Андрей Загорский,
Заведующий отделом разоружения и урегулирования конфликтов ИМЭМО имени Е.М. Примакова РАН, к.и.н.
Фото: Free-Photos из Pixabay.
Моя задача заключалась в том, чтобы сосредоточиться на вопросах национальной безопасности. В связи с этим несколько коротких тезисов. Если мы берем и Основы государственной политики, утвержденной в марте, и Стратегию, утверждённую в октябре, то в обоих документах сформулировано очень широкое понимание национальной безопасности, начиная с угрозы сокращения численности населения и далее по списку. Строго говоря, если мы берём определение угроз для национальной безопасности Российской Федерации, то в перечне таких угроз нет ни одного пункта, который касался бы традиционных классических военно-политических вопросов или того, что мы понимаем под геополитическими вопросами. Ряд вопросов включён в более слабую категорию «опасности». Согласно нашей терминологии это ещё не угроз, это то, что может, но необязательно перерастёт в угрозы.
Итак, первое – это очень широкое понимание угроз, и на что я обратил внимание, сравнивая эти два последних документа с предыдущими такими же документами, основами госполитики и стратегией, то очень заметно усиление внимания к вопросам не просто экологии, а к последствиям климатических изменений. По существу, наряду с вопросами социально-экономического развития, адаптация, в том числе российской Арктики, к последствиям климатических изменений выдвигается сегодня на передний план. И значение этих вопросов будет только возрастать. Достаточно напомнить о таянии зон вечной мерзлоты со всеми возможными последствиями, в том числе для проектов добычи.
Второе. И в основах, и в стратегии отмечаются две вещи, которые больше похожи на традиционное определение угроз или вызовов для безопасности. В Стратегии говорится, что усиливается конфликтный потенциал в Арктике. В обоих документах подчеркивается, что нас беспокоит повышение интенсивности военной деятельности в Арктике. Поэтому я остановлюсь на обоих этих пунктах коротко. Однако ни в Основах, ни в Стратегии не конкретизируются оба этих пункта. Я постараюсь остановиться на том, что здесь имеется в виду.
Что касается конфликтного потенциала, то, строго говоря, у нас нет драматизации этих вопросов. Он недостаточно велик в Арктике, потому что здесь, по большому счёту, нет споров, которые могли бы породить серьёзные столкновения между государствами, конфликты между ними. Морские пространства в пределах двухсотмильных экономических зон практически полностью разграничены, за исключением Канады. Территориальных споров здесь нет, за исключением маленького острова Ханс. Единственный вопрос – это ещё предстоящее определение и последующая делимитация внешних границ континентального шельфа за пределами двухсотмильных зон, где накладываются претензии, в частности, России, Дании и Канады. Нам втроём придётся это разграничивать. Но если мы берем разграничение в двухсотмильных зонах, то у России здесь проблем нет, поскольку у нас линия разграничения с США проведена давно, с Норвегией мы разграничили наши морские пространства в 2010 году.
Что касается континентального шельфа, то у нас есть договоренности с Данией и Канадой о том, как мы будем действовать в плане делимитации – и, по крайней мере, до настоящего времени — все стороны соблюдают договоренности. И я был рад тому, что в Основах госполитики и в Стратегии потом мы вновь подтверждаем приверженность тому, что будем действовать в соответствии с достигнутыми договорённостями. Время от времени возникают идеи о том, чтобы в одностороннем порядке установить границы своего шельфа и не дожидаться, когда это сделают Дания и Канада. Это единственный вопрос, который может вызывать определённые трения, но он находится, что называется, в русле сотрудничества, и пока все стороны выполняют свои обязательства.
Что касается военной деятельности в Арктике. Здесь очень важно дифференцировать, поскольку Арктика большая и очень разная. Активизация военной деятельности и России, и стран НАТО наблюдается только в западной части Арктики, в более тёплых морях (Баренцево и Норвежское), и, по существу, речь здесь идёт не об Арктике, а о Северной Атлантике. Эта деятельность имеет прямое отношение к тому, что происходит в Северной Атлантике, а не к тому, что происходит в Арктике. Но именно здесь – в Баренцевом и Норвежском морях, и в Северной Атлантике – накладываются друг на друга зоны оперативной ответственности российского Северного флота и воссозданного в прошлом году Второго флота США. Именно здесь проводятся крупные учения и Северным флотом, и Вторым флотом США. Здесь возникает возможность того, что какие-то инциденты могут вызывать неприятные последствия. Хотя, строго говоря, командующие с российской и с американской стороны оценивают обстановку пока спокойно. Вице-адмирал Моисеев в прошлом году, подводя итоги деятельности Северного флота и отмечая активизацию деятельности НАТО, в то же время отмечал, что обстановка в зоне ответственности Северного флота остаётся прогнозируемой. А вчера я слушал выступление вице-адмирала Льюиса, командующего Вторым американским флотом. Ему задали этот вопрос, и он тоже подчеркнул, что, если не касаться политики и политической риторики, то, в общем-то, и американские, и российские моряки, зная правила того, как надо действовать, показывают полный профессионализм и избегают каких-либо столкновений. Но эта тема существует, и это, пожалуй, с точки зрения военной деятельности — единственная тема в Арктике.
В остальной части Арктики, которая зимой замерзает настолько, что в ней невозможна никакая надводная военная деятельность. И, по большому счету, ни у одного арктического государства нет сил и средств, которые они могли бы развернуть в этой части Арктики, и здесь нет инфраструктуры, которая помогла бы обеспечить эту деятельность. Ну, только наш Северный флот делает летние экскурсии вдоль северного побережья. Никто здесь не вкладывает средства, не инвестирует ни в развитие инфраструктуры, ни в строительство военных кораблей, которые могли бы работать хотя бы по однолетнему льду. И это главный сдерживающий фактор, потому что огромные инвестиции в такого рода инфраструктуру и в такого рода силы и средства не нужны арктическим государствам.
Может ли это измениться? Теоретически – может. В предыдущей Арктической стратегии Пентагона говорилось, что Пентагон не планирует, а военно-морские силы до сих пор категорически отказываются заказывать военные корабли с ледовыми усилениями. И Пентагон четко отмечал: «мы не будем пересматривать эту политику, если не случится что-то чрезвычайное, в том числе природная катастрофа, которая потребует размещения дополнительных сил и средств в Арктике, либо не появятся какие-то реальные военные угрозы, которые могут заставить пересмотреть эту политику». Даже в 2019 году, несмотря на риторику о соперничестве великих держав, и пентагоновская стратегия, и стратегия ВМС США остаются на прежних позициях и не предусматривают размещения на постоянной основе каких-либо сил в замерзающей Артике.
И, подводя итог, отмечу, что не нужно делать для того, чтобы эта спокойная ситуация в плане безопасности не менялась, чтобы Арктика оставалось зоной стабильности и зоной сотрудничества.
Нужно избегать, говоря о нашей стране, каких-то шагов, которые могут провоцировать другие государства, и прежде всего – США, на какую-то жёсткую реакцию. Один из вариантов я уже называл — установление в одностороннем порядке границы континентального шельфа. Затем, позапрошлогодняя инициатива Министерства обороны о введении уведомительного порядка для плавания военных кораблей других стран в территориальном море в арктической зоне Российской Федерации, что нарушало бы прямым образом нормы международного морского права и провоцировало бы США на проведение здесь в Арктике, как и в Южно-Китайском море они делают, операций по обеспечению свободы судоходства. Или то, что обсуждалось в этом году в ходе работы над Стратегией: расширение границы акватории Северного морского пути путем включения туда Печорского моря, Баренцева моря и так далее, что значит — разрешительный порядок плавания в морских пространствах, где он не может быть применён. Вот такого рода шагов следует избегать, поскольку они могут провоцировать.
В любом случае, даже если такие идеи появляются, их нужно обсуждать в существующих структурах и институтах, арктических и региональных, и не предпринимать такого рода односторонние шаги.
По материалам 29-ой экспертной онлайн-сессии Координационного клуба ВЭО России «Курс на Север: устойчивое развитие как приоритет» (19.11.2020).
