Борис Порфирьев,
Директор Института народнохозяйственного прогнозирования РАН, академик РАН, сопредседатель Программного комитета МАЭФ, член Президиума ВЭО России
Я хотел бы остановиться на специфическом вопросе, который касается «зелёного тренда» в экономическом развитии. Мы знаем, что накануне кризиса активно шли процессы, связанные с развитием «зеленой экономики», с решением климатических проблем. Они определяли политику многих государств, и это, безусловно, сказывалось на международной арене.
Что привнесла пандемия в эти процессы? Падение производства привело к тому, что экологические показатели улучшились. В мире ожидается снижение уровня выбросов примерно на уровне 5%, но есть и более высокие показатели. В Китае вредные выбросы снизились на 30%, в Нью-Дели – на 27%, в Сеуле – на 50%. Но, конечно, нужно иметь в виду, что это временная ситуация. Безусловно, по мере того как экономика будет восстанавливаться, эти показатели начнут меняться в другую сторону.
Кроме того, нужно иметь в виду и определенную противоречивость экологических последствий, которые связаны с нынешним кризисом. В частности, падение цен на нефть сделало ее более привлекательной по сравнению с альтернативными источниками энергии, на которые сейчас пытаются сделать ставку в целом ряде стран. Этой конкуренции серьёзно опасается ряд специалистов.
Что касается «зелёного» тренда, мне представляется, что он не имеет самостоятельного, довлеющего значения. Он является частью общей стратегии устойчивого развития. Это всего один, хоть и важный, фактор. Более того, само определение «зеленой экономики», которое дает Организация Объединенных Наций, подчеркивает, что это хозяйственная деятельность, которая повышает благосостояние людей и обеспечивает социальную справедливость наряду со снижением рисков для окружающей среды и рисков обеднения природы. То есть социальная и экономическая компоненты здесь, несомненно, присутствуют.
Мне представляется, что пандемический кризис не совершит радикального переворота в этом тренде. Напротив, он играет роль катализатора тех структурных и производственно-технологических трансформаций, которые начались до пандемии. Прежде всего речь идет о модернизации экономики, в частности ее структуры – в пользу увеличения доли услуг, в том числе в сфере экономики знаний.
Что касается технологической модернизации, эти процессы будут продолжаться и после пандемии. Основной драйвер здесь – вложения в энергоэффективность. В ней заключен основной потенциал не только снижения издержек и повышения эффективности и производительности, но и снижения вредных выбросов и выбросов парниковых газов. Это беспроигрышное решение.
Та ситуация, которая сложилась, может и должна быть использована для укрепления этой тенденции. Как говорили классики, кризис – это слишком ценное время, чтобы его терять просто так. В заключение хотелось бы вспомнить опыт кризиса 2008-2009 годов, когда страны, принимая антикризисные пакеты, существенную их часть направили именно на вложения в устойчивое развитие, в том числе в «зеленую экономику». От общего объёма антикризисных пакетов, скажем, в США эти вложения составили 12%, в Германии – 13%, во Франции – больше 20%. Чемпионами были Китай с 38% и Корея с 80%. При этом китайский пакет был наибольшим – это 220 миллиардов долларов. Это позволило не только выйти из кризиса, но и существенно изменить структуру экономики как в сторону повышения её эффективности, так и в сторону её большей экологизации. Нам стоит учесть этот опыт.
По материалам онлайн-сессии заседания Московского академического экономического форума (МАЭФ-2020) на тему:«Постпандемический мир и Россия: новая реальность?»