Воскресенье, 29 сентября, 2024

50 изобретений, которые создали современную экономику

Тим Харфорд. 50 изобретений, которые создали современную экономику. От плуга и бумаги до паспорта и штрихкода. 

Тим Харфорд — автор бестселлеров «Экономист под прикрытием» и «Логика жизни», член редакционного совета Financial Times и автор колонки «Дорогой экономист». Его новая книга освещает некоторые захватывающие подробности функционирования мировой экономики на примере пятидесяти конкретных изобретений, включая бумагу, штрихкоды, интеллектуальную собственность и письменность. Пятьдесят изобретений, описанных в этой книге, сформировали нашу экономику не потому, что позволили производить продукты дешевле и в большем количестве. Просто каждое из них затрагивало сложную сеть экономических связей: иногда запутывало, иногда разрывало старые переплетения, а порой создавало совершенно новые узоры.

В каждом случае Тим Харфорд рассматривает само изобретение, а потом в более широком контексте показывает неочевидные связи. Это помогает узнать ответ на некоторые неожиданные вопросы.

Какая связь существует между Элтоном Джоном и безбумажным делопроизводством? Какое американское открытие было сорок лет запрещено в Японии и как это сказалось на карьерах японских женщин? Почему полицейские считали, что в 1803 году могли дважды казнить лондонского убийцу, и как это связано с портативной электроникой? Как модернизация денежной системы уничтожила Вестминстерский дворец? Что общего у экс-председателя Федеральной резервной системы Джанет Йеллен и великого монгольского хана Хубилая?

Александр Некипелов: «Инфляция поможет перейти на траекторию роста»

Александр Некипелов,

директор Московской школы экономики МГУ имени М.В. Ломоносова, академик РАН, вице-президент ВЭО России

Особенностью нашей экономики является особая роль топливно-энергетического сектора. Что влечет за собой определенные последствия – в частности, повышенный уровень волатильности мировых цен делает нас весьма уязвимыми к шокам со стороны спроса: у нас доходы бюджета серьёзно зависят от цен на нефть.

Ключевая проблема, которая стоит перед такими странами, как наша, состоит в правильном выборе макроэкономической модели, которая бы обеспечивала оптимальный баланс между решением текущих проблем, связанных с внешними шоками со стороны спроса, и долговременным развитием экономики, её диверсификацией.

Накануне коронавирусной пандемии ситуацию – вкратце, разумеется, – можно охарактеризовать таким образом. Низкий уровень госдолга по мировым меркам. В денежно-кредитной сфере накоплены крупные золотовалютные резервы. Профицит ликвидности при достаточно высокой процентной ставке. Низкий уровень инфляции, высокая волатильность валютного курса. Сохранялся крупный актив текущих статей платежного баланса. Плюс ко всему мы действительно находились в состоянии длительной стагнации производства и потребления и крайне низкого уровня инвестиционной активности.

Что нового внесла пандемия? Российская экономика испытала три основных шока. Это шок со стороны предложения, связанный с тем, что пришлось останавливать производства для борьбы с распространением инфекции. Это микроэкономический шок, связанный с изменениями в структуре самого производства. Плюс – шок, связанный с беспрецедентным падением цен на нефть, шок со стороны совокупного спроса.

К чему приводит такая комбинация шоков? Первые два шока создают стагфляционное давление, то есть способствуют тому, что рецессия сопровождается ростом инфляции. Понятно, что сокращаются налоговые поступления, резко обостряются и социальные проблемы и проблема балансирования государственного бюджета. Во всех странах сейчас проблемы финансирования государственных расходов выходят на передний план.

Возникает вопрос, как балансировать бюджет. Возможностей здесь немного. Можно использовать государственные резервы в валюте. Это разумная мера. Нужна продуманная программа, нацеленная на государственный импорт потребительских благ, в том числе и лекарств, товаров производственного назначения. Теоретически возможно увеличение внешнего долга, но в этом я особого смысла не вижу в условиях, когда у страны имеются достаточно серьезные валютные резервы.

Остаётся вопрос об увеличении внутренних заимствований государства. Но к чему может привести увеличение внутренних заимствований, если оно не будет сопровождаться другими мерами? Оно может оказывать давление вверх на процентную ставку и содействовать вытеснению частных инвестиций. Учитывая, что у нас и так с инвестициями дело обстоит неважно, допустить такого рода эффект было бы неразумно. Что можно сделать? Необходим ответ со стороны денежно-кредитной политики. Я считаю, что нужно резко снизить до 2-3% ключевую ставку; снизить до нуля процентную ставку по депозитам коммерческих банков в Центральном Банке, чтобы эти средства пошли в экономику. Нужно произвести выкуп Центральным Банком с той же целью своих облигаций у коммерческих банков. Низкая процентная ставка, конечно, приведет к увеличению денежного предложения, к резкому сокращению средств на счетах предприятий реального сектора. Но рост денежного предложения будет содействовать и увеличению степени загрузки производственных мощностей. Одновременно нужно активизировать, а не свертывать крупные государственные инвестиции с привлечением частного сектора. И, кроме всего прочего, обязательно дополнить это мерами по введению ограничений по капитальным статьям, в частности, по введению налога Тобина.

Будет ли в этих условиях инфляция? Конечно, будет. Сам характер шоков предопределяет неизбежность инфляции. Но главная задача макроэкономической политики – это поддержание сейчас производства и занятости, создание условий для предотвращения массовых неплатежей и долгового кризиса. Что касается уровня годовой инфляции, его повышение вплоть до 10% не будет представлять угрозы. Такая инфляция сыграет роль «смазки» и поможет перейти на траекторию роста.

По материалам онлайн-сессии заседания Московского академического экономического форума (МАЭФ-2020) на тему:«Постпандемический

Алексей Ведев: «Сохраняется проблема низкого потенциального роста»

Алексей Ведев,

заведующий лабораторией структурных исследований, д.э.н

В рамках тройного негативного шока спад экономики неизбежен. Однако проблема низкого потенциального роста сохраняется. Кризис стимулирует изменения финансовой политики, направленные на поддержку экономического роста.

В марте 2020 года российская экономика столкнулась с тремя шоками. Во-первых, пандемия коронавируса, во-вторых, падение нефтяных цен, в-третьих, падение спроса на российский экспорт из-за снижения темпов роста мировой экономики. Перечисленные факторы негативно воздействуют как на внутренний спрос, так и на предложение товаров и услуг. Тем не менее, Минэкономразмития зафиксировало рост ВВП на 1% в марте и на 1,8% в I квартале текущего года.

Строятся различные сценарии выхода из пандемии. В зависимости от сроков снятия режима самоизоляции падение ВВП в 2020 года оценивается от 5 до 15%. Сохранение низких цен на нефть и темпов роста мировой экономики оценивается как свершившийся факт.

Антикризисные меры проделали эволюцию от налоговых каникул и кредитов с низкими процентными до осознания необходимости прямого финансирования предприятий. Возможность финансирования населения пока отрицается правительством, но дискуссия продолжается.

Представляется, что наиболее рациональной стратегией ликвидации последствий пандемии является прямое финансирование потерь за счет общественных (государственных) средств. В качестве источников финансирования может рассматриваться ФНБ, денежная эмиссия, внешние заимствования, внутренние заимствования. Отметим также, что в текущих условиях инфляционная угроза достаточно низкая.

Одновременно с пандемией сохраняется проблема низкого потенциального роста. То, что экономика РФ растет недостаточными темпами, стало очевидно уже в конце 2019 года. Именно в тот момент возникла дискуссия о параметрах финансовой политики. Тогда Минэкономразвития в рамках материалов о среднесрочном прогнозе обозначило избыточную жесткость денежной политики и чрезмерную жесткость бюджетной политики. В рамках той дискуссии Министерство финансов напомнило о необходимости жесткого бюджета и сохранения «макроэкономической стабильности». Центральный банк в рамках своего основного документа «Основные направление единой государственной денежно-кредитной политики» указал, что основными проблемами являются структурные диспропорции, которые выступают главными препятствиями для проведения стимулирующей денежной политики.

Сегодня в рамках тройного негативного шока риторика дискуссии об экономической политике кардинально поменялась.

В рамках бюджетной политики предполагается уже дефицит бюджета (то есть государство готово больше расходовать, нежели забирать). Налоговые льготы, прежде всего снижение социальных платежей, носят стимулирующий характер и могут быть использованы и по прошествии пандемии. Активно обсуждается возможное увеличение государственного долга, внутреннего и внешнего. С учетом потенциального таргетирования курса рубля и предельно низкого уровня процентных ставок в развитых странах внешние заимствования выглядят крайне привлекательными. По расчетам Института Гайдара, фундаментально обоснованный курс рубля к доллару США при цене на нефть 30-35 долларов за баррель составляет около 75 рублей за доллар, а при 40-45 долларах за баррель – около 70 рублей за доллар. Дальнейшая девальвация рубля окажет негативное влияние на инфляцию и промышленность.

Начата дискуссия о целесообразности сохранения бюджетного правила. Отметим, что текущее бюджетное правило – пятое, начиная с 2004 года. Ни одно бюджетное правило не было сохранено в кризисы.

Денежная политика смягчается. Очевиден тренд на снижение процентной ставки. Возможно, что и нейтральный уровень реальной ключевой ставки будет сведен к нулю (сейчас нейтральным считается уровень в 2-3%). Снижает структурный профицит ликвидности и с ростом кредитования нефинансовых предприятий роль кредитов Банка России возрастает. По факту осуществляется таргетирование не только инфляции, но и курса рубля. В 10 марта по 4 июня 2020 года ЦБР продаст около 10 млрд. долл. в рамках действующего бюджетного правила и сделки с акциями Сбербанка.

Банковская система пока достаточно устойчива. Доминирование государственных банков облегчает правительству реализацию антикризисных мер. Но и лоббистские возможности крупнейших госбанков достаточно высоки. Можно предположить их стремление сохранить высокую прибыль и переложить все риски на государство. Однако есть опасность сохранения государственной монополии на банковскую систему после завершения кризиса. То, что удобно в кризис, может стать неэффективным для пост-кризисного роста.

В результате потери от пандемии придется финансировать из общественных сбережений. Но принципиально важно для будущей экономической политики сформулировать ее новые параметры. Очевидно, что будет восстановительный рост. Важно его поддержать и максимально стимулировать, что позволило бы не только компенсировать потери от пандемии, но и выйти на траекторию устойчивого развития.

Материал из специального выпуска журнала «Научные труды ВЭО России» – совместного издания ВЭО России, РАН и МСЭ, посвященного итогам МАЭФ-2020 

Экономисты обсудили теорию перехода к ноономике

28 мая 2020 года в рамках работы Московского академического экономического форума (МАЭФ-2020) состоялась международная научная онлайн-конференция «Технологические и социально-экономические трансформации XXI века: опыт концептуального осмысления», организованная Институтом нового индустриально развития (ИНИР) имени С.Ю. Витте.

Конференция была посвящена анализу технологических и социально-экономических трансформаций. В центре внимания участников была теория перехода к Новому индустриальному обществу второго поколения и Ноономике, разрабатываемая профессором Сергеем Бодруновым.

Президент ВЭО России назвал среди причин кризиса, начавшегося еще до пандемии, нерешенность глобальных проблем человечества, фундаментальное противоречие между прогрессом технологий, с одной стороны, и узким горизонтом системы общественных отношений, который обусловил усиливающееся господство финансового капитала, стандартов общества потребления, симулятивных потребностей и рост социального неравенства, с другой стороны.

«Теория ноономики позволит эволюционно, постепенно, без революций и потрясений снимать это противоречие, и наоборот неразрешенность этого противоречия ведет в тупики глобальных катастроф, очередным звоночком чего стал нынешний кризис», – заявил профессор.

Сергей Бодрунов рассказал, что теория ноономики позволяет определить и цели, и пути движения, и механизмы формирования новых потребностей и новых общественных отношений. В теории ноономики сформулирована твердая установка на развитие технологического и социального общественного прогресса всего человечества и отрицание политики национального эгоизма, которую исповедуют сегодня те же США, провозгласившие в качестве главного пути сохранения своего лидерства не работу на благо всего человечества, а торможение развития конкурентов, добавил профессор.

С докладами также выступили Гэлбрейт Джеймс Кеннет, член Международного комитета ВЭО России, профессор Школы по связям с общественностью им. Линдона Джонсона Университета Техаса, Радика Десаи, профессор Университета Манитобы, директор исследовательской группы геополитической экономии Университета Манитобы, Алан Фриман, член Международного комитета ВЭО России, визит-профессор Университета Лондон-Метрополитен, Дэвид Котц, член Международного комитета ВЭО России, почетный профессор Колледжа социальных и поведенческих наук Университета Массачусетса, Андрей Колганов, член Президиума ВЭО России, заведующий лабораторией сравнительного исследования социально-экономических систем экономического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, Сергей Толкачев, первый заместитель руководителя Департамента экономической теории Финансового университета при Правительстве РФ, и многие другие.

Состоялась онлайн-сессия Московского экономического академического форума

14 мая состоялась онлайн-сессия Московского экономического академического форума (МАЭФ), организованного Российской академией наук, Вольным экономическим обществом России и Международным Союзом экономистов. Дискуссия была посвящена теме «Постпандемический мир и Россия: новая реальность?»

В марте 2020 года российская экономика столкнулась с тремя шоками –  с пандемией коронавируса, падением нефтяных цен и падением спроса на российский экспорт из-за замедления роста мировой экономики.

Сопредседатель МАЭФ, президент РАН Александр Сергеев отметил, что основная задача Форума – внести вклад в создание общенационального плана восстановления экономики, который Правительство по поручению Президента страны должно представить к 1 июня. Речь идет о создании экономики другого качества – этому будет уделено основное внимание сессии, рассказал президент РАН.

По мнению Александра Сергеева, эффективный выход из кризиса смогут обеспечить инвестиции в те отрасли, которые должны стать драйверами новой экономики, в частности, в телекоммуникации, фармацевтическую, биотехнологическую и медицинскую промышленность.

«Задолго до пандемии коронавируса мы констатировали, что мир переживает глубокие глобальные изменения, – отметил  сопредседатель МАЭФ, президент ВЭО России Сергей Бодрунов, – современная модель рыночной экономики демонстрирует определенные признаки исчерпания, требует глубокой трансформации, а то и полной смены парадигмы развития».

Президент ВЭО России подчеркнул, что пандемия не только отразится на нашей жизни, но и «подтолкнет многие процессы, продвигающие нас к новому типу, к новой генерации индустриального общества, а в сфере общественного производства – к удовлетворению реальных потребностей людей, к трансформации общественной парадигмы развития, к ноономике, предполагающей более социализированный тип производства и распределения общественных благ».

Сопредседатель Программного Комитета МАЭФ, президент ИМЭМО имени Е.М. Примакова РАН Александр Дынкин также полагает, что пандемия ускорит уже наметившиеся структурные, институциональные изменения в обществе, экономике, глобальном управлении и в политике.

«В цифровых технологиях совершается прорыв, который в мирное время произошел бы не раньше конца 2020-х гг.: IT-сектор, телекоммуникации, онлайновые сервисы, производство и продажа цифрового контента, гигэкономика, то есть работа через цифровые платформы по контракту, получили большое ускорение», – подчеркнул ученый.

В фундаментальных исследованиях будут востребованы генная инженерия, вирусология, биология и медицина, добавил Александр Дынкин.

Академик обратил внимание на то, что ускорится тренд перехода сотрудников на удаленную работу: «Предварительные оценки показывают, что работа из дома на треть эффективнее и в два раза дешевле для работодателя, однако ускорение это тренда приведет в том числе к поляризации доходов и к росту неравенства».

Основные риски для российской экономики, по мнению Александра Дынкина, связаны с низким уровнем мирового спроса на нефть: «уровень цен 30 долларов за баррель не является для России комфортным».

Тем не менее академик полагает, что есть основания для крайне осторожного оптимизма: его дают начавшееся в мае смягчение карантинных мер, а также рекордный урожай зерновых, который, по прогнозам, ожидается в этом году.

Сопредседатель Программного Комитета МАЭФ, академик РАН Абел Аганбегян считает, что в 2020 году Россию ждет глубокий структурный кризис. ВВП снизится на 8%, реальные доходы населения на 8 – 10%, бюджет сократится в полтора раза, финансовый результат предприятий и организаций – в два раза, число бедных увеличится с 18 до по крайней мере 30 миллионов.

Тем не менее, ученый уверен, что текущий кризис – это шанс для России перейти к социально-экономическому росту.

По мнению Абела Аганбегяна, в первую очередь следует серьезно отнестись к восстановлению доходов, не допустить роста безработицы и бедности. На эти цели академик предлагает направлять по 10-15 триллионов рублей  в год, основная часть из которых может быть потрачена в виде беспроцентных или низкопроцентных кредитов с государственным возмещением банку кредитной ставки.

Заведующий лабораторией финансовых исследований Института экономической политики имени ГайдараАлексей Ведев уверен, что падение доходов населения необходимо компенсировать, используя Фонд национального благосостояния, денежную эмиссию и внешние займы.

Также, по мнению экономиста, нужно сохранить на ближайшие годы, а не только на время выхода из пандемии, ту стимулирующую финансовую политику, которую проводит Правительство России (Минфин уже не настаивает на профицитном бюджете, рассматривается вопрос об увеличении внешнего и внутреннего долга, введены налоговые льготы).

Говоря о денежно-кредитной политике, вице-президент ВЭО России, директор Московской школы экономики МГУ имени ЛомоносоваАлександр Некипелов предложил ЦБ резко снизить ключевую ставку до 2-3%, до 0 % – ставку по депозитам коммерческих банков и произвести выкуп своих облигаций у коммерческих банков, чтобы эти средства пошли в экономику.

«Низкая процентная ставка приведет к увеличению денежного предложения и сокращению средств на счетах реального сектора, что будет содействовать увеличению загрузки производственных мощностей, – отметил академик, –  одновременно нужно активизировать крупные государственные инвестиции с привлечением частного сектора».

Что касается уровня годовой инфляции, его повышение вплоть до 10% не будет представлять угрозы. Такая инфляция сыграет роль «смазки» и поможет перейти на траекторию роста, уверен ученый.

Член Правления ВЭО России, главный экономист ВнешэкономбанкаАндрей Клепач подчеркнул важность инвестиций: «Реализуемый пакет мер направлен на поддержку доходов населения, малого бизнеса, тем не менее для инвестиций его эффект крайне ограничен».

«Если мы хотим получить план восстановления экономики, надо использовать резерв главного командования, но именно в инвестиционных целях», – добавил экономист.

Большие риски, как подчеркнул Андрей Клепач, связаны с выходом из кризиса.

«Многие антикризисные меры заканчивают действовать в течение 2020 года, что даст откат назад с точки зрения потребления и доходов населения на 2021 год, – рассказал экономист, – для создания реального плана восстановления экономики и перехода к новому качеству роста, надо отходить от бюджетного правила, или модифицировать его».

Также, как полагает главный экономист Внешэкономбанка, следует менять характер взаимотношений между федеральным центром и регионами.

«У нас значительная часть нагрузки и ответственности ложится на регионы, сложившаяся модель не позволит сократить дифференциацию между регионами и создать полюса роста не только в столичных агломерациях», –полагает Андрей Клепач.

Сопредседатель Программного Комитета МАЭФ, директор Института народнохозяйственного прогнозирования РАН Борис Порфирьев обратил внимание на то, что, благодаря распространению вируса и остановке производств, экологическая обстановка в мире улучшилась. Уровень выбросов снизился в среднем на 5%. Но нужно иметь ввиду, что эта ситуация временная, показатели вернутся к своим докризисным значениям по мере того как мировая экономика будет восстанавливаться, добавил ученый.

По мнению академика, драйвером роста для России могут стать инвестиции в энергоэффективность. В ней – большой  потенциал для снижения издержек и вредных выбросов, повышения эффективности и производительности.

Заведующий кафедрой «Фондовые рынки и финансовый инжиниринг» РАНХиГСКонстантин Корищенко рассказал о том, как пандемия может изменить функционирование экономики и наш образ жизни.

«Изменится рабочая неделя, многие уже признают, что пятидневка не нужна, это приведет к тому, что люди будут перебираться из центра загород, как следствие этого перемещения большие изменения произойдут в транспортной отрасли, в конечном счете мы будем наблюдать, как наша активность переместится в виртуальный мир», – рассказал экономист.

Подводя итог онлайн-сессии Александр Сергеев пообещал, что по ее итогам будет подготовлен и направлен в профильные органы государственной власти документ, в котором будут «просуммированы позиции всех участников».

Сергей Бодрунов напомнил, что МАЭФ продолжает свою работу в рамках заочной сессии, которая состоится с 15 по 31 мая, и предложил участникам Форума направлять статьи по тематике МАЭФ в редакционную коллегиюдля публикации в сборнике МАЭФ-2020 (специальный выпуск «Научные труды ВЭО России» – совместное издание ВЭО России, РАН и МСЭ).

Модератор:

Сергей Бодрунов, Президент ВЭО России, Президент МСЭ, директор Института нового индустриального развития им. С.Ю. Витте, д.э.н., профессор

Открытие сессии:

Сопредседатель МАЭФ, Президент РАН – Александр Сергеев

Сопредседатель МАЭФ, Президент ВЭО России, Президент МСЭ –  Сергей Бодрунов

Выступления:

Абел Аганбегян, сопредседатель Программного Комитета МАЭФ, заведующий кафедрой экономической теории и политики РАНХиГС при Президенте РФ, академик РАН, д.э.н., профессор.

Александр Дынкин, сопредседатель Программного Комитета МАЭФ, президент ИМЭМО имени Е.М. Примакова РАН, член Президиума РАН, академик РАН, д.э.н., профессор.

Александр Некипелов, вице-президент ВЭО России, директор Московской школы экономики МГУ имени Ломоносова, академик РАН, д.э.н., профессор.

Борис Порфирьев, сопредседатель Программного Комитета МАЭФ, член Президиума РАН, член Президиума ВЭО России, директор Института народнохозяйственного прогнозирования РАН, академик РАН, д.э.н, профессор.

Константин Корищенко, заведующий кафедрой фондовых рынков и финансового инжиниринга факультета финансов и банковского дела РАНХиГС, д.э.н.

Роберт Нигматулин, член Правления ВЭО России, научный руководитель Института океанологии РАН имени П. П. Ширшова, член Президиума РАН, академик РАН, д.ф-м.н., профессор.

Андрей Клепач, член Правления ВЭО России, заместитель Председателя (главный экономист) Внешэкономбанка.

Руслан Гринберг, сопредседатель Оргкомитета МАЭФ, вице-президент ВЭО России, научный руководитель Института экономики РАН,  член-корреспондент РАН, д.э.н., профессор.

Алексей Ведев, заведующий лабораторией финансовых исследований Института экономической политики имени Гайдара, д.э.н.

Эксперты РАН озвучили прогноз на 2020 год

Текущий кризис – самый серьезный из тех, с которыми приходилось сталкиваться российской экономике за последние 20 лет. Никогда еще в мировой истории директивными указаниями властей не останавливались целые сектора экономики, в которых была занята большая часть работающих граждан, отмечается в новом квартальном прогнозе Института народнохозяйственного прогнозирования РАН.

Эксперты ИНП РАН прогнозируют по итогам текущего года снижение ВВП на 5.3%, потребления домашних хозяйств на 6.2%, инвестиций в основной капитал почти на 8%.

По мнению экономистов, необходим масштабный запуск экономического роста, при этом «инициирующим фактором должно стать увеличение доходов в первичном звене экономики – реальном секторе», куда следует направить ключевой антикризисный пакет.

Чтобы восстановить активность в реальном секторе, по мнению экспертов ИНП РАН, следует, во-первых, обеспечить базовый спрос через систему государственных закупок для федеральных, региональных и муниципальных услуг, во-вторых – субсидировать кредиты для покупок населением товаров длительного пользования отечественного производства и ипотеки.

«По нашим оценкам, такие кредиты обладают наибольшим мультипликатором – в текущих условиях каждый рубль, потраченный государством, может через кредитное плечо обеспечивать рост производства более, чем на 6 рублей, кроме того, возникнет возможность задействования  части сбережений населения, а также более концентрированно использовать  отложенный спрос высокодоходных групп населения, который накопился за период карантина», – говорится в прогнозе.

Эксперты ИНП РАН также видят возможности для перезапуска экономики в решении накопившихся инфраструктурных проблем, в частности, реализации программы ликвидации аварийного жилого фонда, модернизации коммунальных сетей не только в крупных, но и в средних, и в малых городах России.

Среди критически важных для будущего российской экономики секторов называются – микроэлектроника, фармацевтика, инвестиционное машиностроение.

Все это, по оценкам экспертов ИНП РАН, потребует финансовых ресурсов на уровне 5-8% от ВВП.

Эти средства в экономике есть, использовать их для стимулирования спроса в течение 1-2 лет – это пойти на риск, но возврат к политике макрофинансовой стабилизации  выглядит еще более рискованным, отмечается в прогнозе.

Роберт Нигматулин: «Падение ВВП может составить 25%»

Роберт Нигматулин, 

Научный руководитель Института океанологии РАН имени П.П. Ширшова, академик РАН, член Правления ВЭО России

Российская экономика после 2013 года находится в тяжелом состоянии. Мы развиваемся в разы медленнее, чем большинство стран мира. Но самое печальное, что у нас ВВП на душу населения меньше, чем в бывших соцстранах, чем в Португалии, Турции и даже в странах Прибалтики. Это отставание будет увеличиваться, если мы не изменим текущую экономическую политику.

Мы сделали прогноз, основываясь на методах, которые используются для анализа многопараметрических систем, к которым относится и экономика. Мы опирались на долю экспорта, долю углеводородов в экспортной выручке, долю импорта, долю консолидированного бюджета, долю денежных доходов населения к ВВП и так далее. Эти параметры в последние десять лет практически не меняются. Задача состоит в том, чтобы по параметрам предыдущего года сделать прогноз на 2020 год.

Инфляция согласно нашим расчетам будет около 5%. Потери ВВП из-за карантинных каникул и остановки работы предприятий мы оцениваем примерно в 7,5%. Но есть риск, что они будут больше. Что касается падения экспорта, мы взяли три сценария – оптимистический, базовый и тяжёлый. Я сконцентрируюсь на базовом сценарии: при цене нефти в 30 долларов за баррель, экспорт сократится на 15% (при цене в 42 доллара за баррель, объём экспорта сократится на 10% – это оптимистичный сценарий). При базовом сценарии потери ВВП за счёт снижения экспорта составят примерно 9,5%, и еще минус 1,5% – это потери вклада инвестиций. Исходя из этих цифр – 7,5%, 1,5% и 9,5% – мы считаем, что нас ожидает падение ВВП на 18,5%. А в «тяжелом» сценарии – до 23-25%. Это гораздо больше, чем представлено во всех прогнозах.

Что нужно делать? Мы считаем,  нужно компенсировать потери консолидированного бюджета за счет резервов. Мы должны компенсировать падение доходов работников из-за «каникул». Это примерно 4% ВВП, то есть около 4,5 триллионов рублей. В целом же рекомендуемые компенсации составляют 11% ВВП, или 12 триллионов рублей.

12 триллионов рублей – это по паритету покупательной способности 470 миллиардов долларов, на душу населения – 80 тысяч рублей или 3 тысячи долларов. Если мы сделаем это, падение ВВП составит 7,5%.

Если на антикризисные меры будет выделено 6 триллионов рублей, а это примерно 1500 долларов по паритету покупательной способности, 40 тысяч на душу населения, падение ВВП составит около 13%.

Мы убеждены, чтобы не потерять 2021 год, нужно вкладывать деньги в население – в двигатель экономики, и они принесут их в бизнес. Мы должны сохранить этот мощный двигатель. А бизнесмены, руководители, «Роснефть» должны не просить деньги, а брать кредиты.

Еще несколько наших предложений. Нужен налог на трансграничное перемещение капитала. Следует разрешить предпринимателям использовать НДС и страховые взносы для оплаты труда в течение 3-4 месяцев. Это поможет им поддержать оплату труда. Нужно снижать ставку Центрального Банка на целевые кредиты – с жёстким контролем целевого использования.

И ещё одно предложение. Раз народ переживает тяжёлые времена, нужно призвать, чтобы богатые, 1% от всего населения страны, хотя бы на четыре месяца добровольно приняли прогрессивный налог в пользу Фонда национального благосостояния. Таким образом можно добавить в ФНБ около 2 триллионов рублей.

Пандемии будут повторяться. Мы должны увеличить финансирование здравоохранения. Сейчас общее финансирование составляет 5,3% ВВП, а государство поддерживает 3,5% за счет федерального и регионального бюджета, страхового фонда. Нужно к 2024 году поднять его до 7,5%, а потом и выше – до европейских норм.

И последнее – нужно поднять активность науки. Руководство наукой должно вникать в проблемы нашей страны, влиять на правительство.

По материалам онлайн-сессии заседания Московского академического экономического форума (МАЭФ-2020) на тему:«Постпандемический мир и Россия: новая реальность?»

Виктор Вахштайн: «Мы впервые столкнулись с ситуацией распада социальных связей»

Виктор Вахштайн,

Декан факультета социальных наук Московской высшей школы социальных и экономических наук, заведующий кафедрой теоретической социологии и эпистемологии РАНХиГС, кандидат социологических наук, профессор

Нашу группу исследователей сейчас больше всего интересует изменение социальных связей. Это сеть доверительных отношений людей друг с другом, то, что экономисты называют «социальным капиталом», то есть количество ваших близких контактов, знакомых и приятелей, которым вы можете позвонить и попросить об одолжении. Этот социальный капитал был одним из основных моторов российской экономики последних лет. Доверительные отношения компенсировали падение доверия людей к институтам, начиная от судов и заканчивая городскими властями, банками, полицией и здравоохранением.

Этот параметр очень показательный, потому что от того, как устроены ваши социальные круги, кому вы доверяете, с кем общаетесь, на кого можете положиться, зависят ваши инфляционные ожидания, стратегия трудоустройства и многое другое.

Как показывает исследование «Евробарометр в России», последние пять лет происходил рост количества контактов, сильных и слабых связей. Это очень важно в стране, где три четверти людей находят работу через сеть своих социальных контактов. Это важно в ситуации, когда и политическая, и финансовая активность напрямую коррелируется с пакетом ваших социальных связей.

Соответственно мы вошли в ситуацию пандемии с очень сильными доверительными контактами друг с другом и очень низким уровнем доверия к власти и системе здравоохранения. В России 52% населения предпочли бы умереть в процессе самолечения, но не пошли бы в больницу, если там нет знакомого врача. В пятерку институтов, которые не пользовались доверием россиян, стабильно входили суды (более половины населения полагают, что суды принимали бы более справедливые решения, если бы просто подкидывали монетку), городские власти (в 2017 году городские власти в рейтинге недоверия обогнали суды, что сделать непросто) полиция, прокуратура и система здравоохранения.

В ситуации пандемии социологи стандартно описывают три стратегии трансформации социальных связей. Это либо атомизация, исчерпание социального капитала, либо солидаризация в ситуации общей угрозы, а именно рост волонтерства, краудфандинг, альтернативные способы взаимопомощи (скажем, то что произошло в Гонконге в результате эпидемии 2003 года), либо поляризация – это, когда сплоченные социальные группы начинают обвинять друг друга в эпидемии, происходит «карантинный бунт», как это было в Монреале в 1885 году. Происходящее сейчас в России точнее всего описывает сценарий атомизации – это распад социальных связей, на которых много держалось, начиная от экономических стратегий и трудоустройства, заканчивая инфляцией и политической мобилизацией.

Мы еще не сталкивались с ситуацией распада социальных связей. Появится ли новая солидарность, либо атомизация продолжится, и как это повлияет на стратегии поведения людей, – мы будем мониторить это в ближайшие месяцы.

По материалам программы Вольного экономического общества России «Дом Э»

Александр Дынкин: «В России эпицентр кризиса – в реальном секторе экономики»

Александр Дынкин

Президент ИМЭМО имени Е.М. Примакова РАН, академик РАН, сопредседатель программного комитета МАЭФ, вице-президент ВЭО России

Это не стандартный финансово-экономический кризис, как, скажем, был азиатский кризис 1997-1998 годов и не Великая депрессия 2008-2009 годов. Кризис 2020-2021 годов – это так называемый экстернальный кризис, связанный с внешним для хозяйственной деятельности событием, в данном случае – с пандемией. В мире инфицированы уже почти 4,5 миллиона человек и треть миллиона скончались, и это, конечно, страшные цифры для мирного времени. Они отражают достигнутый уровень глобализации. Скажем, в XIVвеке чума добиралась из Китая по морскому и Шёлковому пути через Византию до Европы за 17 лет. Сегодня это, как вы видите, дни и недели.

Если мы говорим о будущем мире, то, наверное, не стоит ожидать сверхдраматических изменений. Их не произошло даже после «испанки» в 1918-1920 годах прошлого века. Но даже в этих условиях глубокой неопределённости можно прогнозировать, что пандемия ускорит уже наметившиеся структурные и институциональные изменения и в обществе, и в экономике, и в глобальном управлении, и в политике. В цифровых технологиях совершается прорыв, который в мирное время произошел бы не раньше конца 2020-х годов. IT, сектор телекоммуникаций, онлайн-сервисы, производство и продажа цифрового  контента, гик-экономика, то есть работа через цифровые платформы по контракту, получили большое ускорение. Ускорились методы удалённой работы. И, конечно, к такому виду деятельности высококвалифицированные работники в сферах деловых услуг, образования, корпоративного управления лучше адаптированы, чем люди низких квалификаций – продавцы, водители, строители.

В Соединённых Штатах примерно 29% рабочей силы может работать удаленно, и предварительные оценки показывают, что работа из дома на треть эффективнее и в два раза дешевле для работодателя. Очевидно, что этот тренд ускорится, но одновременно он будет нести с собой и поляризацию доходов, и неравенство, и к этому надо относиться с открытыми глазами.

Очевидно, что в госуправлении происходит тренд на ренационализацию государств, и реальные проблемы требуют реальных и быстрых ответов, а не разговоров об общих ценностях. Необходимо адаптивное управление, управление на опережение, причём на всех уровнях: на федеральном, на региональном и муниципальном. И это же справедливо и для корпоративного сектора, и для малого и среднего бизнеса. Инерция, боязнь изменений хозяйственной среды, отсутствие системного видения приводят к поздней оценке рисков и отсутствию возможностей их купирования.

Сегодня очевидно обращение политических лидеров во всех странах к научной экспертизе. На мой взгляд, в фундаментальных исследователях окончательно приоритетными станут биология, медицина, генная инженерия, вирусология.

Если говорить про инновации, то здесь завершится переход к так называемым нелинейным инновационным моделям, и мы сегодня это видим по тем усилиям, которые предпринимаются в разработке антивирусной вакцины.

Если говорить в целом о парадигме общественного развития, то я бы назвал его ответственным развитием, и его большое отличие от устойчивого развития, от общества потребления, от индустриального роста – в приоритете нематериального производства и потребления с опорой, конечно, на нематериальные стимулы. Источниками этого ответственного развития всё чаще становятся неограниченные и возобновляемые ресурсы, прежде всего ресурсы интеллектуальные, творческие и, конечно, альтернативные природные ресурсы. Эта парадигма ответственного развития открывает новые пространства для экономических знаний, экономики впечатлений, солидарной экономики и экономии на масштабах.

Несколько слов об антикризисных стратегиях. Майский индикатор суверенной финансовой устойчивости для группы стран с развивающимися рынками показывает, что Россия по финансовой устойчивости занимает первое место. К нам близки по этим показателям Казахстан, Израиль и Польша. ЮАР, Украина и Турция занимают последние места. В банковском секторе, где сосредоточена сегодня значительная ликвидность, о дефиците говорить пока не приходится. Также не приходится говорить о банковской панике, и это результат проведённой санации банковской системы и аккумулирования ресурсов в Фонде национального благосостояния и в золотовалютных резервах.

Конечно, основные риски российской экономики связаны с низким уровнем мирового спроса на  нефть. Хотя после вступления в силу с 1 мая соглашения ОПЕК+ цена Uralsвыросла в три раза от минимального падения апреля, но уровень 30 долларов за баррель, конечно, не является для России комфортными.

Похоже, что апрель был самым тяжёлым месяцем кризиса. В этом месяце поступления в бюджетную систему от налога на добычу природных ресурсов уменьшились практически в два раза, налог на прибыль упал на 40%. Но вот опережающие индикаторы на апрель по отношению к апрелю прошлого года говорят о том, что потребление электроэнергии сократилось на 5,5%, железнодорожные перевозки – на 4%. И, конечно, эти индикаторы (экономисты это знают) всегда служат ориентирами для оценки падения ВВП, и, видимо, падение будет в районе 5,5-6%. То есть эпицентр кризиса у нас в реальном секторе экономики. Три уже анонсированных пакета поддержки социальной сферы и экономики, на мой взгляд, сегодня можно оценить где-то в 4-4,1% ВВП, и они не критичны для устойчивости финансового сектора.

То смягчение карантинных мер, которое началось в мае, а также достаточно достоверный прогноз о том, что у нас в этом году будет рекордный урожай зерновых, дают основания для крайне осторожного оптимизма. Но оговорюсь, что я сейчас оперирую экономическими категориями. Если осенью нас накроет вторая волна эпидемии, оценки придется пересмотреть. И именно этим объясняется такая среднесрочная таргетированная, эшелонированная антикризисная политика правительства, которая учитывает не только текущие, но и перспективные риски. На очереди очередной пакет мер. Он будет касаться в основном секторов реальной экономики. Я ожидаю достаточно решительных мер по поддержке цифровой экономики и экономики связи. По крайней мере, предложения ИМЭМО, которые мы направили в правительство две недели тому назад, содержат весьма прорывные идеи.

Я согласен с Абелом Гезевичем (прим. ред.– академик Абел Аганбегян), который говорил, что сверхзадача антикризисного управления – это получить на выходе более эффективную экономику, более совершенные институты, чем на входе, и это, то о чём всегда говорил Евгений Примаков, в правительстве которого я работал. Но очевидно, что диаметрально противоположной стратегии придерживается администрация США. Там очевидно стремление решить проблему одним мощным финансовым ударом, и это результат двух обстоятельств.

Во-первых, США с их колоссальным бюджетом на здравоохранение (это 17% ВВП; скажем, в Италии это всего 9%), оказались совершенно беспомощны перед первой волной вируса. Количество погибших в Соединённых Штатах превзошло число потерь во время вьетнамской, афганской и иракской войн вместе взятых. Во-вторых, отступать администрации некуда, 3 ноября – выборы.

Мы видим финансовую политику военного времени. Госдолг приближается к концу 2020 года к 107% ВВП. В последний раз такой уровень госдолга в Штатах был в 1946 году, это было 106%. Одновременно включены все три не конвенциональных инструмента – это нулевая ставка, количественное смягчение и вертолетные деньги. Решение краткосрочных и отчасти популистских задач повлечет за собой клубок проблем, который может усугубить ситуацию глубокого спада при возможной второй волне эпидемии. Сегодня я думаю, что избыточная эмиссия денег при рекордно низких процентных ставках рискует привести к финансовым пузырям, к разгону инфляции, которая при одновременном росте безработицы (а безработица – колоссальный бич американской экономики сегодня) может привести к стагфляции и к другим плохим последствиям. Приведу пример – сегодня банки выкупают обязательства компаний и бизнесов с мусорным кредитным рейтингом, и очевидно, что происходит накопление плохих долгов в банковском секторе. Я думаю, что неизбежен отложенный инфляционный всплеск в американской экономике. Сегодня ряд авторитетных финансовых экспертов уже говорят о том, что они прогнозируют самую высокую потребительскую инфляцию в Соединённых Штатах среди развитых стран в четвертом квартале 2020 года и на весь 2021 год.

По материалам онлайн-сессии заседания Московского академического экономического форума (МАЭФ-2020) на тему:«Постпандемический мир и Россия: новая реальность?»

Константин Корищенко: «Происходят серьезные изменения в сфере трудовых отношений»

Константин Корищенко,

Заведующий кафедрой фондовых рынков и финансового инжиниринга факультета финансов и банковского дела РАНХиГС, д.э.н.

Я не буду вести дискуссию на тему макроэкономических перспектив нашей экономики, сосредоточусь на том, что связано со структурными изменениями, которые кризис проявил в своей остроте. То, что формировалось задолго до пандемии, получило своё развитие и проявление в последние несколько месяцев.

Прежде всего стало ясно, что происходят серьезнейшие изменения во всех трех элементах экономики: в производстве, в продаже и в потреблении. Происходит масштабный экономический эксперимент с точки зрения изменения характера производства, когда фактически внутриофисное, так сказать, внутритерриториальное взаимодействие людей было принудительно превращено в дистанционное, и компании должны были за 2-3 месяца перестроить свою деятельность (и не только компании, а и государственные органы) на то, чтобы взаимодействовать удаленно. Это создало для них, с одной стороны, большие сложности, с другой стороны, позволило оценить то, на что они не решались раньше, до кризиса. То, на что нужно было потратить деньги, и потому компании это откладывали. Сейчас они просто вынуждены были это сделать.

То же самое в сфере продажи и сбыта. Постепенное развитие e-commerce шло эволюционным путем, сейчас же, фактически в условиях ограничений, и поставщики товаров, прежде всего реальных, и люди, их приобретающие, были вынуждены перейти в интернет.

То же самое произошло в сфере потребления. Многие люди, что называется, по старинке ходили в магазины. Сейчас это тоже наблюдается, но в меньшей степени, и если каждый из нас, я думаю, сталкивается сейчас с задачей приобретения того или иного товара или продукта, то получает все «прелести», которые связаны с организацией процесса доставки, ожиданием этой доставки, комплектностью и прочее. Тем не менее, потребление тоже проходит стадию трансформации, причём принудительно.

Самые главные изменения происходят в сфере продажи-сбыта. Фактически мы видим, как компании, которые были адаптированы к электронной торговле, занимались этим, получили преимущество по сравнению с торговыми сетями, которые ориентировались на торговые центры и продажи внутри помещений. На первое место сейчас выходят, хотя эта тенденция была ещё докризисной, маркетплейсы, то есть те центры, которые осуществляют комплексный сбыт, фактически сводят покупателя и продавца в интернете. Это, в свою очередь, ставит на первое место все, что связано с логистикой и доставкой.

В нашей стране в меньшей степени, а в западных странах в большей развиваются способы и методы 3D-печати как механизма, который сможет обеспечивать поставку разного рода готовой продукции сначала простейшего вида, а потом, может быть, и более сложного.

Что произошло в сфере экономики? Как мы знаем, основные производственные элементы – капитал, технологии и труд – за последние десятилетия проходили определенные изменения. Мы понимаем, что капитал уже прошел стадию перехода в распределенный режим в период 1980-1990-х годов, когда производство из Соединенных Штатов Америки перемещалось в Китай. Он уже пройден, и сейчас большинство успешных компаний являются глобальными и транснациональными.

То же самое происходит с технологиями. Сегодня технологические возможности, изобретённые в одной стране, быстро распространяются по миру и позволяют компаниям вести бизнес в той стране, где им это более выгодно.

Этот вопрос «более выгодно» упирается в стоимость рабочей силы. До того, как произошёл этот кризис, использование рабочей силы было в достаточной степени локально. Наибольшее проникновение, скажем так, нелокальных разработчиков, работников было в Соединённых Штатах, но и там эта доля была относительно невелика.

Что сейчас происходит? Это изменения в сфере трудовых отношений. На поверхность выходит проблема, связанная с формированием и обрамлением цифровой личности. То есть данные, связанные с конкретным человеком, становятся ключевым элементом его жизни, функционирования, сегодня его перемещение в значительной степени связано с перемещением его цифровых данных.

Уже упоминалась работа из дома. В Соединённых Штатах Америки это был активно развивающийся процесс. Сейчас это приходит в Россию. Как следствие, это приводит к стиранию границ. Если сегодня вы нанимаете бухгалтера, который работает в Москве, то завтра вы можете пригласить бухгалтера либо из Минска, либо из Владивостока, либо из другого города, что резко удешевит ваши затраты. Это создаст, кроме того, проблему идентификации личности, проблему консьержа, и здесь роль государства велика, но всё равно понадобятся сервисы, которые будут идентифицировать людей.

Изменятся взаимоотношения между компаниями и людьми. Сегодня существует модель, когда одна компания нанимает множество работников. Мы постепенно превращаемся в экономику, в которой один человек будет работать на несколько компаний, сидя дома.

Как это изменит наш образ жизни? Во-первых, изменится рабочая неделя. Многие признают, что пятидневка не нужна, можно обойтись несколькими часами в офисе. Это приведет к тому, что люди будут перебираться из центра за город, и это уже тоже происходит, прежде всего в западных странах, будут выбирать жильё и бизнес там, где им комфортно, где обеспечивается качественный сервис, связанный в первую очередь с детьми, прежде всего дошкольного и школьного возраста. Большие изменения произойдут в транспорте, как следствие этого перемещения, и, в конечном счёте, мы можем наблюдать историю, как постепенно наша активность будет перебираться в виртуальный мир. Сейчас бурными темпами развиваются сервисы, связанные с виртуальной и дополненной реальностью.

Все эти изменения были сформированы до кризиса, но в кризис они проявились очень резко, и мы можем через год-полтора увидеть совершенно другой образ функционирования экономики.

По материалам онлайн-сессии заседания Московского академического экономического форума (МАЭФ-2020) на тему:«Постпандемический мир и Россия: новая реальность?»