В последние годы число россиян, которые работают «в серую», сохраняется на уровне 15 миллионов человек. Из-за этого бюджет каждый год теряет 2,3 триллиона рублей налогов, посчитали экономисты Всемирного банка. Между тем, насильственная формализация рынка труда может привести к еще большим проблемам, полагают эксперты, а на 100% «белого» рынка нет ни в одной стране мира.
Выведут на свет божий
Трудоспособное население в России за последние два года сократилось на 1,8 миллиона человек, а к 2025 году потеряет еще 2 миллиона. Такой прогноз на Петербургском международном экономическом форуме сделал замглавы Минэкономразвития РФ Илья Торосов. В Правительстве, впрочем, неутешительные перспективы не вызывают тревогу. По словам вице-премьера Татьяны Голиковой, сокращение трудоспособного населения может быть компенсировано выведением «из тени» россиян, которые работают неофициально. Активно занятых наемных работников у нас существенно меньше, чем трудоспособного населения в целом, прокомментировала вице-премьер журналистам.
«В серую», как уже говорилось, сегодня работают около 15 миллионов россиян, и в последние несколько лет эта цифра остается примерно на одном уровне. Всемирный банк в своем последнем докладе об экономике России оценивает потери бюджета от теневой занятости в 2,3% ВВП. Это 2,4 триллиона рублей (с учетом размера ВВП за 2018 год в 103,6 триллиона рублей). Один только Пенсионный фонд России, по оценкам министра труда и социальной защиты Максима Топилина, из-за теневой занятости недополучает около 500 миллиардов рублей в год.
Вместе с тем, важно отметить, что в группе стран со средним доходом у России одна из самых небольших «трудовых теней». По оценкам экономистов Всемирного банка, она находится на уровне между 15,1 и 21,2%. Значительно больше неформально занятых, например, у наших «коллег» по БРИКС – Бразилии и ЮАР, а также в Аргентине, Чили, Турции (между 30 и 33%).
Как их посчитали?
Российские предприниматели отмечают, что невозможно качественно оценить реальное количество трудовых ресурсов, занятых в теневой экономике.
– Есть лишь серия условных чисел: в 2017 году, например, активно использовалась цифра в 30 миллионов человек, в этом году – 15 миллионов человек. Сколько людей реально находится за чертой законности, установить достаточно трудно, – полагает первый вице-президент «Опоры России» Павел Сигал. – Помимо людей, которые явно задействованы в теневом секторе и имеют там основную работу, существуют люди, которые задействованы дополнительно. Скажем, имеют вторую работу или оплачиваемые нерегулярные разовые акции. Также существует огромное сообщество «теневых» рантье – это фактически 50% рынка, а с ужесточением правил размещения мини-отелей (хостелов) эта цифра может стать еще больше.
Несмотря на сложности счета, правительство продолжает борьбу с теневым рынком за легализацию «серых» работников. За последние четыре года Роструд вывел из теневой занятости около 8 миллионов работников, из них 1,4 миллиона – в прошлом году.
Особый путь
В трудовой тени у России, как и везде, свой особенный путь. В докладе Всемирного банка отмечается, что обычно рост неформальной занятости связывают с процессами деиндустриализации – перетоком рабочей силы из обрабатывающих отраслей в сектор услуг. Считается, что традиционно неформальных работников привлекают строительство и сельское хозяйство. В России на эти сектора в 2018 году пришлось больше всего сомнительных финансовых операций – 29 и 22% соответственно, посчитали в Центробанке. Но вот теневая занятость отмечается во всех отраслях экономики.
Еще одно отличие российской неформальной занятости в том, что пособия по безработице, как полагают во Всемирном банке, в стране слишком низкие. Они не стимулируют граждан регистрироваться на бирже труда, то есть официально выходить на рынок в качестве безработного. Экономисты отмечают, что России необходима продуманная система страхования от безработицы и объединение нескольких небольших пособий в более крупную выплату.
Наконец, третье отличие в том, что хотя межсекторальная мобильность в России сопоставима с большинством стран с развитой экономикой, уровень межрегиональной мобильности остается низкой. Так, доля учтенных внутренних мигрантов (тех, кто переезжает из одного региона в другой, и тех, кто перемещается внутри одного региона) за период с 2002 по 2010 год составила всего 1,4 процента населения. Для сравнения, в США доля таких мигрантов только с 2000 по 2006 год составила 13,7% населения, в Канаде – 14,6%.
Низкая межрегиональная мобильность приводит к значительным различиям между регионами в уровне неформальной занятости, констатируют во Всемирном банке. Росстат фиксирует высокий уровень занятых в неформальном секторе экономики на Кавказе – в Чечне (63,9%), Дагестане (55,0%), Ингушетии (49,2%), Кабардино-Балкарии (41,3%) и Северной Осетии (37%). Также неформально занятых много в Крыму, на Алтае и в Калмыкии (около трети от всех работающих).
Во-первых, это выгодно
Главный экономист рейтингового агентства «Эксперт РА» Антон Табах главными причинами, по которым бизнесу и людям выгодно оставаться в тени, называет экономию на налогах (для обеих сторон) и нежелание граждан «светить» доходы (из-за просрочек по кредитам, долгам, уклонения от алиментов).
– Очень часто теневая занятость экономически выгодна – например, когда официальные рабочие места не создашь из-за того, что все налоги платить слишком дорого, а самозанятость может быть в тени (тот же сбор грибов и ягод, с которого живут и неплохо многие районы на Севере), – отметил эксперт. – Полностью ликвидировать теневую занятость и не нужно: она есть практически везде, даже в скандинавских странах или в Швейцарии, иногда переползая в gig economy – так называемую «гиг-экономику», когда вместо найма постоянных сотрудников компании набирают разовых исполнителей на конкретные проекты. На эту новую модель экономики, в которой люди больше предпочитают частичную занятость, обращают внимание во всем мире. Считается, что это помогает экономить на поиске сотрудников и содержании штата.
Павел Сигал полагает, что бороться за обеление экономики можно, выделяя три условно простых инструмента: упрощение налоговой системы, увеличение ВВП на душу населения, ужесточение контроля и законодательства.
– Еще один важный квазиэкономический, а скорее даже психологический фактор – фактор ментальности, – добавил эксперт. – Особенно трудные годы для России, «лихие 90-е», создали как минимум три-четыре поколения граждан, которые идентифицируют систему «заплати и работай», «заплати и езжай» как нормальную, хотя по факту она такой совсем не является. В тех же США не заплатить налог считается дурным тоном, показателем ограниченности, «деактивированности», там все – примерные налогоплательщики и потому теневой сектор составляет только 7% ВВП. Эти вопросы тоже нужно решать, нужно воссоздавать культуру соблюдения налоговой активности в качестве единственной правильной гражданской позиции.
Сигал добавил, что фрагментарно все перечисленные действия уже реализуются правительством на уровне регионов, частично на федеральном уровне, но этим действия не хватает системности и идеи, которая могла бы объединить всех граждан одной целью.
В Российском союзе промышленников и предпринимателей считают, что нужно поощрять выход бизнеса из тени, не злоупотребляя проверками по прошлым периодам со стороны правоохранительных и контрольно-надзорных органов. Президент союза Александр Шохин на Неделе российского бизнеса обратил внимание на то, что, выходя из тени, бизнес становится объектом более пристального внимания надзорных и правоохранительных органов. По его мнению, нужно разработать нормативно-правовые механизмы, которые, с одной стороны, не нарушат права контрольно-надзорных органов и правоохранительных органов, с другой – будут стимулировать деловую активность.
Не бороться с тенью
Неформальная занятость в России крайне неоднородна и по структуре, и по источникам формирования, и по следствиям для благосостояния, отмечается в совместном докладе Центра стратегических разработок и Высшей школы экономики. Те, кто «в серую» работает по найму, получают в среднем на 15-20% меньше, чем формализованные работники. А вот неформальные самозанятые оплачиваются выше.
Теневая занятость в России
15 миллионов человек
2,3% ВВП
Регионы-лидеры:
Чечня – 63,9%,
Дагестан – 55,0%,
Ингушетия – 49,2%,
Кабардино-Балкария – 41,3%,
Северная Осетия – 37%,
Крым, Алтай, Калмыкия – по 30%.
Теоретически полная легализация тех работников, которых относят к неформальному сектору, приведет к росту заработков этих людей и их социальной защищенности. Бюджет получит дополнительные налоги, вырастут пенсии. Однако по факту для того, чтобы все это произошло, необходимо одновременно выполнить слишком много условий, отметил один из авторов доклада, директор Центра трудовых исследований ВШЭ Владимир Гимпельсон. Многие из работающих «в серую» ушли в тень вынужденно – из-за того, что не востребованы в формальном секторе. Последний не нанимает новых работников, а, наоборот, сокращает спрос на них и увольняет уже имеющихся. Поэтому насильственная формализация, как полагает экономист, привела бы к сокращению заработков в формальном секторе, росту безработицы и экономической неактивности. В итоге снизится общий уровень занятости в экономике и благосостояния населения.
При столкновении с дилеммой «неформальная занятость или безработица» едва ли следует делать однозначный выбор в пользу последней, полагают авторы доклада. Во-первых, неформальность на рынке труда в принципе неустранима. Во-вторых, ее рост – это признак искаженной системы стимулов и необходимости ее перенастройки. Но главное — так называемая «легализация» не ведет к росту производительности труда. Она повышает издержки и для неформальных производителей, и для потребителей, что ведет к сокращению и спроса, и предложения.
Что же делать? Как полагают экономисты, для ограничения неформальной занятости нужно снижать административные барьеры разного рода, облегчать вход в бизнес, стимулировать создание новых и расширение действующих предприятий. Только через интенсивное создание формальных рабочих мест можно остановить рост числа неформальных.
– В целом, величина в 15 миллионов условных «нелегалов» по принципу принадлежности к теневой экономике относительно небольшая, и, разумеется, они генерируют денежный поток, налоги и выплаты с которого не идут в казну, – отметил Павел Сигал. – Однако, с другой стороны, у этих людей остается больше свободных денег, иногда для того чтобы «закрывать» проценты по кредитам, но чаще для запуска их в государственный оборот через повышение потребительского спроса. Так или иначе, государство получает свою часть прибыли.
