноваций

Сергей Дмитриевич Бодрунов,

Президент Вольного экономического общества России, президент Международного Союза экономистов, директор Института нового индустриального развития им. С.Ю.Витте, д.э.н., профессор

Бодрунов: Уважаемые коллеги, банковский сектор России сейчас меняется, меняется стремительно. Появляются новые технологии, инновационные решения: многие банки создают определённое пространство, платформу, вокруг которой сформируется некая экосистема, которая меняет наше традиционное представление о банках. Сейчас Россия, по вашему пониманию, как-то отстаёт от такого типа изменений в Европе, в мире? Или мы всё-таки, как подозревают некоторые аналитики, чуть ли не впереди планеты всей?

Солодков: Вы знаете, в прошлом году я был в Шотландии, очень красивый отель. И там я был первым человеком, который осуществил платёж с помощью телефона. Собрался весь персонал и смотрел, как это возможно! С другой стороны, я был уже почти 10 лет назад в Бангладеш, и обратил внимание, что все расчёты идут с помощью мобильных телефонов. И потребности как в таковом в банке, банкомате просто не возникает. Поэтому, мой ответ: смотря с кем нас сравнивать. С точки зрения того, что у нас был низкий старт, да, мы развиваемся очень быстро. Это наше преимущество по сравнению со старыми устоявшимися рынками, такими как в Шотландии, но мы отстаём по сравнению с Бангладеш, Филиппинами, Японией, Китаем, где все эти вещи делаются значительно проще.

Бодрунов: Скажите, пожалуйста, Роман Анатольевич, у российской банковской системы есть шанс в этом отношении стать одной из передовых в мире?

Прохоров: Мы, как ассоциация, регулярно проводим исследования с точки зрения развития финансовых инноваций у нас и за рубежом. И я соглашусь с Василием Михайловичем: действительно, наша банковская отрасль по ряду направлений является достаточно передовой. Если смотреть по тем направлениям, которые наиболее активно развиваются, это платежи и кредитование, мы как раз видим активную динамику. Что касается Вашего вопроса о том, какое место может занять наша банковская система в мире, надо очень чётко понимать, что ответ на этот вопрос связан с тем, какое место займёт экономика России, потому что небольшая экономика, в принципе, не может порождать глобальную банковскую систему. И что касается того, каким образом развиваются инновации в зарубежных банках: я тоже отмечал, что в той же самой Великобритании банковская система достаточно консервативна в отношении инноваций. Они буквально несколько лет назад только внедрили мобильный банк для юридических лиц.

Бодрунов: Извините: овсянка, традиция, Темза…

Прохоров: Да, с одной стороны, овсянка, традиция, но с другой, люди просто очень чётко считают деньги и не реализуют инновации ради инноваций. То есть, если они видят, что существует возможность работать с традиционными инструментами, не перекраивая существующие подходы, они работают по этим подходам. У них нет задачи продемонстрировать свою инновационность как таковую.

Бодрунов: В силу моей деятельности в качестве председателя Международного Союза экономистов мне приходится бывать за рубежом часто, в том числе и общаться с разными финансовыми структурами. И, вы знаете, многие вещи в России мне сделать проще и понятнее, чем в той же Британии или в той же Германии, где очень много ограничений в банковском секторе, в том числе и в технологическом отношении.

Прохоров: И они, заметим, усиливаются.

Бодрунов: И в этом плане я не стал бы, так скажем, особенно жёстко нападать на нашу банковскую систему с точки зрения её технологичности, с точки зрения её уровня инновационного наполнения.

Прохоров. По-моему, никто на неё и не нападает.

Бодрунов: Скажите, а что, по вашему мнению, может сдерживать развитие инновационного подхода к развитию банковской системы?

Солодков: В первую очередь – это регулирование. Если мы говорим о банковской системе, это либо Минфин, либо Госдума. И, естественно, неформальным регулятором и законодателем является Центральный банк, хотя таковым по закону он не является. В связи с этим у нас не внедряется целый ряд инструментов, которые могли бы быть полезны для потребителей. Можно опять-таки спорить, хорошо это или плохо, нужно это или нет. Но по целому ряду параметров мы очень серьёзно отстаём. Допустим, я устал об этом говорить, с 2011-го года я предлагаю такой очень удобный инструмент, как депозитный сертификат. Предложение прошло обсуждение в Госдуме прежнего созыва, в Правительстве, много где, и везде было получено одобрение. Однако инструмента в том виде, о котором я говорил, как не было, так и нет. А до сих пор ломаются копья вокруг того, нужны нам были или не нужны безотзывные вклады. Хотя понятно, что это совершенно прошлый век.

Бодрунов: Вы справедливо заметили, что недостатки регуляторной системы становятся уже реальным тормозом, и многих вещей не хватает. Но я бы добавил ещё со своей стороны, что многих вещей, что называется, чересчур. Я имею ввиду нормы, устаревшие в регуляторном отношении. Недавно РСПП внёс предложение о применении регуляторной гильотины, которая планируется в России, к Центральному банку. Центральный банк, если я не ошибаюсь, пока молчит? Одни утверждают, что ничего нельзя делать, иначе мы всё разрушим. Другие — что в нормах много избыточных ограничений, которые не позволяют далее инновационный процесс развивать. В частности, многие новые предложения, которые связаны с внедрением технологий, наталкиваются на старые инструкции, которые просто нельзя будет использовать после внедрения той или иной инновации. Вы в Ассоциации эти вопросы исследуете?

Прохоров: Что касается предложения применить регуляторную гильотину к Центральному банку, насколько мне известно, ЦБ не молчит, а поддерживает идею.

Бодрунов: Поддерживает? В Правительстве было сообщение, что Центральный банк молчит.

Прохоров: По крайней мере, Центральный банк даже запрашивал общественные организации о том, в каких отношениях это действительно разумно было бы применить. И это совершенно правильно, потому что, как и в случае правительственных структур, для которых гильотина предусмотрена, применение её в отношении Центрального банка позволило бы, конечно, оптимизировать регуляторную систему, потому что там очень много так называемых хвостов. У нас регулирование развивается последовательно, не на пустом месте. К существующим нормативам наращиваются следующие на некой базе. И вот эти хвосты для тех людей, которые только начинают вникать в эту проблему, являются зачастую совершенно непонятными. Не зная всей этой истории целиком, сложно понять, откуда взялись такие нормы. Тем не менее, надо отметить, что регулирование достаточно активно развивается, в том числе пытается соответствовать новым вызовам рынка. Я отмечу принятый Госдумой летом 2019 года закон об инвестиционных платформах. С моей точки зрения, это одна из фундаментальных вещей с точки зрения развития банковского и околобанковского бизнеса, потому что оно подразумевает прямое кредитование, взаимное фактически, одними субъектами экономики других. Здесь роль банков становится несколько сторонней с традиционной точки зрения, но это реальная конкуренция.

Бодрунов: То есть, в финансовый сектор приходят нефинансовые субъекты.

Прохоров: Да, которых нам сегодня, действительно, очень сильно не хватает, особенно учитывая тенденцию к монополизации на нашем финансовом рынке, которую мы все не можем не замечать.

Бодрунов: Вот, уважаемые коллеги, сегодня в этом сюжете мы видим некоторые обозначенные тенденции направления развития, скажем, технологического развития поддержки доступа к банковским услугам и так далее. Я думаю, что очень показателен ваш пример по поводу Бангладеш и азиатских стран, где это действительно очень активно развито и так далее, в том числе и из-за неразвитости, собственно говоря, потребителей, да… Скажите, пожалуйста, если говорит об упрощении доступа к банковским услугам, особенно для потребителя, какие такие тенденции, кроме, может быть, тех, что сегодня обозначены, вы ещё могли бы назвать?

Прохоров: Я очень люблю приводить такой пример: когда я приходил заверять документы по Ассоциации к нотариусу, она обратила внимание на название ассоциации. «О, — говорит, — финансовые инновации. А когда нам можно будет оплачивать платежи силой мысли?» Вот ожидание потребителя. И, в принципе, движение и происходит в этом направлении.

Солодков: Когда я создавал Банковский институт, у меня был голландский партнёр — это был 1995-й год. Он говорит, так быстро меняется банкинг, что скоро не будет нужно никаких отделений, ничего. Кардинально поменяется бизнес-стратегия, маркетинг и так далее. Сейчас у нас 2019-й год, партнер ушёл на пенсию. Я у него спрашиваю, как дела? Говорит, иду в банк. Зачем? Ты знаешь, я хочу посмотреть в глаза банкиру. Вот эта проблема остаётся. И когда мы с вами видим, что человек может за полторы минуты получить кредит, это замечательно… Но при этом есть вторая сторона: что у нас будет происходить с ростом плохой задолженности?

Бодрунов: Да, как мы будем доверять друг другу.

Солодков: Да. Как происходит верификация того, что клиент является платёжеспособным? Достаточно ли скрупулезно?

Бодрунов: Я думаю, что в этой проблеме есть несколько аспектов. Один из аспектов я упомянул – доверие. Исторически так сложилось, что должны быть какие-то системы верификации информации, которую ты получаешь со стороны, допустим, партнёра. Скажите, а вот технология блокчейна, которая применяется сейчас, как один банкир писал, для расшатывания банковской системы — виртуальные деньги и так далее — как они сопоставляются сегодня с финансовой системой? Это расшатывает систему, меняет, дополняет, или как?

Прохоров: Здесь надо разделять всё-таки саму технологию блокчейна, да, и её применение…

Бодрунов: Это понятно, да, технологию можно применять не только в финансовой и банковской сфере…

Прохоров: Да. Если мы говорим о применении, то на сегодня единственное широко распространённое применение – это криптовалюты, собственно, для чего вся эта история создавалась — чтобы осуществлять быстрые, в том числе трансграничные анонимные платежи.

Бодрунов: В том-то и дело, что анонимное, и здесь как раз высокое доверие к системе должно быть.

Прохоров: Но когда мы пытаемся применить блокчейн к чему-то другому, мы сразу видим, что на этом пути у нас возникают разные проблемы: со скоростью, например. Когда люди между скоростью и анонимностью выбирали анонимность, соответственно, они жертвовали скоростью. Но если мы снимаем требование по анонимности, ведь ряд центральных банков говорили, что планируют перейти тоже на цифровые валюты, возникает вопрос, а зачем это нужно тогда?

Солодков: Я немного дополню. Чем, собственно говоря, замечательны фиатные деньги? Фиатные деньги – это деньги, которые выпускаются центральными банками. Тем, что они обязательны к приёму. То есть, когда ко мне приходит человек с рублями и говорит, продай такой-то товар — вот тебе рубли, я не могу ему отказать на том основании, что я не принимаю его рубли. Они все одинаковые. Но, когда ко мне человек приходит с некой криптовалютой, там, биткоин или что-то ещё, это моё дело, принимать её или нет. И вот в этом принципиальная разница, это надо понимать.

Бодрунов: Вообще-то, вы знаете, были времена, когда не было платёжных карт, была одна банковская система, были чековые книжки…

Прохоров: А в Америке они есть до сих пор, и ими пользуются.

Бодрунов: Тем не менее, я думаю, что новые технологии перевернули наше представление о финансовых услугах, банковскую систему изменили, изменился маркетинг, изменились способы передачи информации, обработки данных. Может быть, сейчас впереди какая-то другая технология нас ждёт? Что мы можем ожидать в будущем? И будет ли в ближайшие 10-15 лет какая-то инновационная система, которая перевернёт снова банковскую систему, как вы думаете, Василий Михайлович?

Солодков: Если мы с вами говорим о способах расчётов, то здесь Роман Анатольевич уже предложил — переводы силой мысли. Как бы ни фантастически это звучало, способы идентификации развиваются: есть варианты по зрачку, по лицу, по отпечатку пальца, по голосу. То есть, очевидно, что вместо карт, вместо даже смартфонов появится что-то другое, что упросит саму по себе технологию расчётов. Совершенно очевидно, что будет использоваться технология блокчейна. Постольку поскольку она кардинально решает проблему со всякими расчётами типа аккредитивов, инкассы и так далее. Там всё прозрачно, ясно и понятно, и не требуется всех сложных вещей, которые используются сейчас. А что-то такое, что кардинально изменит всю отрасль, я, честно говоря, пока не вижу. Но к тому, собственно говоря, революция и называется революцией, что чего-то не было, но внезапно появляется и ломает систему. Мы с вами все 10 лет назад жили без тех же самых криптоваплют, и прекрасно себя чувствовали без технологии блокчейн. Жили еще раньше и без карт пластиковых, и всё замечательно было, даже без чековых книжек…

Прохоров: Нет, все же грустно было без карт…

Бодрунов: С нынешней точки зрения, возможно, грустно. Но с таким же успехом можно сказать, что были счёты, и тоже люди себя чувствовали неплохо.

Солодков: Абсолютно, да, ущербности не было.

Бодрунов: С другой стороны, я не знаю, сам лично в интернете не нашёл, без ссылки, так сказать, но, тем не менее, Виталику Бутерину…

Прохоров: На которого теперь все ссылаются, что он во всём виноват…

Бодрунов: Да, приписывают такие слова, что придёт время, когда банковской системы вообще не будет как таковой, а будут прямые платежи по транзакциям между людьми на основе технологий блокчейна.

Прохоров: Криптовалюты на этом же и построены, что в обход банковской системы…

Бодрунов: Да. Как вы думаете, может, это как раз тот самый шаг, который похоронит банковскую систему или сделает её неэффективной, и она сама постепенно редуцируется?

Прохоров: Ещё раз возвращаюсь к своему тезису, о котором я говорил, банковская система, она же не существует сама по себе. Она существует для того, чтобы обслуживать определённые потребности экономики и субъектов экономики. Соответственно, в том виде, в котором она сформировалась, она сформировалась в рамках текущего видения экономики…

Бодрунов: Тех потребностей, которые есть…

Прохоров: Да. Если мы будем наблюдать изменения экономики и тех экономических моделей, которые существуют… Сейчас много говорится о так называемой sharing economy, когда у нас экономика потребления меняется на экономику совместного потребления ресурсов. Возможно, под это потребуются какие-то другие финансовые инструменты. Просто, в чём на сегодня принципиальная роль банковской системы: это система, которая обеспечивает трансформацию финансового доверия между государством и потребителями.

Бодрунов: В этом плане она выступает посредником между вами и мной, например.

Прохоров: Да. То есть, мы говорим о том, что есть как бы доверенный субъект, уполномоченный на это государством, который выполняет определённую роль. Если экономические субъекты найдут другую возможность договариваться между собой, ситуация изменится. То же самое – использование криптовалюты. Ведь что такое? Это перенос доверия от институтов к алгоритму.

Бодрунов: А вспомним традиционный бартер: ну, договорились, поменялись.

Солодков: Коллеги, на мой взгляд, дело-то на самом деле не в расчётах. Расчёты запросто могут идти без банков, тут банк не нужен…

Прохоров: Нет, мы не про расчёты, мы вообще про финансовую систему.

Солодков: А дело в том, что банк выполняет совершенно другую функцию – он управляет риском. Я у кого-то взял деньги, я кому-то дал деньги, кто-то из контрагентов может просто по дороге исчезнуть, а риск-то у меня. Можно меня устранить из цепочки, как банк? Да, можно, тогда будет МФО. Тогда риски переходят к другому контрагенту, а у другого контрагента ставки будут в 10 раз выше. Вот и всё.

Прохоров: Относительно рисков я полностью вас поддерживаю. Но я не зря сказал о том, что у нас в этом году произошло, с моей точки зрения, знаменательное событие – принятие законопроекта об инвестиционных платформах — это кредитование без банков, когда риски распределяются между пулом инвесторов. И это как раз вот та самая история про ставки, о которых вы говорите — они оказываются ниже, чем банковские. А для инвесторов они выше, чем по вкладам. Это интересно для всех. Насколько она будет взлетать в рамках текущей экономики в России, это пока большой вопрос.

Солодков: Посмотрим.

Бодрунов: Одна из тенденций.

Солодков: Это интересно очень, конечно.

Бодрунов: Действительно, мы идём в общество, в котором сопотребление, распределение, в том числе рисков, будет играть большую экономическую роль.

Эксперты нашли способ повысить доходы россиян

18.01.2020

Реальные доходы населения падают с 2015 года, и прежде всего у россиян, которые и так живут от зарплаты до зарплаты. Граждан с высоким уровнем дохода снижение почти не коснулось. Это лишний раз свидетельствует о том, что существующая система перераспределения доходов в российской экономике несовершенна. Об этом говорится в очередном выпуске бюллетеня Института народнохозяйственного прогнозирования РАН «Проблемы социальной политики».

«Текущее увеличение доходов затрагивает прежде всего высокодоходные группы населения, имеющие высокие нормы сбережения и в значительной мере ориентированные на потребление импортных товаров и услуг», – констатируют авторы бюллетеня.

Такое положение дел, по мнению экспертов ИНП РАН, сдерживает увеличение потребительского спроса и тормозит экономический рост.

«Снижение дифференциации доходов, даже если их общий уровень останется неизменным, увеличит потребительский спрос и, в силу особенностей потребления низкодоходных групп населения, повысит темпы роста ВВП», – уверены авторы бюллетеня.

Эксперты ИНП РАН полагают, что для роста уровня доходов наименее обеспеченных домашних хозяйств, необходимо ввести необлагаемый минимум по налогу на доходы физических лиц и опережающую индексацию пенсий, повышать зарплаты отдельных групп работников бюджетной сферы.

Эти меры позволят в некоторой степени компенсировать те «социальные долги», которые были накоплены в последние годы.

Джозеф Стиглиц: «Неравенство – проклятье сырьевых экономик»

17.01.2020

Джозеф Стиглиц,

лауреат Нобелевской премии по экономике

Страны с самыми богатыми природными ресурсами должны быть странами с самыми высокими показателями равенства, поскольку эти ресурсы принадлежат всему народу, являются частью наследия страны и должны делиться поровну.

Однако проклятие природных ресурсов гласит, что страны с большим запасом природных ископаемых в конечном итоге оказываются странами с наибольшим неравенством.

Почему это происходит? По-разному. Ситуация на Ближнем Востоке отличается от ситуации в России, но общая характеристика одна – ресурсы, которые должны быть в руках народа, находятся в руках ограниченного круга людей и используются в их интересах.

Это не неизбежность. Это вопрос выбора. Возьмите Норвегию – маленькая страна. Население всего четыре миллиона человек. Огромные запасы нефти. Но Норвегия сделала так, что выгоды от этой нефти широко делятся между всеми норвежцами.

У них есть государственная нефтяная компания Equinor (прим. – первая часть нового имени — корень английских слов «равенство» и «равновесие» (equality, equilibrium). Вторая часть отражает принадлежность компании к Норвегии). Работники компании и руководители получают небольшие зарплаты сопоставимые с зарплатами остальных норвежцев. Может быть, менеджер Equinor получает чуть больше учителя, но это не чудовищная сумма.

В результате в Норвегии весьма высокий уровень жизни, огромные инвестиции в образование и самый высокий уровень равенства среди всех стран мира. Норвегия уже отложила для своих граждан 1 триллион долларов в суверенный фонд.

Это пример страны, которая располагает огромными ресурсами полезных ископаемых и действительно использует их на благо народа.

Из лекции лауреата Нобелевской премии по экономике Джозефа Стиглица, прочитанной на VI Международном форуме Финансового университета «Рост или рецессия: к чему готовиться?»

Кто в России чаще всего берет кредиты?

16.01.2020

Каждый третий россиянин (33%) имеет кредиты. Активнее других берут кредиты семьи с детьми и матери-одиночки, реже всего – неработающие пенсионеры. Об этом свидетельствуют результаты исследования Аналитического центра НАФИ, проведенного в рамках совместного Проекта Минфина России и Всемирного банка «Содействие повышению уровня финансовой грамотности населения и развитию финансового образования в Российской Федерации».

Больше всего кредитов на семьях с двумя несовершеннолетними детьми. Также займы имеют больше половины (51%) матерей-одиночек с двумя детьми и 45% матерей-одиночек с одним ребенком. Семейные пары без детей обращаются за кредитами реже.

После 55 лет кредитную активность начинает определять не семейный, а трудовой статус. Работающие люди в этой возрастной группе берут кредиты намного чаще, чем неработающие пенсионеры (17%).

Наличие кредитов практически не зависит от финансового статуса человека: заемщиком является примерно каждый третий представитель любой из доходных групп от самых богатых до самых нуждающихся. Тем не менее чем выше по карьерной лестнице находится человек, тем вероятнее, что он пользуется кредитными продуктами.

Для каждого третьего россиянина, имеющего кредиты, сумма ежемесячных выплат по ним не превышает 10% семейного бюджета. Четверть заемщиков платят от 11 до 20%. Для 16% россиян, имеющих кредит, ежемесячные выплаты превышают треть ежемесячного семейного бюдкредитыжета.

При этом среди малоимущих заемщиков выше доля закредитованных (тех, кто отдает на выплаты по кредитам более 30% семейного дохода), чем среди более обеспеченных.

Netflix убил традиционное кино

16.01.2020

Стриминговая экономика кино развивается. Такие ведущие стриминговые сервисы, как Netflix и HBO, меняют устройство киноиндустрии. Теперь кино смотрят не на большом экране, а на смартфонах, что не может радовать кинокомпании и телеканалы. В 2020 году эта реальность признана большинством киноакадемиков.

Впервые в истории кино стриминговая платформа лидирует в числе номинаций на премию «Оскар». Кроме двух номинаций на лучший фильм, стриминговая студия выступила почти во всех категориях: от музыки до визуальных эффектов.

Фильмы Netflix получили 24 номинации.

Лучший фильм

«Ирландец», Мартин Скорцезе
«Брачная история», Ноа Баумбах

Лучший режиссёр

Мартин Скорцезе, «Ирландец»

Лучший актёр

Адам Драйвер, «Брачная история»
Джонатан Прайс, «Два папы»

Лучший актёр второго плана

Аль Пачино, «Ирландец»
Джо Пеши, «Ирландец»
Энтони Хопкинс, «Два папы»

Лучшая актриса

Скарлет Йохансон, «Брачная история»

Лучшая актриса второго плана

Лора Дерн, «Брачная история»

Лучший оригинальный сценарий

Ноа Баумбах, «Брачная история»

Лучший адаптированный сценарий

Стивен Заиллян, «Ирландец»
Энтони Маккартен, «Два папы»

Лучший анимационный фильм

«Я потерял тело», Джереми Клапен
«Клаус», Серхио Паблос

Лучший документальный фильм

«Американская фабрика», Стивен Богнар, Джулия Райхарт
«На краю демократии», Петра Коста

Лучший короткометражный документальный фильм

«Жизнь меня настигает», Джон Эптас, Кристин Самуэльсон

Лучшая музыка к фильму

Рэнди Ньюман, «Брачная история»

Лучший монтаж

«Ирландец», Тельма Скунмейкер

Лучший художник-постановщик

Боб Шоу и Регина Грэйвз, «Ирландец»

Лучшая операторская работа

Родриго Прието, «Ирландец»

Лучший художник по костюмам

Сэнди Паэлл и Кристофер Петерсон, «Ирландец»

Лучшие визуальные эффекты

«Ирландец», Пабло Хелман, Леонардо Эстебекорена, Нельсон Сепульведа-Фаузер и Стивен Грабли

Очевидно, что за стриминговыми сервисами – будущее. Фильмы и сериалы собственного производства Netflix, например, выходят в один день для всего мира, и доступны для просмотра целиком, не нужно ждать неделю до следующей серии. Для стриминговых сервисов снимают именитые режиссеры – бюджеты и сроки позволяют разгуляться, а вот цензуры нет. И зрители по всему миру голосуют долларом.

Путин предложил повысить доходы через помощь семьям с детьми

15.01.2020

В ходе послания Федеральному собранию президент Владимир Путин заявил, что основная угроза «нашему демографическому будущему» – это низкие доходы населения.

Поскольку, как отметил президент, около 80% семей с низкими доходами имеют детей, «с января текущего года семьи, чьи доходы не превышают двух прожиточных минимумов на человека, будут получать ежемесячные выплаты на первых и вторых детей».

«Причём не до полутора лет, как прежде, а до трех. Размер выплаты зависит от прожиточного минимума ребёнка в конкретном регионе. В среднем по стране это более одиннадцати тысяч рублей на одного ребёнка в месяц», – подчеркнул президент.

Владимир Путин также предложил с 1 января 2020-го года предусмотреть ежемесячные выплаты на детей в возрасте от трех до семи лет включительно.

Выплаты будут положены семьям в сложной жизненной ситуации, чьи доходы не превышают одного прожиточного минимума на человека, и на первом этапе составят половину прожиточного минимума – 5,5 тысячи.

«Мы должны будем понять и оценить, как работает эта система, и если увидим, что какие-то семьи не доходят до прожиточного минимума, получая 5,5 тысячи, сделаем следующий шаг. Будем выплачивать со следующего года уже целиком <…>полный прожиточный минимум, это 11 с лишним тысяч», – заявил Владимир Путин.

Президент предложил увеличить материнский капитал при рождении второго ребенка на 150 тысяч рублей.

«Таким образом, общий размер материнского капитала для семьи с двумя детьми составит 616 тысяч 617 рублей и в дальнейшем он будет ежегодно индексироваться», – отметил Владимир Путин.

Российский уголь будут закупать вопреки Грете Тунберг

15.01.2020

Cнижение экспортного спроса угольной отрасли пока не грозит. Об этом говорится в новом выпуске энергетического бюллетеня Аналитического центра при Правительстве России.

«Устойчивость углеводородов в топливно-энергетическом балансе (против возобновляемых источников энергии) в мире отчасти базируется на высоком качестве электроэнергии от традиционных станций, что важно для сложных непрерывных технологий в металлургии и химпроизводстве цемента. Индустриализация в развивающихся странах все еще предъявляет растущий спрос на соответствующие энергоемкие материалы», – отмечает главный советник руководителя Аналитического центра, профессор Леонид Григорьев.

Рост добычи и использования угля обеспечивается, прежде всего, его дешевизной. Россия наряду с Индонезией, ЮАР и США активно снабжают остальной мир углем. Экспорт угля за 2010-2018 годы увеличился на 80%, обеспечив рост его производства на 36%.

По оценкам экспертов Аналитического центра, ожидается, что в период до 2030-2040 годов такая ситуация сохранится – именно экспортное направление будет определять динамику производства угля в стране, а также необходимость развития соответствующей транспортной и перерабатывающей инфраструктуры.

Несмотря на позитивные ожидания роста добычи и экспорта угля в России, динамика развития отечественной угольной отрасли будет зависеть преимущественно от внешнего рынка. Большинство развитых стран проводят политику по декарбонизации энергетики, что в первую очередь означает постепенный отказ от угля. Если в ближайшей перспективе к перечню этих стран присоединятся Китай и Индия, то потребление угля в мире начнет неизменно снижаться.

Напомним, шестнадцатилетняя шведская экоактивистка Грета Тунберг потребовала на Всемирном экономическом форуме в Давосе, чтобы мировые лидеры отказались от «безумных» инвестиций в добычу угля, нефти и газа.

Что цифровизация нам готовит?

14.01.2020

Слово цифровизация сегодня у всех на слуху. Для властей разных стран — это вызов, для СМИ — инфоповод. Одни живописуют прелести и преимущества цифровизации, другие говорят об ужасах, которые ждут людей из-за цифровизации. Что же будет на самом деле? Как себя будут чувствовать россияне в цифре?

Собеседники:

Владимир Борисович Бетелин,

Научный руководитель Научно-исследовательского института системных исследований РАН, академик РАН, доктор физико-математических наук, профессор

Андрей Константинович Сельский,

Директор по направлению «Кадры» для цифровой экономики Автономной некоммерческой организации «Цифровая экономика»

Сергей Дмитриевич Бодрунов,

Президент ВЭО России, президент Международного Союза экономистов, директор Института нового индустриального развития им. С.Ю.Витте, д.э.н., профессор

Бодрунов: Уважаемые коллеги, согласно докладу ЮНКТАД — это Конференция ООН по торговле и развитию — о цифровой экономике, в мире существуют в этой области серьёзные диспропорции. Лидерами сейчас являются США и Китай, это известно. Но на этом диспропорции не заканчиваются. Наиболее алармистские прогнозы связаны с тем, что часть людей будет, вероятно, заменена машинами. Кто-то говорит, что много профессий сменится, кто-то говорит, что благополучно будут сохранены почти все профессии, разве что набор функций у них поменяются. Условно говоря, если пользоваться реалиями вчерашнего уже дня: была доярка, стала оператор машинного доения. Но доярок меньше не стало — коров стало больше. Может быть, здесь тоже будет больше функций, которые нужно будет выполнять, больше потребностей сможет удовлетворить то число людей, которые и сейчас заняты в тех или иных областях? Как вы считаете, какие навыки, компетенции надо для того, чтобы в этот мир войти?

Сельский: Я бы сформулировал это так, если коротко отвечать, то идеальный набор, которым я бы и сам хотел обладать, это, с одной стороны, хорошие знания, хорошая экспертиза в одной из предметных областей, в которой работает человек…

Бодрунов: Именно в своей отдельной предметной области.

Сельский: В любой предметной области абсолютно. Второй компонент – это составляющая, связанная с владением информационными технологиями, причём, не просто на уровне пользователя, не просто инструментарий, а на уровне хорошего понимания математики и, как следствие из этого, умения создавать код своими руками. То есть, не просто быть пользователем, но быть создателем информационных систем. И третья составляющая – это то, что сейчас называют soft skills или «мягкие навыки», универсальные навыки – это способность общаться, способность проводить свои идеи, способность взаимодействовать.

Бодрунов: Доносить свои идеи до коллег.

Сельский: Взаимодействовать в команде, да. Способность критически воспринимать информацию, делать выводы. На самом деле, это вечные навыки, которые, мне кажется, в любые времена были бы полезными.

Бодрунов: Я с вами согласен, просто они сейчас актуализируются и становятся всё более остро потребными.

Сельский: Да. Просто, если сейчас у тебя их нет, то ты рискуешь быть выброшенным вообще за рамки рынка труда. И вот, если у тебя есть сочетание этих трёх составляющих, то, мне кажется, тогда ты — идеальный такой боец цифрового фронта.

Бодрунов: Владимир Борисович, у нас в Вольном экономическом обществе и Международном Союзе экономистов на обсуждении доклада о цифровой экономике отмечалось, что профессии, в основном, будут менять свой функционал, но не будут уходить совсем. Согласитесь ли вы с этим?

Бетелин: Мы обсуждаем с Вами, какие навыки нужны, но рабочие места-то уходят на самом деле. Например то, что собираются уволить половину сотрудников Сбербанка – это точно.

Бодрунов: Это очень показательный пример, да.

Бетелин: И вопрос простой: что же им делать? Конкретных предложений нет. Бедность у нас — проблема, верно? Как же мы можем обходить этот вопрос? Поможет ли эта самая цифровая экономика решить проблему бедности и проблему снижения числа рабочих мест? Так вот с этого надо начинать. Кто выгодоприобретатель тех изменений, тех технологий, о которых идет речь? Четвёрка, или банда четырех, как называют Google, Amazon, Facebook, Apple (и иногда Microsoft) – это не Америка. У четвёрки есть акционеры – вот они выгодоприобретатели, это точно. Вы меня простите, в 2017-м году на счетах зарубежных Apple было 250 миллиардов долларов. Это больше половины того, что мы собираемся потратить на все наши нацпроекты. Это огромная мощность. В 2017-м году и Фейсбук, и Гугл вбросили 29 миллиардов долларов в разработки, которые им нужны, естественно, а не кому-нибудь. Если говорить абстрактно, какие нужны квалификации, это одно, но, простите за резкость, но мы говорим, но не знаем, какие рабочие места появятся реально. Что уходит, мы видим, а что появится-то, я лично не вижу, например.

Бодрунов: Мне кажется, как поётся в песне: «ты и я, мы оба правы», каждый со своей стороны.

Сельский: Безусловно.

Бодрунов: Действительно, Вы смотрите в экономический корень этой проблемы. Но можно сказать и по-другому. Можно сказать, что в данном случае и общество является выгодоприобретателем от этих технологий. Другое дело, как будет распределён потом полученный результат. И здесь уже чисто политэкономический взгляд должен быть. Другое дело, что и профессии действительно уходят, огромное количество.

Сельский: Конечно.

Бодрунов: Действительно, каждый технологический передел, каждая технологическая революция, переход к новому технологическому укладу порождает колоссальные движения и миграционные, и в рабочей силе, и в переустройстве общества в целом, и так далее. Вспомним времена, когда мы с лошадей пересаживали на трактор деревню. Были и споры о том, куда девать огромное количество крестьян. Но потом возникла индустриальная революция, люди пошли в город, появились рабочие места. Вспомним наши атомные проекты, куда высвобождавшиеся из других сфер сотрудники переходили. Я помню, что людей не хватало. Я в те времена уже в сфере технологий, был с этим связан. Тогда готовили специально в вузах специалистов прикладной математики, кибернетики. Я был сначала на мехмате, потом – прикладная математика и кибернетика, системное программирование, начинай работать. И я уже студентом 5-го курса принимал у студентов второго курса экзамены, не хватало преподавателей. Было такое.

Сельский: Сейчас ровно такая же ситуация.

Бодрунов: Но тогда государство решало проблему комплексно, создавая сразу отрасли, суботрасли, одновременно решая вопросы образования, готовя людей. Да, были перекосы, были отставания. Но, по крайней мере, был подход. И если мы очень оперативно, быстро не решим эти проблемы, упреждая их, то можем столкнуться с серьёзными вызовами уже в ближайшее время.

Бетелин: Если позволите, подчеркну, какую основную проблему я вижу здесь. Дело в том, что в Советском Союзе была экономика промышленного производства. Сейчас у нас — экономика услуг. То есть, реально у нас нет задачи, никогда ни в одной стратегии не ставилась задача создать промышленное производство, серийное производство. Хотя оно – основа всего. И, естественно, когда есть промышленное производство, есть, естественно, потребность в кадрах. Так вот, дело в том, что база цифровой экономики, назовём её так, вот этой самой четвёрки — это полупроводники, всё идёт от них. Вообще, если говорить в общем, откуда берется вся цифровая экономика — всё от полупроводников. Откуда взялись дешёвые цифровые технологии? Они взялись от того, что падала стоимость, в первую очередь, передачи данных. С 1998-го года по 2010-й стоимость падала каждый год на 60%. За счёт чего? За счёт прогресса именно в полупроводниках.

Сельский: Абсолютно верно.

Бодрунов: Конечно.

Бетелин: Но мы их не делаем. У нас нет промышленности полупроводников, мы покупаем.

Сельский: Это китайцы.

Бетелин: Не важно, где, мы покупаем.

Бодрунов: Самое главное, что мы не имеем этой базы.

Бетелин: Мы услугу оказываем на основе того, что мы покупаем. И вот это проблема. У нас вопрос промышленного производства как основы экономики не ставится. И в этой самой цифровой экономике, назовём её так. Скажем, тот же интернет вещей. Это же опять — заказ полупроводников, потому что до недавнего времени, чем хороши были полупроводники? Высокой доходностью. За счёт того, что при уменьшении, технологическом уменьшении размеров, грубо говоря, падала цена, причём, очень сильно. В год память дешевела на 30-35%, например. Дальше возник переход к следующим нормам, более высокого порядка. Но тут оказалось, что стоимость нового оборудования такова, что доходность, грубо говоря, уже не та. Она уже не так растёт, как хотелось бы. Какой следующий выход тогда у бизнеса? Надо расширять рынки сбыта, правильно?

Сельский: Да.

Бетелин: Отсюда выход — давайте всё и всех подключим к интернету. Правильно? Вот и всё. Надо понимать, что эта идея оттуда. В 1998-м году мировой рынок полупроводников – 132 миллиарда долларов. В 2018-м году – порядка 430-440 миллиардов долларов. Половина, как и в то время была у США, так и сейчас половина этого рынка — у США. Вот вам, собственно, и основа той экономики, которую они делают. А у нас-то, где эта основа? Мы-то, чего делаем? Мы покупаем у них, и вы говорите сейчас про профессии в области услуг — предоставления услуг на основе того, чего мы не делаем. И вот это главная проблема. Я лично её вижу так.

Бодрунов: Наша экономическая, по крайней мере, проблема…

Сельский: Я не во всём здесь соглашусь. Если мы с вами пользуемся, например, таким продуктом, как карта МИР, то карта МИР собрана на российских полупроводниках. Если мы обратимся в военно-промышленный комплекс, то всё, на чём работает отечественный ВПК, полностью собрано на российских полупроводниках. Это тоже рынок, достаточно большой рынок.

Бодрунов: Но, согласитесь, с другой стороны, под рынок будущей цифровизации необходимо гораздо больше, чем у нас.

Сельский: И я подчеркну, что Россия в этой ситуации является одной из трёх стран мира, которая способна делать эту продукцию. То есть, в этом смысле у нас есть определённые заделы. Другое дело, что дальше мы упираемся в то, о чём вы говорите.

Бодрунов: Необходимо масштабирование.

Сельский: Масштабирование, необходим рынок сбыта и так далее.

Бетелин: Вы привели хороший пример, но позвольте контрпример к тому, что вы говорите. Дело в том, что наша «оборонка» развивается по принципу другой модели, чем развивается всё остальное. Вот это принципиальный вопрос.

Бодрунов: Имеется в виду, у нас в России.

Бетелин: Оборонка работает по другой модели. Она работает не по модели коротко живущих полупроводников. Коротко живущие — это изделия массового производства. Оборонная промышленность работает на долго живущих полупроводниках. Это другая модель абсолютно.

Бодрунов: И это дорогие полупроводники, на самом деле. Это не дешёвая продукция — оборонная.

Бетелин: Правильно. И это как раз связано с темой, что нам дальше делать. Потому что оборонная промышленность, по большому счету, отношения прямого не имеет к обсуждаемому вопросу. Она развивается по другой модели, по старой советской модели. И любая оборонная промышленность — примерно по тому же принципу.

Бодрунов: Понятно, Владимир Борисович, речь идёт о том, что, как говорится, это разная вода в разных чашках. И вроде бы вода одинаковая, но тут она горячая, а там она холодная.

Сельский: Всего несколько ремарок. Когда мы говорим о вытеснении профессий, почему-то сразу приходят в голову роботы, хотя, на мой взгляд, это совершенно не главный фактор, потому что робот – это не просто какой-то искусственный интеллект. Это ещё набор механизмов и железа. Каждый робот стоит достаточно дорого. Он эффективен только там, где возникает достаточно существенная добавленная стоимость рабочего места, или, там, где есть, например, вредное производство. Более того, если мы сравним текущий показатель роботизации производства в промышленности России, там, с какой-нибудь Южной Кореей, то мы увидим, что мы по показателю количества роботов на одного работника, отстаём на 2 порядка.

Бодрунов: В разы, да, на порядки, совершенно справедливо.

Сельский: Реальные угрозы, на мой взгляд, немного в другой области состоят. Они находятся в том, что вы уже упоминали один раз, говоря о четвёрке – в том, что людей становится менее выгодно брать на полный рабочий день, что люди могут работать удалённо, реализовывать свои задачи, люди могут работать на нескольких работодателей, и при этом ни у одного из них не быть достойным образом социально защищены. Гораздо большей автоматизации подвергается сейчас интеллектуальный труд: бухгалтерия, аудит, юриспруденция.

Бодрунов: Да, согласен.

Сельский: И эти вещи не видны. То, что на виду — это вот хайп. На самом деле автоматизация угрожает другим профессиям.

Бетелин: Главный вопрос всё-таки лежит на более высоком уровне анализа. Если мы говорим о частном бизнесе, то у частного бизнеса главная задача — снизить себестоимость и увеличить объём рынка. И он за то и другое отдаст, что угодно. Будут при этом увольняться люди, не будут увольняться, его это не интересует. Выгодоприобретателем всей цифровой истории в частном бизнесе будет всегда акционер, но никак не потребитель. Это по определению так. Все эти технологии — для бизнеса, но не для людей. Вот в чём принципиально вопрос стоит. И в противовес этому — то что было в СССР: там бизнес был для всех, всё, что делалось, было для всех. Были рабочие места, их много было. Сейчас уже такого количества нет. И вот над этим надо думать — это принципиальный вопрос: кто выгодоприобретатель научно-технологического прогресса?

Бодрунов: Я бы хотел добавить, коллеги, в какой-то мере подводя итог этой дискуссии, очень показательной и важной: стоимость продукции, в том числе материальной продукции, интеллектуальной продукции, снижается. Значит, соответственно, количество не в деньгах, а в количестве удовлетворённых потребностей, а люди в новой экономике будут получать больше в целом. И это, действительно, несомненный плюс всей ситуации с цифровизацией.

Другое дело, что кто-то будет, используя эти возможности технологические, всё более и более усиливать свои позиции по доходам, и всё больше может нарастать та доля людей, которая находится на грани нищеты. Почему? Потому что, несмотря на то, что количество услуг можно больше и дешевле вроде получить, если нет рабочего места, если нет доходов, которые позволяют тебе пользоваться этими услугами хотя бы в удешевлённом варианте, то это становится тяжёлой проблемой для общества. И в первую очередь в этой связи, одна из социальных проблем – это проблема кадров, проблема людей, которым вскоре некуда будет идти, если их будет вытеснять цифровизация.

Сельский: С другой стороны, есть огромная проблема нехватки кадров для этих самых информационных технологий.

Бодрунов: Абсолютно согласен.

Сельский: Мы одновременно живём и в ситуации избытка, и нехватки кадров.

Бодрунов: Это, на мой взгляд, всегда было. Помните, я приводил пример, когда нас учили опережающими темпами в советское время переходить на новые технологии, потому что не хватало кадров. Я хотел бы в связи с этим сказать, что у нас в Вольном экономическом обществе имеется библиотека, где есть книги, в том числе, по самым современным областям развития экономики, технологического прогресса и так далее. Одну из таких книг Высшая школа экономики нам передала. Она называется «Атлас профессий будущего». Мне кажется, что стоило бы с ней познакомиться всем, особенно молодым людям, кто хотел бы сориентироваться в том бурном море цифровизации и её проблем, которые мы будем наблюдать в ближайшее время.

Александр Широв: «Текущий набор нацпроектов не приведет к существенному экономическому росту»

14.01.2020

Александр Широв,

заместитель директора Института народнохозяйственного прогнозирования РАН

Предполагается, что реализация национальных проектов позволит снять наиболее острые ограничения развития и повысит эффективность мероприятий экономической политики. В условиях, когда традиционные меры регулярной экономической политики имеют низкую эффективность. Одним из способов устранения этого ограничения является использование мер структурно-инвестиционной политики и проектного финансирования.

Национальные проекты возникли по итогам разработки документов стратегического планирования, содержавших цели экономического развития на среднесрочную перспективу. В связи с этим логика их формирования может быть определена как логика целевого планирования. То есть при разработке национальных проектов шли не от набора имеющихся и проработанных проектов к целям экономического развития, а пытались набрать такой набор проектов, который мог бы обеспечить желаемую экономическую динамику. С таким подходом связан ряд издержек, которые возникли при формировании проектов. На практике формирование проектов в значительной степени свелось к переформатированию ранее запланированных бюджетных ассигнований, при этом сколько-нибудь существенного роста госрасходов не предполагалось. А в той части, где предполагались новые расходы (прежде всего, развитие транспортной инфраструктуры) проектные решения не имели полной технико-экономической проработки.

По нашим оценкам, за период 2019 — 2024 гг. совокупный объем ВВП России составит не менее 760 трлн руб. в ценах 2019 года. При этом весь объем средств, аккумулируемый за этот период в рамках национальных проектов, составит всего 25,7 трлн руб., или около 3,4%. Следует отметить, что из общего объема средств, предусмотренных на национальные проекты (25,7 трлн руб.) только 13,8 трлн руб. обеспечиваются федеральным бюджетом, еще 4,9 трлн руб. должны выделить субъекты Федерации, 7,5 трлн руб. — внебюджетные источники. В определенной степени гарантированными в данном случае являются бюджетные средства. Понятно, что ожидать существенного макроэкономического эффекта от реализации столь скромного комплекса мер вряд ли приходится. Значительная часть расходов, запланированных в рамках национальных проектов, — это уже ранее предусмотренные в рамках государственных программ бюджетные расходы.

Проследим это на примере одного из самых крупных национальных проектов — «Демография». Всего по этому национальному проекту предполагается потратить в 2019—2024 гг. не менее 3,1 трлн руб. Из этой суммы более 2,6 трлн руб. будет направлено на финансовую поддержку семей при рождении детей, 164 млрд руб. на содействие занятости женщин, почти 99 трлн руб. на старшее поколение. В данный момент достоверным является распределение средств по проекту в рамках трехлетнего бюджета на 2019—2021 гг. За этот период на проект будет потрачено примерно 1,5 трлн руб. Механизм формирования расходов в рамках национального проекта «Демография» демонстрирует, что большая часть этих расходов перешла из смежных государственных программ (ГП). В частности, из ГП «социальной поддержки граждан» в национальный проект перешло 1,3 трлн руб. или почти 87% всех затрат. Из этой суммы 1 трлн руб. — это «материнский капитал».

Приведенный пример достаточно наглядно показывает, что ключевой проблемой национальных проектов является недостаточный объем дополнительных средств, выделяемых на ускорение темпов и повышение качества роста российской экономики. Другой проблемой является то, что в связи с достаточно сжатыми сроками формирования национальных проектов новые инвестиции, которые преимущественно содержатся в проекте «Цифровая экономика» и магистральном плане развития инфраструктуры в силу неготовности проектных и иных решений не могут быть реализованы в краткие сроки. Все бюджетные инвестиции в рамках нацпроектов могут добавить к темпу экономического роста примерно 0,2–0,3 процентного пункта. Остальной прирост ВВП в рамках реализации нацпроектов составит около 0,4 п.п. и будет связан с ростом потребления домашних хозяйств и с действием мультипликативных эффектов. Таким образом, в перспективе 2019—2024 гг. за счет реализации национальных проектов среднегодовые темпы экономического роста могут быть повышены не более, чем на 0,6–0,7 процентных пункта. Такое ускорение роста с высокой вероятностью не сможет инициировать оживление экономической активности в частном секторе, соответственно задача по выходу на приемлемые темпы роста (свыше 3,5%) решена не будет.

Совокупное действие текущего набора мер макроструктурной стабилизации и национальных проектов может сформировать среднегодовую динамику ВВП в период 2019—2024 гг. не выше 2,3–2,8%.

Одним из вариантов оценки экономических эффектов от реализации национальных проектов является разложение затрат по направлениям с последующей оценкой прямых и полных эффектов, в том числе связанных с формированием дополнительных доходов в результате межотраслевых взаимодействий.

В частности, в текущих проектировках национального проекта «Наука» основные финансовые ресурсы в период до 2024 г. распределяются по трем ключевым подпроектам: Кооперация, Инфраструктура и Кадры. При этом с функциональной точки зрения основные эффекты от реализации нацпроекта концентрируются в потреблении домашних хозяйств (увеличение зарплат научно-технического персонала), инвестиции в развитие научной инфраструктуры, поддержку научной деятельности, а также постройку научно-исследовательских судов. Наибольший эффект будет связан с вложением в научную инфраструктуру, а во второй фазе реализации проекта с поддержкой научно-исследовательской деятельности. Совокупный полный вклад проекта в формирование ВВП оценивается в 541,1 млрд руб. дополнительного прироста ВВП при общем объеме затрат в 616,9 млрд руб.

В национальном проекте «Образование» основные финансовые ресурсы в период до 2024 г. распределяются по трем ключевым подпроектам: Современная школа, Успех каждого ребенка, Современные родители, Цифровая среда, Учитель будущего, Молодые профессионалы, Новые возможности, Социальная активность, Повышение конкурентоспособности, Социальные лифты. Полные эффекты при реализации проекта будут концентририроваться в потреблении домашних хозяйств (увеличение зарплат в сфере образования), инвестиции в развитие образовательной инфраструктуры, поддержку образовательной деятельности, а также в IT-технологии. Наибольший эффект будет связан с вложением в образовательную инфраструктуру, затем в поддержку образовательной деятельности.

Можно отметить, что по предварительным оценкам проект «Наука» обладает чуть большим мультипликатором на ВВП — 0,88 руб. на 1 рубль затрат, при 0,77 на 1 рубль затрат для проекта «Образование». В целом можно говорить о том, что структура затрат проектов обладает достаточно высокой эффективностью с точки зрения формирования дополнительного объема добавленной стоимости (ВВП), но объем средств, планируемых для использования в данных проектах, не может оказать значимого влияния на экономическую динамику. Совокупный дополнительный рост ВВП за счет их реализации составит за период 2019—2024 гг. около 1,1 трлн руб. при общем накопленном ВВП за этот период не менее 750 трлн руб. это составит чуть более 0,1%.

Следует отметить главное. Текущий набор национальных проектов не может привести к существенному ускорению темпов экономического роста. Решающее значение для среднесрочного развития российской экономики будет иметь поведение бизнеса, рост инвестиционной активности которого, наряду с реализацией национальных проектов, позволит обеспечить приемлемые темпы экономического роста в перспективе до 2024 г.

Однако для этого потребуется изменение ряда параметров экономической политики, в том числе и некоторое смягчение критериев макрофинансовой стабильности, которых придерживается Министерство финансов РФ и Центральный банк РФ.

Опубликовано в Трудах ВЭО России. Том 218.

По материалам Московского академического экономического форума.

Журнал Вольного экономического общества России