Сергей Глазьев, член Коллегии (Министр) по интеграции и макроэкономике Евразийской экономической комиссии (ЕЭК), академик РАН, вице-президент ВЭО России
НИОКР и адаптация экономики
У нас отсутствует какая-либо система управления развитием НИОКР. Российский научный национальный фонд – какая-то закрытая организация, которая прикрывается непонятными экспертами, которые формируют приоритеты и распределяют деньги.
То же самое касается и всех остальных структур. Каждое ведомство ведет свои разработки, часто закрытые, неизвестные другим. И когда мы рассуждаем о возможном потенциале экономического роста и никак не подкрепляем эти рассуждения возможностями финансирования инвестиций, а Центральный банк делает вид, что его это не касается совершенно и имеет свою денежную программу, в которой напрочь отсутствует понимание того, сколько нужно дополнительно денег на прирост инвестиций, мы получаем бесконечное количество несбывающихся документов стратегического планирования.
Ярким примером является наиболее системный, наверное, документ «Концепция долгосрочного развития до 2020 года». Никаких следов, попыток её исполнить найти невозможно. Показатели, которые были в этой концепции и реальная жизнь просто разошлись кардинальным образом, как будто эту концепцию никто и не принимал.
Даже в нынешней драматической ситуации Центральный банк продолжает планировать изъятие денег. В своей денежной программе на ближайшие три года запланировано заимствование в экономике 15 трлн рублей. Вместо того чтобы давать, расширять денежное предложение, наша банковская система в лице Центрального банка пытается у правительства по-прежнему изъять 7 трлн, хотя бюджетного правила пока нет. Правительство с готовностью на это откликается и сообщает нам о том, что бюджетное правило будет, скорее всего, восстановлено. Центральный банк сетует на то, что неизвестно, куда девать 240 миллиардов долларов положительного сальдо торгового баланса.
И возникает закономерный вопрос: а все ресурсы, которые у нас были изъяты, какое-то влияние могут оказать на экономическое развитие или нет? К сожалению, мы не имеем пока анализа причин очевидных расхождений между прогнозами МВФ и Мирового банка в начале СВО о падении на 10-12% ВВП на этот год (а наши экономические ведомства просто переписывали эти прогнозы), и той картиной, совсем не катастрофичной, которую мы видим сейчас.
Анализа причин и возможностей адаптации нашей экономики, несмотря на резкое сокращение импорта из Европейского Союза, пока нет.
Проблема инвестиций
Когда мы в Евразийском экономическом союзе планировали для Президентов ориентиры по темпам экономического роста (это был конец мая), мы констатировали, что нет никакого обвала, что прирост ВВП по ЕАЭС составил за первые пять месяцев 3,4% ВВП. Поэтому мы сумели убедить глав государств сохранить прежний ориентир по приросту валового продукта на уровне 4,5-5,5% ВВП. Мы подошли к нижней планке этого ориентира в в прошлом году, хотя опять же наши экономические ведомства рисовали нам куда более мрачные прогнозы. Мы этот ориентир посчитали как раз за счёт использования фактора недогруженных производственных мощностей. Цифра 30% загрузки машиностроения в настоящий момент говорит о том, что у нас достаточно большие возможности раскрутки инвестиционно-промышленного комплекса. Вопрос, как загрузить эти мощности в отсутствие кредитов, риторический. Они, конечно, не будут загружены. Но, с другой стороны, если мы всё-таки перейдём к нормальной денежно-кредитной политике, ориентированной на рост инвестиций, а не на манипулирование ключевой ставкой без какого-либо понимания результатов этих манипуляций, то, вполне возможно, мы смогли бы организовать целевое кредитование этих инвестиций.
Нужно хотя бы вернуть в экономику эти 14 триллионов рублей, которые изъяты Центральным банком. Можно и больше наращивать это целевое кредитование. Современные технологии оцифровки (мы говорим о переходе к цифровому рублю) вполне позволяют минимизировать риски нецелевого использования и коррупции в этом плане. Отлажено достаточно хорошо сейчас финансирование госзакупок с точки зрения защиты от коррупционности. Поэтому вполне можно было бы рассчитывать, что если мы смогли бы сейчас оценить потенциал расширения производства машин и оборудования, в том числе в плане импортозамещения, и под этот потенциал спланировать целевую денежную эмиссию, может быть, мы могли бы выйти на темпы прироста инвестиций в 15-20% по году.
Плюс, если бы мы всё-таки подумали о том, что коль скоро Центральный банк выведен с поля валютного регулирования санкционерами, и теперь у правительства есть возможность заняться регулированием экспортно-импортных операций путем создания механизмов финансирования критического импорта. Из этих 240 миллиардов долларов избытка по нашему торговому балансу попытаться сделать целевой, так сказать, резерв в распоряжении правительства, предоставив правительству от Центрального банка кредит на выкуп этих денег у экспортеров и направить эти средства на кредитование целевого импорта по тем узким местам, которые у нас возникли из-за того, что частный бизнес сегодня не может импортировать, как обычно, из Европейского союза. Государство, может быть, смогло бы через механизмы межправительственных комиссий попытаться из того же Китая и Индии получить недостающий нам критический импорт или из других стран, то, вполне возможно, мы могли бы выйти на вот эти целевые ориентиры в 4,5% прироста ВВП по Евразийскому экономическому союзу.
Состояние дел в ЕАЭС
Хочу сказать, что наша ретроспектива за последние годы показывает, что у нас страны в Евразийском экономическом союзе отличаются в смысле темпов роста не по тому, против кого санкции применяются, а против кого – нет. Они отличаются по характеру денежно-кредитной политики. Локомотивом у нас раньше была Белоруссия. В последние лет восемь Белоруссия стала самой отстающей страной по темпам роста, потому что там денежно-кредитная политика превратилась в некое жалкое подобие рекомендаций МВФ, как и в Российской Федерации, то есть белорусский Центральный банк просто прекратил кредитование экономического развития. В то же время мы видим в Армении, в Казахстане, в Киргизии вполне приличные тепы роста, которые сейчас бьют рекорды. Скажем, в Киргизии прирост промышленного производства – 14% по первому полугодию. ВВП Армении – 8,6% прироста, а в Белоруссии – спад почти 5%.
Мне кажется, возможности экономического развития у нас даже в этом году не столь плохи, как кажется на первый взгляд. Конечно, очень важно было бы всё-таки систематизировать наше понимание имеющегося научно-промышленного потенциала, для того чтобы хоть как-то сформулировать приоритеты, как среднесрочные, так и краткосрочные. Скажем, мы знаем, что у нас автомобилестроение сейчас обвалилось в связи в том числе с запчастями. Такая же угроза по авиационной промышленности существует. Но вот эти все вещи ведь вполне государство могло бы сейчас взять на особый контроль и, располагая 240 миллиардами долларов, совершить манёвр по замещению критического импорта из Европы на критический импорт из Азии. Кроме государства никто этого сделать не может. Но наша система управления настолько развалилась, что она даже поставить эту задачу не в состоянии.
Выступление на «Абалкинских чтениях» ВЭО России 14 сентября 2022 г.
