Суббота, 16 ноября, 2024
ВЭО России

Что сделал бы Маркс в Техасе?

Историко-экономическая фантазия.

Я не ученый-марксист, хотя в 1977 году сдавал проникнутый духом марксизма экзамен по истории экономической мысли, причем в самой цитадели марксизма — Йельском университете, и за мои скромные познания в области техасского социализма XIX века я обязан Майку Ланду, настоящему техасцу, тем не менее не могу упустить возможность выступить по случаю 200-летия со дня рождения Маркса, тем более что в прошлом году я был на Санкт-Петербургском экономическом форуме в городе на Неве. Там с места поднялся человек и заявил, что все прогрессивное человечество в этом году отмечает три больших юбилея: 150-ю годовщину «Капитала», 100-летие штурма Зимнего дворца (он махнул рукой через реку в сторону Эрмитажа), а затем (он указал на меня) — 50 лет со дня публикации «Нового индустриального государства». Я возвел очи к небесам и сказал: «Папа, ты это слышал?» 

Джеймс Кеннет Гэлбрейт,

профессор Школы по связям с общественностью им. Линдона Джонсона, профессор Кафедры госуправления, Техасский университет в Остине 

 

Похождения Маркса в Техасе

Как сообщил Робин Блэкберн в 2012 году в журнале «Якобинец», Маркс действительно раздумывал над эмиграцией в Техас. В 1843 году он в письме мэру своего родного города Трира просил разрешения на эмиграцию. Но все-таки, согласно источнику обычно надежному, а именно документальному фильму «Век неопределенности», снятому моим отцом в 1977 году, он не поехал просто потому, что у него не было денег на проезд, поэтому он в конце концов и оказался в Лондоне — это было дешевле, и с научной точки зрения имело определенные преимущества.

Если бы Маркс эмигрировал за 142 года до меня, он нашел бы в Техасе крепкое социалистическое сообщество, с которым можно было бы затевать драки. Он встретил бы там Виктора Проспера Консидерана, французского фурьериста, автора трактата Destine sociale, основателя Европейского общества колонизации Техаса (план этой колонизации под названием Au Texas был опубликован в 1854 году), а также общины Ла Реюньон в 1855 году — 2500 акров на реке Тринити, недалеко от нынешнего Далласа. К 1855 году, когда туда прибыл Консидеран, в общине уже насчитывалось двести человек. Увы, по данным Исторической ассоциации штата Техас, «поселение было полностью дезорганизовано. От этого состояния оно так и не оправилось» (социалисты, что с них взять). Проспер на несколько лет отправился фермерствовать в округ Бехар, а затем в 1869 году вернулся в Латинский квартал Парижа, как раз к Парижской коммуне.

Еще он встретил бы Адольфа Дуэ с дипломом доктора философии Лейпцигского университета, мужа баронессы фон Беуст, отца десятерых детей. Дуэ участвовал в восстании 1849 года, а в Техас прибыл в мае 1852 года. Сначала он поселился в Нью-Браунфелсе, затем переехал в Сан-Антонио и основал там газету «Сан-Антонио Цайтунг», которая пропагандировала аболиционизм, а немного позже — идею о превращении Западного Техаса в свободный от рабовладения штат. Эти идеи не пользовались популярностью среди местных землевладельцев, и Дуэ вынудили уехать. В конце концов он добрался до Бостона, где основал детский сад, я думаю, первый в Соединенных Штатах (как вы помните, я уже говорил, что у него было десятеро детей, так что эта задумка появилась у него, по-видимому, в связи с семейными обстоятельствами). В конечном итоге он оказался в Нью-Йорке, где в 1883 году ему было поручено произнести надгробное слово в честь Карла Маркса в колледже Купер Юнион.

Упомяну также Эрнста Каппа, в 1853 году основавшего Die Freie Verein («Ассоциацию свободы». — Прим. ред.), которая в 1854 году призывала к отмене рабства. И были целые так называемые «латинские» поселения, в том числе Миллейм в округе Остин, Латиум в округе Вашингтон, Беттина (в честь графини Беттины фон Арним) в округе Ллано, Сестердейл и Таскулум в округе Кендалл. Для Маркса было бы там раздолье, особенно если бы он оказался в Борне, который к 80-м годам XIX века превратился в курорт с пятью отелями. В то время условия жизни там были намного лучше, чем в Лондоне, и, несомненно, там выжило бы больше его детей.

Немцев, особенно восточных, в Техасе отнюдь не ждали с распростертыми объятиями. В 1850-х годах в Остине была газета, передовицы которой, безусловно, заслуживают, чтобы сказать о них два-три слова. Вот что там писали: «Однако существует класс, который мы не любим и по отношению к которому у нас не возникает никакого желания побуждать их селиться среди нас. Этот класс относится к той пропагандистской школе, которая во Франции и в некоторых частях Соединенных Штатов стремится подорвать и подрывает общественные основы. Социалист желает уничтожить индивидуальные права и собственность, и если он не очень умный и нравственный человек (что редкость), мы в его лице получим соседа, который будет грабить и обворовывать нас всякий раз, когда у него появится такая возможность. Ибо основной принцип его вероучения заключается в том, что человек не вправе сосредотачивать со ственность в своих руках, а все то, что необходимо для поддержания его жизнедеятельности, он должен получать от общества. Кроме того, социалист всегда аболиционист. Отметим, что явление социализма в Техасе не предвещает нам никакой выгоды, и мы хотим, чтобы они, прежде чем ступят на нашу землю, твердо уяснили, что весь наш народ против их политической секты».

А в 1861 году немецкие социалисты Техаса предприняли героическую, но в военном отношении не слишком удачную попытку постоять за Союз. 19 августа 1862 года у реки Нуэсес на них вышли конфедераты, а их было 68 «в основном немецких интеллектуалов» во главе с майором Фрицем Тенегером, который «разбил лагерь, не выбрав оборонительной позиции и не расставив посты охраны». 19 человек были убиты, 9 пленных казнены при двух погибших у конфедератов и еще 8 человек погибли, пытаясь пересечь границу с Мексикой 18 октября 1862 года.

Можно с уверенностью сказать что, если бы Маркс эмигрировал в Техас в 1843 году — ведь Маркс не был воином и предпочитал вести сражения литературного и политического рода, — он вряд ли сложил бы голову на берегах реки Нуэсес. Маркс был, конечно, журналистом. Он проявлял большой интерес к Гражданской войне и писал корреспонденции для New York Tribune и венской Die Presse, они собраны и вошли в состав отдельной книги, объединяющей его репортажи и переписку с Энгельсом по этому же вопросу. Он знал о настроениях против рабства, которые существовали в Техасе. Он, скорее всего, знал, что, как писал Джеймс Дж. Блейн в мемуарах о своем 20-летнем пребывании в конгрессе, аннексия Техаса в первую очередь была продиктована опасениями видных южан, что Республика под европейским влиянием, частично немецким, но, возможно, и частично французским, могла бы отменить рабовладение, что стало бы препятствием для расширения рабства как на западе, так и на юге.

Техас и Гражданская война в работах Маркса

В 1861 году, в самом начале гражданской войны, Маркс написал статью о населении каждого из штатов Конфедерации с разбивкой на рабов и свободных граждан и о влиянии этих показателей на исход военных действий. Про Техас он написал следующее: «Даже собственно рабовладельческие штаты не свободны от противодействующих элементов, хотя война вовне, военная диктатура внутри и рабство повсюду придают им в данный момент видимость гармонии. Ярким примером является Техас, где 180 388 рабов приходятся на 601 039 жителей. Закон 1845 г., в силу которого Техас вошел в состав Соединенных Штатов в качестве рабовладельческого штата, давал ему право образовать из его территории не один, а целых пять штатов. Таким образом Юг приобрел бы в американском сенате десять новых голосов вместо двух, а увеличение числа голосов в сенате было главной целью его тогдашней политики. Однако рабовладельцы не считали возможным в 1845–1860 гг. разделить Техас, где большую роль играет немецкое население, хотя бы на два штата, чтобы не дать при этом во втором штате партии свободного труда преимущества по сравнению с партией рабовладения. Это — лучшее доказательство того, как сильно противодействие рабовладельческой олигархии в самом Техасе».

В более широком плане Маркс считал Гражданскую войну войной южной агрессии, призванной уничтожить Союз как экономически жизнеспособную организацию, что, по его мнению, явилось бы следствием победы Юга. Учитывая, что под контроль Юга попала бы Миссисипи и, следовательно, вся торговля Среднего Запада и севера Среднего Запада, и все притоки Огайо и Миссури и все, что южнее, оказались бы под фактическим контролем Юга, альянс с Союзом стал бы невозможен для штатов Среднего Запада. Маркс предвидел в этом случае не сецессию — сецессия, по его мнению, была лишь отвлекающим маневром, — но реорганизацию всей страны по рабовладельческим лекалам, возможно, с границей, проходящей по Гудзону и куском Новой Англии в качестве независимой свободной территории, которая в тот момент предположительно тяготела бы к объединению с Канадой. По ходу войны он выступал за раздел Конфедерации и раньше многих понял важность Атланты, железнодорожного узла, связывающего две основные территории Юга, и других железнодорожных линий, проложенных в Джорджию. Джорджия, писал он, является ключом к сецессии.

Он жестко высказался о Макклеллане, которого считал негодным полководцем, стремившимся создать условия для патовой ситуации, которая в конечном итоге привела бы к победе штатов Конфедерации. Он также разразился беззастенчивым панегириком в адрес Авраама Линкольна о том, что тот — «фигура sui generis в анналах истории. Никакой инициативы, никакого воодушевления, никакого позирования, никаких исторических драпировок. Самым значительным из своих действий он всегда придает наиболее заурядную форму. Если другие, действуя ради квадратных футов земли, провозглашают «борьбу за идею», то Линкольн даже тогда, когда он действует во имя идеи, говорит только о «квадратных футах земли»… Самые грозные декреты, которые он швыряет навстречу врагу и которые никогда не утратят своей исторической значимости, напоминают — в соответствии с намерением их автора — обычные вызовы в суд, посылаемые друг другу адвокатами спорящих сторон».

Еще есть письмо Линкольну (уверен, что многие из вас его читали) от имени Международного товарищества рабочих, под ним стоит подпись Карла Маркса, секретаря-корреспондента для Германии.

Письмо открывается следующими строками: «С самого начала титанической схватки в Америке рабочие Европы инстинктивно почувствовали, что судьбы их класса связаны со звездным флагом».

И, честно говоря, хотя Линкольн свою почту почти не читал, это письмо он прочел и поручил своему представителю в Великобритании Чарльзу Фрэнсису Адамсу составить ответ, в который вошла и такая фраза: «Правительство Соединенных Штатов ясно осознает, что его политика не является и не может являться реакционной, но в то же время придерживается курса, который оно приняло с самого начала, — воздерживаться повсюду от пропаганды и незаконного вмешательства. Оно стремится обеспечить равное и строгое правосудие для всех государств и всех людей».

Если бы Маркс переехал в Борне, он, вероятно, не написал бы «Капитал», по крайней мере, не в том виде, в каком мы его знаем. Он, возможно, проявил бы интерес к естественной истории или антропологии. У него не было бы доступа к архивам Британского музея, но зато воды и климат сказались бы благоприятно на его здоровье. Скорее всего, выжило бы больше его детей, его бы не мучили карбункулы. Возможно, он стал бы республиканцем, в те дни это было бы естественным ходом вещей. И он почти наверняка прожил бы дольше и не умер бы в 1883 году, который был годом основания Техасского университета. И поэтому нет практически никаких сомнений, что он стал бы профессором-основоположником этого университета.

И какие статуи у нас были бы! Как бы нам нравилось защищать их от сноса! Это было бы здорово! Жаль, что этого не произошло. Просто представьте себе огромный бюст с окладистой бородой здесь, на юге…

Я утешаю себя, однако, тем, что мне довелось преподавать это и зачитывать эти пассажи своим студентам несколько лет назад. И подошла ко мне молодая женщина, она была из пригорода Форт-Уорта, после урока и сказала: «Профессор, вам может быть интересно узнать, что мой прапрапрадед был Фридрих Энгельс».

На 200-летие Карла Маркса: Краткие размышления специально для «Вольной экономики» 

Джеймс Гэлбрейт: 200-летний юбилей Карла Маркса наводит на многие размышления. Его аналитические построения — великое его достижение — широко известны и пользуются неизменной популярностью. Укорененный в реалиях борьбы марксизм продолжает перетягивать на свою сторону былых адептов пресных доктрин, которые очаровывают авторов учебников и отталкивают от себя студентов, изучающих экономические теории современного мейнстрима. Имеется и исторический опыт пребывания марксистов у власти — совсем другая история, которую повсеместно отвергают те, кто уцелел. И есть исторический парадокс, заключающийся в том, что марксизм помог — на какое-то время — дисциплинировать немарксистский мир. И одним из величайших сохранивших свое значение экономических достижений марксизма стали великие социал-демократические и социалистические реформы, осуществленные в прошлом веке самыми яростными хулителями Маркса.

И если есть цитата Карла Маркса, адресованная американцам, то ее можно найти в послании Международного товарищества рабочих (где Маркс был секретарем-корреспондентом для Германии) Аврааму Линкольну по случаю переизбрания последнего осенью 1864 года. Маркс писал: «С самого начала титанической схватки в Америке рабочие Европы инстинктивно почувствовали, что судьбы их класса связаны со звездным флагом». Линкольн послание прочитал. Он поручил главе дипломатической миссии в Лондоне Чарльзу Фрэнсису Адамсу составить ответ. В ответе выражалась благодарность за добрые пожелания, а затем формулировалась официальная доктрина: «Правительство Соединенных Штатов ясно осознает, что его политика не является и не может являться реакционной, но в то же время придерживается курса, который оно приняло с самого начала, — воздерживаться повсюду от пропаганды и незаконного вмешательства».

В наше время ничто в наследии Маркса, пожалуй, не имеет такой важности, как призыв, угадывающийся в этом ответе. Мы переживаем исключительно опасный момент.

Реакционная политика стала рутиной. Пропаганда—мейнстримом. Незаконное вмешательство цветет пышным цветом.

Для нас — как стран и граждан — посыл воздерживаться «повсюду от пропаганды и незаконного вмешательства» сегодня кажется отдаленной, возвышенной целью. Тем не менее это необходимо для нашего общего выживания. Давайте же объединимся, чтобы вновь поставить эту цель во главу угла. 

Интервью Маркса 

Историческая реконструкция. 

«Британское правительство знает, что что-то ”затевается“, но эти тупицы (я имею в виду правительственных чиновников), ослепленные своей собственной парламентской манерой говорить и мыслить, не желают даже уяснить себе положение вещей, не хотят понимать всего размера угрожающей им опасности! Обманывать других, а тем самым и самих себя, — в этом вся суть парламентской мудрости. Тем лучше!» 

Доктор Маркс состоял в переписке с рядом российских социалистов, как живущих за границей, так и в Империи. Мы выбрали некоторые места из этой переписки, которые или до сих пор актуальны, или очень перекликаются с современностью. По книге «Переписка К. Маркса и Ф. Энгельса с русскими политическими деятелями». Большинство использованных текстов написаны Марксом в 1870-х годах 

ВЫХОД ИЗ КРИЗИСА

О влиянии технологий на неравенство 

Введение железных дорог ускорило социальный и политический распад в странах, где капитализм захватывает только незначительный верхний слой общества, подобно тому, как в более передовых странах оно ускорило окончательное преобразование капиталистического производства.

«ВЭ»: Доктор Маркс, мир уже несколько лет живет в экономическом кризисе. Как вы думаете, когда удастся из него выбраться? И какой, по-вашему, регион первым начнет рост?

Карл Маркс: Первой страной, где дела пойдут по восходящей линии, будут Северо-Американские Соединенные Штаты. Только улучшение наступит здесь при совершенно изменившихся условиях, и притом изменившихся к худшему. Народ будет тщетно пытаться освободиться от монополизирующей силы и (поскольку дело идет непосредственно о благополучии масс) от гибельного влияния крупных компаний, держащих в своих руках промышленность, торговлю, земельную собственность, железные дороги, финансы.

Я считаю, что наиболее интересный объект для исследования экономиста представляют теперь именно Соединенные Штаты. Многие глупцы в Европе, воображающие, что корень зла кроется в теоретиках вроде меня и других, вынесли бы хороший урок из чтения официальных американских отчетов.

ОБРАТНАЯ СТОРОНА ЖЕЛЕЗНЫХ ДОРОГ

«ВЭ»: Опережающий рост в ряде стран обеспечивался, кроме прочего, за счет массового инфраструктурного строительства, в том числе создания сети высокоскоростных железных дорог. Может ли такое массовое строительство быть выходом и для России?

КМ: Замечу мимоходом, что в течение прошлого года, столь неблагоприятного для всех других предприятий, железные дороги процветали; но это происходило только благодаря разным исключительным обстоятельствам. На самом же деле железные дороги процветают только с виду, накопляя долги и увеличивая со дня на день счет своего капитала. Железные дороги возникли прежде всего в качестве «увенчания здания» в тех странах, где современная промышленность достигла наибольшего развития: в Англии, Соединенных Штатах, Бельгии, Франции и пр. Я называю их «увенчанием здания» не только потому, что это были, наконец (наряду с океанским пароходством и телеграфом), средства сообщения, адекватные современным средствам производства, но также и потому, что они послужили основой для возникновения громадных акционерных компаний и стали вместе с тем новым отправным пунктом для создания разного рода других акционерных компаний, начиная с банковских. Одним словом, они дали такой сильный толчок концентрации капитала, которого раньше никто не предвидел, и в то же время ускорили и расширили в громадной степени космополитическую деятельность ссудного капитала, благодаря чему весь мир оказался охваченным сетью финансового мошенничества и взаимной задолженности — этой капиталистической формой «международного» братства.

С другой стороны, возникновение сети железных дорог в передовых странах капитализма поощряло и даже вынуждало государства, в которых капитализм захватывал только незначительный верхний слой общества, к внезапному созданию и расширению их капиталистической надстройки в размерах совершенно не пропорциональных основной части общественного здания, где великое дело производства продолжало осуществляться в унаследованных исстари формах. Не подлежит поэтому ни малейшему сомнению, что в этих государствах введение железных дорог ускорило социальный и политический распад, подобно тому как в более передовых странах оно ускорило последнюю стадию развития, а следовательно, окончательное преобразование капиталистического производства.

Но в Австрии и особенно в Италии железные дороги стали новым источником невыносимой государственной задолженности и налогового обременения народных масс.

Вообще железные дороги дали, конечно, громадный толчок развитию внешней торговли, но в странах, вывозящих главным образом сырье, эта торговля усилила нищету масс, и притом не только оттого, что бремя новой задолженности, взятое на себя правительствами из-за железных дорог, увеличило давление налогового пресса на массы, но еще и потому, что с того момента, как всякий продукт местного производства получил возможность превращаться в космополитическое золото, многие из этих продуктов, бывшие ранее дешевыми из-за отсутствия широкого сбыта, как, например, фрукты, вино, рыба, дичь и т. п., стали дорогими и были, таким образом, изъяты из потребления народа. В то же время и само производство — я имею в виду некоторые специальные виды продукции — также изменилось в зависимости от большей или меньшей пригодности этой продукции для вывоза, тогда как раньше оно приспособлялось преимущественно к местному потреблению. Так, например, в Шлезвиг-Голштинии пахотные земли были обращены в пастбища, потому что вывоз скота оказался более выгодным, но в то же время земледельческое население было согнано с насиженных мест. Все эти перемены оказались действительно очень выгодными для крупных земельных собственников, ростовщиков, купцов, железнодорожных компаний, банкиров и т. п., но очень плачевными для действительных производителей.

ПРИМЕР ДЛЯ РОССИИ

«ВЭ»: Можно ли надеяться, что Россия, действуя аналогичными с США методами, также с успехом выйдет из кризиса и рецессии?

КМ: Аналогию проводить нельзя. В Соединенных Штатах государственные расходы уменьшаются с каждым днем и государственный долг ежегодно и быстро сокращается. В России же неизбежность государственного банкротства становится все более и более очевидной. Соединенные Штаты освободились (хотя и самым гнусным образом, к выгоде кредиторов и в ущерб мелкому люду) от бумажных денег, в России же ни одно производство не процветает в такой мере, как фабрикация бумажных денег. В Соединенных Штатах концентрация капитала и постепенная экспроприация масс представляют не только орудие, но и естественное порождение неслыханно быстрого промышленного развития, земледельческого прогресса и пр.; Россия же напоминает нам скорее Францию времен Людовика XI и Людовика XV, когда финансовая, торговая и промышленная надстройка, или, вернее, фасад общественного здания (имевший, правда, под собою гораздо более прочный фундамент, чем в России), выглядел насмешкой над застойностью главной отрасли производства (сельскохозяйственного) и над голоданием производителей. Соединенные Штаты в настоящее время значительно перегнали Англию в темпе экономического прогресса, хотя все еще отстают от нее по размерам накопленных богатств; но в то же самое время народные массы там живее и имеют в своих руках более сильные политические средства для выражения своего негодования против той формы прогресса, которая проводится за их счет. Я не вижу нужды продолжать далее эти антитезы.

ПРИЧИНЫ ГОЛОДА

«ВЭ»: Россия, несмотря на огромные территории и природные ресурсы, регулярно переживает периоды неурожая и даже голода, которые сменяются резким ростом урожайности. Как вы думаете, в чем причина такой высокой «волатильности» в сборе хлеба?

КМ: Почва, которая непрерывно истощается и не получает путем растительного, животного или искусственного удобрения и т. п. необходимых для ее восстановления элементов, будет, в зависимости

от изменчивых влияний погоды, т. е. от не зависящих от человека обстоятельств, продолжать приносить весьма различные по своему изобилию жатвы; хотя при обзоре целого ряда лет, например с 1870 по 1880 г., застойный характер земледельческого производства выступает перед нами с поразительной ясностью.

При таких обстоятельствах благоприятные климатические условия только пролагают путь голодному году, вызывая быстрое поглощение и извлечение из почвы еще скрытых в ней минеральных удобрений. Наоборот, голодный год и тем более ряд последующих неурожайных годов позволяют находящимся в почве минералам накопиться вновь и обнаружить свое благотворное действие, когда снова наступят благоприятные климатические условия. Этот процесс совершается, конечно, повсюду; однако в других местах он сдерживается и видоизменяется вмешательством самого земледельца. Единственным регулирующим фактором он становится там, где человек перестал быть «силой» по недостатку средств.

Так, в 1870 г. в вашей стране был прекрасный урожай, но этот год был кульминационным годом, за которым немедленно последовал очень плохой год. Весьма неурожайный 1871 год может рассматриваться как отправной пункт для нового малого цикла, приводящего нас к новому кульминационному — 1874 — году, за которым непосредственно следует голодный 1875 год; затем снова начинается движение вверх, завершающееся еще более тяжелым, голодным — 1880 — годом. Сводка результатов отдельных годов за весь этот период показывает нам, что средняя годовая продукция все это время оставалась та же и что изменения в отдельные годы и небольшие циклы лет вызывались только естественными факторами.

СИТУАЦИЯ В КОЛОНИЯХ

«ВЭ»: Как, на ваш взгляд, развивается ситуация в Индии через два десятилетия после восстания сипаев? Есть ли вероятность новых антиколониальных выступлений?

КМ: Сейчас в Индии для британского правительства готовятся серьезные осложнения, если не всеобщее восстание. То, что англичане отбирают ежегодно у индийцев — в виде ренты, железнодорожных дивидендов от совершенно бесполезных для самих индийцев железных дорог, пенсий военным и гражданским чиновникам, издержек на афганские и иные войны и пр. и пр.,—то, что они берут у них без всякого эквивалента, не считая того, что они ежегодно присваивают себе в самой Индии, т. е. стоимость одних только неоплачиваемых продуктов, которые индийцы должны ежегодно отправлять
в Англию, — превышает общую сумму дохода 60 миллионов земледельческих и промышленных работников Индии! Это — настоящее кровопускание, это вопиющее дело! Голодные годы следуют там один за другим, причем голод достигает размеров, о которых в Европе до сих пор даже и не подозревают. Среди населения зреет настоящий заговор, в котором участвуют совместно и индусы, и мусульмане. Британское правительство знает, что что-то «затевается», но эти тупицы (я имею в виду правительственных чиновников), ослепленные своей собственной парламентской манерой говорить и мыслить, не желают даже уяснить себе положение вещей, не хотят понимать всего размера угрожающей им опасности! Обманывать других, а тем самым и самих себя, — в этом вся суть парламентской мудрости. Тем лучше!

АЭРОЛИТЫ НИ ПРИ ЧЕМ

«ВЭ»: Как вы относитесь к теории, которую высказывают вполне серьезные ученые, в том числе Герман фон Гельмгольц, о том, что жизнь была принесена на Землю из космоса?

КМ: Несколько дней назад физиологу Траубе в Берлине удалось создать искусственные клеточки. Это, конечно, еще не натуральные клеточки: в них нет ядра.

Смешивая коллоидальные растворы, например, желатин с сернокислой медью и т. п., получают шарики, окруженные оболочкой, которые можно заставить расти посредством всасывания. Итак, образование оболочки и рост клеточек вышли уже из области гипотез!

Это большой шаг вперед, который тем более кстати, что Гельмгольц и другие собирались уже провозгласить нелепую доктрину, будто зародыши земной жизни падают в готовом виде с луны, т. е. что они привнесены были к нам аэролитами. Терпеть не могу подобных объяснений, которые решают задачу перенесением ее в другую сферу.

КУРС РУБЛЯ

«ВЭ»: Как вы думаете, опасно ли для экономики России падение рубля? Стоит ли поддерживать его биржевой курс? И как вы оцениваете последние действия правительства в области финансов?

КМ: Русское правительство уже дало доказательство своей несостоятельности, заставив Петербургский банк объявить, что он более не будет оплачивать иностранных векселей золотом (или серебром). Этого я ждал, но что правительство, прежде чем пойти на такую «неприятную» меру, сделало снова глупость, пытаясь в течение двух или трех недель искусственно поддерживать курс рубля на Лондонской бирже, — такой факт превосходит всякие границы. Это стоило ему около двадцати миллионов рублей, что равносильно тому, если бы оно бросило эти деньги в Темзу.

Эта нелепая операция — искусственная поддержка курса за счет правительства — принадлежит XVIII веку. В настоящее время к ней прибегают только алхимики русских финансов. Со времени смерти Николая эти периодически повторяющиеся бессмысленные манипуляции стоили России по крайней мере 120 миллионов рублей. Так может поступать лишь правительство, которое еще серьезно верит во всемогущество государства. Другие правительства знают, во всяком случае, что «деньги не имеют хозяина».

Поддержка курса рубля на лондонской бирже стоила России по крайней мере 120 млн рублей в год.

Китайский путь

Изменения государственной модели и новый мирохозяйственный уклад.

Всекитайское собрание народных представителей в марте 2018 года внесло существенные коррективы в действующую Конституцию КНР. С точки зрения политической они закрепляют и расширяют полномочия Си Цзиньпина и Коммунистической партии. Си теперь впервые после Мао Цзэдуна официально назван кормчим, правда, пока не «великим», как Мао. Экономически эти изменения оформляют де-юре то, что многие эксперты называют новым мирохозяйственным укладом, созданным в Китае. Идеи Си названы социализмом с китайской спецификой в новую эпоху. Экономика возрождена, и теперь Китай превращается в мирового лидера, что требует длительной концентрации политической власти.

ЧТО ОЗНАЧАЕТ КОНСТИТУЦИОННАЯ РЕФОРМА?

Аналитики либерального толка считают, что изменения основного закона Китая говорят об отходе от либерального рынка, о формировании культа личности Си Цзиньпина наподобие Мао и о намерении укрепить партийное влияние на рыночную экономику. Кроме того, Си приписывают страх за собственное благополучие. В частности, старший научный сотрудник НИУ ВШЭ Василий Кашин отметил в разговоре с «Ведомостями», что Си Цзиньпин хочет остаться на посту председателя КНР, так как «не уверен, что его преемник сохранит за ним неформальные рычаги власти и его политическое наследство». Кроме того, по мнению этого эксперта, во время правления китайского лидера антикоррупционные меры приобрели такой массовый размах, что он не уверен в безопасности передачи власти следующему поколению руководителей.

В России многие эксперты считают конституционную реформу положительным явлением. В значительной степени эти изменения, по их мнению, лишь оформляют более глубинные процессы, которые происходят в Китае. В частности, академик, советник Президента РФ Сергей Глазьев отстаивает идею о том, что в Китае сформирован новый мирохозяйственный уклад: «На наших глазах появляется новый мирохозяйственный уклад. Его образцом считается Китай, где сочетается стратегическое индикативное планирование с рыночной самоорганизацией, где хозяйственные власти в госуправлении озабочены не ростом плановых показателей и не ростом прибыли любой ценой, а повышением общественного благосостояния на основе интеграции, сочетания противоречивых хозяйственных интересов. Предпринимательская активность поощряется государством, которое через государственную финансовую систему обеспечивает приток дешевых денег, но лишь в тех сферах, которые дают рост общественного благосостояния. Это конвергентное общество, о котором Питирим Сорокин писал очень много лет назад, предсказывая появление интегрального строя. Такой интегральный строй на наших глазах и появился».

Таким образом, укрепление роли председателя КНР, усиление роли закона, массовая борьба с коррупцией, создание специальной Надзорной комиссии, наделенной полномочиями на всех уровнях и в масштабах всего Китая, должны служить новому строю.

КАДРОВАЯ ПОЛИТИКА

По мнению авторов статьи «Китай: внешний фон конституционных изменений» (опубликована на сайте ИМЭМО им. Е.М. Примакова РАН) академика Василия Михеева и Сергея Луконина, к. э. н., в значительной степени конституционные изменения следуют в кильватере и глобальных устремлений Пекина. Была, в частности, повышена роль министра иностранных дел. «Для решения наиболее чувствительных экономических и финансовых проблем (долги местных властей и госпредприятий, низкая эффективность госсектора, финансовая стабильность в условиях продолжения курса на финансовую открытость и полную валютную либерализацию и т. п.) на знаковые позиции председателя Центробанка Китая (Народный банк Китая) и главного экономического советника Си были приглашены авторитетные специалисты, получившие образование в США», — отмечают ученые.

Экономический фон китайских реформ 
Рост ВВП в 2017 г. — 6,9% (на 0,4% выше плана)

Целевая цифра роста ВВП в 2018 г. — 6,5%

Объем ВВП КНР в 2017 г. превысил 12 трлн долларов (около 15% мирового)

Вклад Китая в рост мировой экономики — 30%

Военный бюджет увеличен на 8,1% — до 175 млрд долларов

Бюджетный дефицит на 2018 г. — 2,6% ВВП

Михеев и Луконин также заостряют внимание на обширных кадровых перестановках, в ходе которых на ключевых постах оказались лично преданные Си люди, в частности, показавшие решительность в антикоррупционной кампании.

А профессор РАН Александр Ломанов отметил на «Азиатском семинаре» в ИМЭМО, что видно стремление сохранить баланс между главными традиционными внутрипартийными фракциями (по два человека от каждой фракции) в Постоянном комитете Политбюро ЦК КПК:

  • т. н. комсомольцами (вышедшими во власть через работу в комсомоле — Ли Кэцяном и Ван Яном; при этом властные полномочия премьера Ли, по мнению китайских аналитиков, будут последовательно уменьшаться);
  • т. н. шанхайцами (ранее группировавшимися вокруг бывшего китайского лидера Цзян Цзэминя — Хань Чженом, вице-премьером, и Ван Хунином, главным на сегодня идеологом партии);
  • и выдвиженцами самого Си (Чжао Лэцзи, главы Центральной комиссии КПК по проверке дисциплины, и Ли Чжаньшу).

ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА

Сложности во внешней политике Китая у всех на слуху и в СМИ все чаще называют торговой войной двух крупнейших экономик мира — США и Китая. Трамп прямо назвал Китай одним из «вызовов американским интересам, экономике и ценностям». В недавней редакционной статье The Economist прогнозирует, какой будет стратегия Америки.

По мнению издания, абсолютно естественно для континентальной, быстрорастущей экономики с культурой научных исследований переживать технологический ренессанс. Сейчас в Китае находится один из самых крупных мировых кластеров исследователей искусственного интеллекта, более 800 млн пользователей интернета, то есть гораздо больше людей, которые смогут затачивать технологии ИИ. «Для США пытаться сдержать Китай только для того, чтобы сохранить свое место, скажем, дальнейшей «балканизацией» интернета — это рецепт для создания более бедного, разрозненного и, вероятно, стремящегося к войне мира…

В противостоянии с Китаем США отвечают на формирование авторитарного режима, который все больше представляет себя в качестве альтернативы либеральной демократии — в частности, в той части Азии. Китай настойчиво требует беспроигрышного мироустройства, и у США нет выбора, кроме как смириться с развитием китайских технологий, которые приведут к неприемлемому для Америки концу», — пишет издание.

Авторы предлагают вспомнить о варианте решения этой проблемы, который был использован в 1950–60-х годах, когда были реализованы государственные программы, направленные на опережение Советского Союза в космических и оборонных системах, были привлечены серьезные инвестиции в образование, исследовательские и инженерные центры. Это в итоге привело к созданию Кремниевой долины с ее духом свободных исследований, конкуренции и здоровой предпринимательской инициативы. Дополнительную поддержку этим начинаниям дала и иммиграционная система, приветствующая таланты со всей планеты. «И теперь, 60 лет после запуска первого спутника, Америке нужна та же комбинация государственных инвестиций и частных предприятий в реализации национального проекта», — пишет The Economist.

Вместо этого США выбрали торговое и военно-политическое давление: дополнительные тарифы на китайский экспорт, концепцию Индо-тихоокеанского региона в противовес китайской стратегии Морского шелкового пути, военно-морское сотрудничество с Вьетнамом, контакты с Тайванем.

При этом президент США, не ясно, в какой логике, заявил о поддержке решения о снятии ограничений по срокам правления китайского лидера.

Евразийский проект может стать хорошей стартовой площадкой для технологического прорыва в новое будущее

А ЧТО РОССИЯ?

Китай, по мнению большинства экспертов, в частности, исследователей из ИМЭМО, ищет пути мягкого решения торговых противоречий с США, и нельзя предположить, дойдет ли до реальной торговой войны, или система «спроектировано в США — произведено в Китае» сохранится в полной мере. Однако в случае обострения ситуации очевидно, что Китай будет активнее действовать на тех рынках, которые пока недостаточно участвуют в товарообороте страны: Латинской Америки, Африки и, конечно, России.

Пекин, в частности, выступил с новыми предложениями о торговом и инвестиционном сотрудничестве с ЕС, в том числе о «сопряжении» стратегии Шелкового пути с долгосрочными экономическими программами европейских стран.

Как отметили академик Михеев и научный сотрудник Луконин в своей статье, «на фоне внешнеполитических проблем Китая начинают по-новому вырисовываться отношения Пекина с Россией… Обострение торговых проблем с США, идеологических с Европой и военных с Индией могут в краткосрочной перспективе дополнительно мотивировать интерес Китая к России».

Интерес Китая к России

Обострение торговых проблем с США, идеологических — с Европой и военных — с Индией могут в краткосрочной перспективе дополнительно мотивировать интерес Китая к России.

Ряд исследователей полагает, что Китай едва ли пойдет на противопоставления западному и частично индийскому давлению «всеобъемлющего стратегического партнерства» с Россией. Однако ученые, которые поддерживают проект «Большой Евразии» считают его скорее не стратегической альтернативой, а естественным дополнением Шелковому пути. «Мы уверены — Евразийский проект способен объединить страны, которые в совокупности обладают высокотехнологичной промышленностью, развитой фундаментальной и прикладной наукой, трудовыми ресурсами высокой квалификации, разветвленной транспортной инфраструктурой, современными средствами телекоммуникации, природным разнообразием, запасами множества полезных ископаемых, налаженным массовым производством, сильной финансовой системой, емким внутренним рынком с потенциалом роста — и это далеко не полный перечень. Такой потенциал является хорошей стартовой площадкой для технологического прорыва в новое будущее. Но каким оно станет?» — отметил в своей статье президент ВЭО России, директор ИНИР им. С.Ю. Витте, профессор Сергей Бодрунов.

 

Чайна Мьевиль. Октябрь

М.: Гранд Мастер, 2017. — 475 с.

Прошлый юбилейный год удивил даже бывалого читателя количеством новых книг, посвященных российской революции и гражданской войне. Не остались в стороне и зарубежные авторы. Читать книжки иностранцев о нашей новейшей истории всегда интересно. Российские авторы находятся под действием ювенильной травмы: три семестра курса «История КПСС» (два экзамена и один зачет) плюс госэкзамен по «Научному коммунизму». Эта травма причудливо разделяет авторов на апологетов революции и ненавистников. Причем одна сторона в своем творчестве трусовато учитывает возможную критику со стороны противоположенной партии.

Лондонские ученые-писатели вольны ориентироваться только на перипетии собственной научной биографии. У автора «Октября» биография весьма примечательная. Мьевиль — доктор экономики, марксист и троцкист, бывший член британской Социалистической рабочей партии и американской Интернациональной социалистической организации. Вторая ипостась автора — известный писатель фэнтези. Дебютный роман «Крысиный король» может быть отнесен к жанру мистического ужаса, впоследствии Мьевиль обратился к жанру фэнтезийного стим-панка, опубликовав имевшие огромный успех романы «Вокзал потерянных снов» и «Шрам». Все романы автора переведены на русский язык. Опыт работы в жанре фикшен сильно чувствуется и в документальном «Октябре». Книжка в высшей степени кинематографична, населена страстными героями, а иногда и излишне мелодраматична. Хоть сейчас снимай по ней сериал для канала «Россия».

Исследуя невероятное преобразование общества, автор не просто перечисляет сухие факты, но рассказывает неискушенному читателю захватывающую историю, полную интриг и страстей, надежд и предательств, вдохновения и отчаяния. «По сути, это художественное произведение», — отмечает автор во вступлении к книге. И здесь же указывает на краеугольный камень своей позиции: «Февральская и прежде всего Октябрьская революции уже давно стали призмами, сквозь которые рассматривается любая политическая борьба за свободу». У автора нет сомнений, что революция в России была неизбежна, а приход к власти большевиков не случайное следствие случайного переворота.

Вопрос, на который у автора нет ответа: «Неужели предназначение революционных событий 1917 года — это ГУЛАГ?» И хотя в истории нет сослагательного наклонения, автор анализирует в заключительной главе книги, как могли развернуться события, если бы интернационалисты других партийных групп остались на Втором Всероссийском съезде Советов. Почитайте, интересно!

Неолиберальная модель — ошибка

Фото: Сергей Куксин

В России вышла книга «Гэлбрейт возвращается» — сборник статей видных российских учёных, она посвящена великому американскому экономисту Джону Кеннету Гэлбрейту. 50 лет назад вышла его книга «Новое индустриальное общество». Многие экономисты ставят Джона Гэлбрейта в один ряд с такими выдающимися экономистами своего времени, как Адам Смит, Карл Маркс, Джон Мейнард Кейнс. Идеи, которые пропагандировал Джон Гэлбрейт, — развитие техноструктур, индустриального общества, формирования общественных отношений на базе индустриального развития — были в свое время отвергнуты, возникли идеи постиндустриального общества, другие направления экономического анализа, которые так или иначе отрицали то, что предлагал Гэлбрейт. Но время лечит и теории, идеи Джона Кеннета Гэлбрейта становятся снова популярными. И они — крайне актуальны для России.

СОБЕСЕДНИКИ

Джеймс Кеннет Гэлбрейт,

профессор Техасского университета, председатель организации «Объединенные экономисты за сокращение вооружений», член Международного комитета ВЭО России

 

Сергей Дмитриевич Бодрунов,

президент ВЭО России, директор Института нового индустриального развития им. С.Ю. Витте, первый вице-президент Союза промышленников и предпринимателей Санкт-Петербурга, д. э. н., профессор

 

Бодрунов: Джеймс, считаете ли вы, что неолиберальная модель экономической политики, которая пропагандировала постиндустриализм, себя исчерпала? Была ли она вообще необходима?

Гэлбрейт: Я считаю, что неолиберальная модель с самого начала была ошибкой. Она просуществовала на протяжении нескольких десятилетий, она господствовала в мире, и у нее было много приверженцев и среди ученых, и среди правительственных чиновников на Западе, но результаты сейчас очевидны, всем все понятно, и они очень остро ощущались всеми людьми, которым пришлось жить в течение этого периода.
Последствия в России, постсоветское время, конечно же, были катастрофическими с любой точки зрения. Кроме того, очень серьезные последствия испытали и Латинская Америка, и некоторые страны Азии.

Сейчас ясно, что в тех странах, которые не последовали неолиберальной модели (Китай — очень важный пример, но, кроме того, можно отметить Японию, Германию, Южную Корею), дела шли очень хорошо, а страны, которые последовали неолиберальной модели, на десятилетия отстали в своем развитии. Поэтому ответ очевиден для всех, кто хоть немножко помнит, что произошло, и у кого открыт разум.

Бодрунов: Я могу сказать, что следование в русле неолиберальных концепций у нас в стране привело в том числе к деиндустриализациии российской экономики и ко многим другим проблемам, связанным с потерей устойчивости экономического положения России. Мне кажется, что сейчас как раз наступило время еще раз вспомнить идеи Джона Кеннета Гэлбрейта и вернуться к тем исходным позициям, с которых, собственно говоря, Советский Союз и Россия сползли, когда приняли в качестве основного инструмента развития экономики неолиберальный путь.

О НАСЛЕДИИ ДЖОНА ГЭЛБРЕЙТА ГЕОРГИЙ ЦАГОЛОВ, профессор Международного университета в Москве, член Союза писателей России, академик РАЕН, действительный член Сената ВЭО России, член Координационного совета Международного союза экономистов, д. э. н.:

«Сегодня мы рады видеть среди участников нашего разговора Джеймса Гэлбрейта. Он во многом продолжает дело своего отца, известнейшего американского экономиста Джона Кеннета Гэлбрейта. Джон Гэлбрейт ставил вопросы очень широко. Он ставил всегда вопросы — какая модель существует в обществе и к какой надо стремиться. Эта мысль — ее надо взять и нам тоже, и поставить вот эти два вопроса. Сначала поставить диагноз, а потом взять и сказать, какая рецептура подходит для того, чтобы нам вылечить наши «болячки». Необходимо от рынка переходить к планово-рыночной системе, где было бы два регулятора. Один регулятор — плановый, который не подминал бы рынок, а дополнял его, а другой регулятор — рыночный».

Гэлбрейт: Давайте будем рассуждать справедливо. В начале 90-х годов в России действительно положение было очень тяжелым, потому что предшествующая система устарела, она была чересчур централизованной, недостаточно гибкой, но вы просто позволили старой системе развалиться, считая, что на ее месте спонтанно возникнет новая система, свободный рынок, что противоречит здравому смыслу, всему ходу исторического развития. Это все равно что взять какие-то идеи XVIII века и начать применять их в XX веке. Результаты, естественно, были катастрофическими, поэтому — да, ситуация была непростой.

Но, если бы ваша страна последовала тем представлениям, тому видению, которое было у некоторых людей в то время — прогрессивные реформы, сохранение и развитие организационной структуры, которая могла бы осуществлять управление на протяжение переходного периода, — тогда, я полагаю, весь процесс прошел бы гораздо лучше.

Возможность китайского пути

Бодрунов: Вы знаете, мне недавно довелось беседовать в Кембридже с профессором Питером Ноланом — это известный британский экономист, который консультировал в свое время и китайское правительство по поводу реформ, и некоторые другие правительства и правительственные организации. Так вот, он сказал, что если бы мы следовали тем моделям, которые в какой-то мере применены в Китае, то, учитывая бэкграунд, учитывая стартовые позиции Китая и России, мы бы могли претендовать на ту роль, которую сегодня играет Китай. В то же время он говорит, что когда он в свое время изучал ситуацию в России в 90-е годы, то узнал, что у нас в качестве основных моделей развития рассматривались такие: сделать крупные города туристическими центрами, создать финансовые центры, — и никто не говорил о промышленности, об индустрии. Он считает, что это была большая ошибка. Каково ваше мнение?

Гэлбрейт: Я тоже немножко знаю, что происходило в Китае, скажем, в 1993 году, потому что с 1993 по 1997 год я занимал положение основного тактического советника Китайской Народной Республики по макроэкономическим реформам, так что я принимал самое непосредственное участие в этих процессах и тоже имел определенное влияние на то, что тогда происходило в этой стране. И вы знаете, что я отметил для себя практически в первый же день, когда там оказался? Когда я оказался в Китае и начал говорить с их руководством, я узнал, что все они хорошо знают моего отца, они читают его книги, и они даже попросили подписать для них эти книжки. То есть они понимали, что развивать нужно именно институциональные возможности, которые уже имеются. Я им не открыл ничего нового, потому что они уже знали, что нужно делать. Я просто подтвердил, что они находятся на правильном пути, что они должны следовать своим собственным инстинктам, а не импортировать какую-то идеологию, которая оказалась бы совершенно неприменимой. Неважно, откуда вы ее импортируете.

О НАСЛЕДИИ ДЖОНА ГЭЛБРЕЙТА

ВАЛЕНТИН ФАЛИН, дипломат, референт А.А. Громыко и Н.С. Хрущёва, посол в ФРГ в 1971 — 1978 гг., с 1986 г. — председатель правления Агентства печати «Новости»

«Гэлбрейт предлагает метод исследования для того, чтобы понять происходящее и то, что нас ждет. Эта особенность Гэлбрейта, его мышления, его методологии познания и методологии извлечения из прошлого уроков прямо относится к сегодняшней России».

В каком-то смысле можно сказать, что Китай сформировался в 1950-х годах. Там было несколько центров индустриального развития — примерно пять в стране, и процесс реформ происходил так: они создавали новые центры, которые могли интегрироваться и конкурировать друг с другом, и тогда процесс идет гораздо быстрее, появляются конкуренция, инновации.

Позвольте, я приведу еще один пример. Когда Китай решил развивать свои собственные авиалинии, они создали не частные авиалинии, а они взяли государственную монопольную компанию и разбили ее на 10, 12 — я не помню точно — предприятий, но они по-прежнему были государственными. «Шанхайские авиалинии», «Южный Китай», «Восточный Китай» и так далее. Эти авиалинии начали конкурировать между собой, и очень скоро у них возникла очень эффективная система авиаперевозок в стране. Вот что нужно делать. Нужно, чтобы работали несколько организаций, конкурируя между собой, но при этом следуя всем необходимым требованиям, — и тогда эта технологическая система будет работать. И давайте отдадим китайцам должное, они действительно выбрали правильный путь развития и последовали ему, и теперь результаты налицо.

Бодрунов: Мне кажется — то, что они последовали советам, идеям, концепциям, которые были изложены в книге вашего отца, очень важно.

Гэлбрейт: Да.

Бодрунов: Но там была еще одна очень важная идея — необходимости сохранения планирования.

Гэлбрейт: Да, и планирование не просто на уровне государства, потому что, естественно, в Китае, мы знаем, есть Совет по планированию, и в Японии то же самое было после войны, и, естественно, в Советском Союзе тоже был Госплан. Нужно, чтобы предприятия сами могли осуществлять планирование, чтобы они были эффективными, чтобы не происходило такого, что какие-то помехи постоянно пагубно сказывались на действии, на жизни предприятия — тогда вы становитесь очень уязвимыми, и иностранные предприятия очень быстро могут вас перехватить, взять под свой контроль, что очень часто, как мы видим, происходит в разных странах, где транснациональные корпорации подминают под себя национальные корпорации. Транснациональные корпорации — не в интересах России

Бодрунов: Мы в России это тоже наблюдаем и во многих секторах экономики. А если мы посмотрим на наших соседей — я в Восточной Европе в свое время занимался бизнесом, у меня там было несколько предприятий, и я видел, как постепенно выдавливаются местные компании транснациональными корпорациями, которые пришли из большой Европы. И конечно, мы понимаем, что для того, чтобы сохранить свое место в условиях глобального рынка, мы должны быть конкурентоспособными по качеству, объему услуг и по другим параметрам, которые нужно соблюдать, иначе нас все равно вытеснят даже с наших собственных рынков.

Сегодня у нас в стране — политика импортозамещения в связи с международными санкциями. Мы — специалисты, которые занимаются индустриальным развитием, — настаиваем на том, чтобы эта политика заключалась не в том, чтобы просто заместить иностранные товары своими, но чтобы замещение происходило за счет производства продуктов, которые могут быть конкурентными на мировом рынке. То есть экспортно-ориентированное импортозамещение.

Гэлбрейт: Мне кажется, что нужно сочетать и то и другое, и тогда все получится. Нельзя доводить до крайности ничего. Если рубль будет поддерживаться на нормальном уровне, тогда у российской промышленности будет шанс, и еще нужно следить за тем, чтобы транснациональные корпорации не подмяли под себя российские компании, учитывать их устремления. Они стремятся к монополизации, а национальный интерес состоит в том, чтобы была конкуренция, конкурентный рынок.
Вот я приведу еще один связанный с этим пример. Когда я приехал в Китай, все автомобили, которые производили в Китае, — были очень дорогие, плохие машины. И тогда они снизили тарифы, где-то на 20%. Они рационализировали свою индустрию, и в результате создалось эффективное автомобилестроение, и машины стали намного надежнее, намного более экологичными, чем раньше. Поэтому необходимо стратегически размышлять о том, что необходимо сделать в каждой конкретной ситуации.

О НАСЛЕДИИ ДЖОНА ГЭЛБРЕЙТА

ЮРИЙ ЯКУТИН, вице-президент ВЭО России, председатель Совета директоров, научный руководитель ЗАО «Издательский дом ”Экономическая газета“», научный редактор русской классической библиотеки «Экономика и духовность», заслуженный деятель науки РФ, д. э. н., профессор:

«Гэлбрейт впервые, может быть, из западных экономистов сказал, что для него не существует догм — ни капиталистических, ни социалистических. Для него существует такое понятие, как здравый смысл в экономике и социологии. Мы должны работать с тем, что есть».

Бодрунов: Я думаю, что, наверное, вы правы в том, что вот эту ситуацию нельзя абсолютизировать ни с одной стороны…ни в одну сторону, ни в другую. Да, мне кажется, что, действительно, надо, с одной стороны обеспечивать те области, отрасли, так сказать, которые являются важными в стратегическом отношении, в целях национальной безопасности, в целях устойчивости экономики, с собственными возможностями, с собственными, так сказать, разработками, продуктами и так далее. Но в то же время, мы должны сохранять конкурентоспособную среду, мы не должны замыкаться вот только на том, что «давайте сделаем свое».

Да, есть вещи, которые надо делать самим. Но думаю, что мировой прогресс не позволит нам делать все самим. Мы должны делать такие изделия, развивать такие направления, «закрывать» такие сектора, которые представляют ценность в стратегическом плане, важность в этом отношении, но в то же время сохранять максимально конкурентную среду.

Гэлбрейт: Да, совершенно верно. Естественно, в России ситуация очень сильно зависит от цен на энергоносители и другие сырьевые товары. Мы можем сказать, что в ближайшее время эти цены будут оставаться достаточно низкими. Да, это наиболее вероятный сценарий на данный момент.

И в таком случае действительно необходимо задуматься о том, на что сейчас нужно бросить ресурсы. Не просто на то, чтобы добиться там определенной выручки от экспорта. Нужно повышать качество жизни в России, насколько это возможно. Это, конечно, непростая задача. Когда цены на нефть высокие, вы экспортируете нефть, все очень легко, да? Но есть какие-то другие вещи, которые можно сделать для того, чтобы то, что нужно на экспорт, у вас имелось и в то же время качество жизни, скажем, в городах повышалось.

За счет чего это можно сделать? Возобновляемые источники энергии, высокое качество общественного транспорта, например. Тогда у вас будет сбалансированное общество и тогда появится возможность осуществлять и какие-то другие проекты, которые будут способствовать экономическому росту.

Бодрунов: Ну, вот здесь мы подошли как раз к очень важному для меня вопросу. Вот вы, Джеймс, занимаетесь в том числе проблемами неравенства, проблемами соотношения неравенства и роста экономики.

Вот то, что у нас наблюдается огромный, так сказать, разрыв между группами людей, которые условно можно назвать богатыми, и группами людей, которые условно можно назвать бедными, и к тому же у нас низкая доля среднего класса — это большая проблема для российской экономики. Так считают многие экономисты. В частности, в том, что это отрицательно влияет на экономический рост.

Гэлбрейт: Разумеется, разумеется. Прежде всего, я хотел бы сказать, что касается моих собственных исследований — когда мы создали систему измерения бедности, мы увидели, что есть определенные модели, которые повторяются из раза в раз. И это связано с тем, что финансовая модель неправильна.

Например, мы видим рост неравенства в мире с 1980 по 2000 год. Началось с Латинской Америки, потом произошел мировой долговой кризис, и потом мы увидели то же самое в Китае. То есть произошел колоссальный рост неравенства, и это достигло апогея примерно в 2000 году. Это было связано со ставками и другими трудностями. И все это имело очень серьезные политические последствия.
Что касается неравенства, то самое важное здесь — это не давать международным финансам диктовать условия для вашей страны. Те страны, которые сохранили независимое положение, — можно упомянуть Китай, но также и Индию — они сохранили свою независимость от международных финансовых структур. Конечно, там тоже есть свое неравенство, но совершенно другого масштаба и другого качества.
Итак, что же можно сделать, если вы выполнили это требование? Страны, в которых есть сильные институты, способны поддерживать более компактную структуру доходов. Может быть, не такую компактную, как это было в коммунистических странах, но если вы посмотрите, скажем, на страны Северной Европы, то там вполне разумная структура.

И в результате, что вы имеете? Вы делаете сильный акцент на повышении производительности труда. Все прогрессивное, все производительное, компании, которые могут платить высокую зарплату, — они процветают. А те компании, для которых требуется дешевая рабочая сила, — они не в состоянии развиваться. Понимаете? И в такой ситуации бизнес реагирует на это так: они вынуждены становиться более продуктивными.

Опять-таки я ссылаюсь на работы моего отца. В то время господствовала такая идея, что бизнес всегда использует технологию в своих интересах. Отец же говорил — нет, есть некоторый задел неиспользуемых ресурсов, нужно использовать их для того, чтобы бизнес стал прогрессивным и конкурентоспособным.

Бодрунов: Жаль, наша небольшая встреча не позволяет все проблемы осветить. Но мне представляются очень важными те вещи, которые мы сегодня с вами обсудили.

Я еще раз хотел бы вернуться к книге Джона Гэлбрейта. У меня дочери занимаются наукой — и одна, и вторая. Младшая несколько лет назад защищала кандидатскую диссертацию. За год до защиты она у меня спросила: «Ну, папа, ты экономист, и я хочу стать экономистом. Я многое читала, но ты скажи, какие авторы должны быть обязательно мною прочитаны?» Я ей достал из своей библиотеки три книги. Одна книга — это книга-обзор работ Адама Смита. Вторая — первый том «Капитала» Карла Маркса. Третья книга была вот эта. Книга вашего отца. Я сказал: «Вот эти три книги ты обязана обязательно прочитать, если хочешь стать настоящим экономистом».

Гэлбрейт: Если можно, я хотел бы тоже кое-что сказать. Для меня огромная честь, лично для меня, находиться здесь. Это было замечательно, было потрясающе узнать о том, что работа моего отца популярна среди российских коллег, и они продолжают эту работу, и то, что сейчас происходит здесь, то, что вы возвращаетесь к его работам и что его работы пользуются снова большим успехом. Они произвели большой эффект по всему миру — и я очень рад, что мне тоже довелось кое-что для этого сделать. Я думаю, что мой отец, мои родители были бы безумно рады, если бы они знали об этом.

Из истории вопроса

Что говорил Джон Гэлбрейт

Это — цитата из книги Джона Кеннета Гэлбрейта «Новое индустриальное общество». Если абстрагироваться от того, что книга написана многие десятилетия назад, и пропустить названия американских компаний, то можно подумать, что здесь даны глубокие рекомендации для современной России.

Сложные машины и технологии «…требуют крупных вложений капитала. Их конструируют и ими управляют технически высокоподготовленные специалисты. Использование такой техники влечет за собой то, что с момента принятия решения о производстве того или иного вида продукции до появления ее на рынке проходит значительно больше времени.

Из этих перемен вытекает необходимость и возможность создания крупных хозяйственных организаций. Только такие организации в состоянии привлечь необходимый для современного производства капитал; только они могут мобилизовать рабочую силу требуемой квлификации. Они в состоянии сделать и большее. Привлечение крупного капитала и соответствующая организация производства требуют — задолго до того, как можно будет воспользоваться его результатами, — предвидения, и, более того, принятия всех возможных мер, которые бы гарантировали, чтобы это предвидение действительно сбылось…

В условиях, когда затраты на развитие техники и совершенствование технологии очень велики, ошибочное техническое решение или безуспешные попытки убедить потребителей в том, чтобы они покупали данный продукт, могут оказаться исключительно дорогостоящими. Издержки производства и связанный с ним риск могут быть намного сокращены, если государство берет на себя финансирование особо смелых технических проектов либо гарантирует рынок для продукции передовых в техническом отношении отраслей».

Экономический диагноз. Куда идем такими темпами?

 

Руководители экономического блока российского правительства утверждают, что наступившая новая реальность предполагает низкие темпы роста: не более 1–2% в год, а 3% для России будет отличным результатом. При этом все экономисты сходятся во мнении, что нашей стране просто жизненно необходим выход на траекторию устойчивого экономического роста на уровне не менее 5%, в противном случае нам не удастся сбалансировать основные экономические показатели и тем более не удастся догнать конкурентов. 

Программа «Дом «Э», ОТР, 15.10.2016

СОБЕСЕДНИКИ

Александр Дмитриевич Некипелов, 

вице-президент ВЭО России, директор Московской школы экономики МГУ им. М.В. Ломоносова, академик РАН, д. э. н., профессор 

 

Дмитрий Евгеньевич Сорокин, 

вице-президент ВЭО России, научный руководитель ФГОБУ ВО «Финансовый университет при Правительстве РФ», член-корреспондент РАН, д. э. н., профессор 

 

Сергей Вячеславович Калашников, 

член Президиума ВЭО России, первый заместитель председателя Комитета Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации по экономической политике, председатель временной комиссии Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации по мониторингу экономического развития, д. э. н., профессор 

Сергей Дмитриевич Бодрунов, 

президент ВЭО России, директор Института нового индустриального развития им. С.Ю. Витте, первый вице-президент Союза промышленников и предпринимателей Санкт-Петербурга, д. э. н., профессор 

Cильные шоки 

Бодрунов: Академик Сергей Юрьевич Глазьев говорит о возможности и необходимости 6% роста, Борис Титов, председатель президиума Столыпинского клуба, тоже говорит о 6% как минимально необходимом проценте для того, чтобы мы вышли из этой самой ловушки, так сказать. Так что нам, Александр Дмитриевич, затянуть пояса? Как выйти, по вашему мнению, из этой самой ловушки?

Некипелов: Я думаю, ситуация действительно ухудшилась для нас достаточно серьезно с введением санкций и падением цен на нефть. Это достаточно сильные шоки. Хотя и до этого, начиная с 2013 года, мы начали ощущать замедление темпов. После кризиса первые пару лет казалось, что мы возвращаемся на докризисную траекторию высоких темпов роста. Интересно, что в феврале 2014 года, еще не закончилась Олимпиада в Сочи, президент Российской Федерации встречался с авторами доклада, который был подготовлен в Академии наук, и там были представители всего экономического блока Правительства, и речь шла исключительно о замедляющихся темпах роста и о мерах, которые необходимо предпринять. С этим были согласны абсолютно все. Но вот спустя некоторое время представители Правительства неожиданно для многих стали говорить о том, что произошли некие очень существенные структурные изменения, которые переводят нашу экономику в режим, когда мы можем рассчитывать на 1–2%.

Бодрунов: О какой-то стабилизации стали говорить, имеется в виду?

Некипелов: Мне кажется, что вот такая ссылка на некие не очень ясно обозначенные причины, ссылка на какие-то структурные проблемы без разъяснения того, о чем идет речь, в общем, не убеждает очень многих, в том числе не убеждает и меня.

Что касается вот тех установок на то, что в течение целого ряда последующих лет мы можем рассчитывать только на 1–2%, если бы это было действительно так, это было бы очень печально, потому что это означало бы дальнейшее серьезное ухудшение нашего положения в мире — потому что другие страны, ключевые игроки, хотя и не без серьезных трудностей, но растут сегодня.

Стагнация началась раньше 

ИЗ БИБЛИОТЕКИ ВЭО РОССИИ

«НОВОЕ ИНТЕГРАЛЬНОЕ ОБЩЕСТВО. ОБЩЕТЕОРЕТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ И МИРОВАЯ ПРАКТИКА»

Коллектив авторов: Олег Богомолов, Григорий Водолазов, Сергей Глазьев, Светлана Глинкина, Вячеслав Дашичев, Наталья Куликова, Станислав Меньшиков, Лариса Меньшикова, Элеонора Пивоварова, Георгий Цаголов.

Авторы книги, среди которых немало экспертов первой величины, показывают, что на смену капитализму и социализму приходит новое интегральное общество, комбинирующее лучшие черты предшествующих формаций и сводящее к минимуму их недостатки. Подтвержденная мировой практикой теория позволяет в полной мере осознать допущенные в нашем прошлом ошибки и намечает пути к их исправлению. В ней указаны и ориентир российского будущего, и магистральные тенденции развития человечества.

Бодрунов: Трудно с вами не согласиться, Александр Дмитриевич. Я хотел бы в связи с этим напомнить, что когда-то мы, Институт нового индустриального развития, еще за год до этого, написали вместе с Институтом экономики (вы там тогда, Дмитрий Евгеньевич, работали) большую такую концептуальную программу и большой аналитический документ, доклад, которые мы представляли в Совете Федерации. Мы точно так же указывали, хотя это был еще март 2013 года, на тенденции стагнирующей экономики. И мы, конечно, обозначали тогда многие какие-то вещи, которые, если не предпринять некие шаги, которые мы тогда обозначали, могут ухудшить ситуацию. Почему все же произошло ухудшение, Дмитрий Евгеньевич?

Сорокин: Я всегда говорю: все-таки падение, Александр Дмитриевич, началось с 2010 года, потому что уже темпы 2010 года на выходе были ниже, чем в 2008-м, хотя кризис начался в четвертом квартале 2008-го, а в 2011 году — ниже, чем в 2010-м, ну и так далее пошло. И поэтому вот эти шоки, о которых вы говорите, — ну, они ускорили наступление нынешней ситуации, но все равно, если эту траекторию продолжать (а она не менялась), она и была бы такой. Причина — материальная база развития производства, деиндустриализация страны, ну и так далее. Об этом мы и написали.

Но я бы вот о чем хотел сказать. Все спрашивают: а с чего начать решать проблемы? Вы знаете, у нас в Финансовом университете пройдет уже третий международный форум. В этом году мы форум назвали «В ловушке новой нормальности». Мы подчеркнули, что, если руководители экономического блока Правительства — то, о чем говорил Александр Дмитриевич, — настроены на то, что «ну, вы понимаете, это нормально, это новая нормальность, 1% роста»…

Бодрунов: …то фактически мы расписываемся в том, что мы не будем расти.

Сорокин: Верно. Хотя до этого абсолютно правильно в тех же правительственных документах было сказано: при таких темпах мы не сбалансируем экономические и социальные показатели. Так вот, прежде всего я бы сказал так: нужны не экономические меры, нужен внутренний психологический перелом, потому что, если у вас такой пессимистический взгляд, вы так и выстраиваете политику.

Бодрунов: Может, это просто защитная реакция?

Сорокин: Ну, это уже другой вопрос, но я хочу сказать: если настрой на это, то и политика так выстраивается.

Бодрунов: «Как корабль назовешь, так он и поплывет», да?

Сорокин: Начинать надо вот с этой, я бы сказал, — немодный, может быть, термин, — но вот с такой перестройки настроения тех, кто определяет экономическую политику. А без этого бесполезно о каких-то мерах уже экономических говорить. Они заранее будут отвергаться.

Бодрунов: Дмитрий Евгеньевич, вот сейчас Александр Дмитриевич упомянул, да, часто мы слышим и рассуждения многих людей в Правительстве, и ученые говорят, что необходимы структурные реформы для того, чтобы выйти из всех этих ловушек. Да, наверное, вы правы, что необходим настрой на это. Но тем не менее что-то в этом серьезное есть, в изменении структурной, так сказать, политики. Может быть, вы сможете сказать, а что вы понимаете под структурными реформами, под тем, что необходимо поменять в экономике, в структуре экономики, чтобы начался все-таки рост?

Сорокин: Сергей Дмитриевич, вы хорошо сказали: «что вы понимаете». Как я вспоминаю дедушку одного из наших вице-премьеров, Аркадия Гайдара, который в «Чуке и Геке» писал: «Что такое счастье — это каждый понимал по-своему».

Я эту фразу запомнил с детства. И под структурными реформами каждый понимает что-то свое. Вот мы уже сказали: а в структуре экономического мышления надо что-то менять? Надо менять. Правильно? Надо менять в структуре правил игры или, как модно говорить, институтов? Надо менять что-то? Надо менять. В материальной структуре нашего производства? Надо ее менять, когда у нас износ технологического оборудования запредельный уже по всей официальной статистике? Надо менять. Вот, наверное, все это вместе. И понятно, что это за месяц, даже за год не сделаешь. Нужна последовательная долгосрочная политика, охватывающая все сферы, включая сферу мышления; я в этом глубоко убежден. Вот такой неэкономический фактор.

СИСТЕМНЫЙ КРИЗИС

Калашников: «Россия находится в системном экономическом кризисе, но дело в том, что, в отличие от всех других предыдущих кризисов, — это кризис, который имеет под собой объективные основания. Поэтому он будет: а) затяжным, б) необычайно глубоким. Это вызвано двумя причинами, и объективными, и субъективными. К объективным относится то, что весь мир переживает четвертую технологическую революцию, переходит к шестому укладу. Меняется все — и, естественно, это изменение затрагивает и нашу страну. Ну а субъективное — это то, что у нас в России целостной экономической модели так и не выработано и не реализуется. То, что мы сейчас говорим о российской экономической модели, — это такой достаточно произвольный набор либеральных идей, оторванных от своего контекста (их даже нельзя назвать либеральной моделью), которые являются, скажем так, альфой и омегой многих экономистов финансового блока. И это, конечно, очень пагубно сказывается на нашей экономике. Прежде всего необходимо, чтобы повышение уровня жизни всего населения стало главной задачей государства. Других задач у государства просто-напросто нет. А предпринять можно очень многое, потому что сейчас многие страны находятся на перекрестке, связанном с экономической ситуацией во всем мире, и Россия потенциально имеет достаточно большие возможности. Другое дело, что нужно создать механизмы их реализации. Приведу только один пример. Россия всегда была богата изобретателями, изобретениями, идеями. Достаточно сказать, что нет ни одного открытия (пожалуй, кроме пенициллина) в XX веке, где бы не стояли или русские, или выходцы из России. Поэтому потенциал у нас огромен. Но реализация — к сожалению, на сегодняшний день реализуется очень плохо. Нужно понимать, что речь идет не о том, чтобы обеспечить устойчивый рост. Если мы сейчас не впрыгнем в последний вагон уходящего поезда цивилизационного научно-технического развития, то у нас будет проблема вообще туда попасть».

Некипелов: О структурных реформах действительно достаточно давно говорим уже, вкладываем разные понимания, как Дмитрий Евгеньевич только что сказал, в то, какие реформы нужны. Но мне хотелось бы подчеркнуть следующее: что структурные реформы — это не тот инструмент, который в состоянии дать в ближайшей перспективе быстрый экономический рост. Это — работа на длительную перспективу. Поэтому оправдывать отсутствием структурных реформ низкие сегодняшние темпы роста немножко странно, тем более что при примерно таких же институтах в нулевых годах до мирового финансово-экономического кризиса наша экономика развивалась очень приличными темпами. И суды тогда были не лучше, чем сейчас, и проблемы управления государственными активами, и вопросы приватизации точно так же обсуждались, и совершенствование госаппарата, реформа госаппарата, и много-много других вещей, о которых часто говорят как о структурных реформах, которые являются как бы некоей панацеей.

Поэтому, мне кажется, с точки зрения текущих задач экономического роста правильно было бы обратить внимание на проблемы текущей экономической политики, а она действительно (я тут с Дмитрием Евгеньевичем согласен), связана и с экономическим мировоззрением тех, кто сегодня стоит у руля нашего экономического корабля. Ведь мы уже в течение двух лет стоим не только из-за санкций и не только из-за падения цены на нефть, хотя нельзя недооценивать силу этого шока, но мы и собственными руками загнали экономику в ситуацию, когда высота процентной ставки блокировала не только инвестиционные проекты в частном секторе, но и вообще доступ к оборотному капиталу, то есть мешала даже текущей деятельности всего нашего хозяйствующего механизма. Поэтому с точки зрения роста, мне кажется, надо было бы прежде всего обращать внимание на текущую экономическую политику. А что касается структурных реформ, то это дело важное, но вообще-то к нему надо спокойно готовиться, находить согласованные решения, консенсус, потому что иначе все это выглядит как некие заклинания.

Бодрунов: Ну вот, коллеги, наверное, такое понимание ситуации сейчас уже и у властей, и у научного сообщества, экспертноuо сообщества. Мне кажется, такое понимание ситуации привело к тому, что президент поручил, в частности, Алексею Кудрину составить некую программу действий, в которую, наверное, включаются компоненты и «ближнего боя», и дальнего плана, какой-то перспективы. Над программами работают и ваши специалисты Финансового университета, и Столыпинский клуб.

Сорокин: Столыпинский клуб у нас только что заседал, и тоже готовит, и тоже по поручению президента. У них четко это разделено: неотложные меры, первые, и долгосрочные меры, о чем мы говорили.

Выход есть 

Бодрунов: Правильно, потому что надо понимать, с одной стороны, что делать на ближнем фронте, и, с другой стороны, так сказать, концептуальную платформу, в конце концов — что же мы делаем дальше в перспективе. И вот я бы сказал, что второе даже важнее, потому что, увидев эту дорогу, мы сумеем осознать, какие кочки уже сейчас надо преодолевать, а какие — просто обойти, чтобы по ней уверенно идти, а не бежать потом в другую сторону. С этим, по-моему, надо согласиться.

Сорокин: Все видят, что выход есть, есть возможность дальше привести экономику в движение. Ну а какими мерами, какими способами — тут я сразу вспоминаю своего учителя, академика Абалкина: «Никто не имеет монополии на истину». И не надо противопоставлять Кудрину Столыпинский клуб — надо искать вместе истину. А вот этот оптимизм мне больше всего нравится.

Я всегда подчеркиваю, кстати, выступая перед молодежью: «Ребята, к сожалению, несмотря на все импортозамещение, все, что на мне, как говорится, видно и не видно, надето — это все, к сожалению, импортное, кроме одного очень важного прибора. Это часы, которые я всегда ношу. Это часы марки «Победа» 1953 года выпуска. Еще в конце 60-х — начале 70-х годов половину мирового рынка вот таких сложных приборов держали советские заводы; российский, по сути дела, вот этот прибор. Значит, можем».

Сорокин: Я бы подчеркнул следующее, в том числе опираясь на то, что сказал Александр Дмитриевич. Он абсолютно прав, когда говорит: есть долгосрочные меры и есть меры, которые надо предпринимать сейчас. А вот чтобы это делать сейчас, я глубоко убежден, Александр Дмитриевич, надо перестать пугать себя государством, экономической ролью государства в экономике. Сегодня ситуация такова, что, как в свое время при социализме ради чистоты теории мы говорили: вот государственная собственность — и все, и упаси бог вправо-влево, сейчас наоборот — ради чистоты рыночной теории упаси бог вправо-влево. Но все-таки теория — это всегда абстракция. Есть реальная экономическая ситуация, и сегодня надо из нее выходить. А для этого надо перестать себя пугать ролью государства, понимая риски и прочее, тем не менее понять: драйвером неотложного толчка сейчас может выступить только государство.

Бодрунов: Вы знаете, с этим согласятся, наверное, все, и, собственно говоря, мы с вами всегда собираемся в нашей гостиной для того, чтобы обсудить вот эти возможности достижения победы.

«2019 год нас ждет гораздо более тяжелый, чем 2018-й»

 

Михаил Головнин,

первый заместитель директора по научной работе Института экономики РАН, член-корреспондент РАН

 

— Бюджет на 2018 год уже сверстан, и единственный позитивный момент — рост реальных доходов населения за счет того, что в избирательном цикле будет увеличение заработной платы и доходов, в том числе в части выполнения майских указов, но опять же, скорее всего, это будет некий одномоментный всплеск. И, конечно, 2019 год нас ждет гораздо более тяжелый, чем 2018-й.

Если переходить к рецептам, необходимо сочетание денежно-кредитной и бюджетно-налоговой политики, которую мы в Институте экономики видим в создании системы институтов развития, в том числе и для финансирования крупных проектов, с основой капитала из бюджетных денег. И одновременно задействование денежно-кредитной политики через такие инструменты, как ценные бумаги ломбардного списка этих самых институтов развития, то есть привлечение ими средств на долговом рынке, и стимулирование этого процесса мерами денежно-кредитной политики, а не мерами прямого эмиссионного финансирования.

Полный материал: Что ждет российскую экономику в 2018?

О ноономике – в интервью телеканалу «Россия 24»

Президент Вольного экономического общества России Сергей Бодрунов – гость программы «Интервью Вести 24» телеканала «Россия 24».

Речь в разговоре шла о теме, обсуждавшейся на Санкт-Петербургском международном экономическом конгрессе — будущем развития человеческой цивилизации и новых моделях экономики.

Сергей Бодрунов рассказал о термине «ноономика» — экономике того будущего, которое может состояться, новом типе хозяйственного устройства, когда человек выйдет за пределы материального производства.

«Чтобы запустить экономический рост, нужно снять избыточное ограничение по спросу»

 

Александр Широв,

заместитель директора, заведующий лабораторией Института народнохозяйственного прогнозирования РАН, д. э. н., профессор

 

— За последний год сильно выросла зависимость нашей экономики от внешнеэкономической деятельности, от сырьевого сектора. Достаточно сказать, что вклад в добычу полезных ископаемых и нефтепереработки в динамику промышленного производства в прошлом году составил свыше 73%.

Еще один риск — попадания в так называемые инфляционные качели. Если у нас инфляция в прошлом году была 2,7%, а ЦБ ожидает в текущем году 3,5–4%, то бизнес с задержкой будет реагировать на это изменение, на некоторый рост цен, и фактически мы можем увидеть снижение или торможение роста реальных доходов населения.

Позитивный момент состоит в следующем: у нас инвестиции не растут несколько лет, но при этом мы отмечаем не менее трехпроцентного роста физического объема основного капитала все эти годы. Это означает, что есть потенциал экономического роста, что незагруженные конкурентоспособные производственные мощности увеличиваются. В принципе, очевидно, что главная проблема, которая сейчас сдерживает экономический рост, — это ограничение спроса. Сейчас ситуация ровно такая, что для того, чтобы запустить экономический рост, нужно снять избыточное ограничение по спросу. Если мы это сделаем, то появится возможность маневра, в том числе бюджетного.

Если мы ничего не будем делать в экономике, то наша оценка роста валового внутреннего продукта в 2018 году составляет чуть больше 1 процента — 1,1–1,3%. Понятно, что такая экономическая динамика ни в какой степени нас устроить не может.

Полный материал: Что ждет российскую экономику в 2018?

«Богатый класс должен понять, что он ведет страну к катастрофе»

 

Роберт Нигматулин,

научный руководитель Института океанологии РАН им. П.П. Ширшова, член Президиума РАН, академик РАН

 

— Основной инвестор экономики — это народ, получающий сбалансированную заработную плату. Прийти к этому очень сложно. Добавляя зарплату, вы сразу увеличиваете инфляционные риски, но без этого ничего не получится, нужно на это идти. Нужно менять долю оплаты труда. Нельзя жить на такие заработные платы, а для этого богатый класс должен понять, что он ведет страну к катастрофе. Давайте введем налог 20–25% с дохода выше 20 миллионов рублей. По моим оценкам, это дополнительные 1,7 триллиона рублей в год в бюджет. Вот один из источников повышения инвестиционной способности. Кроме того, нужно делать шаги в сторону разумных соотношений цен. Килограмм хлеба везде стоит 5 литров бензина. Литр бензина стоит четверть килограмма хлеба. А у нас пять килограммов литр бензина. И это значит, что тот, кто производит бензин, богатеет, а тот, кто производит народные товары — молоко, мясо и т. д., — беднеет. В этом направлении нужно двигаться. Конечно, это опасно. Конечно, это риски. Но без этого мы не поднимем экономику и погубим страну.

Полный материал: Что ждет российскую экономику в 2018?

1...157158159...183Страница 158 из 183
© Журнал "Вольная экономика", Общероссийская общественная организация "Вольное экономическое общество России"