Кирилл Никитин,
член Правления ВЭО России, руководитель экспертного центра ООО «Деловая Россия» по налоговой и бюджетной политике, директор Центра налоговой политики экономического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова
Когда мы обсуждаем бюджетную политику, мы всегда говорим о структуре, объёмах расходов и так далее и тому подобное. Вопросы доходов у нас всегда являются произвольными: нам столько-то денег нужно на войну, столько – на медицину, столько – на образование, столько – на здравоохранение, столько – на что-то еще, и с налогами мы разберёмся исходя из этого. Собственно говоря, это вообще ключевой подход к налоговой политике в Российской Федерации на протяжении всех 20 лет, а может быть, больше. И в этой связи я хотел бы поговорить, наверно, не о том, что я рекомендовал бы, но, по крайней мере, поговорить о том, что, на мой взгляд, является очевидным вариантом развития налоговой политики, той самой, которая обеспечивает доходную часть бюджета. Мы же не рассчитываем всерьёз в ближайшее время на доходы от приватизации или какие-то ещё дополнительные неналоговые доходы.
Начну я с того, что мы на постоянной основе говорим в том числе о том, что у нас недостаточный объём инвестиций. Мы называем разные цифры, даём разные оценки, но при этом знаем одну замечательную вещь: от 53 до 56% инвестиций всех предприятий осуществляется за счёт собственных средств. 56% – это данные 2021 года, 53% – 2022 года. Банковское финансирование обеспечивает 11% инвестиций.
Из одних и тех же цифр можно сделать разные выводы. Недавно на комиссии Госсовета «Экономика и финансы» я слышал замечательный вывод (результаты Русского экономического форума, который проходил в Челябинске 9-11 ноября 2023 г.) о том, что нам нужно каким-то образом обеспечить наращивание банковского финансирования инвестиций. Что это означает? Это означает: давайте мы соберём ещё больше налогов и потом через институты развития, через банки, через льготные программы начнём специфическим образом финансировать по льготным ставкам кредиты на инвестиции.
На мой взгляд, вывод совершенно другой. И он заключается в том, что в Российской Федерации при подавляющем объёме инвестиций, финансируемых за счёт собственной прибыли предприятий, до сих пор нет вменяемых стимулов для реинвестирования собственной прибыли обратно в развитие собственного бизнеса или бизнеса группы. У нас этот стимул существовал до 2021 года, до кодификации налогового законодательства была инвестиционная налоговая льгота. Если очень просто выражаться в терминах бухгалтерского учёта для тех, кто с ним знаком: как только у тебя инвестиции, оборот по дебету 08-го счёта превышает оборот по кредиту 02-го счёта накопленной амортизации, это означает, что ты продолжаешь инвестировать, обеспечиваешь расширенное воспроизводство за счёт собственной прибыли. В этой ситуации налог на прибыль, заплаченный с такой реинвестированной собственной прибыли, возвращался предприятию. Банальная, очевидная, нормальная мера, та, о которой давно плачет российское налоговое законодательство. Вместо этого мы придумываем и расширяем инвестиционный налоговый вычет, но применяем его исключительно для целей каких-то специальных инвестиционных проектов, одобренных государством, губернатором, институтом развития и так далее, включённых в СПИК или ещё какой-то третий, четвёртый, пятый налоговый режим. И, соответственно, происходит следующая вещь: те, кто осуществляет инвестиции в свой собственный бизнес, условно говоря, несут всю нормальную долю расходов, ещё и финансируют чужие инвестиции, становящиеся потом основными фондами в собственности предприятий, их осуществивших, за бюджетный счёт. Это первая вещь в рамках развития налоговой политики, которую, я считаю, нам необходимо обсуждать и которую нам необходимо корректировать.
Инвестиционная налоговая льгота существовала у нас в ситуации, в которой ставка налога на прибыль в Российской Федерации была 32, 35, 30%, но не 20%. Сейчас ставка по налогу на прибыль – 20% – ниже среднемировой, и 23–25% с поправкой на объём ВВП представляется как минимум нормальной. Можно говорить о дифференциации налоговой ставки в зависимости от того, что ты делаешь с прибылью: если направляешь на расширенное воспроизводство, получаешь пониженную ставку или возврат налога с объёма проинвестированных средств, если откладываешь это решение или направляешь прибыль на потребление, ставка, вполне возможно, могла бы быть другой.
Это могло бы сыграть роль и в наращивании налоговых доходов, обеспечении устойчивости налоговых доходов, в том числе субъектов Российской Федерации, и одновременно – в стимулировании инвестиций за счёт того источника, который и без того является ключевым в обеспечении инвестиций. У нас появятся дешёвые деньги, и они будут направлены на долгосрочное стимулирование инвестиций в основные производственные фонды.
Вторая проблема нашей налоговой системы, которая также наносит непоправимый ущерб и нормальному среднему, и крупному бизнесу, несырьевому и негосударственному, и бюджетной системе – это злоупотребление тем, что мы называем специальными налоговыми режимами для малого бизнеса. Мы все знаем про слово «дробление», про то, что у нас в принципе малый бизнес – самый крупный бизнес в мире. Специальные налоговые режимы во Франции распространяются на прибыль в 38 тысяч евро в год, у нас предел по упрощённой системе налогообложения – 250 млн рублей (это примерно 2,3 млн долларов, евро). Факт заключается в том, что мы создали удивительную налоговую систему, при которой рост из малого бизнеса в средний бизнес связан с гигантским скачком налоговой нагрузки. Можно приводить примеры с разной структурой и себестоимостью.
Возьмём модельную компанию, у которой, скажем, от 100 рублей 70% – это расходы, 30% – прибыль, из 70-ти рублей 40% облагаются НДС, а 30 – не облагаются. У компании переход с упрощённой системы налогообложения на общую систему налогообложения, то есть при превышении выручки в 250 млн рублей, приводит к росту налоговой нагрузки в 2,5 раза. Что делает нормальный человек в этой ситуации? Он делает одну из двух вещей: он либо не растёт (кому надо, условно, заработав лишних 20 млн рублей весь следующий год нести в два с половиной бо́льшую нагрузку), либо дробится, и, по большому счёту, у нас по всей стране – конгломераты малого бизнеса. Посмотрите на чеки, которые вы видите в магазинах, посмотрите на сети прачечных, посмотрите на сети бытового обслуживания, так называемые франшизы, у которых франчайзи контролируют одновременно головную компанию и пользователей франшиз.
Так вот, с моей точки зрения, следующая мера налоговой политики, которая предстоит нам для того, чтобы решить вопросы обеспечения и стимулирования медленного, плавного и планомерного роста малого бизнеса при переходе в средний бизнес, среднего бизнеса – при переходе в крупный бизнес, это создание единого налогового режима. Не разнообразия на выбор налоговых режимов на этапе малого бизнеса, а затем бесконтрольного дробления, а единого налогового режима, который обеспечивает плавный рост налоговой нагрузки, и предусматривает прогрессивную ставку налога на прибыль, возможно, облегченные правила учета расходов.
Обычно на собраниях и в научных статьях не обсуждают технические детали но именно технические детали являются ключевыми для реализации этих идей. Поэтому отмечу, что все это потребует решения такой небанальной проблемы, как переход от исчисления налоговых обязательств по компании к исчислению налоговых обязательств по группе компаний. Мы опробовали этот механизм в эксперименте консолидированных групп налогоплательщиков: сначала удачно, а потом удачный опыт быстро оказался неудачным, но мы отработали эту методику и поняли, в чём её проблема.
Мы прекрасно знаем, что в ряде развитых экономик, в том числе в Австралии, США, налоговые обязательства исчисляются для различных целей по консолидированной группе налогоплательщиков по признаку контроля и единого бизнеса. Единый режим с плавным ростом налоговой нагрузки и одновременно исчисление по консолидированной группе приведут нас к тому, что мы уберём стимулы а) для дробления, б) для манипуляции налоговыми обязательствами и в) одновременно обеспечим стимул для плавного добросовестного увеличения размера бизнеса, поскольку мы прекрасно понимаем: малый бизнес не подразумевает эффективность, высокопроизводительные рабочие места и так далее. Малый бизнес – это прежде всего начало, которое нужно вырастить до того состояния бизнеса, который начинает быть эффективным во всех смыслах.
Последнее, чем я хотел бы резюмировать: до тех пор пока мы будем обсуждать приоритеты бюджетной политики исключительно с точки зрения того, что нам нужно увеличить расходы на науку, увеличить расходы на образование, увеличить расходы на медицину, обеспечить расходы на оборону, и так далее, и тому подобное, но не будем глубоко думать, где брать деньги, до тех пор у нас постоянно будет непредсказуемая налоговая система, и мы постоянно будем говорить о том, что бюджет на второй, на третий год – не более, чем намерения.
У нас есть ещё одно удивительное свойство бюджетной системы. Отчет об исполнении бюджета за 2022 года состоялся в Мосгордуме 20 декабря 2023 года, и это в городе, где бюджетный процесс – идеальный по меркам Российской Федерации.
Отсюда проблемы региональной политики, неритмичность расходов, которые, на мой взгляд, наиболее ярким образом отражаются у нас в медицине, потому что у нас в декабре не проводятся операции, поскольку квот нет, но зато в январе сразу же массово проводятся.
Кстати, я не вижу никакого феномена в том, что у нас налог на прибыль наконец превысил налог на доходы физических лиц. Самый интересный феномен региональных бюджетов, на мой взгляд, это рост дохода от налога на имущество, ещё одной дикости нашей налоговой системы, когда основные производственные фонды привлекают ещё и фиксированное налоговое бремя в размере 2%. Благодаря изменению правил всего лишь бухгалтерского учёта, мы получили ситуацию, в которой 25–27% налоговых доходов Ханты-Мансийского автономного округа, Ямало-Ненецкого автономного округа составляет налог на имущество. И как мы можем после этого говорить о нейтральности бухгалтерского учёта?
