Понедельник, 23 сентября, 2024
ВЭО России

Александр Чулок: как достичь технологического суверенитета

До 15 декабря 2022 года правительству поручено разработать и утвердить концепцию технологического развития на период до 2030 года, предусматривающую в том числе цели технологического развития, механизмы их достижения. Может ли Россия достичь технологического суверенитета, и в какие сроки, обсудили директор Центра научно-технологического прогнозирования Института статистических исследований и экономики знаний НИУ ВШЭ Александр Чулок и президент ВЭО России, член-корреспондент РАН Сергей Бодрунов.

По материалам программы «Дом Э», Общественное телевидение России, 23 сентября 2022 года

Бодрунов: Многие ученые, и я в том числе, полагают, что в основе развития – общественного, цивилизационного – лежит научно-технический прогресс. Во все времена прогресс давал человеку возможность удовлетворять свои потребности, которые постоянно росли. Очевидно, если мы говорим о социально-экономическом развитии, мы должны думать о том, каким образом оно обеспечивается развитием научно-технологическим. Это процесс, который идет сегодня в мире очень быстрыми темпами. Страны, технологически более развитые, имеют больше экономических преимуществ, их население живет лучше. Соответственно, социально-экономическое развитие России должно опираться в первую очередь на развитие технологическое. Президент страны по этому поводу сказал следующее: «Главное для страны – сохранять технологический суверенитет. Только суверенные страны могут рассчитывать на суверенное будущее». Технологическое развитие и технологический суверенитет – понятия разные, между ними не всегда можно ставить знак равенства. Каковы, на Ваш взгляд, критерии технологического суверенитета?

Чулок: Канонических определений технологического суверенитета не существует. Каждый дает свои дефиниции. Если их резюмировать, то основный смысл заключается в том, что страна должна обеспечивать себя важными продуктами, услугами и быть независимой от других. Возникает много нюансов. Какими продуктами и услугами? В каких областях? В течение какого периода? Я бы выделил три составляющих, такой краеугольный камень, технологического суверенитета. Первое – это обеспечение решения текущих задач социально-экономического развития, связанных с безопасностью, с технологической модернизацией. Они очевидны. Для сельского хозяйства это, например, отсутствие отечественных семян или аминокислот, включая лизин. Для фармацевтики – сырья. Для авиации и машиностроения – зависимость от импортных комплектующих. Профессиональное сообщество прекрасно осведомлено о тех узких местах, которые надо «закрывать» здесь и сейчас. Вторая составляющая – нам нужен некий паритет, потому что технологический суверенитет не означает изоляцию. С кем мы будем взаимодействовать, как будем менять «пушки на масло» – вопрос второй. Главное – нам нужна переговорная позиция с другими странами. Третья составляющая – технологический суверенитет должен обеспечивать вклад в будущую конкурентоспособность. И здесь у нас провал, потому что дискуссию про будущее мы начали всего несколько лет назад. Каков облик будущего? Каковы глобальные тренды? Мы вместе с вами, в том числе, поддерживали эту дискуссию, как могли. Но пока мы говорили про 2030 год, развитые страны убежали в своих рассуждениях до 2045-2050 годов. Это не потому, что они фантазеры и витают в облаках. А потому что скорости выросли. Благодаря тем же цифровым двойникам, краш-тесты в автомобилестроении проходят уже не за полгода, а за несколько недель. Это значит, что пока мы обсуждаем 2030 год, мы обсуждаем не будущее, в лучшем случае – настоящее. Поэтому горизонты надо удлинять.

Бодрунов: Очевидно, что, в числе прочего,  должны быть определены приоритеты технологического развития… В каких областях мы пока отстаем, куда следует направить фокус внимания?

Чулок: Драма текущего периода заключается в том, что если в прошлом веке можно было сделать ставку на одну-две ключевые технологии и получить технологический суверенитет, либо хотя бы технологический паритет. То сейчас нужно говорить о пакетах технологий. Отдельные технологии никого не интересуют. Интересуют – в пакете, начиная с обучения и соответствующих компетенций, заканчивая ресайклингом, переработкой и утилизацией, о которых не надо забывать. Поэтому говоря про приоритеты развития науки и технологий, надо выделить несколько принципов. Первое – надо определить ландшафт будущего. К какому будущему мы можем или хотим прийти. Так действовала Европейская комиссия в рамках Седьмой рамочной программы. Они в свое время распределили 84 миллиарда евро на базе форсайтов, то есть долгосрочных прогнозов, понимания того, к какому будущему мы хотим прийти. Являюсь экспертом крупных проектов в компаниях или различных инициативах, я часто задаю простой вопрос: «Представьте, что завтра все ваши проекты реализуются. Какое будущее мы получим?» Такого ужаса в глазах я не вижу никогда. Во-первых, никто не предполагает, что все реализуется до конца. Во-вторых, общей картины нет. А она была создана у нас в рамках прогноза научно-технологического развития России до 2030 года, утвержденном в 2014 году, и его надо актуализировать, потому что мир ушел вперед, поменялись тренды.

Бодрунов: Конечно, нужно корректировать прогнозы с известной периодичностью.

Чулок: Дальше – исходя из видения будущего, надо выбирать, в какие технологии мы вкладываемся. Какие технологии нам необходимы для агропромышленного комплекса? Может быть, надо нейросети развивать? Может быть, ключевое сейчас – это беспилотная сельхозтехника. Какие принципиальные технологии нужны для фармацевтики? Какие новые материалы существенно снизят энергоемкость? Это так называемый заход от рынка. А есть заход от технологий, когда мы смотрим на ландшафт технологического развития и определяем: где те молодые ростки, которые могут в разы поменять технико-экономические показатели? Как графен, например, который может принципиальным образом поменять прочностные характеристики, материалоемкость… Совмещение запросов рынка и захода от науки, от технологий позволит выйти на понимание, куда двигаться с точки зрения технологического суверенитета? Но первый шаг – это, конечно, очертить картину будущего, причем, с учетом того, что мы сейчас видим, она должна носить сценарный характер. Эти сценарии не должны быть: хороший, плохой и целевой. Плохой никогда не утвердят, хороший никогда не сбудется. У нас только один сценарий остался – целевой. Это не сценарий, это обоснование одной точки зрения. Сценарии должны быть качественные.

У нас буквально несколько недель назад закончился опрос компаний. Мы спросили: «Для вас инновационная деградации России – это вызов?» Порядка 70% российских компаний сказало, что это большая проблема. Более 75% компаний считают, что популяризация науки, знаний, технологическое развитие – это окно возможностей. То есть компании готовы. Но если посмотреть на данные статистики, то уровень инновационной активности организаций крайне низкий – 10,8%.

Бодрунов: Кажется странным, да? С одной стороны, все понимают. С другой стороны, никто не делает.

Чулок: А в чем причина? Мы недавно проанализировали барьеры для инновационного развития компаний. На первом месте, как обычно, стоит финансирование. Нет денег, слишком рискованно. А что вы хотели? Инновации по определению рискованные. Но если копнуть глубже, то те, кто занимаются инновациями, сталкиваются с проблемами нехватки квалифицированных кадров, вопросами, связанными с защитой прав на интеллектуальную собственность, с коммерциализацией.

Бодрунов: Нам необходимо не только думать о технологическом развитии, но и о снятии этих барьеров. Тогда будут востребованы идеи по технологическим приоритетам. Мне кажется, это глобальная макроэкономическая и идеологическая задача для сегодняшнего дня.

Чулок: Политическая задача. А знаете, как барьеры эти снимаются? Не разговорам про настоящее… Если вы соберете в одной аудитории бизнес, науку, государство, и каждый начнет говорить про свои проблемы, то ничего не изменится. Нужен разговор про будущее. То есть, когда мы делаем форсайт-сессии и погружаем стейкхолдеров, как мы их называем, в контуры будущего. Рассказываем им про глобальные вызовы и возможности. Будущее примиряет. Люди понимают, что их контрагенты – это не враги кровные… «Вы, бизнес, не хотите финансировать науку». Или: «Вы, наука, не хотите развернуться в сторону бизнеса». Мы слышим это двадцать лет. Они понимают, что они партнеры и могут друг с другом взаимодействовать. Но важно, чтобы разговор был не общий – «давайте дружить домами» – а предметный. Поэтому мы обсуждаем что-то на технологических пакетах. Например, вот 30 технологических пакетов. По каким из них вы готовы сотрудничать сегодня? По каким – завтра? Где нужна помощь государства? Это совсем другой разговор. Он конкретный – про будущее. Я вам скажу, что сейчас самая востребованная специальность, в том числе для обеспечения технологического суверенитета, – это управленец в сфере науки и технологий. У нас есть магистерская программа в Высшей школе экономики. И конкурс там колоссальный. Наших выпускников расхватывают с первого курса магистратуры.

Бодрунов: Хорошо, что вы открыли такое направление. Может быть, есть еще какие-то есть вещи, которые могли бы соединить науку и производство?

Чулок: Мне кажется важным поменять образ мышления. Одна из ключевых профессий будущего – это переводчик с русского-чиновничьего на русский-научный. С русского-научного – на русский-бизнесовый, с русского-бизнесового – на русский-экспертный. Таких переводчиков очень мало. Мы когда делаем форсайты, то по факту выступаем «мостиками» или «переводчиками» между разными сообществами. Мы вынуждены это делать. Например, в том же прогнозе научно-технического развития России мы выделили продукты и ключевые свойства, которые будут определять их конкурентоспособность в будущем. Это мостик к маркетологам, потому что через свойства продуктов вы можете формировать спрос. И мостик к специалистам по технологической части, потому что от технологий зависит, будет у вас сенсор биосовместимым, энергонезависимым, или не будет. Мне кажется, вузы могут выступить здесь в роли реакторов знаний. Тем более, что есть много форм поддержки. Та же программа «Приоритет-2030», в которую входят ведущие российские ВУЗы или НОЦы – научно-образовательные центры. То есть форматы есть, и там заложено неплохое финансирование.

Бодрунов: Нужно дать методическую основу.

Чулок: Точно! Надо задать методическую основу, я надеюсь, что мы выступим здесь в роли некоторого навигатора.

Бодрунов: Если говорить о технологическом суверенитете, встает проблема импортозамещения. Эту задача мы ставили давно. И вроде бы занимаемся ее решением, а воз, не скажу, что и ныне там, но тем не менее… Мне кажется, вопрос не в том, что компании не хотят заниматься импортозамещением, а в том, что до недавнего времени было проще купить что-то за рубежом, чем развивать свое. С другой стороны, непонятно, что импортозамещать? Как решать проблему импортозамещения с точки зрения необходимости достижения технологического суверенитета?

Чулок: Я бы делал упор на систему исследований. Что касается технологического суверенитета и импортозамещения, нам нужна регулярно действующая информационная база о том, что у нас есть. Надо выявить цепочки – производственные цепочки, логистические цепочки, цепочки создания добавленной стоимости. Это не бином Ньютона.

Бодрунов: Если на то пошло, экономическую эффективность этих цепочек.

Чулок: Когда мы выявили эти цепочки, поняли их эффективность, можно задать вопрос: лучше – импортозаместить всю ось или найти новых партнеров и кооперацию? То есть первое, с чего бы я начал, – это научная база. Она должна действовать регулярно, а не «один раз выпустили аналитический доклад, разместили его, и все». Второе – это понимание того, какие у нас есть компетенции. То есть глубокая инвентаризация, в том числе, на основе анализа больших данных. Понимание того, какие компетенции мы могли бы достроить, какие – вытащить в рамках обмена. Это тоже научая задача, и она решаема. Есть, например, наши страны-партнеры по Евразийскому экономическому союзу, почему бы с ними не наладить отношения? Есть БРИКС, который, мне кажется, недооценен. Те же страны Африки. Почему бы не подумать о том, где мы могли бы «партнериться»? Но для этого должны быть исследования. Причем, систематические и научно обоснованные.

Бодрунов: Как говорит мой коллега академик РАН Сергей Юрьевич Глазьев, нам нужен «разумный» технологический суверенитет. Мне кажется, мы должны думать о том, чтобы строить отношения с нашими партнерами по ЕврАзЭС, по ШОС, по другим структурам, которые сегодня демонстрируют стремление построить многополярный мир – не только в политическом, но и в экономическом плане. А экономика опирается, как мы с вами говорили, на технологическое развитие. Уверен, мы можем построить суверенное будущее, о котором говорит Президент России, используя многие из тех инструментов, о которых сегодня шла речь.

Чулок: …и делая ставку на человека, который будет это реализовывать.

Всероссийский экономический диктант напишут 11 октября

11 октября во всех регионах страны состоится общероссийская образовательная
акция «Всероссийский экономический диктант», организованная Вольным экономическим обществом России при участии Международного Союза экономистов.

Главная цель Экономического диктанта – просветительская: вызвать интерес к
экономической науке и актуальной экономической повестке, показать, что экономические знания необходимы каждому для принятия ежедневных решений.

В 2022 году Всероссийскому экономическому диктанту исполняется шесть лет. За это время акция стала масштабным событием. В прошлом году в акции приняли участие более 211 тысяч человек из 85 регионов России и 6 стран ближнего зарубежья.

Тысячи людей ежегодно пишут Экономический диктант, чтобы:

1. Найти мотивацию «подтянуть» свои знания по экономике. Цель Экономического диктанта – не выставить оценку, а вдохновить на работу над собой. Если результат далек от желаемого, можно подготовиться и в следующий раз улучшить его. Многие из участников Экономического диктанта, по их словам, «прониклись» экономикой, благодаря акции. Так, школьник Артур Волович рассказал, что у него возникло желание изучить дополнительную литературу по экономике, поскольку в заданиях было много терминов, которых он не знал. А студент МГИМО МИД России Александр Мирский признался, что после акции начал изучать экономическую историю страны.

2. Узнать новое. Почему у монет ребристые края, какая платежная система появилась в мире первой и чем правительство платило за производство в Советском Союзе «Пепси-колы», если не деньгами? Участники Экономического диктанта каждый год узнают для себя что-то новое из области экономики и финансов.

3. Проверить свою экономическую грамотность. Мы живем в постоянно меняющемся мире, и экономическая грамотность – это то, что нужно «прокачивать» постоянно, полагают эксперты.

4. Учиться на чужих ошибках. Число мошеннических схем растет с каждым годом, поэтому в заданиях Экономического диктанта большое внимание уделяется основам финансовой безопасности – необходимые знания могут в нужную минуту помочь принять правильное решение и сохранить деньги. «Экономический диктант будет способствовать подкованности наших граждан, избавит их от ошибок, когда они совершают ту или иную финансовую операцию, поможет не попасться на удочку финансовых мошенников», полагает президент Финансового университета при Правительстве РФ Михаил Эскиндаров.

5. Повысить свою финансовую культуру. Задания Экономического диктанта заставляют задуматься, насколько хорошо вы владеете теоретическими азами и прикладными приемами финансовой грамотности? Умеете ли распоряжаться деньгами, правильно инвестировать и откладывать, как глубоки ваши знания о кредитных и страховых продуктах?

Ежегодно по результатам Всероссийского экономического диктанта составляется
аналитический отчет, по которому можно судить об уровне экономической грамотности
населения в целом, а также по отдельным регионам России. Кроме этого, разрабатываются практические рекомендации о том, какие аспекты следует учесть в экономическом образовании.

Исследование: россияне с оптимизмом смотрят в экономическое будущее

Институт народно-хозяйственного прогнозирования представил новый выпуск квартального прогноза. Он впервые подготовлен совместно с коллегами из Института психологии РАН и АННИО «Институт психолого-экономических исследований». Одним из ключевых разделов бюллетеня стал Анализ психологического состояния общества по итогам января-августа 2022 г.

Авторы анализа констатируют ряд серьезных массовых психологических изменений в российском обществе, причем далеко не только негативных.

В 2022 год граждане России вступили в целом с негативными экономическими ожиданиями: по данным мониторинга АННИО «Институт психолого-экономических исследований», психологически ожидаемый уровень инфляции средним россиянином на уровне 18% годовых (уже пятый год средний россиянин воспринимает официальную инфляцию как 50% от реального роста цен), ожидаемый рост ВВП — в районе 1.5 — 2%.

По итогам первого квартала в связи с геополитическими факторами и введенными в отношении экономики России санкциями экономические ожидания населения в диапазоне до конца 2022 г. снизились до самых негативных значений за период наших наблюдений (с 2015 г.): ожидаемый уровень инфляции составил 35%, падение ВВП — до 12%. При этом впервые за период наблюдения субъективный прогноз россиянина, начиная с четвертого квартала 2022 г., не имел числовых значений и характеризовался полной неопределенностью будущей социально-экономической ситуации («отсутствием образа будущего»).

Под влиянием событий конца февраля 2022 г. в первом квартале наблюдался рост тревожно-депрессивной симптоматики, превышающий показатели периода пандемии 2020 — 2021 гг.: так, по данным мониторинга, проводимого Институтом психологии РАН, доля респондентов, отмечающих у себя симптомы клинической тревоги, выросла с 18% в январе до 28% в начале марта (среди молодежи 18-24 лет – до 60%), а симптомы клинического уровня депрессии – с 27% до 42% (среди молодежи 18-24 лет — до 75%). К концу марта снизилась выраженность дезадаптивных стратегий совладания, таких как отрицание ситуации. Уже в апреле уровень психологического неблагополучия стал снижаться и к маю вернулся к значениям начала пандемии 2020 г. В мае

августе 2022 г. его показатели оставались стабильными: доля респондентов с симптоматикой тревоги составляла 20 – 21%, а с симптоматикой депрессии –32 –  35%. При этом наблюдались два скачка экономических страхов россиян, связанных с ожиданием роста цен и экономического кризиса: в марте и мае-июле. К августу в той или иной мере снизилась не только выраженность всех фиксируемых нами страхов, но и сила переживаний по поводу ситуации в стране – как положительных, так и негативных.

Треть респондентов ожидают, что экономический спад в России, связанный с последствиями санкций, закончится не позднее чем через 3 года. Еще 36% считают, что спад продлится 5 – 10 лет. Более чем две трети респондентов считают, что смогут успешно пройти через трудные времена, связанные с экономическими санкциями. При этом лонгитюдные исследования Института психологии РАН, в которых опрашивались одни и те же люди показывают, что значимых изменений в отнесении респондентами себя к тем или иным социальным группам по уровню доходов не наблюдается.

Снижение уровня экономических страхов населения летом 2022 г. может объясняться несколькими психологическими механизмами. Во-первых, при переживании трудноконтролируемой угрозы, с одной стороны, активируются конструктивные механизмы совладания и растет самоэффективность, уверенность личности в своих силах, а с другой стороны, срабатывают мотивационно-когнитивные и перцептивные психологические защиты – сверхоптимизм, недооценка вероятности и последствий угрозы, вера в справедливость мира.

Во-вторых, негативные последствия экономических санкций, как правило, недооцениваются в силу недостатка экономических знаний, а также эффектов дисконтирования будущего, когда крупные потери в отдаленном будущем приуменьшаются сильнее, чем в ближайшем. Кроме того, экономическая идентичность, то есть отнесение себя к тем или иным группам общества по уровню доходов, определяется не только материальным положением, но и социальным сравнением, экономическими притязаниями и оценкой своих деловых качеств, поэтому она относительно устойчива, несмотря на рост числа респондентов, указывающих, что на благосостоянии их семьи так или иначе негативно сказались экономические санкции. Наконец, низкий уровень экономических ожиданий в начале 2022 г., неоправдавшиеся страхи экономического коллапса в марте 2022 г. и выраженный эффект «сплочения вокруг флага» в условиях, когда санкции воспринимались как война, объявленная россиянам, обеспечили ограниченный кредит доверия Правительству и поддерживали социальный оптимизм. Более половины респондентов считают, что экономические санкции сделают Россию сильнее и столько же верят, что их дети будут жить лучше, чем они сами.

Тем не менее на фоне макроэкономического оптимизма в мониторинговых исследованиях, которые Институт психологии РАН (ИП РАН) проводит как самостоятельно, так к в партнерстве с социологическими агентствами, мы фиксируем микроэкономический пессимизм: рост чувства беспомощности в отношении последствий экономических санкций, а также рост убеждения в том, что в результате санкций еще больше вырастет социальное неравенство.

Укрепление антиэлитных настроений, возобновившееся летом 2022 г., негативно сказывается на доверии Правительству. Как показывают исследования ИП РАН, среди характеристик психологического состояния общества на экономическое поведение в наибольшей степени влияют выраженность депрессии, тревожные состояния, а также социальный оптимизм и доверие социальным институтам. При инерционном сценарии, то есть при отсутствии субъективно значимых признаков улучшения или резкого ухудшения социально-экономической ситуации, осенью 2022 г. – зимой 2023 г. можно ожидать усиления чувства беспомощности в отношении санкций и депрессии (в июле-августе мы наблюдали ее существенный рост среди молодежи 25 – 34 лет), что в целом повлечет за собой снижение показателей инвестиционного, кредитного и потребительского поведения, в первую очередь – готовности покупать дорогостоящие товары и услуги, а также спроса на ипотечные и автокредиты, но среди высокодоходных групп может повысить спрос на валюту. Рост депрессии и постепенное снижение социального оптимизма будут вести к сокращению рублевых и валютных депозитов населения, снижать объем выданных кредитов, а также закреплять ловушку «адаптационного ожидания», когда производители ожидают подстройки спроса, в то время как потребители – подстройки предложения.

При этом рост выраженности депрессивных состояний может стать одним из факторов разрыва между экономическим благополучием и потреблением: при растущих реальных доходах потребление может не увеличиваться. Сейчас готовность к крупным покупкам усиливается двумя противоположными друг другу психологическими состояниями: оптимизмом в отношении ближайших 3 месяцев, а также в несколько меньшей степени – тревогой по поводу разрушительного влияния санкций. При этом оптимизм будет оказывать долгосрочное положительное воздействие на потребительский спрос, а тревога будет побуждать к единовременным покупкам.

При пессимистическом сценарии, то есть в случае резкого обострения геополитического противостояния, повышения цен на товары повседневного спроса, снижения доступности лекарств, быстрого повышения стоимости топлива и транспортных услуг, а также ослабления рубля, возможен всплеск тревожных настроений. Это может подстегнуть краткосрочный спрос на лекарства, дорогостоящие товары, а также на автокредиты: в условиях ожидаемого дефицита вырастет готовность к приобретению товаров впрок. Рост тревоги по поводу долгосрочных разрушительных последствий санкций будет повышать ориентацию на сберегательное поведение, откладывание покупки товаров длительного пользования, а также, при наличии средств, готовность покупать дорогостоящие товары зарубежного производства.

Санкции дают возможности диверсификации российской экономики

Илья Воскобойников,
Директор Центра исследований производительности НИУ «Высшая школа экономики»

Санкции не влияют на долгосрочный рост. Существует очень обширная литература, посвященная влиянию санкций на экономический рост, по разным санкционным режимам. За период после окончания Второй мировой войны накоплены большие массивы данных. Мы в Высшей школе экономики делаем обзор по этим данным и призываем желающих с ним ознакомиться. Эти работы показывают, что в среднем санкции в долгосрочном периоде снижают темпы роста на 2%. Это очень много. Есть разные механизмы, их нужно обсуждать, но эмпирические основания для того, чтобы утверждать, что санкции влияют на рост, очень серьезны.

Главный источник роста производительности – совершенствование технологий. У нас под технологиями часто понимается способ производства чего-то. Но для экономиста технология – это не только способ производства, но еще и издержки производства конкретного продукта. Если говорить о технологиях как об издержках, как о затратах, то вложения в НИОКР имеют очень косвенное отношение к преодолению этой проблемы. Куда более серьезное отношение имеет движение относительных цен. Это быстрый фактор, который определяет динамику производительности не только в России, но и в мире. 

То, что импортозамещение обеспечивает снижение издержек и повышает производительность, – неправда. Импортозамещение повышает издержки, потому что мы работаем на менее производительном оборудовании, мы используем промежуточные продукты менее качественные, чем могли бы использовать в условиях открытой экономики. Это не значит, что импортозамещением нельзя заниматься, но нужно осознавать, что импортозамещение – это повышение издержек. 

Государство может повысить производительность, стимулируя предприятия инвестировать в НИОКР, в человеческий капитал? Не может. Если предприятие имеет возможность снижать издержки, оно будет их снижать. Если оно не имеет такой возможности, оно будет изыскивать другие пути. 

Государство способно полностью устранить проблему отсутствия координации участников рынка? Не может. У нас есть сложности с созданием единой государственной политики.

Главная возможность сейчас – это устранение препятствий для развития тех отраслей, у которых есть гарантированный спрос. В первую очередь это отрасли, гарантированно имеющие конкурентные преимущества на международном рынке. Самый классический пример – это сельское хозяйство. Кроме того это отрасли, ориентированные на гарантированный внутренний спрос. Прежде всего речь идет о некоторых видах услуг, которые обязательно будут востребованы на внутреннем рынке.

Санкции ограничивают поступления в бюджет от сырьевого экспорта. Не сейчас, но вскоре мы с этим столкнемся. Конечно, это проблема. Но эта же проблема облегчает непопулярные решения в области экономической политики. Я говорю о диверсификации, про которую мы всегда говорили, но время от времени стыдливо забывали. Из литературы мы знаем, что диверсификация болезненна. Она в принципе предполагает некоторое снижение и производительности, и благосостояния в первые годы после своего начала. Но диверсификация положительно влияет на устойчивость роста в долгосрочном периоде. И в этом смысле санкции – хороший повод начать этим заниматься. 

Оценки показывают, что производительность российской промышленности в шестидесятые годы была выше, чем производительность российской промышленности в семидесятые-восьмидесятые, когда мы активно стали импортировать природные ресурсы. Сейчас мы переключаемся опять в режим работы без этого импорта, и это создает некоторые возможности. 

Главным показателем производительности является динамика совокупной факторной производительности. Она растет, когда реальные издержки производства падают – и наоборот, она падает, когда издержки растут. Последние три десятилетия характеризовались тем, что совокупная факторная производительность в самых разных странах проявляла в чем-то согласованную динамику. Она реагировала в большей мере на относительные цены. 

Мой аргумент состоит в том, что дело не в затратах на НИОКР и не в развитии способов производства, хотя они тоже важны, а, конечно, в большей мере связано с конъюнктурой мирового рынка и с относительными ценами. 

Я собрал 10 стран с переходной экономикой, которые все восьмидесятые годы так или иначе находились в схожей институциональной среде. Данные взяты из самых разных источников, это разные методологии, которые дают разные оценки, но, несмотря на это, мы видим, что большая часть стран замедлялась в переходный период. Это падение производительности, в меньшей степени связанное с деградацией способов производства и в большей степени связанное с перераспределением цен на факторы. 

В восстановлении роста динамика у самых разных стран, включая Россию, схожая. Производительность везде росла. С разными темпами по разным оценкам, но росла. Наложились разные факторы: цифровизация, нефтяной бум, общий рост глобальной экономики, восстановительный рост. 

В период глобального замедления производительности все 10 стран с переходной экономикой оказались в одной отрицательной зоне. Мы все вместе, а если смотреть шире, то все вместе с остальным миром снижаемся. Главный тезис: в условиях санкций не сами по себе затраты на НИОКР спасают, а спасает снижение издержек. 

Теперь о диверсификации, которой в России нет. Доли крупных секторов российской экономики за последние 30 лет по количеству отработанных часов, по добавленной стоимости показывают, что доля расширенного добывающего комплекса в этот период – огромная, мы от него зависели. Из-за спецоперации эта доля, возможно, будет вынужденно снижаться, и получим ту самую диверсификацию. 

Что развивать, если мы говорим о развитии технологий не столько в том смысле, на что потратить деньги, сколько в том, как потратить, чтобы издержки производства снижались, причем снижались не в конкретных отраслях, а по всей экономике? С точки зрения приоритетов я бы назвал: 

  1. Сельское хозяйство, которое на самом деле является отраслью высокотехнологичной, если подумать о проблемах селекции и маркетинга (это то, в чем мы действительно отстаем). 
  2. Энергоемкие производства. Нам не дают экспортировать энергоресурсы, но мы можем экспортировать энергоемкие продукты.
  3. Снижение издержек, связанное с плохой инфраструктурой, – правильные инвестиции в инфраструктуру снижают издержки у самых разных предприятий в самых разных отраслях и дают большой эффект от масштаба.
  4. Развитие услуг, ориентация на внутренний спрос. 
  5. Внутренний туризм. 
  6. Лизинг и те услуги, которые помогают производить с небольшими издержками в других отраслях. 
  7. Транспортные и иные логистические услуги.
  8. Развитие технологий общего назначения. Сегодня из-за санкций наш доступ к этим технологиям ограничен.
  9. Интернет и полупроводники. Очевидно, эти узкие места должны быть расшиты, и любые усилия здесь могли бы быть эффективны.

И последний аргумент. Российская промышленность демонстрировала сравнительно высокие темпы совокупной факторной производительности в период с 1961 по 1973 год, заведомо более высокие, чем на протяжении дальнейшей истории. Это показывает, что и в отечественной экономике диверсификация может быть плодотворна.

Пути трансформации российского образования 

Недостаток финансирования, кадровый кризис, растущие нагрузки учителей — это лишь малая часть тех системных проблем отечественного образования, которые предстоит решать в новой геополитической реальности. Об уходе России от Болонской системы высшего образования, «принудительной бакалавризации» страны, расширении набора в российские вузы и новой идеологии образовательной политики — первый заместитель председателя Комитета по образованию и науке Государственной Думы ФС РФ, член Президиума ВЭО России Олег Смолин. 

Системные проблемы

«Вольная экономика»:  Олег Николаевич, начнем с кадров, которые решают все. Выступая на МАЭФ, Вы говорили о кадровом кризисе в образовании. Насколько он острый и насколько его вообще возможно преодолеть?

Олег Смолин: На мой взгляд, существует целый блок проблем образования, которые можно назвать системными. Они отличаются, как минимум, четырьмя признаками, среди которых назову два. Системные проблемы, во-первых, охватывают все уровни элементов системы образования, а, во-вторых, имеют принципиально межведомственный характер, то есть не могут быть решены усилиями одного или даже двух министерств, но требуют усилий правительства в целом, а также всех уровней власти. 

Высшее право России: быть сильной

Системные проблемы образования в РФ

  1. Проблема хронического недофинансирования образования.
  2. Статус педагогического работника.
  3. Содержание образования. 
  4. Соотношение светского и религиозного образования.
  5. Управление образованием: проблема дебюрократизации.
  6. Развитие сети образовательных организаций: «оптимизация» и качество образования.
  7. Современные образовательные технологии: электронное обучение. 
  8. Статус учащегося.
  9. Здоровье учащихся.
  10. Образование лиц с ограниченными возможностями здоровья.
  11. Воспитание (формирование) личности.
  12. Идеология (ценности) образовательной политики.

В новый период отечественной, а, возможно, и не только отечественной, истории на первый план выходят четыре проблемы: недостаток финансирования, преодоление кадрового кризиса, дебюрократизация, необходимость смены идеологии образовательной политики.

Прежде чем остановиться на кадровом кризисе и путях его преодоления, напомню, что, по данным Всемирного банка, по доле финансирования образования из всех источников в 2012 году Россия занимала 98-е место в мире, а в 2018 — 120-е место.

При этом, согласно докладам Программы развития ООН о человеческом потенциале, в аналогичные годы российское образование находилось на 41-м и 28-м местах, соответственно, и в XXI веке не опускалось ниже 43-го места. Если эти данные можно считать репрезентативными и интегральными в отношении системы образования, то в России она работает гораздо лучше, чем финансируется. Финансирование отечественного образования более чем на 1% ВВП ниже, чем в экономически развитых странах: 3,6% против 4,7% в среднем по ОЭСР и примерно вдвое ниже, чем необходимо для успешной модернизации страны. Как показывает международный опыт, ни одна страна не произвела такой модернизации при затратах ниже 7% от ВВП. Очевидно, подобная ситуация не могла не вызвать кадрового кризиса в отечественном образовании. Коротко о его основных составляющих. 

Во-первых, хроническое неисполнение норм указа Президента России от 7 мая 2012 года № 597. По данным социологических опросов ОНФ, в 2015 году нормы указа не исполнялись в 75 регионах России из 85. Более новые данные мне неизвестны, однако общая ситуация с финансированием образования в РФ не вполне очевидна, поскольку отличается данными даже одного источника за разные годы. 

Согласно статистическому сборнику НИУ ВШЭ за 2017 год, наиболее высокий уровень оплаты учительского труда в пересчете на учебную и внеучебную нагрузку наблюдался в 2012 году. С тех пор ситуация регулярно ухудшалась. Именно в 2012 году расходы на образование в стране в реальном исчислении по отношению к 2006 году составляли 180%, в 2015 — уже 149%.

Во-вторых, растущие нагрузки педагогов школ при реальном уровне снижения их заработной платы. Так, по данным опроса того же ОНФ, в 2015 году средняя нагрузка учителя составила 28 уроков в неделю. В 2022 году в Омской области она составляла 32,5 урока в неделю (1,8 ставки), причем все больше и больше учителей работают на две ставки и более. Эмоциональное выгорание и снижение качества образования в такой ситуации неизбежно. 

В-третьих, глубокое межрегиональное неравенство в оплате педагогического труда. По данным Общероссийского профсоюза работников образования, в 2017 году этот разрыв составлял примерно 4,5 раза, а по данным, озвученным на Коллегии Министерства просвещения РФ 23 октября 2020 года, достиг уже 7 раз. Школы продолжают работать главным образом за счет педагогов старшего поколения. По данным презентации экс-министра просвещения РФ Ольги Васильевой на парламентских слушаниях 24 июня 2019 года, учителя в возрасте старше 50 лет составляют 39% кадрового состава учреждений среднего общего образования, а моложе 29 лет — 5,5%

«ВЭ»: Почему эта проблема не решается, если она настолько очевидна?

Смолин: Федеральные власти пытаются решить кадровую проблему в образовании, но малоэффективными способами. Первый способ — упорядочение системы оплаты труда внутри регионов путем установления единых требований. По сравнению с действующим порядком, когда системы оплаты труда могут отличаться буквально в каждой школе, это некоторый шаг вперед. Возможно, он уменьшит ощущение несправедливости у некоторой части педагогов. Однако оставшиеся еще у власти системные либералы парадоксальным образом не могут (или делают вид, что не могут) осознать, что путем простого передела пирога «накормить всех голодных» невозможно, не оказываясь в положении героев басни Крылова «Тришкин кафтан».
 Второй — программа «Земский учитель», призванная обеспечить кадрами сельскую школу. Несмотря на очевидные благие намерения, программа страдает двумя недостатками. Во-первых, на нее выделяется недостаточно средств из федерального бюджета. Во-вторых, как показывает опыт реализации программы, данная мера может отчасти содействовать привлечению педагогов в село, но вряд ли — их закреплению на рабочих местах. Подобно врачам, немалое число учителей на полученные средства оформят ипотеку в городе, чтобы вернуться в собственную квартиру через три года сельской жизни.

Третий путь — попытка возрождения распределения выпускников в форме целевого обучения. Она также малоэффективна по той причине, что должна предполагать не только административный «кнут», но и финансовый «пряник». Однако финансирование «пряника» остается минимальным. Если же, как предлагают, чисто административное распределение будет введено для всех выпускников, получивших педагогическое или медицинское образование, это, скорее всего, приведет к снижению конкурсов и ухудшению отбора на соответствующие специальности, потому что такие выпускники будут поражены в правах.
 Между тем, пути решения проблем очевидны. Как рассказывал мне многолетний ректор Российского государственного педагогического университета им. Герцена Геннадий Бордовский, после того, как, став губернатором, Валентина Матвиенко ввела в Санкт-Петербурге заработную плату учителей при разумной нагрузке выше средней по региону, количество молодых педагогов, желающих занять свободные места в школах, превзошло количество этих мест, поскольку педагоги старшего поколения крайне неохотно уходили на пенсию.
 Я выступал автором многочисленных законопроектов, которые предусматривали введение оплаты труда педагогов в размере не менее 70% от средней заработной платы в субъекте Российской Федерации при условии работы на одну ставку. Такое же предложение содержалось в постановлении Госдумы от 23 июля 2019 года № 6683-7 ГД «О рекомендации парламентских слушаний на тему «О мерах по повышению качества образования в Российской Федерации». За  постановление Думы депутаты всех фракций голосовали единогласно.

Смена направлений

«ВЭ»: Выступая на МАЭФ, Вы также говорили о необходимости переориентации образования. Как Вы видите этот процесс?

Смолин: На взгляд автора, отечественное образование нуждается в переориентации троякого рода. Условно эти направления можно назвать социально-географическим, социокультурным и социально-политическим (геополитическим).
 В социально-географическим (геополитическом) плане постсоветская система отечественного образования была явно ориентирована, во-первых, на тех, кто намеревался работать (а иногда и жить) за рубежом, в зарубежных компаниях либо в компаниях международных. Во-вторых, эта ориентация была, преимущественно, евро-американской. Впрочем, ориентация образовательной политики лишь отражала ориентацию политики экономической, а иногда и ориентацию военной стратегии. Вспомним: Владимир Путин признал, что «в 2000 году во время визита в Москву […] президента США Билла Клинтона я спросил его, как Америка отнесется к тому, чтобы принять Россию в НАТО. Реакция на мой вопрос была весьма сдержанной».
 В области собственно образовательной политики такая ориентация проявлялась двояким образом.
 С одной стороны, это изменение базисного учебного плана школы. Напомню, по сравнению с последним базисным учебным планом советского периода (1985 год) современный базисный учебный план 2018-2029 годов предполагает сокращение дисциплин, необходимых для новой индустриализации страны (математика, физика, химия, биология) в долях от 14,3 до 37%. Аналогичным образом сокращаются учебные предметы, необходимые для формирования гражданина России и общероссийской гражданской идентичности: русский язык, литература, история, география – от 14,3 до 33%. При этом более чем вдвое увеличивается преподавание иностранного языка, причем ранее популярные немецкий и французский почти целиком вытеснены английским. Совершенно очевидно: в настоящее время необходимо изменение базисного учебного плана в пользу подготовки специалистов, необходимых для новой индустриализации.

Мобилизационные экономические проекты в истории России

«ВЭ»: А что вы имеете в виду под социокультурной ориентацией?

Смолин: Что касается социокультурной переориентации образования, позволю себе напомнить историю 2008 года, когда на Селигере, по сообщению СМИ, тогда министр образования и науки Андрей Фурсенко утверждал: «Недостатком советской системы образования была попытка формирования Человека-творца, а сейчас наша задача заключается в том, чтобы вырастить квалифицированного потребителя».
 И хотя практически все политики, за исключением самого Фурсенко, от подобной идеологии открестились, де-факто она отчасти была реализована. Это отразилось как в упоминавшихся уже изменениях в базисном учебном плане для средней школы, так и в использовании Болонской системы.

При получении технического образования в рамках специалитета студент получает более 1800 фундаментальных занятий по математике и другим естественным наукам, а бакалавр — около 1200 часов. По выражению многолетнего ректора, а в настоящее время президента Омского государственного технического университета Виктора Шалая, специалиста вузы готовили как будущего конструктора, а бакалавра — как будущего пользователя чужими конструкторскими разработками. И хотя, разумеется, квалифицированный пользователь — не то же самое, что квалифицированный потребитель, аналогия вполне просматривается.

В данном случае очевидно: новая индустриализация невозможна без высокого уровня научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ, который, в свою очередь, требует возвращения к идеологии формирования творческой личности, а не члена потребительского общества.

Наконец, культурно-политическая переориентация образования, на мой взгляд, означает следующее. В послесоветский период в явном или неявном виде формируются две образовательные системы: одна — для детей богатых и управляющих, а также отчасти для наиболее способных из иных слоев населения; другая — для всех остальных. Неравенство образовательных возможностей в явном виде прослеживается между городом и селом, между столицами и регионами, между центром и окраинами крупных городов, между школами с различным уровнем доходов родителей. Единый госэкзамен, который действительно увеличивал академическую мобильность в территориальном плане, едва ли не уменьшил ее в плане социальном, поскольку предполагает в большинстве случаев подготовку с помощью репетиторов, а у значительной части населения (бедных и малообеспеченных) средства на это отсутствуют.

Новой идеологией образовательной политики должно быть ограничение образовательного неравенства, выраженное формулой: качественное образование — для всех. Разумеется, насколько это позволяется высоким уровнем социального неравенства в целом. Подводя итоги, можно сказать: сформированная в послесоветский период система образования во многом обслуживала модель зависимого, периферийного капитализма. Новая система должна обеспечить экономический прорыв и новую индустриализацию.

«ВЭ»: Какая законотворческая работа сейчас ведется в Государственной Думе в этом направлении? Известно, что одобрен законопроект о снятии излишней бюрократической нагрузки с учителей. Решит ли это проблему в полной мере?

Смолин: Федеральный закон от 14.07.2022 № 298-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон «Об образовании в Российской Федерации» об ограничении отчетности в сфере образования принят и вступил в силу. Надеюсь, он несколько уменьшит объем бюрократических процедур в школе. Однако позволю себе напомнить, что российский учитель — мировой рекордсмен по количеству времени, которое он затрачивает на оформление бумаг и прочую бюрократию. При этом, по оценкам профильного комитета Госдумы 6-го созыва, 80% всех процедур подобного рода связаны с работой не органов управления образованием, но других организаций, включая разного рода надзоры. Бюрократизация — одна из системных проблем образования, которую можно решить только межведомственными усилиями. Закон же касается только собственно образовательной отчетности. 

Перечень обязательных для оформления документов не зафиксирован напрямую в законе, но устанавливается Министерством просвещения России. В предыдущей версии законопроекта таких обязательных документов было четыре, в настоящее время предполагается семь. Гарантий, что их количество в дальнейшем не будет увеличено, не существует. Поэтому влияние закона на облегчение жизни школьного учителя вряд ли будет значительным.

В целом никогда не поддерживал в образовательной политике тенденцию к «закручиванию гаек». Напротив, убежден: академические свободы, включая свободу мнений и педагогического творчества, являются необходимым условием высокого качества образования, смысл которого — формирование самостоятельной личности. Разделяю в этом отношении мнение Гегеля: «Воспитание имеет целью сделать человека самостоятельным существом, то есть существом со свободной волей». 

Это мнение разделял и Александр Сергеевич Пушкин, утверждавший, что «самостоянье человека — это залог его величия».

Хоть не в Болонье…

«ВЭ»: Если говорить об отказе от обучения в вузах по Болонской системе, какие плюсы это изменение принесет? Если вообще принесет.

Смолин: Возможность участия российских вузов в болонском процессе, причем исключительно на добровольной основе, была предоставлена Федеральным законом от 22 августа 1996 года N 125-ФЗ «О высшем и послевузовском профессиональном образовании», одним из главных авторов которого мне довелось быть. А поскольку Болонская декларация предусматривает широкую автономию университетов, закон 1996 года ей не противоречил.

Принудительное введение в России Болонской системы высшего образования законом от 24 октября 2007 года N 232, который в полной мере вступил в силу в 2011 году, явно отражало стремление отечественной политической элиты «прорубить» в Европу и Америку не просто окно, но широчайшие ворота, причем преимущественно для своих детей. Снижение качества образования бакалавра по сравнению с традиционным специалистом при этом либо игнорировалось, либо считалось вполне допустимой ценой.

На мой взгляд, грубой ошибкой было именно принудительное введение в России системы «бакалавр плюс магистр», вызванное идеологическими мотивами.

В качестве основного профессионального аргумента против Болонской системы отмечу следующий: образование бакалавра явно уступает по качеству образованию специалиста и не только потому, что бакалавр учится на год меньше. Занятий по основным курсам он получает меньше в среднем на 40%, потому что бакалаврское образование подобно тарелке — широкой, но мелкой; а образование специалиста подобно кувшину — высокому и глубокому.

Об образовании в технических вузах уже говорил, но похожая ситуация и в других областях наук. 

Так, на историческом факультете Омского государственного педагогического института (ныне — университет) я учился четыре года. Но это была программа специалиста, а не бакалавра. Мы получили фундаментальные курсы по всем периодам отечественной и мировой истории. Как пели тогда студенты, «от Ашшурбанипала до Форда». 

Но дело в другом: мои коллеги-преподаватели утверждают, что по бакалаврским программам фундаментальные исторические курсы резко сокращены. В итоге из бакалавриата нередко выходят волшебники-недоучки, которые могут повторить за героем популярной песни: «Сделать хотел грозу, а получил козу!» Доучивать их приходится позже. 

Болонская система вольно или невольно усилила утечку умов из страны, хотя и не означает автоматического признания российских дипломов за рубежом. По данным Высшей школы экономики, примерно половина всех успешных еще на стадии бакалавриата студентов уезжают за рубеж. 

«ВЭ»: Получается, основная проблема — в том, как Болонская система воплощалась в России?

Смолин: Ректор МГУ, президент Российского союза ректоров Виктор Антонович Садовничий всегда был противником принудительной бакалавризации, потому что исходил не из политической конъюнктуры, но из интересов образования. В МГУ введены так называемые интегрированные программы бакалавриата и магистратуры, которые во многом напоминают расширенный специалитет. И сейчас нам нужно принимать решение, исходя именно из профессионального подхода. 

Мы должны стремиться к международным стандартам, если они превышают наши собственные. 

Например, хорошо бы установить минимальную зарплату, как во Франции (1 600  евро в месяц) или как Германии (1 570 евро). Или оплату труда в науке, как в США. Или хотя бы тратить на науку не менее 2% от ВВП (считается международной нормой). Однако по объективным или субъективным причинам это не делается. 

Если же наши стандарты выше международных, ориентироваться на международные просто нелепо. Когда вводили принудительную бакалавризацию, на одном из съездов ректоров позволил себе заметить: нет смысла изобретать велосипед, когда у соседа хороший автомобиль; но нет смысла рваться в соседский автомобиль, когда имеешь собственный вертолет. 

«ВЭ»: На Болонскую систему мы ориентироваться не будем, но в какой-то мере она сохранится как инструмент?

Смолин: Министр науки и высшего образования Валерий Николаевич Фальков назвал три причины, по которым должна в той или иной мере сохраняться система «бакалавриат плюс магистратура»: желание части молодежи; сохранение возможности продолжить образование тем, кто имеет квалификацию бакалавра; иностранные студенты. 

Добавил бы к ним, как минимум, еще одну: возможность построения гибких программ. 

Профильный комитет Совета Федерации подготовил законопроект, который предполагает, что по приоритетным направлениям экономического и технологического развития страны высшее образование должно быть реализовано только по программам специалитета.

Законопроект фракции КПРФ в Государственной Думе более радикален: мы предлагаем, чтобы вузовские коллективы сами определяли наиболее эффективные программы подготовки в области высшего образования. Повторю: так было на протяжении 15 лет, и тогда 90% всех выпускников получали образование специалистов, а не бакалавров. 

Это решение оставило бы возможность вузам, которые в этом заинтересованы, сохранить систему «бакалавриат плюс магистратура». Например, университеты, которые ориентированы на подготовку иностранных студентов, смогут использовать ее в полном объеме. 

«ВЭ»: Недавно Госдума приняла решение правительства РФ об увеличении приема в магистратуру на 30 000 бюджетных мест. Будут ли приняты такие же решения по бакалавриату и специалитету? 

Смолин: С 2016 по 2020 годы бюджетный набор в отечественные вузы сократился примерно на 8000 человек, в основном за счет магистратуры. После соответствующего поручения Президента РФ началось увеличение набора на программы высшего образования всех уровней, преимущественно в региональных вузах. Последнее представляется правильным с учетом того, что поступившие в столичные университеты по результатам ЕГЭ способные ученики из регионов на малую родину, как правило, не возвращаются, а это приводит к проблемам с воспроизводством интеллектуального потенциала вузов и научных организаций. 

В весеннюю сессию Госдумы 2022 года было принято беспрецедентное решение об увеличении контрольных цифр приема в магистратуру сразу на 30000 человек. Это во многом связано с оттоком программистов и части научных работников после 24 февраля текущего года. Разумеется, все фракции в Государственной Думе такое решение поддержали, а автор этих строк на пленарном заседании даже позволил себе каламбур: «Этот закон не хороший – он отличный!» Поскольку современным составом российского парламента подобные социально-ориентированные решения, требующие финансовых затрат, принимаются исключительно по предложению президента либо правительства. Прогнозировать ситуацию на 2023-2024 учебные годы не берусь, но хочу отметить: в 1980 году в СССР на 10000 населения приходилось 219 студентов; в настоящее время — около 130 студентов. Все наши предложения об увеличении числа студентов в расчете на 10000 населения до советского уровня до настоящего времени отклонялись большинством Государственной думы.

Недофинансирование науки

«ВЭ»: Какие проблемы образования проецируются на отечественную науку сильнее всего, на Ваш взгляд? 

Смолин: Этот вопрос представляет собой тему для отдельной небольшой статьи. Как известно со времен Козьмы Пруткова, нельзя объять необъятного. Поэтому постараюсь быть предельно кратким. Наиболее важные системные проблемы отечественной науки во многом совпадают с системными проблемами образования. Это хроническое недофинансирование; кадровый кризис, который в данном случае приобретает форму «утечки умов»; крайняя бюрократизация управления. К ним можно добавить, как минимум, еще одну: низкий уровень внедрения результатов этих исследований в экономику и общественную жизнь в целом.

Так, согласно указам президента от 7 мая 2012 года №599 и от 1 декабря 2016 года №642, финансирование науки из федерального бюджета должно составлять не менее 1% от валового внутреннего продукта. Однако, по данным комитета Госдумы 7-го созыва, трехлетний бюджет на 2022-2024 годы в отношении финансирования науки был сверстан следующим образом: 0,42, 0,41, 0,40 % от валового внутреннего продукта в 2024 году. Другими словами, не предполагалось даже приближение к тем параметрам, которые заложены указами президента.

«ВЭ»: Какие Вы видите решения? 

Смолин: Путь решения проблемы понятен: исполнять указы! Не говорю уже о том, что, согласно стратегии научно-технологического развития страны, финансирование науки к 2020 году из всех источников должно было составить 3% от валового внутреннего продукта.

Согласно Указу Президента РФ от 7 мая 2018 года №204 «О национальных целях и стратегических задачах развития Российской Федерации на период до 2024 года», одной из национальных целей развития отечественной науки должно было стать «обеспечение привлекательности работы в Российской Федерации для российских и зарубежных ведущих ученых и молодых перспективных исследователей». Однако, по данным Российской академии наук, «утечка умов» из страны в последние годы происходила ускоряющимися темпами: количество уехавших с 2013 по 2016 год увеличилось более чем вдвое — с 20 до 44 тысяч человек. В целом же за послесоветский период, количество научных сотрудников сократилось в 2,7 раза! Это едва ли не самая пострадавшая область общественной жизни. 

Выход очевиден: реальное повышение заработной платы российских ученых до уровня не ниже двух средних размеров оплаты труда по регионам и по Российской Федерации в целом; финансирование в полном объеме программы обеспечения молодых ученых жильем с правом его приватизации через 10-15 лет работы в отечественных научных организациях; обеспечение вузов и научных организаций современным оборудованием.

Что касается бюрократизации управления наукой, то мощнейший толчок ей дал федеральный закон от 27 сентября 2013 года N 253-ФЗ «О Российской академии наук, реорганизации государственных академий наук и внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации», который фактически передал власть в науке от ученых (академии наук) государственным чиновникам (сначала Федеральному агентству научных организаций, а затем — профильному министерству).

Очевидно: у ученых и чиновников различные критерии оценки эффективности научных исследований, а равно и представление о методах повышения этой эффективности. Достаточно сказать, что в рамках так называемого мониторинга эффективности вузов результаты научных исследований измеряются затраченными рублями! Иначе говоря, не затраты — результатами, а результаты — затратами.

На взгляд автора, следует вернуть Российской академии наук и другим государственным академиям функции по управлению научными исследованиями. Либо использовать французский опыт так называемых двух ключей, когда основные направления исследований, финансируемых за счет государства, определяются совместным решением академии наук и специального представителя президента, который также представляет науку.

«ВЭ»: На МАЭФ прозвучали слова о повышении роли гуманитарной науки. Как Вы оцениваете ее состояние в России и каким путем она должна идти?

Смолин: По поводу состояния отечественной гуманитарной науки ограничусь несколькими замечаниями.

Возможно, мне не везло, но на научных конференциях, в которых участвовал, я не услышал от зарубежных коллег ни одного доклада, который произвел бы на меня впечатление прорыва в гуманитарных исследованиях. На мой взгляд, слухи о радикальном отставании отечественной гуманитарной науки от зарубежной сильно преувеличены — скажу это без всякого квасного патриотизма.

С другой стороны, в послесоветский период отечественная наука далеко не всегда заимствовала действительные достижения зарубежной. Например, на место политической экономии, призванной познавать глобальные процессы, во многих случаях пришел, как раньше говорили, «ползучий эмпиризм», который принципиально отказывается от обсуждения главных проблем, стоящих перед человечеством. В этом смысле концепция нового индустриального общества второй модели, продвигаемая Вольным экономическим обществом России и Институтом нового индустриального развития им. С.Ю. Витте, представляет собой приятное исключение.

Что касается науки исторической, то ироническая формула о непредсказуемости нашего прошлого, на взгляд автора, остается актуальной. В 1990-х во многих учебниках (включая изданные под эгидой фонда Сороса), исторической публицистике, а также в значительный части научных исследований фактически был применен принцип краткого курса истории ВКП(б) (1938 год) со сменой всех знаков на противоположные. В настоящее время мы слышим активные предложения в школьном курсе истории отказаться от евроцентризма и уделять особое внимание истории Азии, Африки, Латинской Америки — что явно отражает современную геополитическую конъюнктуру.

Между тем, один из учителей автора этой статьи профессор Омского государственного педагогического института И.Н. Новиков еще в начале 1970-х годов сформулировал принцип: историю преподавать нужно так, чтобы через 15 лет не было стыдно! Полагаю, этот принцип в настоящее время не менее актуален, чем 50 лет назад, и позволил бы себе его расширить: не только преподавать, но и писать…

В заключение напомню формулу древнего Евангелия от Филиппа: «Незнание — это рабство, знание — это свобода!»

Алексей Гвишиани: Арктика – кузница нашей мощи

В условиях современных геополитэкономических вызовов развитие Арктики обретает новый смысл. Роль фундаментальной и прикладной науки в поиске эффективных решений для социальных, экономических и инфраструктурных проблем Арктической зоны РФ обсудили президент ВЭО России Сергей Бодрунов и председатель Научного совета РАН по изучению Арктики и Антарктики, академик РАН Алексей Гвишиани.

По материалам программы «Дом Э», Общественное телевидение России, 16 сентября 2022 года

Бодрунов: В свое время Михаил Ломоносов сказал: «Богатства России будут прирастать Сибирью». Мне кажется, наступили такие времена, когда мы можем говорить, что богатства России будут прирастать Арктикой. Арктика – стратегически значимый для нашей страны регион. В условиях современных технологических, экологических, геополитических вызовов нужны новые эффективные решения по его освоению. Особая роль здесь отведена науке. Так, например, без системы морских наблюдений и мониторинга не построить модель оптимальной эксплуатации того же Северного морского пути. Это критически важно для страны в новых внешнеэкономических условиях – круглогодичная навигация позволит быстрее переориентировать транспортные потоки с запада на восток. Это всего лишь один из примеров. В связи с этим возникает вопрос, какие задачи в области научных исследований в Арктике нам предстоит решить в ближайшее время? 

Гвишиани: Арктическая зона Российской Федерации – это, конечно, приоритетный объект для развития нашей промышленно-научно-образовательной, если хотите, системы. С одной стороны, в российской Арктике живет много людей, и мы должны развить ее, чтобы росло их качество жизни. А с другой стороны, это кузница нашей мощи…

Бодрунов: Экономической мощи.

Гвишиани: Экономической, технологической, торговой, научной. Залежи полезных ископаемых в Арктике беспрецедентны. Это неприкосновенный запас нашей страны. Что касается научных исследований, то я бы перечислил пять главных направлений научного освоения Арктики. Прежде всего, это создание системы арктических станций типа «Снежинка». Российские ученые смогли предложить что-то, чего еще не было в практике освоения Арктики. Вторым пунктом я бы упомянул транспортный коридор – Северный морской путь. Это не только Северный морской путь, а все структуры, которые позволяют доставлять грузы, порты, железнодорожные ветки, системы метеорологических наблюдений и так далее. Огромный вклад в развитие этого проекта вносит Росгидромет и институты Российской академии наук. Третье направление – создание ледовой самодвижущейся платформы «Северный полюс». Это естественное продолжение великого проекта дрейфующих станций, который успешно запустил Советский Союз, а затем продолжила Российская Федерация. В 2013 году проект был закрыт. Теперь он возрождается на новой технологической основе. Важным направлением является изучение Земли из космоса. Для Арктики это особенно важно, потому что там нет дорог. До этого года мы не имели своих спутников дистанционного зондирования Земли в Арктической зоне. Первый запущен. И таких спутников будет четыре. Это шаг вперед, потому что мы сможем контролировать Арктику. И наконец, пятое направление, которое сейчас стало особо актуально, это импортозамещение в процессах изучения и освоения Арктики.

Бодрунов: Расскажите, что происходит с новой самодвижущейся платформой «Северный полюс». Чем она отличается от традиционной дрейфующей станции? Может ли ее создание придать новый импульс развитию Арктики?

Гвишиани: Это интересное продолжение того, что в 1937 году начали советские ученые, создав станцию Северный полюс-1». Как мы помним, руководил ею Иван Папанин. В экспедицию входили геофизик Ширшов, метеоролог Федоров и радист Кренкель, который, надо сказать, после окончания экспедиции получил звание доктора географических наук без защиты диссертации. Что такое была экспедиция Папанина? Две палатки и шесть инструментов. При этом они почти каждый день делали открытие. Например, они смогли измерить глубину под льдиной, где находилась станция. Она оказалась больше 4,5 тысяч метров. Так вот, сегодня ледостойкая платформа «Северный полюс» – это красивое современное судно, имеющее форму платформы. Судно может идти во льдах со скоростью до 10 узлов и до двух лет оставаться вмороженным в лед. Такие корабли строились в других странах. В частности, впервые идею вмораживания корабля в льдину высказал и реализовал норвежский исследователь Арктики Нансен. Было это в 19 веке. Его бриг, который назывался «Фрам», был вморожен в льдину и несколько месяцев путешествовал с ней. В наши дни, в 21 веке, началось активное возрождение идеи Нансена. Немецкие ученые из  института в Бремерхафене,  французские ученые Центра научных исследований Франции создали такой корабль. Но это были маленькие судна. Российская платформа «Северный полюс» – это большая плавающая обсерватория. Длина судна – 83,2 метра, ширина – 22,5 метра. На его борту может находиться 34 исследователя и 14 членов экипажа, а также будет размещено 15 научных лабораторий.

Бодрунов: Это фактически закрывает 10-15 направлений научных исследований.

Гвишиани: Это, конечно, потрясающая вещь. Нам трудно даже представить, сколько интересного эти люди смогут найти. Как будет устроена платформа? Вот она «вморозилась». Затем – в полукилометре от судна разбивается лагерь: палатки, инструменты. Поскольку многие из измерений, например, магнитные исследования нельзя проводить вблизи железа, значит, от корабля нужно отойти. Есть три уже функционирующих центра: «Ледовая база мыс Баранова», российский научный центр на археологе Шпицберген и гидрометеорологическая обсерватория Тикси. Вместе с платформой «Северный полюс» они будут составлять четыре угла многоугольника, будут работать в связке.

Бодрунов: Это, конечно, фундаментальный, глобальный подход, с помощью такой платформы мы сумеем решить массу новых комплексных задач.

Гвишиани: Решить и поставить новые задачи. Потому что в результате исследований возникают новые задачи. Я думаю, что первые же рейсы дадут интересные результаты.

Бодрунов: Я хотел бы поговорить о другом проекте, который мы упомянули, о станции «Снежинка». Это международная арктическая станция. В чем ключевая цель, задача проекта? Какие проблемы с помощью «Снежинки» можно будет решать?

Гвишиани: Вопрос, который вы задали, связан с предыдущим. Почему стало невозможным продолжать изучение Арктики с помощью станций «Северный полюс»? Из-за глобального потепления льды стали настолько неустойчивы, что обсерваторию «Северный полюс-40» в 2013 году пришлось в пожарном порядке эвакуировать, спасать людей из-за растрескивания льдины. В 2015 году была сделана еще одна попытка: на 3-4 месяца была развернута станция «Северный полюс-41», но ей удалось проработать всего три месяца. Поэтому вернулись к тому, что предложил Нансен в 19 веке. Стали создавать плавающие платформы. Одна из основных проблем загрязнения Арктики – это использование гидрокарбонов: нефти, газа, дизельного топлива при отоплении. Станция «Снежинка» – это первая попытка создать станцию на водородном, абсолютно чистом топливе. Мне не известны успешные аналоги за границей, но разработки, конечно, ведутся и в Норвегии, и в Дании, и в Соединенных Штатах Америки. Цель создания такой станции – разработка, тестирование и демонстрация природосберегающих технологий жизнеобеспечения наряду с проведением арктических и геофизических исследований. Сегодня планируется создать одну «Снежинку» на Ямале, а другую – в Мурманской области. В Мурманской области мы уже начали работать. В частности, Геофизический центр РАН провел магнитную съемку и выбрал место, где должна быть расположена «Снежинка». Планируются сейсмические, геомагнитные наблюдения. Наш институт будет задействован в геомагнитных наблюдениях.

Бодрунов: Многие годы, мы уделяли мало внимания научным исследованиям в Арктике, понимая, тем не менее, что это важно. В последние годы, я вижу, лед тронулся – и это подтверждают новые проекты по научному освоению Арктики. Мне кажется, важно сегодня сказать, что в июле в Госкомиссии по развитию Арктики был создан Научно-технический совет. Его участниками будут вузы, научные организации, федеральные и региональные органы исполнительной власти и компании, заинтересованные в реализации проектов в Арктике. Как Вы оцениваете перспективы такой кооперации для исследования Арктики и создания технологий для освоения Севера? Достаточно ли эффективно, с Вашей точки зрения, сегодня используется кадровый потенциал университетов и научных организаций для развития технологий в Арктической зоне Российской Федерации? 

Гвишиани: Я думаю, что решение Госкомиссии о создании Научно-технического совета – весьма своевременно и является важным шагом на пути объединения институтов, университетов, государственных организаций в единую группу, которая бы координированно изучала и осваивала Арктику. Учитывая что, что Госкомиссию возглавляет Юрий Петрович Трутнев, который является представителем президента в Арктике и на Дальнем Востоке, это прямой путь такой к решению вопроса. Я думаю, что за Советом большое будущее.

Бодрунов: В рамках нашей небольшой передачи мы не можем, наверное, пройтись по всем проблемам, которые возникают при исследовании Арктики, по всем вопросам, связанным с эксплуатацией недр, с рациональным использованием территорий, с техническим обеспечением, оснащением и так далее. Вопросов и задач – много. Но инструментарий для их решения Вы, Алексей Джерменович, нам сегодня обозначили. Мне кажется, тем самым первый интерес в отношении ответа на вопрос «что мы должны сделать в Арктике и что мы там делаем?» Вы удовлетворили.

Почему в России не случилось краха экономики

Сергей Глазьев, член Коллегии (Министр) по интеграции и макроэкономике Евразийской экономической комиссии (ЕЭК), академик РАН, вице-президент ВЭО России

НИОКР и адаптация экономики

У нас отсутствует какая-либо система управления развитием НИОКР. Российский научный национальный фонд – какая-то закрытая организация, которая прикрывается непонятными экспертами, которые формируют приоритеты и распределяют деньги.

То же самое касается и всех остальных структур. Каждое ведомство ведет свои разработки, часто закрытые, неизвестные другим. И когда мы рассуждаем о возможном потенциале экономического роста и никак не подкрепляем эти рассуждения возможностями финансирования инвестиций, а Центральный банк делает вид, что его это не касается совершенно и имеет свою денежную программу, в которой напрочь отсутствует понимание того, сколько нужно дополнительно денег на прирост инвестиций, мы получаем бесконечное количество несбывающихся документов стратегического планирования.

Ярким примером является наиболее системный, наверное, документ «Концепция долгосрочного развития до 2020 года». Никаких следов, попыток её исполнить найти невозможно. Показатели, которые были в этой концепции и реальная жизнь просто разошлись кардинальным образом, как будто эту концепцию никто и не принимал.

Даже в нынешней драматической ситуации Центральный банк продолжает планировать изъятие денег. В своей денежной программе на ближайшие три года запланировано заимствование в экономике 15 трлн рублей. Вместо того чтобы давать, расширять денежное предложение, наша банковская система в лице Центрального банка пытается у правительства по-прежнему изъять 7 трлн, хотя бюджетного правила пока нет. Правительство с готовностью на это откликается и сообщает нам о том, что бюджетное правило будет, скорее всего, восстановлено. Центральный банк сетует на то, что неизвестно, куда девать 240 миллиардов долларов положительного сальдо торгового баланса.

И возникает закономерный вопрос: а все ресурсы, которые у нас были изъяты, какое-то влияние могут оказать на экономическое развитие или нет? К сожалению, мы не имеем пока анализа причин очевидных расхождений между прогнозами МВФ и Мирового банка в начале СВО о падении на 10-12% ВВП на этот год (а наши экономические ведомства просто переписывали эти прогнозы), и той картиной, совсем не катастрофичной, которую мы видим сейчас.

Анализа причин и возможностей адаптации нашей экономики, несмотря на резкое сокращение импорта из Европейского Союза, пока нет.

Проблема инвестиций

Когда мы в Евразийском экономическом союзе планировали для Президентов ориентиры по темпам экономического роста (это был конец мая), мы констатировали, что нет никакого обвала, что прирост ВВП по ЕАЭС составил за первые пять месяцев 3,4% ВВП. Поэтому мы сумели убедить глав государств сохранить прежний ориентир по приросту валового продукта на уровне 4,5-5,5% ВВП. Мы подошли к нижней планке этого ориентира в в прошлом году, хотя опять же наши экономические ведомства рисовали нам куда более мрачные прогнозы. Мы этот ориентир посчитали как раз за счёт использования фактора недогруженных производственных мощностей. Цифра 30% загрузки машиностроения в настоящий момент говорит о том, что у нас достаточно большие возможности раскрутки инвестиционно-промышленного комплекса. Вопрос, как загрузить эти мощности в отсутствие кредитов, риторический. Они, конечно, не будут загружены. Но, с другой стороны, если мы всё-таки перейдём к нормальной денежно-кредитной политике, ориентированной на рост инвестиций, а не на манипулирование ключевой ставкой без какого-либо понимания результатов этих манипуляций, то, вполне возможно, мы смогли бы организовать целевое кредитование этих инвестиций.

Нужно хотя бы вернуть в экономику эти 14 триллионов рублей, которые изъяты Центральным банком. Можно и больше наращивать это целевое кредитование. Современные технологии оцифровки (мы говорим о переходе к цифровому рублю) вполне позволяют минимизировать риски нецелевого использования и коррупции в этом плане. Отлажено достаточно хорошо сейчас финансирование госзакупок с точки зрения защиты от коррупционности. Поэтому вполне можно было бы рассчитывать, что если мы смогли бы сейчас оценить потенциал расширения производства машин и оборудования, в том числе в плане импортозамещения, и под этот потенциал спланировать целевую денежную эмиссию, может быть, мы могли бы выйти на темпы прироста инвестиций в 15-20% по году.

Плюс, если бы мы всё-таки подумали о том, что коль скоро Центральный банк выведен с поля валютного регулирования санкционерами, и теперь у правительства есть возможность заняться регулированием экспортно-импортных операций путем создания механизмов финансирования критического импорта. Из этих 240 миллиардов долларов избытка по нашему торговому балансу попытаться сделать целевой, так сказать, резерв в распоряжении правительства, предоставив правительству от Центрального банка кредит на выкуп этих денег у экспортеров и направить эти средства на кредитование целевого импорта по тем узким местам, которые у нас возникли из-за того, что частный бизнес сегодня не может импортировать, как обычно, из Европейского союза. Государство, может быть, смогло бы через механизмы межправительственных комиссий попытаться из того же Китая и Индии получить недостающий нам критический импорт или из других стран, то, вполне возможно, мы могли бы выйти на вот эти целевые ориентиры в 4,5% прироста ВВП по Евразийскому экономическому союзу.

Состояние дел в ЕАЭС

Хочу сказать, что наша ретроспектива за последние годы показывает, что у нас страны в Евразийском экономическом союзе отличаются в смысле темпов роста не по тому, против кого санкции применяются, а против кого – нет. Они отличаются по характеру денежно-кредитной политики. Локомотивом у нас раньше была Белоруссия. В последние лет восемь Белоруссия стала самой отстающей страной по темпам роста, потому что там денежно-кредитная политика превратилась в некое жалкое подобие рекомендаций МВФ, как и в Российской Федерации, то есть белорусский Центральный банк просто прекратил кредитование экономического развития. В то же время мы видим в Армении, в Казахстане, в Киргизии вполне приличные тепы роста, которые сейчас бьют рекорды. Скажем, в Киргизии прирост промышленного производства – 14% по первому полугодию. ВВП Армении – 8,6% прироста, а в Белоруссии – спад почти 5%.

Мне кажется, возможности экономического развития у нас даже в этом году не столь плохи, как кажется на первый взгляд. Конечно, очень важно было бы всё-таки систематизировать наше понимание имеющегося научно-промышленного потенциала, для того чтобы хоть как-то сформулировать приоритеты, как среднесрочные, так и краткосрочные. Скажем, мы знаем, что у нас автомобилестроение сейчас обвалилось в связи в том числе с запчастями. Такая же угроза по авиационной промышленности существует. Но вот эти все вещи ведь вполне государство могло бы сейчас взять на особый контроль и, располагая 240 миллиардами долларов, совершить манёвр по замещению критического импорта из Европы на критический импорт из Азии. Кроме государства никто этого сделать не может. Но наша система управления настолько развалилась, что она даже поставить эту задачу не в состоянии.

Выступление на «Абалкинских чтениях» ВЭО России 14 сентября 2022 г.

Эксперты ВЭО России призвали наращивать внутренние вложения в НИОКР

Инвестиции в НИОКР, техническое перевооружение предприятий, развитие транспортно-логистической инфраструктуры и отраслей экономики с гарантированным спросом (например, сельское хозяйство) должны запустить опережающий рост российской экономики. К такому выводу пришли эксперты научного форума «Абалкинские чтения» на тему «Потенциальные возможности роста российской экономики», организованного Вольным экономическим обществом России, Международным Союзом экономистов, секцией экономики Отделения общественных наук РАН и Научно-координационным советом РАН по проблемам социально-экономического прогнозирования.

Долгосрочные решения в области экономической политики должны опираться на существующий потенциал развития экономики. Поэтому сегодня так важно дать оценку потенциала экономического роста России, предложить ряд научно обоснованных мер по преодолению имеющихся ограничений научно-технологического развития, по созданию условий для технологической независимости страны, для устойчивого развития нашей экономики, отметил президент ВЭО России, президент Международного Союза экономистов, член-корреспондент РАН Сергей Бодрунов.

По словам директора ИНП РАН, члена Правления ВЭО России, члена-корреспондента РАН Александра Широва, реализация экономического потенциала России невозможна без роста уровня жизни населения, поскольку на потребление домашних хозяйств приходится около 50% отечественного ВВП.

«Увеличению спроса препятствует примитивная структура потребления домашних хозяйств. Большая часть расходов приходится на продукты питания и обязательные платежи. Это связано со сложившимся уровнем цен и базовым низким уровнем доходов», — пояснил ученый.

Для экономического развития важны не только емкость потребительского рынка и возможность населения потреблять более сложную по структуре продукцию, но и выстраивание эффективной научно-технологической политики, полагает Александр Широв.

Чтобы обеспечить устойчивый экономический рост, необходимо выработать единый подход к определению научно-технологических приоритетов на государственном уровне, иметь масштабные научно-технологические проекты, сопоставимые с атомным и космическим проектами СССР, а также нарастить внутренние вложения в НИОКР до 2-3% ВВП, согласился член Правления ВЭО России Андрей Клепач. При условии расширения поддержки науки вклад научного сектора в экономическую динамику, по оценкам ВЭБ.РФ, может составить до 0,5% в год до 2035 года. Для сравнения — при текущих расходах на науку — это не более 0,1% в год.

Устойчивое развитие пошатнулось

Семь лет назад на Генеральной Ассамблее ООН 193 страны приняли Резолюцию, которая определила 17 целе устойчивого развития на ближайшие 15 лет. В частности, предполагалось к 2030 году ликвидировать голод, искоренить гендерное неравенство, нищету, обеспечить всех дете качественным начальным и средним образованием. Однако события последних двух лет — в том числе, пандемия и новая геоэкономическая реальность — поставили под сомнение реализацию многих из списка целей.

Мировой голод не обнулить

Цель устойчивого развития №2 («нулевой голод») предполагает, что к 2030 году в мире не должно быть голодающих людей. Однако эксперты полагают, что достичь ее к заявленному сроку невозможно. В частности, глава Московского офиса Продовольственной и сельскохозяйственной Организации Объединенных Наций (ФАО) Олег Кобяков, выступая на Московском академическом экономическом форуме (МАЭФ), выразил мнение, что пандемия, новая геоэкономическая реальность и совокупный регресс не позволят искоренить голод к 2030 году.

ПО ОЦЕНКАМ ООН, ЧИСЛО ГОЛОДАЮЩИХ В МИРЕ В 2022–2023 ГГ. МОЖЕТ ВЫРАСТИ ЕЩЕ НА 8–13 МЛН ЧЕЛОВЕК — БОЛЕЕ ЧЕМ ДО 200 МЛН

Согласно докладу ФАО «Положение дел в области продовольственной безопасности и питания мира», в 2020 году число людей, лишенных достаточного питания, достигло 811 млн. Это почти десятая часть населения планеты. Из них около 150 млн страдали от острого хронического голода, который может стать причиной истощения и смерти.

 

Александр Дынкин,

президент ИМЭМО им Е.М. Примакова РАН, академик РАН

 

«Цели устойчивого развития недостижимы сегодня — это ясно. Надо выбирать модель на следующее десятилетие — это ответственное, отнюдь не устойчивое развитие».

В 2021 году число людей, которые столкнулись с острым хроническим голодом, увеличилось на 40 млн человек и составило 193 млн человек в 50 странах. Причины тому, по мнению экспертов ООН, — конфликты на всех континентах, экстремальные погодные условия и экономические кризисы.

Борис Порфирьев,

руководитель секции экономики Отделения общественных наук РАН, академик РАН

 

«Темпы прогресса (в области реализации ЦУР) трудно признать удовлетворительными. По отдельным показателям наступает регресс. Это в основном связано с инклюзивным, устойчивым экономическим ростом, вопросами климата и сохранением экосистем суши».

Неустойчивый рост

Говорить о «содействии всеохватному и устойчивому росту мировой экономики» (цель устойчивого развития №8) в текущей ситуации непросто, убеждены эксперты. Экономические и финансовые потрясения, связанные с пандемией и геополитическими конфликтами, сводят на нет и без того умеренный экономический рост и усугубляют риски. Так, Всемирный банк ухудшил прогноз роста глобальной экономики в 2022 году до 2,9% с ожидавшихся в январе 4,1%. Локдауны в Китае, проблемы в цепочках поставок и риск стагфляции сдерживают рост мировой экономики. «Многим странам будет сложно избежать рецессии», — полагает президент группы Всемирного банка Дэвид Малпасс.

АВТОРЫ «ДОКЛАДА О НЕРАВЕНСТВЕ В МИРЕ 2022» (WORLD INEQUALITY REPORT 2022) ОТМЕЧАЮТ, ЧТО ОНО ВЫРОСЛО. ПО ДАННЫМ ИССЛЕДОВАНИЯ, ПРОПАСТЬ МЕЖДУ СВЕРХБОГАТЫМИ ЛЮДЬМИ И ОСТАЛЬНЫМ НАСЕЛЕНИЕМ ЗА ВРЕМЯ ПАНДЕМИИ УВЕЛИЧИЛАСЬ. В 2019–2021 ГОДАХ СОСТОЯНИЕ 0,001% БОГАЧЕЙ ВЫРОСЛО НА 14%, В ТО ВРЕМЯ КАК У БОЛЬШИНСТВА ЛЮДЕЙ ОНО УВЕЛИЧИЛОСЬ ВСЕГО НА 1%.

Неравенство усилится

Неравенство между странами увеличивается, что ставит под сомнение возможность реализации цели устойчивого развития №10 — снизить уровень неравенства внутри стран и между ними. Так, развивающиеся страны не смогут полностью восстановить экономику в ближайшей перспективе. По прогнозам ООН, в 2022 году объем производства на душу населения в развивающихся странах и странах с переходной экономикой будет более чем на 2% ниже уровня, ожидаемого до начала пандемии. В то же время предполагается, что ВВП на душу населения в развитых странах почти полностью восстановится к 2023 году, достигнув уровня, ожидаемого до начала пандемии. «Такая неравномерность темпов восстановления между развитыми и развивающимися странами приведет к увеличению неравенства доходов между странами и сделает почти невозможным сокращение глобального неравенства к 2030 году, как это предусмотрено целями устойчивого развития», — считает Григор Агабекян, сотрудник Департамента ООН по экономическим и социальным вопросам.

Образование под угрозой

Цель устойчивого развития №4 касается обеспечения «всеохватного и справедливого качественного образования», и в ее реализацию пандемия внесла свои коррективы. В докладе ЮНИСЕФ и Всемирного банка «Влияние COVID-19 на благосостояние домохозяйств с детьми» говорится, что дети в 40% домохозяйств не участвовали ни в одном учебном мероприятии, пока их школы были закрыты.

«Сбои в организации учебного процесса могут затормозить развитие человеческого капитала», — заявила Каролина Санчес-Парамо, глобальный директор Глобальной практики Всемирного банка в области борьбы с бедностью и обеспечения социальной справедливости.

До сих пор в мире около 57 млн детей не посещают школу. Более половины из них живут в африканских странах, расположенных к югу от Сахары.

Бедность без прогресса

Пандемия свела на нет усилия мирового сообщества в области борьбы с бедностью — цель устойчивого развития №1. В частности, ее экономические последствия усугубили ситуацию с детской нищетой. По меньшей мере две трети домохозяйств с детьми лишились дохода. Такие данные приводятся в докладе ЮНИСЕФ и Всемирного банка «Влияние COVID-19 на благосостояние домохозяйств с детьми».

ДО ПАНДЕМИИ КАЖДЫЙ ШЕСТОЙ РЕБЕНОК В МИРЕ (ТО ЕСТЬ 356 МЛН МАЛЬЧИКОВ И ДЕВОЧЕК) ЖИЛ В УСЛОВИЯХ КРАЙНЕЙ НИЩЕТЫ. БОЛЕЕ 40% ДЕТЕЙ В МИРЕ ЖИЛИ В УМЕРЕННОЙ НИЩЕТЕ. ДОЛЯ ДЕТЕЙ, НАХОДИВШИХСЯ В УСЛОВИЯХ МНОГОМЕРНОЙ НИЩЕТЫ В РАЗВИВАЮЩИХСЯ СТРАНАХ, ДОСТИГАЛА ПОЧТИ МИЛЛИАРДА ЧЕЛОВЕК. В РЕЗУЛЬТАТЕ ПАНДЕМИИ ЭТИ ПОКАЗАТЕЛИ УВЕЛИЧИЛИСЬ НА 10%.

В целом пандемия может увеличить глобальный уровень бедности почти на полмиллиарда человек (8% от населения мира), полагают эксперты Всемирного научно-исследовательского института экономики развития ООН.

ПО ДАННЫМ ООН, БОЛЕЕ 700 МЛН ЧЕЛОВЕК, ИЛИ 10% НАСЕЛЕНИЯ МИРА, СЕГОДНЯ ЖИВУТ В УСЛОВИЯХ КРАЙНЕЙ НИЩЕТЫ (НА $1,9 В ДЕНЬ)

Климатическая двойственность

Как будет реализована цель устойчивого развития №13, отвечающая за борьбу с изменением климата, неясно. Главам государств в текущей геополитической ситуации не до климата. Евросоюзу приходится экономить природный газ на фоне угрозы дефицита. В частности, после того как Россия уменьшила объемы поставок топлива в Европу, в Евросоюзе встал вопрос о замене природного газа на СПГ с углеродным следом на 20–30% выше. Начался поворот к углю. Министр экономики Германии сообщил, что власти страны планируют снова запустить угольные электростанции, работа которых, напомним, была приостановлена, чтобы сократить объемы углеродных выбросов.

УГОЛЬ — САМОЕ «ГРЯЗНОЕ» ТОПЛИВО. ОН ЛИДИРУЕТ ПО ВЫБРОСАМ УГЛЕКИСЛОГО ГАЗА В АТМОСФЕРУ. ПО ДАННЫМ ВСЕМИРНОЙ УГОЛЬНОЙ АССОЦИАЦИИ, ДАЖЕ СОВРЕМЕННЫЕ УГОЛЬНЫЕ ЭЛЕКТРОСТАНЦИИ ВЫБРАСЫВАЮТ В АТМОСФЕРУ ОКОЛО 800 ТОНН CO2 НА ОДИН ГВТ/Ч. ЭТО ПРИМЕРНО В ДВА РАЗА БОЛЬШЕ, ЧЕМ ВЫБРОСЫ ОТ ГАЗОВОЙ ЭЛЕКТРОСТАНЦИИ, И В 50–100 РАЗ ВЫШЕ ВЫБРОСОВ ОТ АТОМНОЙ, ВЕТРОВОЙ И СОЛНЕЧНОЙ ЭЛЕКТРОСТАНЦИЙ.

Цели Евросоюза по «зеленому» курсу к 2030 году выполнены не будут, уверен руководитель Центра экологии и развития, ведущий научный сотрудник Отдела экономических исследований Института Европы РАН Сергей Рогинко. «О чем мы говорим, когда на открытый рынок выброшены квоты на 250 млн тонн выбросов. Тем самым европейским предприятиям дано право выбросить больше, чем на 250 млн тонн», — говорит эксперт.

Климатические планы России

Текущий геоэкономический кризис тормозит реализацию целей устойчивого развития, и в том числе цели, связанные с борьбой с изменением климата и его последствиями, констатировал руководитель секции экономики Отделения общественных наук РАН, академик РАН Борис Порфирьев, выступая на Московском академическом экономическом форуме.

Тем не менее это не означает, что климатические цели устойчивого развития до 2030 года потеряли актуальность. Проблема не исчезла, полагает Борис Порфирьев. Межправительственная группа экспертов по изменению климата (МГЭИК) в последнем докладе отмечает, что риски для устойчивого экономического развития и для здоровья населения в связи с изменениями климата сохраняются, а во многих регионах — растут. Уже сегодня экономический ущерб от изменений климата только для инфраструктуры развивающихся стран можно оценить в 1% ВВП.

Что происходит с климатическими планами в России? «Мы наблюдаем противоречивые тенденции в институциональной сфере», — рассказал ученый. С одной стороны,  продолжается работа по реализации Федерального закона №296 в части ограничения выбросов парниковых газов. Приняты Федеральная научно-технологический программа в области экологического развития Российской Федерации и климатических изменений, а также две программы высокоприоритетных инновационных проектов государственной значимости по этому про- филю, включая низкоуглеродную энергетику. На эти цели государство планирует выделить в ближайшие три года более 10 млрд рублей.

С другой стороны, были приняты решения по временному ослаблению экологических ограничений — на два года. «Снижены тарифы за вредные выбросы предприятий в 4–5 раз. Коэффициент по первой категории выбросов падает в четыре раза (со 100 до 25), по второй категории — с 25 до 5. Есть мораторий на установление датчиков выбросов на объектах. Да, сумма велика — 300 млрд рублей. Тем не менее важно, чтобы эти временные послабления не превратились в устойчивую тенденцию, не были девальвированы национальные цели, в том числе цели нацпроекта “Экология”», — пояснил Борис Порфирьев.

По мнению ученого, климатическая и экологическая политики должны быть интегрированы в стратегии социально-экономического и пространственного развития страны и направлены на достижение следующих целей: повышение качества жизни населения, сбережение его здоровья, структурно-технологическую модернизацию экономики с опорой на структурные сдвиги и наилучшие доступные технологии.
В противном случае будет воспроизведена модель ускоренного технологического отставания, а страну ждет стагнация.

ФЕДЕРАЛЬНАЯ НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКАЯ ПРОГРАММА В ОБЛАСТИ ЭКОЛОГИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ И КЛИМАТИЧЕСКИХ ИЗМЕНЕНИЙ НА 2021–2030 ГОДЫ

 

Программа разрабатывается в целях реализации указа президента Российской Федерации от 8 февраля 2021 года «О мерах по реализации государственной научно-технической политики в области экологического развития Российской Федерации и климатических изменений».

 

СРЕДИ ЗАДАЧ ПРОГРАММЫ:

  • создание наукоемких технологических решений, направленных на обеспечение экологической безопасности, улучшение состояния окружающей среды;
  • изучение климата, механизмов адаптации к климатическим изменениям и их последствиям;
  • обеспечение устойчивого и сбалансированного социально-экономического раз- вития Российской Федерации с низким уровнем выбросов парниковых газов путем проведения исследований источников и поглотителей парниковых газов и принятия мер по уменьшению негативного воздействия таких газов на окружающую среду.

  • Одним из ключевых направлений ФНТП должно стать развитие систем мониторинга и прогнозирования окружающей среды.

Потепление ждать не будет

Очевидно, что не все цели устойчивого развития могут быть достигнуты к 2030 году, однако задачи, которые они были призваны решать, не уходят с повестки дня. В частности, в ближайшие десятилетия изменения климата будут существенно влиять как на мировую, так и на российскую экономику. Об этом говорили ученые и эксперты на научном форуме «Абалкинские чтения», посвященном теме «Изменения климата и экономика России: тенденции, текущие реалии, прогнозы». Форум был организован Вольным экономическим обществом России, Международным союзом экономистов и секцией экономики Отделения общественных наук РАН.

Изменения климата происходят и будут происходить: в Арктике тает лед, растет средняя глобальная температура, уровень мирового океана (4,4 мм в год) и содержание CO2 в атмосфере (в мае 2022 года содержание углекислого газа в атмосфере Земли достигло очередного максимума — 421 часть на миллион), рассказал директор Главной геофизиеской обсерватории имени А. И. Воейкова Росгидромета Владимир Катцов.

Ученый полагает, что планирование адаптации экономики к климатическим изменениям требует ясного представления о перспективах глобальных и региональных изменений климата, а значит — и о их причинах.

«Не понимая причин происходящих изменений климата, мы не в состоянии прогнозировать будущие и заблаговременно адаптироваться. В этом смысле успех адаптации зависит от прогресса в решении фундаментальных проблем науки о климате», — отметил Владимир Катцов.

Фактор изменения климата следует учитывать, планируя экономическое развитие, — важна тонкая настройка технологий, инфраструктуры, среды обитания человека, убежден заместитель директора по науке Института физики атмосферы им. А. М. Обухова РАН, академик РАН Владимир Семенов. «Для экономистов климатологическая информация — та информационная база, которая абсолютно необходима для того, чтобы говорить, что будет делаться с экономикой или что будет делать экономика при тех или иных климатических изменениях», — согласился научный руководитель Института водных проблем РАН Виктор Данилов-Данильян.

Согласно данным из открытых источников, экономический ущерб, связанный с изменениями климата, составляет до 2 трлн рублей в год, отметил заместитель председателя Комитета ГД по вопросам собственности, земельным и имущественным отношениям Николай Николаев.

«Эти цифры должны использоваться для принятия государственных решений. Сегодня они не учтены ни в одной госпрограмме, ни в одном аналитическом прогнозе. При этом сумма ущерба сопоставима с планируемыми инвестициями в “зеленую” экономику», — добавил депутат.

Виды на урожай

Климатические изменения вызовут смещение природно-климатических зон и, как следствие, повлияют на структуру сельского хозяйства российских регионов.

Согласно расчетам ученых Всероссийского института аграрных проблем и информатики имени А. А. Никонова, в 2030–2080 годах в связи с климатическими изменениями урожайность может снизиться в Краснодарском и Ставропольских краях, Ростовской, Саратовской, Волгоградской, Орловской, Тамбовской областях — все эти регионы специализируются на производстве зерна. И, напротив, увеличиться в регионах Сибири и на Северо-Западе России, рассказал заведующий отделом системных исследований экономических проблем АПК Всероссийского института аграрных проблем и информатики имени А. А. Никонова Станислав Сиптиц, выступая
на «Абалкинских чтениях».

По словам ученого, среди стратегий адаптации отечественного АПК к климатическому фактору можно выделить четыре: уменьшение объемов производства зерна; экстенсивная адаптация, предполагающая компенсацию потери урожайности введением дополнительных посевных площадей, если такое возможно; интенсивная адаптация, то есть компенсация уменьшения посевных площадей ростом урожайности; и, наконец, расширенная адаптация, которая предполагает и ввод площадей, и рост урожайности.

 

ЛЕСА НЕ ВЫТЯНУТ ВЕСЬ УГЛЕКИСЛЫЙ ГАЗ

 

Выступая на «Абалкинских чтениях», руководитель Центра ответственного природопользования Института географии РАН Евгений Шварц рассказал о роли природно-климатических решений в реализации стратегии низкоуглеродного развития РФ (СНУР) до 2050 года. Если речь идет об энергопереходе, ставка государства на лесоклиматические проекты неэффективна, полагает Евгений Шварц.

 

Согласно целевому сценарию стратегии низкоуглеродного развития России, принятой в октябре прошлого года, российская экономика должна достичь углеродной нейтральности к 2060 году. Для этого, помимо всего прочего, разработчики предлагают снижать выбросы парниковых газов в объеме около 1% ВВП в 2022–2030 годах и до 1,5–2% ВВП в 2031–2050 годах за счет сохранения и увеличения поглощающей способности лесов и иных экосистем.

 

В документе говорилось, что 1200 млн тонн CO2-эквивалента будет нейтрализовано за счет лесов и 900 млн тонн — за счет улучшения технологий к 2060 году.

 

Реальный потенциал ЛКП существенно ниже, чем в это показано в СНУР, убежден Евгений Шварц. Ученый считает, что для достижения углеродной нейтральности к заявленным срокам следует повышать энергоэффективность в промышленности, а не решать эту проблему за счет леса.

Николай Рыжков: «Надо прекратить видеть в лесе товар»

Лес – один из основных стратегических ресурсов России. В стране принимают меры для сохранения лесов, борются с незаконными рубками и лесными пожарами, наращивают финансирование этих мероприятий. Однако проблемы отечественного лесного хозяйства копились десятилетиями. Решить их разом – вряд ли возможно. Как менять систему управления лесным хозяйством в стране, обсудили член Комитета Совета Федерации по федеративному устройству, региональной политике, местному самоуправлению и делам Севера, председатель Совета Министров СССР (1985—1991 гг.) Николай Рыжков, генеральный директор издательского дома «Экономика и жизнь» Юрий Якутин и президент ВЭО России, член-корреспондент РАН Сергей Бодрунов.

По материалам программы «Дом Э», Общественное телевидение России, 9 сентября 2022 года

Бодрунов: Лесное хозяйство играет важную роль в развитии российской экономики. Но как мы эксплуатируем наши лесные угодья, как их бережем, восполняем? Тема лесных пожаров вызывает серьезную обеспокоенность. Этим летом огнем были охвачены большие площади лесов в Якутии, в Рязанской, Владимирской и Нижегородской областях, Республике Коми. На середину августа площадь пожаров в России составляла более 82 тысяч гектаров. Несомненно, сохранению и рациональному использованию русского леса следует уделять пристальное внимание. Лес – это не только отрасль экономики, но и важная часть биосферы, а это – качество жизни наших граждан. Николай Иванович, Вы много времени посвятили исследованиям в области отечественного лесного хозяйства. Скоро выходит ваша книга, посвященная русскому лесу. В ней вы называете положение лесного хозяйства в России «совершенно недопустимым». Какие его ключевые «болевые точки» Вы бы назвали? И, Юрий Васильевич, насколько эти «болевые точки» отражены в экономической прессе, общественном сознании сегодня?

Рыжков: Спасибо за вопрос. Так получилось, что проблемы лесного хозяйства – это было не главное в моей жизни. Я получил первое образование на Донбассе, где я родился, жил, где сейчас идут бои, в Горловке. Учился в Краматорске, который, я надеюсь, в ближайшее время будет освобожден. Моя жизнь не была связана с лесом. Я родился в шахтерской семье, где мой отец, мой дед, мой брат под землей доставали кусок хлеба. После Краматорского машиностроительного техникума я 25 лет работал на Уралмаше – одном из ведущих предприятий нашей страны. Конечно, я имел дело с лесом, но очень косвенно. Лес был нужен нам для того, чтобы строить жилье, чтобы упаковывать нашу продукцию. И не больше.

Естественно, возникает вопрос, почему я, Рыжков Николай Иванович, по рождению – из шахтерской семьи, по образованию – машиностроитель, по опыту работы – 25 лет на Уралмаше, ведущим предприятии страны, вдруг на каком-то этапе своей жизни решил заняться лесным хозяйством, написать книгу? После окончания техникума в 1950 году мне очень хотелось продолжать обучение, но в Краматорске не было института моего профиля. Когда я окончил техникум, то выбрал Урал. Когда я приехал на Уралмаш, я познакомился с тайгой, с лесом, я узнал просторы, узнал красоту. Вот так состоялось мое первое знакомство с природой. И я полюбил Урал раз и навсегда.

В 1953 году, когда мне было 23 года, я прочитал книгу Леонида Максимовича Леонова «Русский лес», которая навсегда осталась в моей памяти. Меня поразила эта книга. Я начал понимать через эту книгу, что такое лес. Она подтолкнула меня к лесу. Я не говорю, что я стал лесоводом, нет, я остался машиностроителем, я делал машины. Но с тех пор я полюбил лес. После распада Советского Союза, началось разрушения всего, в том числе системы управления лесными делами. Вот тогда мы почувствовали, что беда наступила не только в области промышленности, атомной энергетики, автомобилестроения, она наступила и в лесе. Мы начали терять русский лес.

Будучи главой Правительства Советского Союза, я имел два министерства в непосредственном подчинении – Министерство лесного хозяйства и Министерство лесной промышленности. Лесным хозяйством занимался ныне покойный Александр Сергеевич Исаев – большая умница, ученый-лесовод с мировым именем. И тогда я понял, что мы идем не туда, рано или поздно мы погубим лес. Люди не понимают, что мир живет миллионы лет и будет жить после нас. Поэтому мы должны сделать что-то, чтобы после нас была жизнь. Этого, к сожалению, это не происходит. Я вам приведу одну цифру.  За 10 000 лет из 6000 трлн га леса на земном шаре мы потеряли 2 трлн га.

Якутин: Треть.

Рыжков: Подсчитано, что если мы будем такими же темпами терять лес и дальше, через 800 лет у нас не будет леса.

Якутин: Николай Иванович, вы правы. Сейчас горят леса в Рязани, во Владимирской области, в Московской области, в Шатуре. Горят не от того, что сухие грозы, а от того, что русский лес обесточили. Русские болото осушили в 20 веке под ГОЭЛРО, под военные нужды. Русский лес – это целая экосистема. Одной какой-то точке наносишь удар – болото осушили – и вот он, лес, загорелся.

Бодрунов: Николай Иванович, как вы оцениваете лесное законодательство России? Требует ли оно пересмотра?

Рыжков: Я считаю изменения, внесенные в Лесной кодекс в 2016 году, они не оправдали себя. В Лесном кодексе много недостатков. Попытки его исправить по сути дела ни к чему не привели. Поэтому, на мой взгляд, требуется серьезно поработать наше лесное законодательство. Есть принципиальный вопрос – надо четко обозначить, что лес – это богатство страны.

Якутин: Национальное достояние.

Рыжков: Да, национальное достояние. Вот это самое главное. Потому что в законодательстве много хитростей. К примеру, земли сельскохозяйственного назначения зарастают бурьяном, березами, осинами. И таких земель уже 70-80 млн га. Вопрос – это что, лес или поле? Через два-три года таких земель будет 100 млн га. Надо определяться, что делать с ними? И таких проблем много. Или возьмем охрану. Когда мы только перешли на капиталистический путь развития, в лесном хозяйстве страны было занято200 000 человек. Из них половина – это лесная охрана. Сегодня лесников нет. Все леса загажены, заброшены. Лесничие, которые сохранились, занимаются бумажками. Петр I жил с 300 лишним лет назад. Когда он увидел, что дубы вырубают (а они шли на корабли), он дал очень жесткие указания, в том числе ввел охрану лесов. Неужели мы сегодня, зная, что это наше будущее, не можем одеть, обуть лесников, дать оружие, дать им права, форму, хорошие оклады. Ведь они сегодня, бедные, только бумажками занимаются. Я считаю, что в законодательстве сегодня очень много проблем, которые надо решать. И чем быстрее, тем лучше.

Бодрунов: Как, на Ваш взгляд, должна быть перестроена система управления лесами в стране?

Рыжков: Надо прекратить видеть в лесе товар. В Советском Союзе было 1800 лесхозов. Это предприятия, которые выращивали лес. Сегодня их нет. Кто будет восстанавливать лес? Пока государство не будет по-настоящему хозяином леса – ничего не будет. Сегодня что произошло? Все отдано на места. Чиновники считают, что лес – это товар: руби это, руби то. Надо вернуться к тому, что лес является государственной ценностью. А дальше уже пусть думают, кому в аренду его давать, а кому – нет.

Бодрунов: Юрий Васильевич, вопрос к Вам не только как к экономисту, но и как к историку. В послесловии к книге Николая Ивановича Вы написали, что любое обращение к проблематике русского леса – есть вольное или невольное обращение к проблематике русского мира. Поясните, пожалуйста, Вашу мысль…

Якутин: Русский мир вырос под сенью русского леса. Русский лес защищал, кормил, поил, одевал, все делал для того, чтобы русскую цивилизацию защитить как таковую. И сегодня защищает ее. Русский мир от русского леса не отделить. И до тех пор, пока существует русский лес, будет существовать и русская цивилизация, и русский мир. Поэтому подспудно разговор Николая Ивановича о защите русского леса – это идет разговор о защите русского мира и всего русского, что на этой земле стоит. И за это, Николай Иванович, вам большая благодарность, что вы как мудрый и большой учитель учите нас сохранять русский мир во всем его великолепии и богатстве.

Бодрунов: В России сегодня преобладает экстенсивная модель использования лесных ресурсов. Говоря простыми словами, леса в стране используются в основном под рубку с минимальными усилиями на их воспроизводство и охрану. Если мы хотим сохранить наше национальное богатство – пора переводить лесное хозяйство на новые рельсы, переходить к интенсивной модели, к устойчивому использованию леса. Об этом давно говорят на самом высоком уровне. Надеюсь, реализация Стратегии развития лесного комплекса до 2030 года, одна из ключевых задач которой – лесосбережение и борьба с пожарами – позволит изменить ситуацию.

1...394041...181Страница 40 из 181
© Журнал "Вольная экономика", Общероссийская общественная организация "Вольное экономическое общество России"