Пятница, 13 сентября, 2024
ВЭО России

Российская энергетика и климатическая повестка

Сергей Филиппов,
директор Института энергетических исследований РАН, академик РАН

Стенограмма выступления на Энергетическом форуме — 2024 (МАЭФ-2024)

Сергей Филиппов, директор Института энергетических исследований РАН, академик РАН Стенограмма выступления на Энергетическом форуме — 2024 (МАЭФ-2024) Климатическая повестка оказывает сейчас, возможно,

Климатическая повестка оказывает сейчас, возможно, определяющее влияние на долгосрочные перспективы развития мировой энергетики и экономики. Постепенно эта повестка приобретает геополитический и геоэкономический окрас. У ведущих стран мира появился соблазн путем таким неэкономическим методом получить глобальные стратегические конкурентные преимущества. При этом они используют факторы технологического доминирования, наличие дешевых финансовых ресурсов и обилие высококачественных ресурсов для возобновляемых источников энергии. Это принципиально важно. Эта политика, эта повестка может иметь успех, поскольку в ней сошлись интересы крупнейших игроков: США, Евросоюза, Китая. А мировое экспертное сообщество лояльно к этой проблеме прежде всего за счет огромных грантов, которые оно получает.

Эта повестка, как мне представляется, может привносить существенную угрозу для экономики и энергетики России.

Чем это может быть обусловлено?

Прежде всего тем низким качеством ВИЭ, которые есть в России. Я имею в виду низкую интенсивность этих ресурсов, и самое главное – большую сезонную неравномерность, которая убивает экономику возобновляемой энергетики в России. Отсюда высокая стоимость генерируемой энергии.

Второй фактор – холодный климат, который формирует большой спрос на тепловую энергию и на тепловую мощность, опять же при очень большой сезонной неравномерности. Этот фактор будет определяющим.

Следующее – большая территория, а значит – большие расходы на транспорт и распределение энергии.

Четвертое – структура нашей генерации, большая доля ТЭЦ.

Ну и наконец, два последних момента: отсутствие крупномасштабного производства конкурентоспособного оборудования для ВИЭ, дорогие кредиты, которые препятствуют эффективному развитию возобновляемой энергетики, прежде всего атомной.

В стране приняты два основополагающих документа: Стратегия низкоуглеродного развития РФ (НУР) и Климатическая доктрина. Последний документ требует перехода к углеводород-нейтральной экономике к 2060 году.

Сезонная неравномерность означает, что нам нужно будет сезонное аккумулирование. Если на Западе говорят о суточном аккумулировании, то нам приходится говорить и сезонном аккумулировании, которое несопоставимо дороже. И когда говорят о том, что солнечная электроэнергия с учетом аккумулятора по западным данным столько-то, для России эти цифры совершенно непригодны.

По данным Мирового банка о стоимости генерации электроэнергии по территории планеты, в России эта стоимость будет в разы выше.

Данные по ветру.

В России, в отличие от тех же самых Штатов, Китая и так далее, хорошие ресурсы ВИЭ сосредоточены на побережьях арктических и дальневосточных морей, то есть далеко, взять их оттуда практически невозможно, это будет слишком дорого, нужен транспорт электроэнергии большой мощности на большие расстояния, который мы потеряли.

ДАЛЕЕ, СТОИМОСТЬ ПРОИЗВОДСТВА ВОДОРОДА НА ОСНОВЕ ВИЭ. РОССИЯ ЗДЕСЬ АБСОЛЮТНО НЕКОНКУРЕНТОСПОСОБНА, ПОЭТОМУ ВСЕ ПОТУГИ, КОТОРЫЕ В СВОЕ ВРЕМЯ ПОСТУПАЛИ ОТ МИНЭНЕРГО И ТАК ДАЛЕЕ, ОБРЕЧЕНЫ НА ПОЛНЫЙ ПРОВАЛ.

Структура спроса на электрическую мощность в годовом разрезе говорит о том, что ТЭЦ дают половину генерации на тепловых электростанциях. Неравномерность обеспечивается именно этими источниками. ТЭЦ становятся неким анахронизмом, видимо, нужно будет ставить вопрос о том, что от них придется избавиться. Причин тут много. Сейчас мы над этим работаем. Так вот, реально с более-менее приемлемыми затратами ВИЭ можно или заместить электроэнергию только ту, что вырабатывают КЭС. То, что вырабатывают ТЭЦ, заместить чрезвычайно сложно, потому что это выработка привязана к тепловому потреблению, и этим все сказано.

Несколько слов о тех последствиях, которые для России могут последовать от реализации глобальной климатической политики. Прежде всего это рост стоимости электроэнергии, отсюда и все проблемы для экономики и так далее. Поэтому можно сделать вывод, что реализация в стране политики декарбонизации и перехода к углерод-нейтральной экономике – это может быть исключительно политическое решение, никак не обоснованное экономически. Из этого следует, что глобальная климатическая политика формирует некий большой вызов, и нужно найти оптимальные пути ответа на этот вызов.

Несколько вариантов я сейчас попробую обосновать ниже

Первый ответ – доказать несостоятельность глобальной климатической политики.

Главный аргумент в основе климатической повестки не доказан сейчас: о том, что антропогенная деятельность является ключевым фактором. Есть много естественных причин, которые на это влияют. Когда говорят о том, что вся проблема состоит в CO2, возводит в ранг глобального врага человечества, можно напомнить, что CO2 – это кормовая база для биосферы, а через пищевые цепочки – и для человека тоже,  рушить собственную кормовую базу – не понятно, зачем?

Поэтому вопрос тут будет такой: есть ли у нас компетенции, сможет ли научное сообщество может эту задачу поставить и решить? Это большой вопрос.

Следующий ответ состоит в том, чтобы предложить некую альтернативу той глобальной политике, которая сейчас есть.

На мой взгляд, она ущербна. Почему? Потому что она требует декарбонизации для каждой страны.

На самом деле, если мы признаем, что климатическая проблема – проблема глобальная, значит, нам нужно найти и глобальный оптимум для ее решения, и исходя из этого глобального оптимума станет понятно, какие страны как должны развивать энергетику. То есть, те, у кого большие ресурсы ВИЭ, могут ставить задачу их использования, а у кого их нет, могут использовать органические топлива. Понятно, что для решения такой задачи нужно иметь соответствующие модели глобальной энергетики в динамической мультирегиональной и оптимизационной постановке.

Такие модели есть у РАН. Пока это предложение трудно реализуемо, поскольку страны – бенефициары климатической политики будут, конечно же, яро против.

Третий возможный ответ на климатический вызов состоит в том, чтобы доказать, что российские леса, российские биосистемы поглощают гораздо больше, чем то, что написано в нашей стратегии и тех документах, которые обосновывают ее. Такая работа ведется. В стратегии по 2019 году сказано, что наши биосистемы поглощают 535 мегатонн и ставится задача довести это до миллиона двухсот мегатонн. Задача сложная, и не очень понятно, согласится ли на эти цифры мировое сообщество. Но целевой сценарий стратегии исходит вот из этой цифры.

Есть другие мнения. Лесной кодекс приводит большие цифры – 600 мегатонн углерода, что значит 2,2 миллиарда тонн СО2. А это означает, что страна уже является углерод-нейтральной.

Нужно обсуждать и эти цифры уточнять. Проблема является научной и актуальной.

Ну, и последний ответ. Если мы не можем реализовать ответы 1, 2, 3, то мы приходим к тому, что нам нужно принять глобальную климатическую повестку и перейти в конечном счете к углерод-нейтральной энергетике.

Здесь есть несколько опций, начиная с того, что нужно технологическое структурное энергосбережение. Дальше мы можем идти к цели низко-углеродной энергетики, то есть замещать высокоуглеродное топливо на низкоуглеродное. Дальше – перейти к биоэнергетике. Ну и последнее – перейти на безуглеродные источники энергии, первичные и атомные.

Энергосбережение, перевооружения ТЭЦ и так далее проблему не решат совершенно. Можно получить более или менее безуглеродную или приблизиться к углерод-нейтральной энергетике, используя технологии улавливания и захоронения СО2, что чрезвычайно дорого. На 100% решить эту проблему можно только переходом на безуглеродную энергетику.

Для России перейти на безуглеродную энергетику значит, что на АЭС нам нужно будет в год вводить 35-47 Гигаватт мощностей, что является полным безумием.

Самая главная проблема в этом, что я говорил в начале, – это огромные объемы потребления тепловой энергии в стране. Я думаю, что экономические ограничения в случае попытки сделать это безуглеродным способом будут просто запредельными.

Выводы, которые я хотел сделать.

Первое. Действительно глобальная климатическая повестка представляет угрозу для России.

Второе. Природные условия в России препятствуют достижению углеродной нейтральности. Слишком большие потребности.

Третий вывод. Вызов для российской науки, и нужно отвечать на это.

Четвертый вывод. Из-за большой неопределенности, многофакторности проблемы нужно ее решать и нужны новые инструменты для того, чтобы интенсифицировать этот процесс.

Пятое. Актуальной является проблема не декарбонизации, а адаптации к климатическим изменениям. Хотим мы или нет, эту проблему придется решать. Декарбонизация – это путь в никуда, а вот адаптацией придется заниматься.

И последнее. Проблема энергобезопасности для России не столь актуальна, более важны две другие проблемы: обеспечить надежность энергоснабжения и, более важное, обеспечить надежность и живучесть этих самых систем энергоснабжения, исходя из климатических изменений и геополитических факторов.

Противоречия и риски внутри БРИКС

Да Вэй,

директор Центра международной безопасности и стратегии, профессор факультета международных отношений Школы социальных наук Университета Цинхуа

Да Вэй, директор Центра международной безопасности и стратегии, профессор факультета международных отношений Школы социальных наук Университета Цинхуа Более 30 стран мира выразили желание войти в...

Более 30 стран мира выразили желание войти в БРИКС, поэтому объединение может стать основой, базовой организацией для развивающихся экономик, развивающихся стран, и таким образом мы сможем, я думаю, построить более справедливый многополярный мир на этой основе. Если говорить о последующем развитии в целом БРИКС, то наши страны должны более качественно адаптироваться к меняющимся международным условиям, учитывая разрастание кризиса на Украине, а также глобальные процессы, происходящие в других странах.

Среди стран БРИКС поднимаются антиамериканские, антизападные настроения, и все больше из них становятся ближе к России и Китаю, к их позиции по созданию нового справедливого мира. Как мы видим, наша точка зрения с Западом и другими странами различна. Противостояние, которое ведет Запад и Европа с Россией, вылилось в целую серию санкций, ограничений. Конечно, их организации, в том числе Североатлантический совет, формируют своего рода уникальную новую архитектуру.

Что касается наших стран, которые участвуют в работе БРИКС, то у нас тоже есть, конечно, некоторые разногласия, допустим, с Индией. Как вы знаете, Индия участвует в тех альянсах, которые американцы сколачивают с Японией, Южной Кореей и так далее. Разного рода противоречия присутствуют в нашей работе, поэтому нам, Китаю и России, нужно работать сплоченно, постоянно коррелировать наши позиции по ключевым вопросам. И мы должны глубину наших отношений, которые находятся на стратегическом уровне, привносить в работу БРИКС. Это первая моя точка зрения.

Второй аспект, который я бы хотел осветить: все государства должны также постоянно корректировать свою политику с точки зрения учета национальных интересов. Здесь, опять же говоря о БРИКС, мы видим, что наш потенциал раскрывается не полностью, в некоторых сферах – лишь на четверть. Россия рассматривает БРИКС в том числе как инструмент, который может быть использован для борьбы с Западом. Другие страны рассматривают членство в БРИКС как возможность обеспечить свои интересы и обеспечить стабильность экономики. В то же время очевидна лидирующая роль России и Китая во взаимодействии в сфере энергетики, природных ресурсов, в добыче, обработке, переработке и дальнейших поставок.

Индия рассматривает БРИКС как инструмент обеспечения ее национальной стабильности как в Тихоокеанском, так и в Евразийском регионах. Поэтому ее развитие имеет, конечно, свою специфику: хотят усидеть на двух стульях. Что касается ЮАР, то она пытается обеспечить свои национальные интересы и укрепить лидирующее положение на Африканском континенте. Бразилия надеется обеспечить зеленое устойчивое развитие, обеспечить понижение углеродного следа и обеспечить выход большинства населения из-за черты бедности, а также будет усиливать влияние в Латиноамериканском регионе. Поэтому во втором аспекте я хотел обратить внимание на то, как страны-члены БРИКС обеспечивают свои национальные интересы.

В то же время мы должны усиливать взаимодействие БРИКС с другими международными организациями. Это касается и Всемирной торговой организации, и АСЕАН, и других форматов.

Третье. Что касается России и Китая, то мы должны применить свою специфику, которая будет базироваться на развитии двухсторонней торговли с использованием нацвалют и активизировать эту работу в формате БРИКС. В основе базовых межправительственных соглашений мы должны наращивать наш объем торговых операций с использованием национальных валют, улучшенной системы расчетов, клиринга и так далее. Это углубит наши отношения в сфере энергетики, добычи природных ресурсов и будет мощным стимулом для всех участников организации. Как мы наблюдаем, за последние 5 лет доля расчетов в нацвалютах выросла на 30% между нашими странами. Это одно из ключевых направлений, как я сказал, которое мы должны развивать.

И четвертый пункт: мы должны четко понимать и купировать риски возможных нападок и давления на наши страны, мы должны прогнозировать эти риски. Как мы видим, разного рода вызовы и угрозы постоянно присутствуют. Одними из ключевых элементов мировой архитектоники являются возрастающие и вспыхивающие региональные вооруженные конфликты. От этого страдают инвестиции в наши рынки, от этого страдает экономическая стабильность. Это, конечно, несет вред стабильному и динамическому развитию.

Это так называемые структурные, базовые риски. К ним я отношу те препятствия, которые лежат в расчетах между государствами БРИКС.

Допустим, китайским предприятиям хочется побыстрее и как можно качественнее выйти на международный рынок, на европейский, на американский, развивать эти отношения, но есть определенные торговые барьеры, что приводит к дисбалансу. Импорт в Россию товаров из стран БРИКС также в ряде случаев затруднен, поэтому поставка товаров в Россию от государств БРИКС также должна обеспечиваться решением всех этих барьеров, таможенных и торговых, которые присутствуют сейчас.

Humanistic Economic Model on the Rise

We have entered a period of acute phase of transition to a new world order. These new conditions require clarification of strategic guidelines for our country and the formation of a new model of its economic development based on them.

Based on materials from MAEF-2023

Experts:

Sergey Dmitrievich Bodrunov,
co-chairman of the MAEF, president of the VEO of Russia, president of the International Union of Economists (IUE), corresponding member of RAS

Valery Anatolyevich Kryukov,
Director of the Institute of Economics and Organization of Industrial Production of the Siberian Branch of the Russian Academy of Sciences (RAS), member of the Presidium of the VEO of Russia, member of the Presidium of the International Union of Economists (IUE), academician of RAS

Wang Wen,
Director of the Chongyang Institute of Financial Studies of the People’s University of China, co-chairman of the Expert Business Council of the VEO of Russia and IUE on the development of Russian-Chinese cooperation, expert of the Valdai Club.

The task of a technologically and economically independent national syste

Bodrunov: We proceed from the fact that the goal and value of the development of any society, any economic system is a person living in harmony with himself and nature. This humanistic, but at the same time objectively necessary for the survival of society, idea permeates our Constitution. Its formulation, however, is as true as it is abstract. We have specified it both in our works and at our congresses in the framework of previous forums, showing that the long-term perspective of the development of society is a movement towards a new industrial society, substantiating the conclusion about the inevitable objectively determined gradual transition of civilizational development to a new way of meeting needs, on a material basis which lies smart atomized and intellectualized industrial production, to public spaces in which the development of a creative, cultural, non-economic person occurs, figuratively speaking, to the world of noo, not zoo.

At the same time, we understand that the contradictions of modern civilization are deep, the old world is unyielding, strives not to lose its current positions, and where possible — to take revenge, but such a world in today’s practice is a world of aggression, sanctions, intense struggle in any, even sometimes unacceptable, varieties . It stands at our borders and rules the roost in many other centers of political and economic interests. We have entered a period of acute phase of transition to a new world order. These new conditions require clarification of strategic guidelines for our country and the formation of a new model of its economic development based on them. The last year has shown that humanism must be able to both defend itself and attack, and that a powerless, stable, highly independent economic and political system for the development of man and society within the framework of its traditional eternal humanistic values will be under threat.

What does this mean for us? Our country faces the challenge of a technologically and economically independent national system, which at the same time provides both current social guarantees and adherence to promising global civilizational trends. Let me emphasize an important point: independence does not mean autarky. I say this and have said it repeatedly. It is necessary, to the extent and where possible, to develop international technological cooperation and partnerships, industrial cooperation, to take the best, to join forces, but also to build up our own industrial potential as part of the reindustrialization of the economy on a qualitatively new basis, replacing technological damage from the departure of former partners and ahead of competitors for through the development of the most advanced areas of the industry.

However, independence of technology and import independence of the economy cannot be achieved only by solving the important, but still situational task of simple import substitution. The main solution to the problem — achieving technological sovereignty — can and should be ensured only by reaching a level of development when the outside world will be dependent on one or another of our domestic technologies and developed economic institutions. And such guidelines must be set. They are achievable.

In Russia we have experience of similar breakthroughs in space, aviation, nuclear energy, chemistry, physical disciplines and technologies, etc. There are considerable advances, including in academic institutions, that need to be preserved and advancedly developed. A decisive turn is needed to strengthen the role of science; only science will ensure the technological sovereignty of the country. The possibility of a technological and, accordingly, economic breakthrough is also evidenced by the experience of China, which has made a giant leap in technological development over the past 30 years and has called into question the technological leadership of Western companies in telecommunications, in the creation of multifunctional transport and logistics systems, and in many other technological counterpoints and areas economic development.

Determining the role and place of Russia in the new world order is a task of extreme importance.

As they say today, and this is indeed true, it is existential. Its solution largely depends on the accuracy of identifying the true trends in the development of civilization, not only in the coming years, but in the future for decades or more. A powerful transformation of society is underway. These questions need to be explored in detail and deeply. In world social science, this is now given enormous importance. The academic community of Russia has something to answer to this challenge, perhaps the main one for all of us, Russians, but this is a systemic, synthetic, complex task; it cannot be solved without a certain coordination of the work of the Academy’s structures in this area and, without exaggeration, scientists outside to the Academy, who can work under its methodological guidance.

In this regard, the VEO of Russia proposes to create a special scientific council within the structure of the Russian Academy of Sciences under the Presidium of the Academy, on the problems of modern transformation of society giving it the authority to consolidate research in this area. Considering the extreme importance of this area and limited resources given, the VEO of Russia could quickly take over full organizational and financial support for the activities of such a council. Cooperation between the Russian Academy of Sciences and the VEO of Russia throughout our long common history has always been close and has yielded many positive results. It seems that joint work on this project could also be effective and important for society in connection with the upcoming 300th anniversary of the Academy, since it will help determine the main positions in strategizing the country’s development. After all, only a verified, scientifically based development strategy, understood and supported by society, will allow Russia to take its rightful place in the new world.

Development of Asian Russia: problems, factors, scenarios

Kryukov: The Asian part of Russia is a huge part of both the Russian and world economies in terms of mineral reserves, biodiversity and scientific and educational potential. But what is happening to Asian Russia? The population is declining and the labor force is declining, fixed assets are aging, gross value added is rapidly decreasing. The highest population density is in the south of the region, urbanization is concentrated there as well as local industrial development. As a rule, these are centers that go back to the technological structure associated with industrialization, that is, with the classical structure of the economy, which precedes what we talk a lot about and what we dream about in our various analyses and proposals. Road density and market potential in terms of population density and presence of economic agents are low. Small and medium-sized businesses are developing rapidly especially in the service sector, but, unfortunately, their share is clearly insufficient in high-tech industries.

And here we have a problem of spatial imbalance. To some extent, it exists in European territory, but for Asian Russia, in connection with large geopolitical projects that are being implemented in the Arctic or at the local level in individual very remote centers of economic activity, that gap arises and intensifies. I would call it the fragmentation of the space of Asian Russia between the scientific and industrial potential of the south and what is being realized in the north and in the middle zone. The scientific-industrial and production-technical potential of the central and especially southern zone of Asian Russia is very weakly involved in the implementation of these projects. This applies to NSR, LNG projects and projects related to the development of many types of minerals.

This problem formed the basis of a major scientific project which was supported by the Academy of Sciences. We have completed the work, and the conclusions and considerations that I will present are based on this work. For its implementation a consortium was created, in which our institute became the coordinator. I thank all its participants, especially the Institute of National Economic Forecasting, Siberian Federal University, Institute of Catalysis and Siberian Research Institute of Geology, Geophysics and Mineral Raw Materials.

The goal of the project is to create methodological, technical and information bases for the development as well as justification of development directions. We have got the liberty, with the help of modern information technology, to work with this reality and try to offer a solution. We have developed spatial policy principles. This project is different from others in sense that it is based on synergy and interaction within spatially distributed chains of creation not of value, but of social value, that is, those economic multipliers, but these multipliers must be project-based, connected with the space in the east of Russia and serve as a framework for the implementation of further technological structures.

The ideological core of the approach is the synergy within the value chains of various components that are either being realized or have the potential to be realized. It seems to us that only on the basis not of local or industry projects, but of such synergistically connected and complementary chains is it possible to realize the goals that our respected colleagues spoke about. I agree with the view that there needs to be a focus on increasing the complexity of our economy. This is largely due to foreign economic and foreign policy circumstances. Increasing complexity should be a public policy goal. We need not just GDP growth, we need a materially determined structural characteristic of the indicators that stand behind these metrics. It is necessary to build up programs to support a complex industrial economy, closing the missing elements. Additional difficulties arise in the formation of vertically integrated chains. Unfortunately, those chains and their prototypes that were in the Soviet economy have largely either exhausted themselves or have been greatly shortened. All this presupposes the formation of new approaches to the indicative planning system.

We analyzed the dynamics and opportunities that can be realized in Asian Russia within the framework of traditional areas — metallurgy, the coal industry, everything related to hydrocarbons. Their potential is far from being exhausted. The experience of Canada, Norway, and Australia clearly shows this. Unfortunately, we are implementing a model in which the most high-tech, most significant components and equipment are 2/3 imported. In value terms, they make up only 10%, but from the point of view of economic returns and the impact on the final result of the activities of resource companies and projects implemented in the east, this is all 90% which means a huge imbalance. On the one hand, we are talking about localizing 60% of the oil industry, and on the other, 10% of imports provide the main result and the main economic efficiency.

We have developed a set of scenarios for the relationship of target indicators for Asian Russia. We created a modern database that works with a large number of projects, and developed a basic, pessimistic and moderately optimistic scenario. Clearly, the latter shows the most acceptable results.

What do our calculations show? If we take the knowledge base and database of all projects that are mentioned in the media, we get growth rates of at least 3%, that is, Asian Russia cannot serve as a trigger, a catalyst for economic development. What does this mean? Horizontal interaction and deepening, expansion of relationships are necessary, that is, supplementing the project component with developments that can be obtained on the basis of modern technologies, creating a knowledge base on 70 thousand investment projects. A huge amount of work has been done. Now we are developing it with our colleagues from the Ural Branch of the Russian Academy of Sciences, that is, we are trying to understand how to expand our understanding of the opportunities that open up the potential of the territory.

Based on knowledge and understanding of the interaction of chains, projects should be assembled and formed. What conclusions does this lead to? They would seem obvious. We need fundamentally different solutions from those that have been implemented. For example, we need not one railway line, but a network, tree-like structure of the railway and transport network, which is the basis of economic interactions over a vast territory and without which it is impossible to implement those interactions, those horizontal connections that we offer.

And most importantly, we present to your attention a modern approach based on information technology for a deep understanding of industries and the interaction of various economic entities over vast areas with an awareness of their role and place in the Russian economy.

The economic future of China and Russian-Chinese cooperation

Wang Wen: For many years, the international community has not welcomed the development of Chinese-Russian cooperation. In recent years, the United States has launched a trade war against China, is trying to block China’s access to modern technology, and is seeking to separate its economy from China’s. The Ukrainian crisis of 2022 led to more than 10 thousand sanctions being imposed against Russia. These new factors have added uncertainty to Sino-Russian cooperation. However, evidence shows that bilateral trade between China and Russia has grown rapidly in recent years, shattering the imposed notions of Sino-Russian cooperation.

In 2015, total trade between China and Russia was $68 billion, rising to $107 billion in 2018, approximately $147 billion in 2021, and nearly $195 billion in 2022. Over the past seven years, the average growth rate has exceeded 20%. In the first four months of 2023, trade between China and Russia reached US$73 billion, up 41% year-on-year. If this trend continues, the goal set by the leaders of China and Russia of $200 billion in trade turnover between the countries in 2024 will be achieved ahead of schedule and trade turnover may even reach $250 billion.

As you know, the Western world has imposed more than ten packages of sanctions against Russia, a total of more than ten thousand sanctions, in an attempt to defeat Russia. However, they underestimated the country’s political, social and economic stability and its ability to withstand pressure. The West underestimated the collective cohesion and strategic will of the Russian people. The Russian economy not only did not collapse, but also shows an inflation rate even lower than in other European countries.

The ruble turned out to be the strongest currency in the world in 2022. In the global ranking of total GDP in 2022, Russia rose from 12th to 8th place. All this fully proves its stability. While pursuing a policy of hard blocking Russia, some countries are also making attempts to soft block China. We see restrictions on Chinese companies’ investment abroad, abuse of export control rules, pressure on Chinese high-tech companies, etc. Such attempts to block China’s progress have failed to limit the country’s technological development. For example, China is the world leader in 5G technology, the launch of the new C919 airliner broke the monopoly of European and American Airbus, and Chinese microchip manufacturers were able to launch a revolutionary 14 nm process.

External pressure from the West on China and Russia is forcing these two countries to rapidly move towards deepening and expanding comprehensive cooperation. Sino-Russian cooperation is promoted not only by external circumstances, but also by internal factors at three levels.

First, at the strategic level, the leaders of China and Russia have a high degree of mutual trust. China has held the largest number of bilateral meetings at the highest level with Russia. Over the past ten years, the leaders of the two countries have met more than 40 times. The joint statement signed by the two sides in March this year further demonstrated the commitment of the leaders of China and Russia to practical cooperation.

Second, at the economic level, China and Russia complement each other. From energy and agriculture to highly skilled workers and infrastructure, China and Russia have their own strengths. Deepening comprehensive economic and trade cooperation between China and Russia is actually a matter of seeking mutual complementarity, in which countries learn from each other’s strengths and compensate for weaknesses.

Third, at the public level, China and Russia have a social basis for deepening comprehensive cooperation even in everyday life. Until recently, the Chinese’s knowledge of Russia was limited to modern Russian literature and art, for example, they were familiar with Gorky and “Moscow Nights.” In recent years, kvass, Russian ice cream and Russian stores on Chinese e-commerce platforms have rapidly become popular in China, where there is no end to buyers.

President Putin is the most famous foreign leader with the largest following in China. In Russia there is also an increase in sympathy for the Chinese. It can be seen that external factors, such as pressure from European and American countries, and internal factors of a political, economic and social nature in both countries have their influence. Chinese-Russian cooperation does not and will not have any upper limit to its development.

The “theory of reaching a peak in Russian-Chinese trade”, widespread in Western media, is doomed to bankruptcy. Of course, unrestricted trade between China and Russia does not mean that trade cannot be optimized.

Next, I would like to make some suggestions to optimize five aspects of trade: trade structure, energy cooperation, agricultural cooperation, investment financing and infrastructure projects.

One such aspect is the structural optimization of Chinese-Russian bilateral trade. In addition to the fact that China and Russia should steadily increase their overall trade volume, they should also strive for structural optimization and look for potential opportunities for it. China has been Russia’s largest trading partner for 13 years in a row. The bulk of exports from Russia to China are energy resources; in 2022 they accounted for 75% of all exports. Obviously, the excess share of energy resources does not make the trade structure between the two countries diversified.

From January to April 2023, exports from China to Russia amounted to US$33.6 billion, representing a 67% year-on-year increase. According to the latest data, in April China exported goods worth US$9.6 billion to Russia and imported US$9.6 billion from Russia. Export to Russia of Chinese cars, smartphones, household and construction equipment, etc. has increased significantly, and bilateral trade has become more balanced and diversified. In 2022, Chinese exports of high-tech products to Russia grew by 51%, and automobiles and spare parts by 45%.

Remarkably, in the first quarter of 2023, Russia became the largest overseas market for Chinese car exports. However, the total share of Sino-Russian trade is still relatively small. In 2022, trade between China and Russia accounted for only 3% of China’s total foreign trade, less than the total trade between China and Malaysia, China and Vietnam, and only about a quarter of trade between China and the United States. Russia is only China’s tenth largest trading partner.

Nevertheless, I am confident in the prospects for Chinese-Russian trade. If current growth rates continue, Russia will overtake South Korea in 2030 and become one of China’s three largest trading partners. In this regard, China and Russia should seize this opportunity and turn a short-term initiative to solve short-term problems into a long-term program of deep mutually beneficial cooperation.

Secondly, China and Russia should strive for a breakthrough in energy cooperation. They should steadily develop cooperation in the field of traditional energy and at the same time strive for breakthroughs in its methods and expand the prospects for cooperation in the field of green energy.

China is the largest energy consuming country in the world, and Russia has the richest natural resources and energy reserves in the world. China should become the largest buyer of Russian energy resources. In February 2023, Russia overtook Saudi Arabia to become China’s largest oil importer, a trend that is expected to continue.

Regarding cooperation in the field of natural gas, China and Russia have opportunities for development in this matter as well. In 2022, China’s LNG import volumes from Russia are still lower than those from Australia, Qatar and Malaysia, accounting for only 10% of total LNG imports. Imports of natural gas via pipelines are also lower than imports from Turkmenistan, amounting to only 25%. With the modernization of existing pipelines and the construction of new lines, natural gas imports to China via pipelines from Russia should increase from the current 15 billion cubic meters to about 25 billion cubic meters per year in the next few years.

While maintaining the steady development of cooperation in the field of traditional energy, China and Russia should also seek and explore new models of partnership: for example, in the field of natural gas, both countries should explore opportunities for expanding cooperation under the China-Russia + third party scheme. In the future, they can continue to exchange and collaborate on technologies such as energy conservation, energy efficiency, carbon capture and recovery.

Third, China and Russia should strive to develop cooperation in the field of agriculture. To optimize the business environment, countries should establish channels for investment cooperation in related areas. From 2010 to 2020, agricultural trade volume between China and Russia increased from US$617 million to US$5.55 billion, with an average annual growth rate of more than 10%. In 2022, trade in agricultural products between the two countries increased by 43%, and exports from Russia to China increased to $7 billion. But this is clearly not the limit of Chinese-Russian cooperation in the field of agriculture.

Every year, China imports about 110 million tons of grain, of which only about 1 million tons are imported from Russia, which is less than 1%. Russia accounts for only 1% of China’s total soybean imports. The population in China is 10 times larger than in Russia, while the area of arable land in Russia even exceeds that in China. The high degree of complementarity in agricultural development between the two countries has not yet been fully reflected.

Cooperation between China and Russia in the field of agriculture is not only an aspect of overall trade and economic cooperation, but also a factor in food security, which can help both sides reduce dependence on Western food supplies. China and Russia should explore and formulate an agricultural cooperation strategy, resolve differences in approaches, jointly create a favorable business environment for agricultural cooperation, and resolve a number of issues and problems such as high investment prices lawsuit for Chinese agricultural enterprises in Russia, difficulties in moving labor to Russia, differences in standards for importing and exporting agricultural products and political barriers.

Fourth, China and Russia should promote harmonized rules on finance and investment. Both countries should establish independent financial institutions, continue to promote settlements in their own currencies, and pragmatically increase mutual direct investment. The local currency settlement ratio for trade between the two countries has risen rapidly, exceeding 45% in 2022, but mutual investment between the countries is low. China’s annual non-financial direct investment in Russia is no more than $1 billion, which is less than 1% of China’s foreign investment. Russia’s direct investment in China totals more than $10 million, that is, less than 0.1% of China’s foreign investment.

Sino-Russian financial and investment cooperation must keep pace with the pace of bilateral political, economic and trade cooperation. Creating a Sino-Russian financial ecosystem and promoting the creation of independent Sino-Russian financial institutions can help the two countries overcome the risks and restrictions associated with European and American financial sanctions.

Fifth, China and Russia should complement each other in infrastructure construction. Both countries should increase investment in infrastructure, especially to improve communications in surrounding areas. In 2022, the first Chinese-Russian road bridge across the Heilongjiang border river was opened, connecting the cities of Heihe and Blagoveshchensk. The construction of the Tongjiang Railway Bridge, the first cross-border railway bridge between the two countries, was completed and put into operation in 2023.

I assessed the situation in 21 Russian cities and saw that Russian infrastructure is developing relatively slowly. There is great potential for the construction of high-speed railways, expressways and networks. China is “obsessed” with infrastructure projects; the country can actively participate in filling the Russian market, adapt a number of its infrastructure projects, contribute to the rapid development of Russia and help implement the comprehensive integration of the transport systems of the two countries.

One of the important issues in the railway industry is the need to build a fourth Sino-Russian railway between the Chinese region of Xinjiang and the Russian border region of Altai, given that the capacity of the two railway junctions of Khorgos and Alashankou in Xinjiang is almost exhausted. We need a highway that directly connects the western regions of China and the central regions of Russia without crossing the borders of third countries.

In addition, there are still many opportunities for cooperation between China and Russia in the fields of high technology, exchange of skilled professionals, education, digital economy, local cooperation and cultural exchanges. I will not touch on these aspects here due to lack of time.

Summarizing what has been said, I would like to note once again that Chinese-Russian cooperation is a long and wide road that will become wider and longer.

China and Russia should take advantage of the opportunities that the new situation brings, actively guide and stimulate the explosive growth of cooperation, and make it full-scale. At the same time, we should analyze and correct the shortcomings of the past in Sino-Russian relations associated with active contacts at the highest level against the backdrop of weak activity at the grassroots level, as well as a strong political component with a weak economic one. In addition, formalism in cooperation, as well as non-fulfillment of previously concluded agreements, should be eliminated.

In the future, Sino-Russian cooperation should pay special attention to such aspects as pragmatism, timeliness and bringing projects to actual implementation. In addition, when implementing specific projects, it must also work ahead of the situation. At the same time, such cooperation should actively shape public opinion, strengthen comprehensive communication and mutual trust between the two sides. Chinese companies and society are gradually discovering Russia’s development potential, and China’s vast market is opening its arms to Russia.

Экономика данных: очертания

Правительство в конце марта официально приступило к подготовке нацпроекта «Экономика данных и цифровая трансформация государства». Его анонсировал президент Владимир Путин в послании Федеральному собранию. В 2025–2030 годах бюджетное финансирование запланировано в размере не менее 700 млрд рублей, обозначены главные цели, которые кабмин должен будет заложить в национальный проект, курируемый председателем правительства.

Инвестиции и поддержка МСП

Инвестиции в IT России, согласно поручению главы государства, должны расти темпами вдвое выше ВВП. К этой задаче примыкает и требование поддержки компаний и стартапов, которые производят цифровое оборудование и ПО. В этом направлении уже есть готовые решения. В частности, программа льготного кредитования под 3% годовых Минэкономразвития России стала доступна высокотехнологичным и инновационным российским компаниям. До 1 млрд рублей увеличена сумма кредита для малых технологических компаний, которые включены в реестр. Им не потребуется дополнительная экспертиза инновационности. 

На трехпроцентный кредит через сайт корпорации МСП могут подать заявление предприятия, использующие технологии из перечня приоритетных: ИИ, квантовые коммуникации, перспективные сети мобильной связи, водородная энергетика.

«ГосТех» для науки

Сервисы «ГосТех» «Наука и инновации» для оптимизации работы ученых и научных организаций:

Конструктор плана проекта
Калькулятор экономики проекта
Сервис по составлению отчетности по исследованию
Маркетплейс ЦКП/УНУ/расходных материалов
Сервис для безопасного хранения, коллективного редактирования и передачи файлов
Дашборд статуса выполнения работ для руководителей проектов
Биржа виртуальных вычислений
Доступ к системам научного цитирования
База технологических запросов от бизнеса с возможностью предложить свои НИОКР-проекты
Агрегатор возможностей для финансирования исследования
Рабочее пространство с набором инструментов для научной экспертизы

Цифровые платформы

Президент поручил сформировать к 2030 году цифровых платформ во всех ключевых отраслях экономики и социальной сферы, а также в сфере государственного управления. Это должно повысить долю предоставляемых массовых социально значимых государственных и муниципальных услуг в электронном виде в проактивном режиме с использованием, в том числе, технологий искусственного интеллекта. Правительство утвердило уточненную стратегию цифровой трансформации госуправления, согласно которой в 2030 году органы власти всех уровней должны перейти на электронный документооборот, а 124 млн граждан — зарегистрироваться на «Госуслугах».

Зампред правительства Дмитрий Чернышенко ранее сообщил, что на единой цифровой платформе «ГосТех» в ближайшие два года будет реализовано более 100 проектов, в том числе готовых сервисов и типовых решений для регионов. Сейчас на эту платформу, которая имеет, по словам Чернышенко, беспрецедентный уровень защиты и полностью базируется на отечественных решениях, переводят разрозненные системы и сервисы федеральных органов власти и субъектов РФ.

До 2030 года, по планам кабмина, 100% работников госорганов должны перейти на использование в своей работе коммуникационных сервисов «Типовое автоматизированное рабочее место государственного служащего». К тому же моменту число госуслуг онлайн должно вырасти с 60 до 100 с одновременным ускорением процесса принятия решения.

Планы на 2030 год

100% федеральных и региональных органов государственного управления и муниципалитетов будут использовать электронный документооборот и перейдут на централизованное хранение электронных архивных документов

90% документов обязательной отчетности будет собираться и храниться в электронном виде в единой базе учета

97% домохозяйств получат доступ к высокоскоростному интернету

2026 год — 20%, 2028 год — 40%, 2030 год — 100% составит доля государственных информационных систем на единой платформе «ГосТех»

Суперкомпьютеры

В числе поручений президента РФ — увеличение к 2030 году совокупной мощности отечественных суперкомпьютеров не менее чем в 10 раз. Сейчас семь отечественных вычислительных центров входят в 500 мощнейших: «Червоненкис», «Галушкин», «Ляпунов» (все три принадлежат «Яндексу», «Кристофари Neo», «Кристофари» (SberCloud), «Ломоносов-2» (МГУ), MTS Grom (МТС). Для сравнения, у Китая в списке пятисот 173 компьютера, у США — 150 соответственно. При этом именно суперкомпьютеры являются ключевой инфраструктурой для прорывных разработок в области искусственного интеллекта. А федеральный проект «Искусственный интеллект» президент в феврале обновил и включил в нацпроект «Экономика данных».

Работа в этом направлении уже началась. Буквально в феврале в Институте математики им. Соболева Сибирского отделения Российской академии наук (ИМ СО РАН) начал работу новый вычислительный комплекс «Сергей Годунов», названный в честь российского математика. С него начнется выполнение поручения главы государства, уже к концу года его мощность должна увеличиться с 54,4 до 120,4 Тфлопс. Это все еще скромная величина. Самая мощная действующая машина — Frontier, создатели которой преодолели рубеж в 1 эксафлопс, что на два порядка выше. Компьютер установлен в Ок-Риджской национальной лаборатории США.

Из стратегии развития ИИ

 

В обновленной стратегии развития искусственного интеллекта, инкорпорированной в нацпроект, уточнили принципы развития и использования технологии, в частности, добавили требование прозрачности и объяснимости работы ИИ, а также недискриминационный доступ пользователей к информации об алгоритмах.

Ежегодный объем разработки и реализации решений в области ИИ к 2030 году должен вырасти до 60 млрд рублей, что примерно в пять раз больше, чем в 2023-м. Долю приоритетных отраслей экономики с высокой готовностью к внедрению ИИ планируется увеличить с 12 до 95%, а уровень доверия граждан поднимут до 80 с 55%. Также в пять раз, до 125 тыс. ежегодно, должно вырасти число выпускников вузов по специальностям, связанным с искусственным интеллектом.

Инсайд

Самый мощный в мире суперкомпьютер Deep South, созданный Австралийским международным центром нейроморфных систем, должен быть запущен в апреле 2024 года. Компьютер имеет нейроморфную архитектуру, основанную на попытке повторить мыслительные процессы человеческого мозга. Он моделирует синаптические операции — взаимодействие между нейронами и способен выполнять 228 трлн (228 x 1012) синаптических операций в секунду, что близко к уровню производительности мозга человека.

Кто это все сделает

По последним данным Минцифры, две трети уехавших в 2022 году специалистов вернулись, а в 2023 году оттока специалистов в области IT не зарегистрировано. Более того, Росстат отмечает, что количество IT-специалистов в отрасли за прошлый год увеличилось на 13% и составило 857 тыс. человек. Этому способствовали и меры поддержки государства, в том числе отсрочка от армии и IT-ипотека, общий объем которой должен составить 700 млрд рублей.

Все экономические показатели отрасли в последние месяцы демонстрируют двузначные темпы роста. В частности, объем отгрузки собственной продукции и предоставления услуг в 2023 году вырос более чем на 30% и достиг 3 трлн рублей.

Разработка нацпроекта «Экономика данных и цифровая трансформация государства» должна быть завершена к сентябрю, когда можно будет проанализировать планы более детально.

Бизнесмен на платформах

Какие сервисы для работы уже сейчас может использовать среднестатистический бизнесмен — например, производитель кормов для домашних животных.

«Поле.рф»
Сайт: поле.рф


Крупный цифровой маркетплейс и платформа для сельхозпроизводителей и их заказчиков, который позволяет найти наиболее подходящего поставщика, перевозчика и другие услуги.

«Меркурий»
Сайт: mercury.vetrf.ru

Автоматизированная информационная система электронной сертификации и прослеживаемости поднадзорных государственному ветеринарному надзору грузов.

«Честный знак»
Сайт: честныйзнак.рф

 

Система маркировки товаров, которая должна в результате охватить все категории производства. Платформа дает маркетинговые возможности, аналитику точек роста, устраивает обучение.

 

Федеральная налоговая служба
Сайт: www.nalog.gov.ru

 

Оплата налогов, изменения в видах деятельности, налоговые консультации и льготы

 

«Госуслуги»
Сайт: www.gosuslugi.ru

 

Большинство документов, которые необходимы бизнесмену именно как физлицу, с возможностью создания кабинета ИП, электронная подпись.

 

«Мой экспорт»
Сайт: myexport.exportcenter.ru

 

Государственная платформа, позволяющая выйти на зарубежные рынки с маркетплейсами, логистикой, обучением, возможностью получить необходимые документы, в том числе фитосанитарный сертификат.

 

Государственная информационная система промышленности (ГИСП)
Сайт: gisp.gov.ru

 

Сервисы для получения мер государственной поддержки, продвижения российской продукции и поиска надежных партнеров.

 

Корпорация МСП

Сайт: corpmsp.ru

 

Меры поддержки, программа льготных кредитов, лизинг, рынки сбыта с персонализированным подбором для конкретного бизнеса.

Автор: Андрей Травин

Китай и проблемы реформирования экономического порядка

Чэн Эньфу,
директор и главный профессор Исследовательского центра социально-экономического развития, академик Китайской академии общественных наук, председатель Всемирной ассоциации политической экономии

Как правильно проанализировать состояние текущего международного порядка и проблемы, связанные с его реформированием? Какие ответные меры выработал Китай, чтобы справиться с этими проблемами? Профессор Пекинского политехнического университета Сун Сяньпин любезно ответил на просьбу «Вольной экономики» обсудить эту тему с академиком Чэном Эньфу. Чэн Эньфу — главный редактор ряда международных англоязычных изданий, в том числе журнала «Обзор мировой политической экономии», издаваемого в Великобритании. Он опубликовал более 600 статей в десяти странах, включая Россию, США, Японию и Вьетнам, и пользуется огромным влиянием в международных научных кругах. В свое время он входил в комитет по делам науки, образования, культуры и гигиены Всекитайского собрания народных представителей, а также на три срока подряд (в общей сложности на 15 лет) избирался в качестве депутата ВСНП, представлял теоретические обоснования и давал политические рекомендации на конференциях, организованных двумя председателями КНР. Он является почетным профессором Московского и Санкт-Петербургского университетов. 

Сун Сяньпин: С начала финансового кризиса в США и Европе 2008 года в мире стали происходить значительные изменения в международном политическом и экономическом порядке. Каким образом можно выявить основные противоречия в развитии мировой экономики и общие тенденции проведения реформ с учетом изменчивости и спонтанности экономических явлений?

Чэн Эньфу: В связи с постоянным влиянием антиглобализации и смещением экономических приоритетов в сторону безопасности, начавшихся с подачи США, процесс восстановления мировой экономики имеет тенденцию к замедлению. Трудности, возникающие на пути глобального экономического роста, непрестанно увеличиваются, мы видим отсутствие или недостаточность импульса к восстановлению экономики. Усиливаются риски, связанные с продовольственным кризисом, энергетической безопасностью, изменениями климата, дисбалансом в развитии экономики. В этом контексте международный экономический порядок претерпевает значительные изменения. 

Стремление Соединенных Штатов к экономическому неолиберализму, наступательному реализму в международных отношениях и провокационной военной экспансии препятствует формированию действительно свободной и процветающей мировой экономики. На современном этапе основным противоречием мирового экономического развития является конфликт между США, которые совместно с их союзниками стремятся к гегемонии на международной арене, и противодействующими им развивающимися странами, такими как Китай и Россия. Совместное противостояние прогрессивных стран мира и сил справедливости различным гегемонистским практикам США и Запада — это общий фон реформирования международного экономического и политического порядка, направленного на его благополучное развитие. Только правильно определив это основное противоречие и общий контекст, можно сформировать объективно необходимые внутренние и внешние стратегии и тактики, научно оценить правильность и обоснованность тех или иных суждений и поступков.

Новые тренды в международном экономическом развитии

Сун Сяньпин: На фоне рецессии экономики, которая не только не оправилась от последствий мирового финансового кризиса, но и усугубилась из-за антиглобализационных тенденций и пандемии, замедлились темпы перехода к свободной международной торговле и усложнился весь процесс возрождения мировой экономики.

Чэн Эньфу: Да, совершенно верно. Военные проблемы, такие как специальная военная операция России, новый ближневосточный военный конфликт, военное противостояние между Северной и Южной Кореей, военная провокация в Южно-Китайском море и военная помощь Тайваню, спровоцированные военной коалицией США и Запада, приводят к увеличению существующих рисков, связанных с экономическими проблемами глобального характера. Это заставляет многочисленных участников процесса глобализации испытывать ощущение неопределенности.

Во-первых, продолжают замедляться темпы роста мировой экономики. В результате непрекращающегося влияния российско-украинского конфликта, палестино-израильского конфликта и других сходных проблем темпы роста мировой экономики падают сверх ожиданий на фоне возросших рисков геоэкономической фрагментации и продолжающегося ужесточения финансовой среды, а показатели мировой торговой деятельности остаются низкими. В докладе Международного валютного фонда «Перспективы развития мировой экономики», опубликованном в январе 2024 года, высказывается прогноз, что темпы роста мирового ВВП этом году остановятся на уровне 3,1%, а в 2025 году — на уровне 3,2%. Это ниже среднего показателя в 3,8% за двадцать лет, предшествовавших эпидемии коронавируса, что отражает негативное влияние таких факторов, как ужесточение денежно-кредитной политики, отказ от бюджетной поддержки, медленный рост производственного потенциала. Согласно прогнозам, темпы роста мировой торговли составят 3,3% в 2024 году и 3,6% в 2025 году, что также ниже среднего показателя 4,9% в предшествующий период. Ожидается, что усиление торговых диспропорций и геоэкономическая фрагментация продолжат негативно сказываться на уровне мировой торговли.

Во-вторых, во всех отраслях наблюдается значительная диссимиляция процессов экономического восстановления. Показатели развитых и развивающихся стран во всех отраслях экономики увеличились, США, а также ряд крупных стран с формирующимся рынком и развивающимися экономиками продемонстрировали большую устойчивость, чем ожидалось. Согласно прогнозам, темпы роста экономики в Соединенных Штатах составят 2,1% в 2024 году и 1,7% в 2025 году. Высокие показатели ожидаются и в развивающихся странах Азии, где прогнозируется рост на 5,2% в 2024 году и 4,8% в 2025 году. Рост в еврозоне значительно слабее: прогнозируемые темпы составят 0,9% в 2024 году и 1,7% в 2025 году, что обусловлено снижением интереса потребителей, высокими ценами на энергоносители, а также слабостью чувствительных к процентным ставкам производств и недостаточностью инвестиций в бизнес. Вялый рост экономики Японии привел к тому, что в 2023 году страна оказалась позади Германии в рейтинге стран мира по уровню ВВП, а экономический рост Японии, как ожидается, замедлится до 0,9% в 2024 году и до 0,8% в 2025 году с 1,9% в 2023 году.

В-третьих, окончательно сформировалась очевидная конкуренция между КНР и США. Обе страны являются сильнейшими игроками в глобальной цепочке создания стоимости, при этом Соединенные Штаты уже сформировали комплексную конкурентную стратегию в отношении Китая как центрального объекта стратегической конкуренции, а основным мотивом является долгосрочная конкуренция. Ключевой момент стратегического соперничества между Китаем и Соединенными Штатами заключается в следующем: лидировать будет та страна, которая сможет более практично и оптимально двигаться на пути внутреннего развития и сделает его более стабильным, а конкуренция в области науки и технологий станет решающей «битвой» в ходе стратегического соперничества. 

США оценивают безопасность и слабые стороны глобализации исходя из геополитических особенностей и способности манипулировать на мировой арене, поощряют френдшоринг, создание коалиций и регионализацию производственных цепочек, продолжают, насколько это возможно, отделять Китай от США и других стран с помощью так называемых «высоких стен» в сфере высоких технологий, укрепляют существующие средства экспортного и въездного контроля, строжайшим образом ограничивают инвестиции в чувствительные высокотехнологичные сферы (такие как полупроводники и микроэлектронику, квантовые информационные технологии и системы искусственного интеллекта), чтобы гарантировать свое научно-техническое превосходство.

В-четвертых, еще больше усилилась неопределенность в отношении глобального экономического роста. Текущие геополитические конфликты в значительной степени повлияли на общие тенденции рынка, усугубили дефицит на глобальном рынке сырья, что привело к серьезному росту цен на продовольствие, энергоносители и транспорт. Усиление геоэкономической фрагментации может, в свою очередь, ограничить трансграничные потоки сырья, что еще больше спровоцирует волатильность цен и таким образом создаст негативные факторы в сфере предложения, препятствующие восстановлению мировой экономики. Глобальная инфляция, хотя и имеет тенденцию к снижению, все еще высока, базовая инфляция остается неустойчивой, и существует вероятность ее отскока, а постоянное повышение процентных ставок ФРС приводит к росту стоимости кредитов, в том числе ипотечных кредитов и кредитов на развитие бизнеса, к сдерживанию инвестиций в бизнес, потребительских расходов и т. д. Все это оказывает понижательное давление на экономику США. В то же время на мировом рынке усиливаются ожидания того, что ФРС в будущем может надолго сохранить высокие процентные ставки для сдерживания инфляции, и развитые страны становятся заложниками того, что они последуют этому примеру, что еще больше усугубляет долговое бремя развивающихся стран, поскольку все большая доля и без того ограниченных государственных доходов поглощается процентными платежами, вследствие чего увеличивается риск долгового кризиса.

Проблемы международного экономического порядка

Сун Сяньпин: Международная экономическая ситуация определяется международным экономическим порядком. Международный экономический порядок не имеет линейной структуры, организованной по принципу причинно-следственной связи. Скорее это итеративный продукт динамического взаимодействия множества факторов. Дисбаланс в международном экономическом порядке является результатом сочетания изменений в силовых предпочтениях участников, заметного снижения институционального потенциала стран, занимающих доминирующее положение в этом порядке, и хаотичности среды, в которой взаимодействуют эти участники. Итак, каковы проблемы оптимизации международного экономического порядка на данном этапе?

Чэн Эньфу: Современный международный экономический порядок по-прежнему основывается на жестком порядке, в котором доминируют Соединенные Штаты. Несостоятельность международных координационных механизмов и препятствование совместным действиям в глобальном управлении по воле Соединенных Штатов приводят к проблеме, связанной с коллективными действиями. Она проявляется в следующем.

Во-первых, это усиление напряженности в новой плюралистической структуре мировой экономики. Увеличилось количество факторов, влияющих на международный экономический порядок, усилилось рассредоточение сил, усложнились международные отношения. Прежняя модель вертикальных, монополистических и иерархических «односторонних властных структур», в которых доминируют один субъект, один регион и одна идея, перевоплощается в модель «многосторонней структуры власти» с множеством субъектов, разнообразных культур, регионов и множеством концепций, которые сглаживаются и выравниваются идеей согласованного существования, с выделением узловых фрагментов и сегментацией общего экономического пространства (об этом, в частности, пишет Чэнь Минкунь в работе «Перенос центров силы и изменения международного порядка под воздействием сдвигов, произошедших в течение последних ста лет». — прим. автора).

Так, развитие экономики азиатского региона в последнее время и усиление его роли в международном экономическом управлении изменили ситуацию, при которой Европа и США доминировали в установлении международных экономических правил. Экономический подъем формирующихся рынков и развивающихся стран привел к объективному ослаблению абсолютного доминирования стран-гегемонов в глобальном экономическом управлении и к мультиполяризации мирового экономического господства. Державы-гегемоны, стремясь защитить свои интересы, осуществляют торговый протекционизм, снижая при этом свою деятельность по предоставлению общественных благ на международном рынке. Гегемонистское управление великих держав сменилось многопринципным кооперативным управлением (Чэн Эньфу, Сун Сяньпин, Ли Чжожу «Основы и перспективы китайско-российского практического сотрудничества в новой мировой ситуации». — «Современный Китай и мир». — прим. автора).

Хотя все чаще становится заметно мнение «Восток поднимается, а Запад движется к упадку», тем не менее более очевиден тот факт, что Запад по-прежнему силен, а Восток слаб. Соединенные Штаты — крупнейшая экономика мира и единственная гегемонистская держава, а их экономическая философия и политика уже давно вышли за рамки внутренней сферы и оказывают негативное влияние на глобальный экономический порядок. После того как Байден стал президентом США в 2021 году, он, будучи типичным представителем истеблишмента, «оптимизировал» и «модернизировал» открытое администрацией Трампа враждебное, всеобъемлющее стратегическое соперничество с Китаем. Эта стратегическая конкуренция получила более системный характер, в том числе были созданы так называемые «оградительные барьеры», построены новые многосторонние механизмы в Азиатско-Тихоокеанском регионе, на Ближнем Востоке и в Европе: сеть экономических альянсов, в которых доминируют США. США пытаются использовать эту систему глобального управления а-ля «Клуб великих держав» с предсказуемым доминированием одной, чтобы бросить вызов растущему влиянию Китая и создать ему противовес.

Во-вторых, это усиление влияния неолиберальной идеологии в развитых странах. С 1980-х годов идеологией, определяющей экономический порядок в развитых странах, был неолиберализм, основными положениями которого являлись отмена регулирования, либерализация торговли и промышленности и приватизация общественных благ. Даже после финансового кризиса в условиях жесткой бюджетной экономии доминирующей идеологией развитых стран остается неолиберализм. Исходя из логики стремления частного монопольного капитала к прибыли транснациональные корпорации доминируют в глобальной схеме промышленной цепочки, ищут оптимальный путь максимизации прибыли, осуществляют большое количество промышленных трансфертов, переводят экономику США «из реальной в виртуальную».

Несмотря на то, что администрация Обамы с самого начала своей деятельности уделяла большое внимание проведению «реиндустриализации», доля сектора услуг оставалась очень высокой на протяжении многих лет, в то время как доля производственного сектора оставалась относительно низкой, и эффект от «реиндустриализации» был далеко не удовлетворительным. Фактическая «деиндустриализация» Соединенных Штатов привела к появлению «ржавого пояса» на Северо-Востоке и Среднем Западе, где потерянный класс «синих воротничков» на фоне «жирных биржевых котов» Уолл-стрит и технологической элиты Кремниевой долины оказался наиболее уязвимым.

Разрыв в доходах резко увеличился, усугубляя экономическое неравенство и создавая напряженность между работодателями и работниками, а также серьезные социальные противоречия. В то же время неолиберализм способствует финансиализации накопления капитала, что ведет к «перераспределительному росту» и «накоплению за счет лишения собственности» и еще больше поляризует общество. Господство неолиберальной модели развития в условиях высокой интеграции мировой экономики привело к синхронизации экономических циклов, что вызывает экономические кризисы, которые трудно контролировать после их возникновения, а спекулятивный характер финансиализации модели накопления и экономические пузыри усилили риск появления кризисов, что, в свою очередь, влияет на стабильность экономической системы в целом (Ван Ханьфэн «Исследование циклической эволюции международного экономического порядка. Логика, основанная на форме государства и форме капитала». — «Обзор политической экономии», 2023 год. — прим. автора).

В-третьих, усиливающиеся корректировки глобального управления в виде антиглобализационных действий. По мере укрепления китайской экономики развитые страны, такие как США, активно стремятся к дроблению глобальной экономической интеграции. Они прямо или замаскированно используют торговый протекционизм, под прикрытием «снятия зависимости» от той или иной страны или так называемой «минимизации рисков» («дерискинга») создают препятствия для притока важнейших составляющих научно-исследовательских разработок в развивающихся странах: технологий специалистов и данных. Различные антиглобализационные препятствия и торговые конфликты стали важным средством экстернализации геополитических рисков и манипуляций на мировом рынке. «Снятие зависимости» от КНР («декитаизация») — это первый значимый шаг, предпринятый администрацией Трампа для развязывания полноценного соперничества с Китаем. Это соперничество вылилось в беспрецедентную в истории торговую войну. Тем не менее Китай является крупнейшей в мире торговой державой. Китайская экономика в значительной степени интегрирована с внешним миром, включая США. КНР является крупным торговым партнером многих стран, занимая значимое место в международной промышленной цепочке, обладая низкой взаимозаменяемостью в некоторых отраслях и определенной степенью внешней зависимости.

Как говорится, когда хорошо одному, хорошо и всем, когда страдает один, страдают и остальные. Окончательная «декитаизация» была бы слишком невыносима для США и их союзников. Но необходимо было всеми способами предотвратить усиление Китая, и по этой причине администрация Байдена изменила свою риторику после прихода к власти. Термин «снятие зависимости от Китая» («декитаизация») был заменен на «минимизацию рисков». Он в основном подразумевает вывод некоторых важных и ключевых промышленных цепочек из Китая посредством так называемого «дружественного шоринга» (Friend-shoring) и «близкого шоринга» (Near-shoring) в сферах экономических обменов и торговли, то есть переноса производства в дружественные и близкие страны, чтобы уменьшить зависимость от Китая. По сути, «минимизация рисков» — это всего лишь эвфемизм для «снятия зависимости», а ее основной смысл по-прежнему заключается в избирательном и прогрессивном «отсоединении» с конечной целью «декитаизации» промышленной цепочки.

В-четвертых, это диссимиляция международного экономического порядка посредством манипуляций в сфере высоких технологий.

 

В настоящее время в эпоху нового витка научно-технической революции и промышленных изменений новые технологии, представленные 5G, искусственным интеллектом и квантовыми коммуникациями, продолжают прогрессировать, роль науки и техники как первой производительной силы становится все более заметной, что приводит к значительным изменениям и далеко идущим последствиям для развития социальной производительности и повышения производительности труда.

Роль технологий в обеспечении экономического и социального развития постоянно возрастает. В ходе четвертой промышленной революции фокус стратегической конкуренции между крупными странами сместился с традиционных конечных продуктов на высокотехнологичные продукты и ключевые узлы промышленных цепочек стоимости. Все большую озабоченность вызывает судьбоносный, итеративный и эмерджентный характер самих новых технологий. В то время как развитые страны уже лидируют в области высоких технологий, постепенно отказываясь от сетей старого поколения и внедряя передовые технологии, такие как 5G, страны с низким уровнем дохода все еще используют сети 2G и 3G, а наименее развитые страны все еще пытаются догнать технологии первого и второго поколения: технологический и цифровой разрыв между ними продолжает увеличиваться, еще более усугубляя уязвимость развивающихся стран.

В частности, интернет-предприятия в развитых странах способны создавать «общины», выходящие за рамки традиционного материального смысла, и формировать «глобальные сообщества», выходящее за рамки государства, с помощью виртуальных сетей и информационно-коммуникационных технологий, улавливать данные и предпочтения граждан мира и создавать информационные коконы в соответствии с намерениями интернет-предприятий. В будущем это может ослабить государственную власть и внутреннее управление развивающихся стран, оказать глубокое влияние на сознание и представления их граждан, пошатнуть их национальную экономику и традиционную культуру.

Программа Китая по восстановлению международного экономического порядка

Сун Сяньпин: В то время как международный экономический порядок переживает трудности, Китай также сталкивается с огромными проблемами. Сейчас как никогда важно упорядочить мировую экономику на основе принципов равенства, открытости, сотрудничества и коллективных действий. В среднесрочной и долгосрочной перспективе фундаментальным интересам подавляющего большинства стран мира отвечает сохранение базовой стабильности в отношениях великих держав, особенно на фоне растущих вызовов глобальной безопасности и значительно большей неопределенности, а китайско-американские отношения являются более открытыми, чем в прошлом. Профессор Чэн, какие надежды возлагают на Китай люди во всем мире? И как Китай должен на это реагировать?

Чэн Эньфу: Так называемая «эпоха беспорядка» в международных экономических и политических делах создает возможности для сотрудничества и взаимодействия. Международное сообщество уже увидело стабильный, инновационный, открытый, уверенный и сплоченный Китай; оно с большим оптимизмом смотрит на огромный потенциал экономического и социального развития Китая и ожидает, что высококачественное развитие Китая принесет миру больше возможностей. В нынешний «век перемен» антиглобализация — это лишь этап на пути проб и ошибок в политике, и ни одна страна не может справиться с вызовами, стоящими перед человечеством, в одиночку, как и не может загнать себя на «необитаемый остров».

Китай активно участвует в реформе и строительстве системы глобального управления, придерживается концепции глобального управления, основанной на общности целей и совместных действиях, придерживается идеи подлинного мультилатерализма, способствует демократизации международных отношений и продвигает развитие глобального управления в более справедливом и разумном направлении.

Для борьбы с существующими трудностями Китай готовит следующие ответные меры.

Во-первых, мы должны осознать период турбулентности и перемен в процессе трансформации международного экономического порядка, реализовать концепцию Сообщества единой судьбы человечества и способствовать достижению нового международного экономического порядка, обладающего большей толерантностью. В настоящее время в мире происходят беспрецедентные изменения, мир вступил в новый период турбулентности и перемен, но общее направление развития и прогресса человечества не изменится. Основой существования нового должны быть рациональные правила, а не гегемонистская власть, и с прекращением доминирования традиционных держав в супергруппе и с появлением союза новых государств изменения в эволюционном окружении будут оказывать давление на существующий порядок, разрушать стабильные структуры внутри системы и открывать возможности для развития инновационных сред обитания (см. Чэн Эньфу, Сунь Шаоюн «Исследование по рационализации международного экономического порядка», Шанхай. Издательство Шанхайского университета финансов и экономики, 2023 год. Россия. Издательство «Родина», 2023 год. — прим. автора).

Китай разработал и занимается продвижением инициативы «Один пояс — один путь», в основе которой лежит концепция общности судеб стран, инициативы создания глобального сообщества, инициативы по глобальной безопасности, глобальному развитию, глобальной цивилизации и новейшей инициативы по глобальному управлению искусственным интеллектом («Шесть инициатив»). Эти инициативы перекликаются с трудностями международного управления, необходимостью международного экономического и торгового сотрудничества, проблемами противодействия угрозе войны, препятствий на пути развития, столкновения цивилизаций, управления рисками и контроля искусственного интеллекта и стремится предложить китайское решение для будущего народов всего мира (см. Чэн Эньфу, Лу Ся «Шесть глобальных инициатив Китая, содействующих строительству Сообщества единой судьбы человечества». — Азиатско-Тихоокеанская экономика, 2024 год. — прим. автора).

Китай планирует взять на себя инициативу по обеспечению соответствия высоким стандартам международных экономических и торговых правил, неуклонно повышать институциональную открытость, улучшать качество торговли и увеличивать ее объемы, наращивать усилия по привлечению иностранных инвестиций, продвигать высококачественную реализацию стратегии «Один пояс — один путь», углублять многостороннее, двустороннее и региональное экономическое сотрудничество. В настоящее время более 150 стран и 30 международных организаций подписали документы о сотрудничестве в рамках строительства «Пояса и пути», превратив эту стратегию в платформу для международного сотрудничества.

Во-вторых, Китай в настоящее время переживает период ускоренной трансформации движущих сил экономики. Поскольку страна является важным двигателем мирового экономического развития, экономическая устойчивость Китая придаст стабильности всему миру.

В период с 1950 по 1979 год экономический рост Китая составлял в среднем более 6% в год. За более чем 40 лет, с 1980 года, темпы экономического роста Китая составляли в среднем 9%, что на 5,6 процентных пункта выше, чем средние темпы роста мировой экономики за тот же период. И даже в 2009 и 2020 годах, когда мировая экономика переживала серьезные потрясения и погружалась в рецессию, китайская экономика продолжала расти. В частности, темпы экономического роста Китая, составившие в 2009 году 9,2%, придали оптимизма мировой экономике, которая находилась в состоянии рецессии. Экономический рост Китая в 2020 году составил 2,3%, несмотря на последствия эпидемии коронавируса, и Китай стал единственной крупной экономикой в мире, достигшей положительного экономического роста. В 2023 году ВВП Китая превысил 126 трлн юаней, темпы роста составили 5,2%, что на 2,2 процентных пункта выше, чем в 2022 году, а вклад китайской экономики в мировой экономический рост в 2023 году составил более 30%. В отчете о работе правительства за 2024 год предполагаемый рост экономики составляет около 5%, что подчеркивает высокую устойчивость, потенциал и жизнеспособность китайской экономики. Эта цель не только превышает предыдущие прогнозы МВФ и Всемирного банка по экономическому росту Китая в этом году, но и значительно превосходит подобные прогнозы МВФ относительно роста экономики США и Европы и подразумевает огромные возможности для развития. Можно сказать, что наша экономика имеет все предпосылки для долгосрочного улучшения. 

Китай обладает мощной промышленной базой, богатыми ресурсами, выдающимся инновационным потенциалом, является единственной страной, в которой представлены все промышленные категории согласно Международной стандартной отраслевой классификация ООН. Общее количество человеческих ресурсов, научно-технических кадров и сотрудников, занимающихся исследованиями и разработками, занимает первое место в мире. Инвестиции в НИОКР и высокотехнологичную промышленность в целом уже много лет подряд демонстрируют двузначный рост, развитие облачных вычислений, больших данных, искусственного интеллекта и других современных технологий ускоряет применение новых продуктов. Появляются новые формы бизнеса, формируются и укрепляются новые импульсы развития с достаточной устойчивостью цепочки поставок, технологий и продукции.

В-третьих, страны так называемого «Глобального Юга», включая Китай, еще больше укрепили свое сотрудничество, и Китай стремится поддерживать и защищать экономические интересы в регионе и способствовать высококачественному развитию механизмов сотрудничества. По мере обострения «великодержавных игр», инициированных Соединенными Штатами и Западом, отношения между глобальным Севером и глобальным Югом вновь оказались под влиянием геополитических факторов, стратегическая ценность глобального Юга как «срединной территории» значительно возросла, и он оказался включенным в сложную сеть международной борьбы за власть и интересы. Страны глобального Юга, не входящие в коалиции с США и Западом, не находятся в центре международной системы власти, имеют схожие международные ситуации, интересы, задачи развития и политические идеи, формируя коллективную идентичность стран Юга.

Что касается перестройки международного экономического порядка, то страны глобального Юга выступают за установление нового, справедливого и разумного международного порядка, основанного на Уставе и принципах ООН, практике подлинного мультилатерализма, и за достижение совместного управления на основе равноправия и взаимовыгодного сотрудничества. В сфере глобального экономического управления Юг сталкивается с большей уязвимостью, чем Запад, и основная задача государств — работать вместе в интересах развития, отстаивать принцип общей, но дифференцированной ответственности и способствовать развитию справедливой и разумной системы глобального экономического управления. В международной экономической сфере страны глобального Юга выступают за концепцию открытого, инклюзивного и взаимовыгодного сотрудничества, за приверженность подлинному мультилатерализму и справедливой торговле, за построение открытой мировой экономики путем реформирования и совершенствования механизмов международного сотрудничества для решения возникающих проблем.

В контексте новой эпохи подъем таких развивающихся стран, как Китай, Индия, Вьетнам, Бразилия, Южная Африка, Турция и Индонезия, особенно стран БРИКС, таких как Китай и Россия, их расширение и развитие Азиатского банка инфраструктурных инвестиций, а также тенденция глобальной «дедолларизации» не только способствовали корректировке глобального экономического контекста, но и укрепили общий потенциал и международный статус глобального Юга. Будучи важным членом глобального Юга, Китай должен разделять судьбу других развивающихся стран, делиться собственным опытом развития в регионе, стремиться укреплять сотрудничество внутри региона в политической, экономической, научно-технической, военной и других областях, оказывать значимую помощь и поддержку, совместно решать проблемы, связанные с глобальными рисками, и вносить значительный вклад в совершенствование нынешнего международного экономического порядка и в содействие процветанию, прогрессу и свободе во всем мире.

Сун Сяньпин: Я верю, что дальнейшее тесное сотрудничество между Китаем и Россией и совместные действия прогрессивных стран и сил, безусловно, придадут мощный импульс совершенствованию международного экономического и политического порядка и внесут большой вклад в повышение благосостояния народов мира.

ЦВЦБ: расчеты без купюр 

Россияне почти отвыкли от банкнот и монет: по данным Банка России, по итогам 2023 года доля безналичных платежей в розничном обороте составила 83,4%. В 2025 году, как ожидается, появится возможность платить еще одной формой безналичных денег — цифровым рублем. Он относится к так называемым цифровым валютам центрального банка, перспективы которых сегодня изучают более 100 стран.

Что такое ЦВЦБ

Цифровая валюта центрального банка (ЦВЦБ) — это цифровая форма денег, которая выпускается и регулируется центральным банком страны. Так же, как и физическая валюта, она является частью денежной массы — средством платежа и расчетной единицей. ЦВЦБ можно использовать как для расчетов между финансовыми институтами, так и для перевода средств, покупки товаров и услуг всеми участниками рынка.

Главное отличие ЦВЦБ от криптовалют в том, что за нее отвечает эмитент, то есть центробанк страны. Криптовалюты, наоборот, децентрализованы. Из-за этого курс цифровых денег стабилен, а курс криптовалют подвержен значительным колебаниям. Например, самая популярная криптовалюта в мире, биткоин, в августе 2021 года стоила более $60 тыс., а в августе 2022-го — уже $16,7 тыс. К апрелю 2024 году цена взлетела до $67 тыс., но нет гарантий, что она так же стремительно не рухнет. С ЦВЦБ такого быть не может. 

Эксперты Международного валютного фонда (МВФ) относят к преимуществам нового вида валют повышение безопасности банков и электронных платежных систем, стабилизацию кредитных рисков, упрощение трансграничных переводов. Кроме того, по их мнению, такие деньги способны повысить имидж страны и ее центрального банка, а также снизить количество и объем теневых операций. Сегодня на какой-либо из стадий развития ЦВЦБ находятся более 100 стран. Где-то только изучают перспективы такой валюты, где-то приступили к реализации пилота — в эту группу входит и Россия. По данным Банка международных расчетов на середину 2020 года, тестирования велись в Уругвае, Эквадоре, Китае, Южной Корее.

На чужом опыте

 

Впервые о концепции цифровых денег заговорили в начале 1990-х годов. Первопроходцем стал Банк Финляндии: в 1993 году он запустил проект Avant, позволяющий оплачивать розничные покупки электронной наличностью. По сути, это были предоплаченные смарт-карты — аналог существующих сегодня электронных кошельков. За 20 лет было выпущено около 900 тыс. таких смарт-карт, которые принимали около 6 тыс. терминалов по всей стране. В 2006 году проект был отменен. Riksbank Швеции разработал концепцию цифровой кроны в 2017 году. Техническую платформу для проведения операций с электронной валютой начали разрабатывать в 2021 году, а в 2022-м интеграция этой платформы с платежными терминалами розничной сети была успешно протестирована. В том же 2022 году Riksbank вошел в проект Icebreaker, который инициировали, помимо него, Банк международных расчетов и центральные банки Норвегии и Израиля. 

Банк Японии начал проработку ЦВЦБ в 2020 году, запустив эксперимент по выдаче и переводу средств. Опыт показал, что основные транзакции могут быть проведены с производительностью, необходимой для обработки частых розничных платежей, и по низкой стоимости. Национальный банк Республики Казахстан запустил пилотный проект «Цифровой тенге» в 2021 году. В 2022 году был создан исследовательский хаб для дальнейшего развития цифровой валюты. Совет управляющих Федрезерва США в 2022 году выпустил доклад, в котором рассматриваются различные варианты. Решающим критерием для потенциального использования цифры будет превосходство над другими методами, подчеркивают в совете. Один из вариантов — использование для более узких целей, например, только для институциональных платежей большой стоимости. Такой вариант валюты будет недоступен широкой публике.

Рубль в цифре

В России ЦВЦБ называется цифровым рублем, пилотный проект по тестированию операций с ним начался летом 2023 года. Первоначально в нем участвовали 13 банков и ограниченный круг их клиентов — физических лиц и торговых и сервисных компаний. В январе этого года ЦБ сообщил, что к пилоту по цифровому рублю готовятся подключиться еще 17 банков. Регулятор поясняет, что цифровой рубль — это цифровая форма российской национальной валюты, которую Банк России планирует выпускать в дополнение к существующим формам денег. То есть у рубля будет три формы: наличная, безналичная и цифровая. Они равноценны: один наличный рубль равен одному безналичному, а также одному цифровому рублю.

Для людей удобство цифрового рубля в том, что доступ к цифровому кошельку будет через любой банк, в котором обслуживается человек. В перспективе цифровой рубль можно будет использовать без доступа к интернету. Операции с цифровым рублем будут проходить по единым тарифам. На первом этапе пилотного проекта отрабатываются базовые операции: открытие и пополнение цифровых кошельков, переводы цифровых рублей между людьми, простые автоплатежи, а также оплата покупок и услуг по QR-коду. Расплатиться цифровыми рублями участники пилота смогут в 30 торговых точках, расположенных в 11 городах России.

«Запуск пилотирования операций с реальными цифровыми рублями — важнейший этап проекта. Это позволит нам проверить работу платформы цифрового рубля уже в промышленной среде, отработать все необходимые процедуры с привлечением клиентов, скорректировать процессы, если потребуется, и убедиться, что клиентский путь удобен и понятен для пользователей», — рассказала первый заместитель председателя Банка России Ольга Скоробогатова. В массовый оборот цифровой рубль планируется вводить по результатам поэтапного тестирования и при условии успешного завершения пилотирования всех сценариев операций. В ЦБ РФ рассчитывают, что начиная с 2025 года национальной цифровой валютой смогут активно пользоваться люди и бизнес.

После старта пилотного проекта в СМИ и экспертной среде стали высказываться опасения по поводу «цифрового концлагеря»: вдруг использование цифрового рубля станет обязательным — например, для бюджетников или пенсионеров. Однако в ЦБ подчеркивают, что все, как и сейчас, смогут самостоятельно выбирать, какую форму рубля использовать: наличную, безналичную или цифровую. «При этом, если кто-то переведет вам цифровые рубли, вы в любой момент сможете мгновенно перевести их себе на счет в банке, а затем при желании снять наличные в банкомате или кассе банка», — поясняют в Банке России. 

Перспективы цифрового рубля

К началу марта 2024 года с использованием цифрового рубля были проведены десятки тысяч платежей. Система работает.

Доля цифрового рубля в общем объеме транзакций уже через год после его внедрения может составить от 32 до 41%, прогнозируют Илья Чапышев и Ансэль Шайдуллин из НИУ ВШЭ в статье для научного журнала Банка России «Деньги и кредит». Для этого цифровым рублем должны пользоваться не менее 40% жителей страны. Если желающих платить цифровым рублем будет менее 10%, его доля в общем объеме транзакций ограничится 3–7%. 

Эксперты подчеркивают, что ключевое значение для успешной конкуренции цифровой валюты с безналичными деньгами имеет ее совместимость с другими способами расчетов. Чем больше россиян перейдет на цифровой рубль, тем выгоднее будет участникам рынка вкладываться в инфраструктуру для развития системы. Независимо от результатов пилота по цифровому рублю безналичные деньги останутся значимым способом оплаты для существенной части жителей России, полагают Чапышев и Шайдуллин.

Пока не всем понятны различия между цифровым рублем и безналичными средствами, обратил внимание руководитель направления «Правовое развитие» Центра стратегических разработок Максим Башкатов на круглом столе «Криптовалюты и цифровой рубль как инструменты расчетов в текущих экономических реалиях». По его словам, безналичное средство — это денежное требование с конкретным содержанием. А в случае с цифровым рублем непонятно, есть ли денежное требование, поскольку Банк России не резервирует никаких дополнительных средств, являясь должником по цифровому рублю.

Внедрение цифровых валют центральными банками замедлится в 2024 году, полагает Арджун Рамани, обозреватель по глобальному бизнесу и экономике The Economist. Он отмечает, что использование наличных денег в последние годы резко сокращается, и приводит данные McKinsey, согласно которым, с 2011 по 2021 год их доля в розничных транзакциях на десяти крупнейших рынках мира сократилась примерно с трех четвертей до половины. В то же время ЦВЦБ не только предоставляют новые возможности, но и вызывают новые вопросы. Например, если они более безопасны, чем депозиты в коммерческих банках, люди могут обращаться к ним в периоды кризисов, что может усилить финансовую нестабильность. Технологические новации будут стимулировать развитие цифровых денег, но их массовое внедрение вряд ли произойдет в 2024 году, заключил Рамани.

Банк России ведет активную просветительскую работу в связи с запуском цифрового рубля. На сайте регулятора есть ответы, пожалуй, на все вопросы, даже самые странные, и развенчиваются мифы, которых, оказывается, немало. Например, о том, что цифровые рубли сгорят, если не будут потрачены за определенное время, или о том, что они пропадут, когда начнется зомби-апокалипсис и отключится все электричество.

В 2024-м, возможно, нет, но вот на 2025-й Банк России готовит базу для подключения иностранных банков к цифровому рублю. Это позволит иностранным банкам присоединяться к платформе ЦБ, чтобы проводить международные транзакции в обход системы SWIFT. И это нововведение может оказаться крайне востребованным в условиях формирования новых интеграционных связей в мировой экономической системе.

Автор: Кира Камнева

 

Promising integration processes in the global economy

On April 4-5, 2024, the IX St. Petersburg Economic Congress (SPEC-2024) was held, the theme of which this year was Prospective integration processes in the world economy: the noo-approach. The forum was organized by the New Industrial Development Institute named after. S.Yu. Witte with the participation of the Free Economic Society of Russia (VEO of Russia) and the International Union of Economists (IUE). Scientists and experts from Russia, Great Britain, the USA, China, India, Turkey, Belarus and other countries took part in the Congress.

Opening the plenary session, Director of the INIR named after. S.Yu. Witte, President of the VEO of Russia, Corresponding Member of the Russian Academy of Sciences Sergei Bodrunov named the goals and objectives of the Congress. “The IX St. Petersburg Economic Congress is dedicated to the study of global transformations of the social structure. The emphasis is on studying the problems of integration, its role and significance in the process of global transformations. The observed widespread strengthening of integration processes suggests that this phenomenon is becoming one of the important factors influencing the development of the world economy and, in fact, the world economic space as a whole,” noted the President of the Congress.

EURASIAN ECONOMIC INTEGRATION

The Eurasian Economic Union is an example of a new type of integration, believes Sergei Glazyev, Vice-President of the VEO of Russia, Vice-President of the IUE, Minister for Integration and Macroeconomics of the Eurasian Economic Commission, Academician of the Russian Academy of Sciences. “The Eurasian Economic Union, as an example of a new type of integration, is built on respect for the sovereignty of the member countries of the association, on voluntariness, mutual benefit, and on the consensus principle of decision-making. Since we recognize national sovereignty, we cannot force countries to delegate sovereign functions to a supranational body,” the scientist explained. At the end of 2023, the growth of the total GDP of the EAEU reached 3.7%. Economic growth is projected to be 2.5% in 2024. Sergei Glazyev is convinced that this forecast is underestimated: there are opportunities to maintain growth at the level of 3-5%. The scientist listed the possible leverages for accelerating the economic growth of the EAEU: He believes capital outflow should be stopped, innovation activity and labor productivity should be increased, and free production capacity should be used. “First, Since 2010, about 800 billion dollars have been exported from our countries. If these capitals remained in our economic space, the volume of investments could be increased by one and a half times. Second is low innovative activity. Calculations by the Institute of Economic Forecasting of the Russian Academy of Sciences show that we could achieve an increase in growth rates by 1-3% by enhancing scientific and technical potential. Third, low capacity utilization, which makes it possible to increase industrial output by one and a half times. Fourth, there is a labor reserve of about 4 million people in the EAEU. These are huge opportunities for increasing labor productivity,” says Sergei Glazyev. 

Also, according to the scientist, it is necessary to develop cooperation between the EAEU and the countries of Southeast Asia, which is becoming a new center of the world economy — the core of the noo-integral and noo-technological structure. Member of the Presidium of the VEO of Russia, Deputy President of the Russian Academy of Sciences, Corresponding Member of the Russian Academy of Sciences Vladimir Ivanov named the priority areas of scientific and technological development of the EAEU. Among them are the development of a unified program of fundamental scientific research and the formation of a unified educational space. “First, we need to create a unified program of fundamental scientific research. This will not require additional funding, because all countries, one way or another, invest in fundamental science. The point is to correctly build a system of relationships within the framework of implementing priorities. Secondly, it is necessary to ensure the integration of the educational systems of Russia and the EAEU with a focus on achieving technological sovereignty and technological leadership. It is important to accept the declaration of the EAEU member countries on the formation of a single scientific and technological innovative educational space and to develop appropriate strategic planning documents,” said Vladimir Ivanov.

EURASIAN ECONOMIC UNION AND CHINA: PROSPECTS FOR INTEGRATION

The key areas for developing and deepening interaction between the Eurasian Economic Union and China within the framework of the One Belt, One Road initiative are infrastructure, in particular, port construction, finance, trade, energy, green and digital economy, the IUE member believes, co-chairman of the Expert Business Council of IUE and VEO of Russia on the development of Russian-Chinese cooperation, executive dean of the Chongyang Institute of Financial Studies of the People’s University of China, Professor Wang Wen. “If we talk about financial cooperation, China has agreed with Russia, Kazakhstan and Kyrgyzstan to conduct mutual payments in national currencies. In 2023 they rose to 80%. This is very important from the point of view of de-dollarization of economic ties between our countries. Regarding economic cooperation, China is developing its industrial parks in the EAEU. Thus, a large industrial park has been created in Belarus, which includes more than 40 companies, investments have already exceeded $1.1 billion. Our countries have signed many agreements and memorandums of understanding, for example, in the field of transport of goods and vehicles. We cooperate closely in terms of supplies of crude oil and gas. Bilateral trade is growing. We believe that within 3-5 years Russia will become China’s second trading partner after the United States,” the scientist noted. 

According to Professor Wang Wen, it is necessary to develop cooperation between the EAEU and China as part of the implementation of the “One Belt, One Road” initiative based on four principles. The first is mutually beneficial cooperation. The second is openness and inclusiveness. The third is the development of market operations. The fourth is a high level of policy coordination. 

Russia should deepen integration with China, RAS academician Abel Aganbegyan agreed. “Now this is mainly foreign trade, and on our part it is very backward in structure. There is no investment integration. China, which has gold and foreign exchange reserves of $3.5 trillion, does not invest in Russia. There is virtually no technology integration. China imports technological goods to Russia, but this is not enough. Chinese organizations could build roads, bridges, and housing in Russia, as they do in other countries. There is also no integration in the field of education. Russia should develop integration with China not only in the field of foreign trade, but also in other areas,” the scientist noted. According to the RAS academician, Russia should also develop cooperation with India in the field of infrastructure projects and IT technologies, as well as with Turkey, Saudi Arabia and the UAE.

Роль России в новом столетнем экономическом цикле

Сергей Глазьев,
член Коллегии министров по интеграции и макроэкономике Российской экономической комиссии, председатель научного совета РАН по комплексным проблемам Евразийской экономической интеграции, модернизации, конкурентоспособности и устойчивого развития, академик РАН, вице-президент ВЭО России

Предмет моего доклада – это переход к новой системе международных экономических отношений. И важнейший аспект этого перехода – отказ от нынешних резервных валют МВФ, переход на расчеты в национальных валютах, использование цифровых инструментов, разработка подходов к введению новой международной расчетной валюты, возможно, для стран БРИКС для начала. Все это касается новой системы отношений, которую мы называем «новый мирохозяйственный уклад».

В современном мире происходят сегодня две революции.

Технологическая революция, связанная со сменой технологических укладов, пронизывает всю экономику и позволяет выйти на качественно более эффективный уровень производства на основе нано-, биоинженерных, информационно-коммуникационных, аддитивных, цифровых технологий. Современные события в мире подстегивают эту технологическую революцию. В частности, кампания по борьбе с парниковыми газами стимулирует развитие возобновляемых источников энергии, и я бы рассматривал ее исключительно с точки зрения стимулирования внедрения новых технологий в энергетике, более чистых, более экологичных.

Хотя претензия адептов Парижского соглашения навязать всему миру углеродный налог не относится к этой теме. Это уже, как у нас говорят, от лукавого, то есть это не имеет научного обоснования. И хотя в целом переход к более экологичным производствам – это часть технологической революции, борьба с углекислым газом – это что-то из сферы ненаучного абсурда, потому что парниковый газ не является вредным, и наши исследования показывают, что главной причиной глобального потепления является изменение оси наклона Земли, и никакая борьба с парниковыми газами ничего нам не даст. Это попытки западных стран, по сути, ввести налог на развитие на страны юга, отрезать страны юга от дешевых энергоносителей. Но это тема специального обсуждения, я не буду на ней останавливаться.

Хочу отметить, что мы сегодня одновременно переходим к новому технологическому укладу и к новому мирохозяйственному укладу. Смена технологических укладов происходит раз в 50 лет, а смена мирохозяйственных укладов происходит раз в 100 лет. Раз в 100 лет меняется система производственных отношений, система мирохозяйственных связей, меняется валютная система. И этот процесс, к сожалению, сопровождается мировыми войнами. И та гибридная мировая война, которую мы наблюдаем сейчас, полностью объясняется этой теорией – теорией смены мирохозяйственных укладов.

Были шансы избежать эскалации мировой гибридной войны. К сожалению, многие возможности были упущены. Но, тем не менее, мы сегодня должны говорить о том, что эскалация международной напряженности – это прежде всего попытки США и союзников удержать глобальную гегемонию. Смысл этой гибридной войны – сохранение статус-кво, ничего не менять, сохранить доллар в качестве мировой валюты, ограничить развитие других стран, заблокировать развитие Китая. И насколько нам известно, стратегия США заключается в том, что для удержания своей гегемонии они хаотизируют страны, которые они не контролируют. Эта стратегия имеет несколько фаз. Первая фаза – это задача создания условий для войны в Европе, в полном соответствии с планом Бжезинского. Украина превращена в нацистское государство, которое спровоцировало войну на территории Европы. Второй шаг тоже по плану Бжезинского – оторвать Европу от России, что уже сделано. Третий шаг – устроить в России революцию, что они не смогли сделать и не смогут, поэтому этот план США захлебнулся. На четвертом этапе они планируют уничтожить Иран и на пятом этапе – изолировать Китай. Американские идеологи гибридной войны прямо говорят, что их целью является создание голода в Китае путем изоляции Китая от мировых рынков, установления контроля за Россией, уничтожения Ирана и блокирования морских путей торговли Китая. И, конечно, это подрыв всей инициативы «Один пояс – один путь». Этот план нереален, он не будет выполнен, но просто я хочу, чтобы вы понимали, в чем американская стратегия. Это стратегия не реализуемая. Поэтому 10 лет, когда я писал о сценариях гибридной войны, то назвал книгу «Последняя мировая война. США начинает и проигрывает».

Эта логика длинных циклов повторяется уже 5 раз, в пятый раз происходит смена мирохозяйственных укладов, каждый раз это мировая война, но каждый раз старый лидер теряет свое доминирование в результате организованной им войны, и центр мировой экономики смещается в другое место, где достигается более эффективное управление производством.

Другое место нам известно – это Китай и другие страны Юго-Восточной Азии. Мы видим, что система управления, которая сформирована в Китае и во многом повторяется в Индии на другой идеологической основе, в странах АСЕАН, совершенно по-другому ставит задачу управления развитием экономики – не так, как это делают в Вашингтоне, через Международный валютный фонд и Мировой банк, а исходя из целей повышения благосостояния общества, роста производства, повышения эффективности. И, соответственно, совершенно другие задачи стоят перед макроэкономической политикой, которая обеспечивает Китаю потрясающий экономический рост.

Главной задачей денежно-кредитной политики является не таргетирование инфляции, как в России и в других периферийных по отношению к Западу странах макроэкономики, а стимулирование инвестиционной активности. Главный смысл денежной политики – это стимулирование инвестиций, то, что, как мы видим, блестяще реализовано в Китае.

Главные задачи налогово-бюджетной политики:
гармонизация интересов и создание условий для наращивания инноваций;
контроль за структурой цен; недопущение спекуляций;
активная промышленная политика;
мощное использование институтов развития, которые получают прямую поддержку государства для стимулирования инвестиций;
учет прав трудящихся и опережающий рост заработной платы, обеспечение справедливой оплаты труда;
бережное отношение к природе, создание системы жесткого контроля за загрязнением окружающей среды, с целевым использованием платежей за загрязнение окружающей среды в целях ее очищения;
в целом ориентация всей системы государственного управления на развитие экономики.

Такова сущность, можно сказать, Пекинского консенсуса или, как мы говорим, системы управления в новом мирохозяйственном укладе, которая обеспечивает опережающий экономический рост.

Большое значение в системе управления в новом мирохозяйственном укладе имеет возрождение нравственных императивов. Государство требует высокой этики деловых отношений, оно обеспечивает гармонизацию интересов разных социальных групп вокруг главного критерия – роста общественного благосостояния. Государство наказывает и бизнесменов, и граждан за неэтичное поведение. В этом смысле система социального кредита, которая реализуется в Китае – это важное направление формирования новой системы управления.

Мы тоже ведем работу по формированию нравственных принципов в экономической деятельности. Всемирный русский народный собор 20 лет назад принял свод нравственных принципов хозяйствования. И наша работа по сопоставлению тех ценностей, которые реализуются в Азии, и тех ценностей, которые формируют у нас общество, говорит о том, что они совпадают в основном. Государство здесь остается правовым, это государство развития, государство, которое защищает права граждан, социальное государство. То есть государство удерживает все те достижения, которые были ранее реализованы, и дополняет их нравственными императивами и задачами развития.

Ядро нового мирохозяйственного уклада уже сформировалось. Уже сейчас Китай, Индия, страны Юго-Восточной Азии совокупно имеют больше объем производства, чем страны Запада. Темпы роста у них в 3–4 раза выше. Нет никаких сомнений, что к концу этого десятилетия центр мировой экономики окончательно переместится в Юго-Восточную Азию. И последние события в Европейском Союзе, США – это касается инфляции, рецессии в Европе, социальных проблем в США, которые становятся уже политическими – доказывают, что старый центр мировой экономики на глазах разваливается, как и было предсказано в нашей теории 20 лет назад. То есть теория длинных циклов, с которой я начал свое выступление, работает. Все, что мы прогнозировали 20 лет назад и особенно 10 лет назад, полностью реализовано сейчас. Исходя из этого мы можем говорить о том, что рекомендации, которые мы на основе этих закономерностей обосновываем, выдвигаем, заслуживают внимания.

Прежде всего меняется общий принцип организации международных экономических отношений. Китайская инициатива «Один пояс – один путь» – это великолепный пример нового подхода к международным экономическим отношениям. Главным в международном сотрудничестве становится не либерализация торговли, не либерализация валютного регулирования, а совместные инвестиции. Совместные инвестиции – это ядро новой системы сотрудничества. И китайская инициатива, которая предлагает всем желающим странам объединить свои усилия вокруг совместных инвестиционных проектов – это великолепный пример перехода к новой системе мировых экономических отношений, где нас уже не интересует, либерализована где-то торговля или нет, либерализовано валютное регулирование по счету капитала или нет. Кстати, во всех странах ядра нового мирохозяйственного уклада, и в Китае, и в Индии, и во многих других странах АСЕАН, в других странах Юго-Восточной Азии нет либерализации движения капитала в системе валютного регулирования. Это очень важный момент. Потому что если мы хотим иметь дешевые длинные кредиты, мы не можем либерализовывать трансграничное движение капитала. Здесь валютный фонд является архаичным инструментом отстаивания интересов американских спекулянтов.

Мы в Евразийском экономическом союзе активно занимаемся сопряжением нашей системы регулирования с инициативой «Один пояс – один путь». Мы видим в этом стержень формирования большого евразийского партнёрства, о котором говорит Президент Путин. Учитывая, что страны ядра нового мирохозяйственного уклада не собираются либерализовывать трансграничное движение капитала, мы должны задуматься о гармонизации систем валютного регулирования. Речь идет о создании условий для расчетов в национальных валютах, о чем здесь уже говорилось, об обмене кредитно-валютными свопами, о создании новой инфраструктуры работы в национальных валютах, в том числе с использованием современных цифровых технологий. Важный вопрос – интеграция банковских систем. Вы знаете, сейчас и в Китае, и в России действуют свои инфраструктуры платежно-расчетных отношений, свои системы обмена банковской информацией, которые полностью заменяют SWIFT, но, тем не менее, из-за санкций банки сейчас неохотно идут на реализацию прямых корреспондентских отношений. Нам нужно думать о создании, может быть, специализированных банков, которые не будут бояться санкций, шире использовать цифровые технологии. Или вообще обходиться без банков в платежно-расчетном взаимодействии. Все это предмет нашей совместной работы, на которой, мне кажется, нужно сосредоточить внимание.

Запуск цифровых версий национальных валют. Я думаю, что мы уже готовы к тому, чтобы запустить пилотный проект, может быть, в двухсторонних отношениях с Китаем, может быть, в рамках БРИКС, где Россия сейчас председатель, для того, чтобы отработать этот новый валютный цифровой инструмент, который позволит не только устранить риски санкций, но и резко удешевить расчеты. Я должен сказать, что та система платежей и расчетов, которую предлагают наши коллеги, будет в 10 раз дешевле, чем у банков.

Очень важный вопрос – создание безопасного кибер-пространства, особенно если мы идем на создание цифрового валютного инструмента. Вы знаете, что Российская Федерация настойчиво предлагает подписать международную конвенцию об информационной безопасности, работа ведется уже в течение многих лет, есть международная группа, но договориться с США о подписании такой конвенции не получается. Поэтому нам необходимо создавать свою систему правового регулирования, которая бы предусматривала, что страны, которые берут на себя обязательства в борьбе с кибер-терроризмом и гарантируют, что их информационные технологии не используются для целей терроризма, шпионажа и прочего, заключают между собой договор об общем информационно-технологическом пространстве, который предусматривает, что те страны, которые не присоединяются к этому договору, подвергаются эмбарго по отношению к импорту их информационных технологий.

Я думаю, мы все знаем, насколько серьезно Китай охраняет свое кибернетическое пространство, Россия сейчас делает шаги по обеспечению суверенитета и в информационных технологиях, и в программном обеспечении. Я думаю, что мы уже достаточно сильны вместе для того, чтобы создать пространство, автономное от других агрессивных стран, которые пытаются принудить нас делать то, что им хочется, в том числе методами кибер-терроризма и информационного шпионажа. Мы могли бы обойтись без них. Я думаю, в Китае мощный информационно-технологический сектор, у России свои традиции и свой мощный сектор и программного продукта, и информационных систем, особенно в сфере стратегической безопасности. Мы могли бы включить в эту систему Индию, которая имеет свои достоинства в IT-секторе. То есть мы в Азии можем создать режим информационной безопасности, который позволил бы нам отделиться от стран, которые навязывают свои технологии и используют их в противоправных целях. Это очень важный момент для создания безопасной в том числе валютно-финансовой архитектуры.

Наконец, новая валютно-финансовая архитектура с мировой расчетной валютой, с особенными обязательствами в приеме цифровых валют, с суверенитетом всех стран по валютному регулированию – более разнообразная, более гибкая и более удобная, чем то, что мы имеем сегодня.

И, конечно, в основе нашего сотрудничества должны лежать крупные инфраструктурные проекты. Мы многократно с вами обсуждали «Один пояс – один путь». Это прекрасная инициатива, которая дополняется инвестиционными проектами в развитии инфраструктуры в Евразийском экономическом союзе. У нас выбраны приоритетные железнодорожные, автомобильные маршруты, запущена система агроэкспресса для быстрой доставки скоропортящихся грузов, бурно растет оборот контейнерных перевозок с Китаем, запускается Северный морской путь. В общем, мы здесь ведем большую работу, и это тоже наш вклад в создание нового мирохозяйственного уклада.

И общая система ценностей. Это те ценности, которые в Азии сейчас одобрены экспертным сообществом. Мы к добавляем наши ценности, которые им не противоречат.

«Пушкин и финансы», «Динамика капитализма» и другие книги

Динамика капитализма
Фернан Бродель
М.: Альма Матер, 2022

Профессор Бродель (1902–1985), представитель знаменитой школы «Анналов», и его последователи, которые работают в центре его имени по изучению экономик, исторических систем и цивилизаций при Бингемтонском университете, считают, что современная капиталистическая экономика, зародившаяся около 1500 года, с 1970-х годов переживает системный кризис. По мнению Броделя, кризис капитализма является кризисом роста, который будет успешно преодолен. Ученый считает, что капитализм «не мог выйти из одного ограниченного источника», а был порождением общества как «множества множеств». В своих исследованиях Бродель опирается на междисциплинарный подход, используя данные различных наук о человеке: истории, социологии, экономики, антропологии, демографии, культурологии, этнологии, политологии. Такой взгляд позволяет более широко смотреть и на процессы, которые происходят в мировой системе отношений в наши дни.

Пушкин и финансы
Сборник статей
М.: Издательский дом «Дело» РАНХиГС, 2022

Это сборник исследований пушкинистов разных эпох о финансовом положении, заработке, тратах и финансовых проблемах Александра Сергеевича Пушкина. Мы, например, узнаем, что Пушкин был не только гениальный поэт, но и очень сильный, хваткий и умный автор с точки зрения экономики тиражей, переговоров с издателями, привлечения внимания публики, ценообразования на книги. Кроме того, он грамотно вел дела после наследования Болдино, чтобы привести имение в экономический порядок. Статьи разделены на пять условных частей: Пушкин — чиновник, литератор, книгоиздатель, карточный игрок, помещик и горожанин-семьянин. В книгу вошли не только работы известных пушкинистов, таких как Арнольд Гессен и Павел Щеголев, но и современных ученых: «А. С. Пушкин: доходы и долги» (А. А. Белых), «Очерки материального быта Пушкина» (С. В. Березкина), «О «медной бабушке» (И. С. Сидоров).

История для экономистов
Под общей редакцией Александра Некипелова и Сергея Катырина
М.: Издательский дом МГУ, 2023

Интегрированное издание для студентов экономических факультетов вышло после того, как историю было решено включить как обязательную дисциплину в программы вузов. Двухтомник охватывает огромный исторический период от возникновения цивилизации в Древнем Египте до конца XX века, но нацелен на решение узкой задачи: стать полезным инструментом для будущего экономиста. По мнению авторов, для экономиста нет нужды знать все исторические события: достаточно будет внимательно присмотреться к важнейшим вехам человеческой истории, разобрать отдельные ярчайшие примеры, концентрируя внимание на ключевых тенденциях. В качестве предисловия авторы дали, кроме прочего, исчерпывающую цитату Джона Мейнарда Кейнса: «Экономист высшей пробы должен обладать редким сочетанием множества способностей. Он должен обладать громадным объемом знаний в самых разных областях и сочетать в себе таланты, которые редко совмещаются в одном лице».

Съедобная экономика. Простое объяснение на примерах мировой кухни
Ха-Джун Чанг, пер. с англ. Оксаны Медведь
М.: Манн, Иванов и Фербер, 2023

В этой книге Ха-Джун Чанг попытался изложить проверенный материал своего мирового бестселлера «Как работает экономика» (2014 год), преподав его в смеси с другим своим жизненным интересом — к мировой кухне. В каждой главе он сначала описывает развитие какого-то гастрономического направления или аппетитно повествует о каком-то пищевом опыте, а потом сравнивает это с экономикой, или притягивает к этому экономическую теорию, причем одно из другого никак не следует, а скорее является довеском. Контент предыдущих книг, как сейчас принято говорить, переупакован до предельной простоты и выдан с, напротив, не очень понятными «кухонными» размышлениями, к тому же без рецептов. Автор также «подтягивает» к еде гендерное равноправие и «зеленую» экономику. По ингредиентам книга получилась очень на любителя.

На шифре. Инсайдерская история криптовалютного бума
Лора Шин, пер. с англ. Сергея Карпова
М.: Individuum, 2024

IT-журналист Лора Шин пишет о Виталике Бутерине, создавшем на заре бума биткоина самую эффективную блокчейн-платформу и вторую по популярности и цене криптовалюту Ethereum. Всю инсайдерскую информацию Виталик, герой книги, строго говоря, уже изложил в своих многочисленных статьях, которые вышли книгой «Больше денег: что такое Ethereum и как блокчейн меняет мир». Но если основатель блокчейн-империи больше пишет об онтологических материях, то журналистка обращается к массовому читателю с саспенсом, интригой, триллером. Годы неконтролируемого плавания крипторынка были богаты на разные трагические и эпические истории, и на них как раз автор и концентрирует внимание. Но основа истории — все тот же Ethereum и его создатель, эмигрировавший с родителями из России в середине 1990-х.

Измерять и навязывать
Маттео Пасквинелли
М.: Individuum, 2024

Повествуя об истории искусственного интеллекта от калькулятора до современных алгоритмов философ науки Маттео Пасквинелли вслед за рядом других авторов обращает внимание на то, что основной функцией ИИ сейчас становится персональная экономическая слежка за людьми для целей продаж, а также более эффективное и быстрое исполнение ряда компьютерных операций, которые всегда рассматривались как креативный труд, то есть де-факто — цифровая индустриализация креативности. Автор считает, что у ИИ нет потенциала для превращения в сверхразум. Однако Пасквинелли признает, что нейросети имеют склонность к дискриминации.

Цивилизационная развилка нашего времени

Президент ВЭО России член-корреспондент РАН Сергей Бодрунов выступил ключевым спикером XI Европейско-Азиатского симпозиума по экономической теории (EASET-2024), сообщает пресс-служба ВЭО России. Форум, прошедший 26-28 июня в Екатеринбурге, был организован Институтом экономики Уро РАН, Российской академией наук, Отделением общественных наук РАН, Министерством науки и высшего образования РФ, с основной темой «Экономическая теория: поиск альтернатив развития».

В докладе «Цивилизационная развилка нашего времени и альтернативы развития» профессор Бодрунов представил модель выхода из цивилизационного кризиса на основе теории ноономики.

«Человеческая цивилизация стоит перед опасной развилкой. Либо мы пойдем по пути, грозящему нарастанием цивилизационного кризиса, реализацией рисков, связанных с новейшими технологиями, обострением социальных конфликтов и социальной деградацией. Либо мы найдем возможность опереться на потенциал, заключённый в современном знаниеемком производстве, для выхода на другую траекторию гуманитарного развития», — отметил ученый.

По мнению Сергея Бодрунова, чтобы не свернуть в цивилизационный тупик, России следует предпринять следующие шаги: провести реиндустриализацию на новейшей технологической базе, кратно расширить инвестиции в НИОКР и образование, обеспечить тесную интеграцию производства, образования и науки, сформировать стратегию, позволяющую реализовать необходимые решения, и поддержать ее воплощение со стороны институтов планирования, далее — нарабатывать долгосрочную стратегию развития на основе принципов, предлагаемых современными гуманистическими учениями, включая теорию ноономики.

В пленарном заседании Симпозиума также приняли участие Юлия Лаврикова, директор Института экономики УрО РАН, Георгий Клейнер, заместитель научного руководителя ЦЭМИ РАН, руководитель научного направления «Мезоэкономика, микроэкономика, корпоративная экономика» ЦЭМИ РАН, член-корреспондент РАН, член Президиума ВЭО России, Михаил Головнин, директор Института экономики РАН, член-корреспондент РАН, член Президиума ВЭО России, Елена Ленчук, руководитель научного направления «Экономическаяполитика» Института экономики РАН, член Правления ВЭО России, Вей-Бин Чжан, доктор философии, профессор экономики Азиатско-Тихоокеанского университета Рицумейкан (Япония), Кази Сохаг, ведущий специалист Школы экономики и менеджмента Уральксого федерального университета, Сарадинду Бхадури, доктор философии, профессор Центра исследований научной политики Школы социальных наук Университета Джавахарлала Неру (Индия).

Участники мероприятия рассмотрели широкий спектр вопросов, связанных с развитием современной экономической мысли: концептуальные основы мейнстрима и политической экономии, альтернативные направления развития теоретической экономики, механизмы взаимодействия экономических теорий в конструировании нового миропорядка, вклад экономической теории в решение проблем экспансии новых технологий, неравенства, экологической справедливости, глобализации, регионализации и полицентричного мира.

123...181Страница 2 из 181
© Журнал "Вольная экономика", Общероссийская общественная организация "Вольное экономическое общество России"