Сергей Глазьев,
академик РАН, действующий член коллегии (министр) по интеграции и макроэкономике Евразийской экономической комиссии
В советской политэкономии имя Кондратьева было практически предано забвению, и в середине 1980-х годов, благодаря инициативе Георгия Ивановича Микерина (еще одним соавтором был Павел Николаевич Тесля из Новосибирска), мы выпустили обзорную книгу по длинным волнам Кондратьева, где постарались обобщить те исследования, которые в основном, к сожалению, велись уже за рубежом. И мне посчастливилось встречаться и с Крисом Фримэном, и с Шарлоттой Перес, мы многократно дискутировали, удалось собрать даже небольшой коллектив ученых, которые занимались вопросами технологических траекторий и научно-технической политики.
Бум длинноволновых исследований на Западе возник в связи с тем, что мейнстрим никак не мог объяснить, откуда взялся структурный кризис 1970-х годов. Это стимулировало обращение к работам Кондратьева, и тогда возникла школа Криса Фримэна. Также я бы упомянул Сергея Меньшикова и Леонида Клеменко, которые внесли немалый вклад в реанимацию наследия Кондратьева. С тех пор эти исследования продолжаются.
Тогда же, в 1980 годы под руководством Андрея Семеновича Львова были развернуты работы по теории научно-технического прогресса, и мы выдвинули гипотезу, которую сегодня все знают, что в основе каждой длинной волны Кондратьева лежит жизненный цикл комплекса технологически сопряженных производств, которые образуют воспроизводящуюся целостность, воспроизводственный контур, и формирует примерно однокачественный набор требований к ресурсам. Мы ввели тогда понятие совокупности технологически сопряженных производств и показали такие устойчивые воспроизводящиеся целостности на макроуровне. Мы предположили, что жизненный цикл технологического уклада, который несколько длиннее, чем длинная волна Кондратьева, формирует эту длинноволновую динамику. Каждая длинная волна или лежащий в её основе технологический уклад обозначен через базовую технологию трансформации энергии в полезную работу.
Взаимосвязь между длинными волнами Кондратьева и технологическими укладами выражается в том, что каждый технологический уклад описывается двухфазной логистической кривой. Первая фаза — это развитие принципиально новых производств в недрах старого технологического уклада, когда еще экономическая среда не воспринимает базовое нововведение. Известно, что нововведения возникают не тогда, когда они появляются в головах ученых инженеров, а когда менеджерам, собственникам предприятий не остается ничего другого, как внедрять эти нововведения, иначе они рискуют обанкротиться. Вот этот комплекс новых технологий, вызревающих в недрах старого технологического уклада, ждет своего часа, который наступает в эпоху структурного кризиса.
Структурный кризис возникает из-за того, что технологический уклад и технологическая связанность, как любая технология, которая уходит в него, порождают синхронизацию технологий, которые формируют технологический уклад, и для него характерно то же самое, что и для каждой отдельной технологии, то есть наступает момент, когда инвестиции в развитие технологий или комплекса технологий, в данном случае технологического уклада, начинает давать убывающую отдачу. У каждой технологии есть предел, как вы знаете, её совершенствования, и то же самое касается и комплекса взаимосвязанных технологий.
Вторая производная меняет знак. Начинается снижение темпов экономического роста. В конце концов наступает такой момент, когда дальнейшие инвестиции в развитие сложившихся технологических траекторий начинает давать не просто убывающую отдачу, а вообще никакой отдачи не дают. И тогда монополисты пользуются возможностью поднять цены на свою продукцию для того, чтобы удержать норму прибыли. Самый монополизированный сектор — это энергетика, поэтому смена технологических укладов начинается со всплеска цен на энергоносители. То, что не могли долгое время объяснить (и Кондратьев обращал внимание на колебание цен на энергоносители), в этой теории хорошо объясняется: монополисты взвинчивают цены в период, когда уже дальнейшие способы получения прибыли себя исчерпывают, цены взлетают в разы. Это сигнал к структурной перестройке экономики, начинается депрессия, которая длится 10–15 лет (ее прекрасно описала Шарлотта Перес), и в ходе этой депрессии капитал из устаревших производств зависает в финансовом секторе, возникает иллюзия, что экономика финансилизируется — есть такой модный термин. На самом деле это всего лишь фаза или эпизод, длящийся 10–15 лет, когда старые технологии не работают, а новые еще недостаточно привлекательны, рискованны. И только после того как финансовые пузыри схлопываются и оставшиеся капиталы пробивают себе дорогу к новым технологиям, начинается новый длинноволновый подъем.
Все эти ритмы сложились в период индустриализации, со времен первой промышленной революции. С переходом к постиндустриальному обществу, к экономике знаний, конечно, есть подозрение, что все это может нивелироваться, и таких четких циклов уже не будет. Но пока эта модель работает. Нам удалось, во-первых, показать одну из причин краха советской экономики, связанную с тем, что там не было механизма перераспределения ресурсов из устаревших технологических укладов в новые. И мы описали явление технологической многоукладности народного хозяйства СССР. К сожалению, наши рекомендации уже плохо воспринимались, и программа ускорения НТП припоздала. И технологическая многоукладность в итоге привела к резкому падению эффективности плановой директивной экономики.
Уже после того как Римский клуб издал свой знаменитый доклад «Пределы роста» (англ. The Limits to Growth — доклад Римского клуба 1972 года по проекту «Проблемы человечества», который содержал результаты моделирования роста человеческой популяции и исчерпания природных ресурсов. — ред.), мы запоздало вступили в полемику, объясняя, что нет никаких пределов роста, что новый технологический уклад снимает и экологические ограничения, и ограничения по эффективности. Переход к нему позволяет в разы поднять энергоэффективность, в разы снизить материалоемкость. И действительно мы видим, что экстраполяция тех тенденций, которые были характерны для четвертого технологического уклада, основанного на химизации, автомобилестроении, которая породила алармические прогнозы Римского клуба, не сбылась.
