Суббота, 28 сентября, 2024

ООН: пандемия усугубила положение женщин

Фото: Артем Белякин / Unsplash
Фото: Артем Белякин / Unsplash

В 2020 году число людей, которые живут в крайней нищете, увеличилось на 131 миллион человек. Большинство из них – женщины и дети, сообщил Департамент по экономическим и социальным вопросам Организации Объединенных Наций.

«Пандемия отрицательно сказывается на женщинах и девочках, подвергая их повышенному риску экономического краха, нищеты, насилия и неграмотности», – отмечается в последнем докладе «Мировое экономическое положение и перспективы».

Кризис повлиял на экономическое положение женщин в большей степени, потому что они чаще, чем мужчины, заняты в секторах, наиболее пострадавших от карантина, и в теневом секторе. Женщинам сложнее вернуться на работу, если дома есть дети или пожилые родственники, требующие ухода. И наконец, в тяжелое время, особенно в бедных странах, девочки первыми отказываются от образования ради помощи семье.

Исследования ООН и Всемирного банка показали, что среди малого и среднего бизнеса от коронакризиса предпринимательницы пострадали сильнее предпринимателей –  64% против 52%.

«Все эти факторы вместе взятые делают женщин уязвимыми перед кризисом и по окончании пандемии грозят обернуться усилением гендерного неравенства в образовании, здоровье и благосостоянии. Десятилетия прогресса в этой области пойдут насмарку», – пишет Филипп Ле Уэру, глава Международной финансовой корпорации (IFC) из группы Всемирного банка.

Презентация доклада ООН «Мировое экономическое положение и перспективы, 2021» состоится в «Доме экономиста» 2 февраля 2021 года в 15:00.

Михаил Горшков: «Средний класс в России профессионально мельчает»

Надежды на социально-экономическое развитие принято связывать со средним классом и его «качеством». Что определяет принадлежность к среднему классу в современной России и как сказывается текущий кризис на его представителях, рассказал президенту ВЭО России Сергею Бодрунову Михаил Горшков, член Президиума ВЭО России, директор Федерального научно-исследовательского социологического центра Российской академии наук.

Сергей Бодрунов: Попытки точно определить средний класс весьма условны – ни в российской, ни в западной практике нет универсальной методики. По каким критериям вы бы выделяли средний класс? По экономическим или социологическим?

Михаил Горшков: Универсальной методики выделения среднего класса нет ни в одной стране, ни в одном научном сообществе. Мы занимаемся этой проблематикой с конца 90-х годов. За 20 лет накопили большой опыт изучения отечественного среднего класса в разных условиях – политических и экономических.

Мы выделили четыре критерия. Первый – «уровень образования». Каждый третий представитель отечественного среднего класса имеет среднее специальное образование, а две трети получили высшее.

Второй критерий – «профессиональный статус», который прежде всего указывает на умственный характер труда, а не физический.

Третий критерий – уровень благосостояния. Он связан с показателями среднемесячных душевых доходов и должен быть не ниже медианного значения для региона проживания. Это важно, потому что у нас в стране средний показатель по месячным душевым доходам колеблется от 25 до 80-90 тысяч рублей, в зависимости от характера, масштаба региона, его оснащённости промышленными структурами.

Четвертый критерий, наверное, самый популярный в социальной среде – это самоидентификация, когда человек сам определяет, какое место в социальной иерархии он занимает по 10-балльной шкале. Нижняя граница среднего класса – это 4 балла из 10 возможных.

Если использовать эти критерии, получается, что до пандемии численность среднего класса в Российской Федерации составляла около 40-42% от населения России. Многих эта цифра удивляет. Некоторые специалисты используют другие критерии. Скажем, маркетологи. Как ни парадоксально, они определяют долю среднего класса по покупательской способности и по совокупности движимого и недвижимого имущества, которое имеется в домохозяйстве. Это, например, наличие не одного, а двух местожительств, городское жильё и загородное, не одна, а две машины. Причём, вторая машина должна быть не старше года, дорогой набор бытовой техники, мебели, отдых исключительно за рубежом. При таком подходе, доля среднего класса в составе российского общества составляет 5-6%. Но разве правилен такой подход?

Сергей Бодрунов: Михаил Константинович, пандемия и ограничительные меры с ней связанные негативно отразились на доходах населения, которые и так падают несколько лет подряд. За первые 9 месяцев 2020 года падение доходов россиян составило более 3%, несмотря на меры поддержки со стороны государства. Что происходит со средним классом в связи с этим? Его доля сжимается?

Михаил Горшков: Хотел бы обратить внимание на состав российского среднего класса. В нем преобладают бюджетники. Предприниматели, занятые в частных компаниях, составляют 20% российского среднего класса, и 80% приходится на бюджетников. В Европе же более 60-65% среднего класса трудятся в частных компаниях.

Все по-разному ощущают себя в текущей ситуации, но наше исследование  показывает, что средний класс понёс значительные потери с точки зрения размера заработной платы. Работодатели предпочли сокращать заработную плату, а не увольнять работников, потому что в этом случае они не могли рассчитывать на государственную поддержку. При этом расходы на продукты питания и лекарства возросли. Обращу ваше внимание на тенденцию, которую мы зафиксировали ещё до кризиса 2014-2016-х годов – это резкое сокращение объёма затрат представителей среднего класса на платные услуги, прежде всего, образовательные и медицинские.

Cергей Бодрунов: Михаил Константинович, любой кризис бьёт, как вы справедливо заметили, в первую очередь по среднему классу. Как скажется снижение покупательной способности среднего класса на малом бизнесе?

Михаил Горшков: На мой взгляд, безусловно, скажется, и не только на малом бизнесе. Скажется на квалифицированном составе среднего класса. В тяжёлых экономических, социальных, санэпидемиологических условиях страдают принципы и условия рекрутирования, если так можно выразиться, среднего класса. Состав среднего класса профессионально мельчает с точки зрения притока в него средне- и низкоквалифицированной рабочей силы. Это не физический, но рутинный труд.

Средний класс выполняет важные функции экономического, политического стабилизатора, гаранта сплочённости общества, его консолидации. Возникает вопрос, кто будет реализовывать эти функции? Пандемию мы переживём, но нужно будет решать вопросы социального развития общества. В частности, вопрос качественного развития отечественного среднего класса будет стоять на одном из первых мест.

Сергей Бодрунов: Вы правы, изменяется состав среднего класса, люди менее склонны заниматься бизнесом, инвестировать. Даже при наличии ресурсов они не имеют опыта и образования, которые позволили бы делать это эффективно. Менее подготовленный состав среднего класса, во-первых, более осторожен, менее склонен к  предпринимательскому риску и это будет сдерживать развитие малого бизнеса. А, значит, об экономическом развитии, основанном на человеческом капитале, говорить пока не приходится. Есть ли у нас сегодня государственные какие-то решения?

Михаил Горшков: Изучая становление среднего класса в постсоветской России, в 2005-2007-и годах, мы сопоставили данные и увидели, что те характеристики, которыми обладает российский средний класс, присущи западному среднему классу 40-50-летней давности. Он с таким же трудом выходил на новые рубежи, также повышал внутреннюю квалификацию, также стремился занять своё место в жизни, доказать свою нужность государству и обществу, испытывал все те же противоречия.

Обобщив все эти данные, сопоставив их с логикой и историческим процессом развития среднего класса, мы пришли к выводу, что государству, видимо, не обойтись без постановки серьёзной задачи – становления, укрепления и развития отечественного среднего класса. Я понимаю, какая реакция может быть на мои слова – до этого ли нам? Сегодня важна программа подъёма здравоохранения, преодоления бедности, научно-технического развития. Всё это верно. Вопрос в том, кто эти задачи будет реализовывать? Конечно, люди. Люди квалифицированные, обладающие мотивацией, ресурсом для решения таких задач. Для этого и нужен квалифицированный состав отечественного среднего класса, чтобы он стал двигателем этих процессов. Для решения таких задач нужны широкие квалифицированные социальные слои и силы.

Сергей Бодрунов: Соглашусь с вами, трендом государственной политики должно быть сохранение, приумножение и усиление позиций среднего класса. Не зря мы сегодня обсуждаем проблему, кого можно отнести к среднему классу. Потому что это позволяет в цифрах оценить результат – усиливаем ли мы позиции среднего класса? Здесь заложено важное направление развития – повышение устойчивости российской экономики. Будет устойчивая экономика, менее подверженная кризисам, внешним шокам, будет больше возможностей для поддержки бедных,  развития страны и для защиты интересов населения.

Авторская программа ВЭО России «Дом Э». Эфир 19.12.2020. Общественное телевидение России

Институты развития не работают без базовых принципов

Сергей Калашников,

Первый заместитель председателя комитета Госдумы по экономической политике, промышленности, инновационного развития и предпринимательству

Я не хочу комментировать основные признаки институтов, но обозначить то, что хорошо известно. Во-первых, институты понимаются как некие принципы. Мы видим, что нас сегодняшний день однозначного восприятия, по каким принципам должна развиваться наша экономика, к сожалению, нет. Можно ли целенаправленно создавать институты, не договорившись о том, что и как мы строим?

Второй момент — институты как система. Имеется в виду, прежде всего, нормативное регулирование, то есть законы, которые обеспечивают принципы экономики страны. Наконец, очень важно, что необходима не просто нормативная база, но и практика ее применения, и она должна соответствовать как принципам, так и исполняться должным образом. То есть, нужна реализация через специальные структуры — это и есть практика.

Что мы на сегодняшний день видим? Я все-таки не удержусь от короткого комментария. Что касается наших принципов? К сожалению, они сводятся к определенному набору лозунгов, которые далеко не все экономисты разделяют. Я согласен с Русланом Семеновичем Гринбергом, что необходима дискуссия. Причем эта дискуссия должна быть не политическая, на мой взгляд, — все-таки политики не экономисты — это должна быть дискуссия в нашем экономическом сообществе о тех самых экономических принципах и о их влиянии на нашу экономику.

Еще один важный момент или противоречие — это то, что законы, к сожалению, зачастую противоречат друг другу. Я как уже почти профессиональный парламентарий могу сказать: это удивительно, каждый сам по себе закон хорош, но если они вместе работают, а они работают только вместе, то, оказывается, один противоречит другому, один мешает реализоваться другому. То есть противоречие законодательной базы — это наша такая Ахиллесова пята всего законодательства.

Ну, и, наконец, отсутствие координации в реализации тех целей, которые мы с вами ставим. Самый яркий пример, который я здесь могу привести — это весь пакет экономических законов, направленных на стимулирование экономики и, например, практика деятельности судов.

Наиболее яркой иллюстрацией того, что я сейчас сказал по поводу того, из чего должны состоять институты, и как они реализуются у нас, является последняя реформа структур развития, которая проведена в нашей стране. Хочу обратить ваше внимание на следующее: при реформировании структур развития во главу угла ставятся деньги. Не идеология, не экономические цели, а именно затратная часть. Тот факт, что главным регулятором всех институтов развития является Внешэкономбанк, наглядно демонстрирует то, что главное — деньги, а уж куда и как они тратятся — это дело второе.

Я хотел бы обратить внимание также на то, что у нас все-таки существует неопределенность по поводу конкретных целей развития нашей экономики: есть государственные задачи, есть комплексные планы, связанные с реализацией тех или иных  национальных целей, единый план развития, определенные национальные задачи и федеральные программы.

Проблема заключается в том, что эти цели, к сожалению, а) не взаимоувязаны; б) их факторные веса в общей структуре развития экономики никем не просчитаны. Проблема заключается в том, что на государственном уровне, на мой взгляд, это главная задача –  обеспечить комплексность действий по достижению общих, прежде всего, макроэкономических показателей.

Я приведу один маленький пример. У нас на сегодняшний день большой акцент сделан на цифровизацию. Однако любому человеку, инженеру, понятно, что мы не можем решить проблему цифровизации, не развивая производство элементной базы, которая, к сожалению, на сегодняшний день просто разрушена. Как мы можем создать то, что понимается под цифровизацией, тем более, на отечественном софте, на отечественном аппаратном сопровождении, не имея собственной элементной базы?

Еще один пример, который показывает, что нельзя решить ни одну поставленную стратегическую задачу без государственного вмешательства. Современное высокотехнологичное развитие требует производство не массовых каких-то товаров, например, специальных металлов, технологических каких-то инструментов, а очень развития узких, нерыночных по сути дела, направлений. Например, мы не можем построить ни атомную промышленность, ни космос, если не будем производить какие-то уникальные сплавы, уникальные соответствующие металлы и так далее. Я мог бы их назвать, это и титановые сплавы, это и жаропрочная бронза и так далее, но бизнесу-то это невыгодно. Если речь идет о том, чтобы 10 тонн производить на всю страну — зачем нужно строить огромный завод? Но без этого высокотехнологичного развития не будет. Точно также это относится к таким обеспечивающим сферам, как образование, здравоохранение, социальная база научно-технического прогресса.

Таким образом, у нас на сегодняшний день сформировалась ситуация, когда мы не имеем возможности построить эффективные институты, которые бы обеспечили развитие нашей экономики, поскольку у нас отсутствует основа. Сейчас президент подписал, а парламент принял бюджет, но в этом бюджете, к сожалению, нет никаких показателей того, что мы получим после того, как растратим эти деньги. Исходя из этого, я считаю, что на сегодняшний день именно дискуссия среди экономистов по основополагающим принципам построения институтов является главной.

Дальше действовать будет бизнес?

Антон Викторович Данилов-Данильян,
сопредседатель «Деловой России», председатель экспертного совета фонда развития промышленности

Когда мы говорим о стратегии развития, надо отвечать на вопрос: а кто движущие силы? Кто будет исполнять эту стратегию?

До последнего времени те программные материалы, которые мы читали, базировались на государственных силах. Планировались средства из федерального бюджета, элементы активной промышленной политики. Но крайне редко спрашивали нас, готовы или нет мы в этом поучаствовать, и как мы смотрим на все эти планы, стратегии и программы. На наш взгляд, сейчас силы государства реализовывать масштабные проекты, уменьшились. Уменьшились из-за новой реальности: низкие цены на нефть, жесткие санкции, пандемия — все это уменьшило доходы, и, скорее всего, у государства просто не будет возможности, по крайней мере, как раньше, реализовывать вот эти масштабные программы.

В результате или надо увеличивать нагрузку на бизнес, но тут мы и так имеем сопоставимые и даже выше, чем в странах СНГ уровни налоговой нагрузки, или на население. Но мощное прогрессивное налогообложение, скорее, приведет к тому, что богатые и даже средние слои населения уведут капиталы за рубеж или в тень. Значит, все-таки нужно как-то по-иному совсем выстраивать работу, в данном случае уже не с государством, а с бизнесом, что вполне естественно для рыночной экономики. Только мы об этом постоянно забываем. Но бизнес — разный, нельзя ориентироваться на весь бизнес. Есть бизнес черный, который в тени сидит, и есть тот, который готов расти, готов обеляться, прозрачно работать. Я утверждаю, что именно этот бизнес должен стать опорой государства в реализации большой стратегической работы на 10 лет вперед по реализации национальной цели.

Но тогда мы должны вопрос задать: что нужно бизнесу, чтобы расти и обеляться? Наш ответ очень простой: убрать старые барьеры. Их много, я их условно сгруппировал в 5 групп, сейчас мы об этом очень коротко поговорим. Эта логика не нова. Наши выводы воспринимались властями даже в тучные годы и, уж тем более, в последние 12 лет, но мало что делалось для того, чтобы это все на практике менять. Стимулы рождались, но барьеры не снимались.

Первое — надо снять все, что мешает нормальной конкуренции. Для этого надо реализовать принцип «третий лишний», то есть приватизировать те государственные и муниципальные предприятия там, где на рынке присутствует уже хотя бы 2-3 частных игрока. Если не полностью приватизировать, то разделить с последующей приватизацией той части, которая присутствовала на этом рынке. Далее потребуется переориентировать деятельность антимонопольных органов исключительно на госсектор. Тем более, что сами антимонопольные органы сейчас говорят, что госсектор — это более 70% российской экономики. Государству надо начинать с себя. Не заниматься генерированием десятков тысяч антимонопольных дел против малого и среднего бизнеса, а работать над тем, чтобы именно госкомпании не осуществляли монополизацию. Очень важно переориентировать деятельность следственных органов, силовых органов, ограничив их права в расследовании коммерческих корпоративных споров и оспаривании результатов контрольных мероприятий. Если суд присудил участнику соответствующего спора некоторый платеж и не увидел каких-то совершенно очевидных попыток к мошенническим действиям, то и не должно быть никакой передачи дел в следственные органы для дальнейшего расследования. От того, что следственные органы слишком много внимания уделяют корпоративным спорам, теряется потенциал этих органов для расследований чисто криминальных историй. Например, звонков по поводу мошеннических сделок с кредитными картами.

Вторая группа препятствий — все, что мешает обелению бизнеса. Нам нужен здесь затратный метод в качестве основного при закупках товаров и услуг на выскоконкурентных рынках, соответствующие директивы заказчикам по 223 закону. Потребуется реально стимулировать тех, кто раскрывает свою структуру себестоимости и раскрывает налоговую тайну. Потребуется проводить процедуры реабилитации рассрочек долгов для тех, кто обелился. Ведь когда обеляются компании, то они раскрывают свою отчетность истинную, и, стало быть, тогда любой контрольный орган может посмотреть, что было за 3 года до обеления и соответствующие штрафы вчинить. Конечно, так никто обеляться не будет.

Третья группа препятствий — все, что мешает расширению спроса. Для этого нужно реализовать эшелонированный комплексный подход к импортозамещению, особенно к так называемому экспортоориентированному импортозамещению. Здесь очень много еще дел надо сделать. Нужно снять ограничения на докапитализацию эффективных институтов развития. Прежде всего, за счет субсидируемых облигационных займов и долгосрочных займов Центрального рынка. Потребуется реализация схем, стимулирующих рост зарплаты сотрудникам коммерческих организаций по примеру той, что была когда-то задействована для единого социального налога — это называлось регрессивная шкала. Чем больше платишь зарплату, тем меньше — в фонды. Очень правильная вещь была.

Четвертая группа барьеров — все, что мешает инновационной деятельности. Здесь потребуется обеспечить автоматическую передачу прав интеллектуальной деятельности, созданной за средства бюджетной системы, авторам. Они должны становится собственниками этих результатов. И надо ускорить внедрение механизмов, которые обеспечивают безналоговую постановку нематериальных активов на баланс. Потребуется внедрить базирующуюся на принципах саморегулирования и независимой экспертизы систему оценки этих результатов интеллектуальной деятельности, когда предоставляются государственные субсидии. Потребуется перенастройка налоговой системы, как у наших государств-конкурентов в целях обеспечения равных условий для инновационной деятельности.

Наконец, пятая группа препятствий — все, что мешает получению доступного дешевого финансирования для развития. Здесь нужно расширить практику массового проектного финансирования. Обратите внимание, что среди государственных институтов у нас почти нет тех, кто занимается проектным финансированием небольших инвестиционных проектов. Надо дать всем государственным институтам развития право на ошибку. Потребуется внедрить эскроу счета для всего госсектора, не только в отрасли строительства, как сейчас по 214 закону, а вообще для всех. Тогда и ставки кредитов для предприятий, которые являются поставщиками государственных заказчиков, резко снизятся. Ну, конечно, нужен специальный механизм «газели и единорогов», которые не получают кредит даже на пополнение оборотных средств тогда, когда у них зашкаливает соотношение долг-ЕБИТДА выше 6-7%. И много-много других барьеров.

Очень важно реализовать подход, который сейчас будет внедрять Байден с экологией. Этот подход означает, что все правительство, все ведомства от Налоговой службы до Министерства культуры, все силовики должны принимать самое активное участие в снятии барьеров, мешающих бизнесу расти и обеляться. Это должен быть один из главных приоритетов их деятельности.

Проблемы территориального развития России: коротко и ясно

Валерий Крюков,
Директор Института экономики и организации промышленного производства Сибирского отделения РАН, академик РАН

Вопросы взаимодействия, взаимодополнения различных территорий, к сожалению, не находят должного отражения ни в одном из последних государственных документов. Постулируется эффективность специализации отдельных территорий, говорится об их самодостаточности, о хозрасчете, но все это повисает в воздухе, потому что никакая территория в рамках России не может быть самодостаточной, если, конечно, она не является нефтегазодобывающей территорией.

Основные тенденции современного пространственного развития: это концентрация в небольшом числе субъектов федерации, неравенство по показателям и уровня жизни, и экономического развития. Эта тенденция неравенства имеет тенденцию к росту, и остро сохраняются проблемы инфраструктурного обеспечения и эффективной транспортной доступности, без чего говорить о пространстве бессмысленно.

К сожалению, в основе принципиальных решений в области пространственной политики в настоящее время — приоритеты отраслевого корпоративного уровня. Здесь примеров довольно много, начиная с нефтегазохимии, электроэнергетики, инструментальной промышленности — сейчас много таких документов принимается. В теории царит стремление следовать в русле теоретических конструкций, которые мало применимы в чистом виде к российской практике. Превалирует стремление к ускоренному встраиванию в систему международного разделения труда или международных цепочек создания стоимости. Что мы имеем в результате? Не мне говорить в этой аудитории, – вымывание высоких переделов и ориентацию на начальные переделы, связанные с добычей или производством продукции малой добавленной стоимости. По Сибири могу сказать, что нефтегазовое оборудование, которое сейчас в избытке поставляется для ремонта и для обслуживания месторождений Западной и Восточной Сибири, в существенной степени становится китайским, хотя изначально это были уралмашевские установки.

Какие ключевые шаги и меры, как мне и моим коллегам представляются жизненно необходимыми?

Это опережающее развитие каркаса современной транспортной инфраструктуры. Мы затянули дискуссию относительно высокоскоростной дороги Москва — Санкт-Петербург или Москва — Казань, но не только здесь нужны эти дороги — они нужны вдоль индустриального пояса востока страны для того, чтобы ускорить решение проблем кооперации, синергию того потенциала, которым пока еще располагают индустриальные центры востока страны.

Реализация мер поддержки проектов и программ, ориентированных, прежде всего, на кооперационные связи и взаимодействие различных компаний, к сожалению, многие компании или многие производственные комплексы формируются как самодостаточные в значительном числе. Исключение составляет, пожалуй, авиационная промышленность, оборонный комплекс, но я говорю о продукции гражданских отраслей, в которых необходимо создание экономических макрорегионов, объединяющих территории, и реализация на региональном уровне возможностей, которые предоставляет долгосрочное планирование и переориентация бюджетной системы от межбюджетных трансфертов на стимулирование экономического развития экономики регионов в отмеченных выше направлениях.

Несколько иллюстраций по всем известным проектам.

Вот, проект «Ямал СПГ». Очень много говорится о нем, очень много пишется. В сравнении с норвежскими проектами протяженность технологической цепочки очень небольшая, территориальный охват — очень узкий, издержки — очень высокие.

Также очень много говорится о нефтегазохимии, даже принята стратегия развития нефтегазохимии. Растет производство пластиков. Но что это за пластики? Это пластики, которые находятся в самом низу пирамиды — это полиэтилен, полипропилен. Все остальное нам недоступно, и это мы, в основном, импортируем.

Современная нефтегазохимия — это 3 крупнотоннажных продукта, которые, в основном, ориентированы на экспорт. Основная аргументация: отсутствует внутренний спрос, и компании готовы поставлять материалы, если на них будет внутренний спрос. Но внутренний спрос — это и есть цепочки добавленной стоимости. Кто за них будет отвечать, как они будут создаваться, и куда девать эти колоссальные объемы? Только по Тобольску это 2,2 миллиона тонн полиэтиленовой или полипропиленовой крошки. Никому непонятно, зачем. То есть, мы будем поставлять это на Запад до тех пор, пока там не будут введены жесткие ограничения по использованию пластиков в быту и в производстве различных изделий.

У нас есть предложения по тому, как это делать. Вот, сейчас принята стратегия развития Арктики: там есть Торгское месторождение, Попигайская астроблема. Одно из предложений состоит в организации кооперации тех центров, которые могут и должны взаимодействовать для получения высоко эффективных абразивных материалов и продуктов, связанных с выпуском новых конструкционных материалов.

Очень много зависит от транспортной системы, но что у нас происходит сейчас?  Северный морской путь уходит от основной части Российской Федерации, и наши уважаемые корейские коллеги показывают, как они из Ульсана завозят по сибирским рекам, используя Севморпуть, высокотехнологичное оборудование. Это оборудование, по идее, должно производиться в Красноярске, Омске, Екатеринбурге и других индустриальных центрах.

Проблемы пространственного развития — это проблемы проектного уровня, а все те решения, которые определяются и задаются различными документами стратегического планирования, к сожалению, эти обстоятельства учитывают в очень малой степени.

Ответ на вызовы системного развития

Сергей Бодрунов,
президент ВЭО России, президент Международного Союза экономистов, директор Института нового индустриального развития имени С.Ю. Витте, доктор экономических наук, профессор

В настоящее сложное время ориентиром формирования стратегии социально-экономического развития Российской Федерации стал указ президента России «О национальных целях развития Российской Федерации на период до 2030 года».

Для реализации Указа Президента были разработаны два плана – Общенациональный план по спасению экономики с коротким горизонтом планирования и долгосрочный Единый план достижения национальных целей до 2030 года. Но охватывают ли эти документы все принципиально важные задачи и вызовы для системного развития экономики и возобновления социально-экономического роста? 

Целевые параметры, которые заданы в Едином плане, указывают путь – в каком направлении двигаться, чтобы вывести страну на траекторию устойчивого экономического роста, но план – живой инструмент, он открыт для инициатив. Предложения экспертного сообщества по его развитию, дополнению, корректировке очень важны, заявил в середине ноября вице-премьер Андрей Белоусов.

Наша цель — формирование и направление в органы государственного управления экспертных предложений и рекомендаций в «Единый план достижения национальных целей до 2030 года» по практической реализации задач, установленных Указом Президента России «О национальных целях Российской Федерации до 2030 года», с учетом утвержденных мероприятий «Общенационального плана действий, обеспечивающих восстановление занятости и доходов населения, рост экономики и долгосрочные структурные изменения в ней». 

Тиражирование инноваций означает способность создавать высокую добавленную стоимость

Александр Дынкин,
вице-президент ВЭО России, президент ИМЭМО имени Примакова РАН, академик РАН

Два слова про инновационную экономику. Конечно, она должна решать задачи обороноспособности и безопасности, и здесь мы неплохо справляемся, но уроки СССР заставляют постоянно держать в фокусе невоенные параметры безопасности, а эти параметры у нас уже близки к пределу.

Формальный расчет по 15 странам-лидерам оборонных расходов показывает, что в 2018 году соотношение федеральных расходов на здравоохранение и образование к оборонным у нас составляло 2,3, а медианное значение по большинству стран – 7,3, а в Японии этот показатель, то есть превышение расходов на образование и здравоохранение, превышает оборонные расходы в 15 раз. И эти вещи, с моей точки зрения, нужно учитывать.

Для чего нужны инновации? Тиражирование инноваций означает способность создавать на своей, так скажем, таможенной территории высокую добавленную стоимость. Если это происходит, значит, доля высококвалифицированного труда в национальной экономике растет и, соответственно, растет уровень жизни.

Какие ресурсы можно использовать? Я хотел бы отметить, что в странах – инновационных лидерах — госсобственность составляет 5-10%. Китай демонстрирует блестящие инновационные достижения при доле госпредприятий в выпуске ВВП порядка 30. У нас, по скромным оценкам, государственная собственность составляет 45-50%. Тем самым мы институционально ограничиваем пространство инновационной конкуренции в экономике. Там, где эта конкуренция существует (скажем, в мобильной связи, в цифровых платформах, в банковском секторе), ситуация лучше. Скажем, Россия занимает первое место по количеству онлайн-платежей на душу населения.

Продавать перспективы – неизбежная часть природы инновационной деятельности. Но наступает момент, когда необходимо предъявлять реальные достижения. И с этим у нас всё не очень в порядке. Другими словами, я вижу, что есть очень много активистов по повышению собственной наукоемкости через обещание инновационных прорывов, но, когда дело доходит до наукоотдачи, часто предъявлять нечего. Хорошо, что у нас сохранились классические медико-биологические центры, иначе мы могли бы остаться без отечественных вакцин. Думаю, что эта ситуация – часть ответа на причины недавней реформы институтов развития.

Если идти глубже, нельзя не видеть в инновационных стратегиях продолжающуюся ориентацию на технократические результаты, а не на общественную потребность или платежеспособный спрос. У нас слабы институты защиты интеллектуальной собственности, высоки риски венчурных инвестиций; мы по-прежнему ориентируемся на линейные вертикально интегрированные инновационные модели, в то время как весь мир давно уже перешел к нелинейным плоским оргструктурам.

Я думаю, что при определении посткризисной стратегии эти обстоятельства стоит учитывать

Андрей Клепач: «2021 год — зона неопределенности»

Я попробую остановиться на сценариях среднесрочного и долгосрочного развития. С точки зрения среднесрочного развития 2020 года всё во многом понятно. Не только потому, что уже год закончился, а потому что, действительно, как уже принято говорить, мы этот год прожили под двумя шоками: связанными с коронавирусом и падением цен на нефть.

Оценки постоянно меняются, но и последний доклад ОЭСР, и наши оценки исходят из того, что мировая экономика сократится в этом году на 4,3%, причем эпицентр спада – это Еврозона и Индия. Спад в Еврозоне — около 8%, а в Индии – порядка 9%. В России, по-видимому, это 3,8-4%, то есть страшилки начала года не оправдались.

Больше проблем и неопределенности со следующим годом. Здесь оптимизм существенно уменьшается, в том числе из-за того, что произошла мощная вторая волна пандемии, и в значительной вероятности мы можем получить третью волну, хотя, если брать историю «испанки».

В России, и это зафиксировал Росстат, нижняя точка спада пришлась на второй квартал, и уже с июня экономика, если брать оценки и наши, и Минэкономразвития, начала расти. Хотя нынешняя волна пандемии — это черная линия, скачок заболеваемости, причем уровень ее выше, чем в апреле-мае — она приведет к тому, что в четвертом квартале, видимо, вместо роста с учетом сезонного календарного фактора мы получим снижение, отрицательный прирост ВВП.

С учетом того, что в первом квартале 2021, по-видимому, будет отрицательный рост из-за высокого уровня заболеваний (хотя, как я сказал уже, видимо, заболеваемость пойдет на спад), а ситуация с нефтью может быть лучше, чем самые страшные прогнозы об ограничениях добычи, когда предполагалось, что соглашение с ОПЕК продлится на первый квартал и дальше, – все-таки принято решение об увеличении добычи — для России это по 125 тысяч баррелей в месяц. В какой-то мере можно сказать, что это трудная дорога вверх, то есть ВВП и доходы населения будут расти, будут оживать услуги, которые серьезно провалились, но, учитывая слабый инвестиционный спрос, подъем будет достаточно умеренный. По нашей оценке – два процента, может быть, чуть больше, но до трёх, которые желательны, мы вряд ли сможем в 2021 году при сложившейся ситуации дойти.

Главное — о новой Стратегии развития Арктики

Сергей Бодрунов,
Президент ВЭО России, президент Международного Союза экономистов, директор Института нового индустриального развития имени С.Ю. Витте, д.э.н., профессор

За последние годы в рамках экспертных сессий Координационного клуба ВЭО России, научных форумов и медиапроектов Общества мы не раз обращались к Арктике – к поиску решений задач развития этого высокоширотного региона.

Освоение арктических пространств невозможно без постоянно проживающего в регионе населения, поэтому повышение качества жизни жителей арктических регионов, достижение среднероссийских значений основных социально-экономических показателей – одна из ключевых целей новой Стратегии развития арктической зоны РФ и обеспечения национальной безопасности на период до 2035 года, указ об утверждении которой был подписан президентом России Владимиром Владимировичем Путиным 26 октября.

Напомню, в этом году заканчивается реализация предыдущей российской Стратегии развития Арктики, утвержденной в 2013 году. Были достигнуты определенные успехи. Так, продолжительность жизни увеличилась почти на два года (прим. – по данным Росстата, с 70,65 лет в 2014 году до 72,39 лет в 2018 году), безработица снизилась на 1% (прим. – с 5,6% в 2017 году до 4,6% в 2019 году, по методологии Международной организации труда). Отток населения уменьшился на 53% (прим. – с 22 835 человек в 2015 году до 12 335 человек в 2018 году).

Тем не менее ряд негативных тенденций остается. В частности, население Российской Арктики, которое составляет 2,4 млн человек, с каждым годом сокращается. Как сообщал в 2019 году замглавы Министерства по развитию Дальнего Востока и Арктики Александр Крутиков, за 15 лет оно уменьшилось на 300 тысяч человек. На фоне низких объемов строительства жилищного фонда увеличивается процент аварийного жилья, есть проблемы с доступностью качественных социальных услуг, растет задолженность по заработной плате (прим. – с 26,8 млн руб. в 2018 г. до 162,1 млн руб., по состоянию на 1 января 2020 года).

Задачи развития Арктической зоны принципиально не изменились с 2013 года. Это развитие науки и технологий в интересах освоения Арктики, комплексное социально-экономическое развитие, формирование энергетической, транспортной и информационно-телекоммуникационной инфраструктуры, обеспечение экологической безопасности. Но если в 2013 году приходилось начинать с нуля – сегодня предстоит развивать достигнутое.

Новая Стратегия предполагает модернизацию первичного звена здравоохранения в арктическом регионе, развитие высокотехнологичной медицинской помощи. В документе говорится о повышении доступности общего и дополнительного образования, формировании современной городской среды, о государственной поддержке жилищного строительства, ликвидации ущерба окружающей среде Арктики, о необходимости инвестиций в российский Север, о разведке и разработке новых месторождений, создании новых и модернизации действующих предприятий, портов, о развитии наукоемких и высокотехнологичных производств.

Вот несколько показателей, которые предполагается достичь к 2035 году, согласно новой Стратегии. Продолжительность жизни должна вырасти почти на десять лет и составить 82 года. Это серьезный вызов! Рост средней зарплаты также ожидается более чем в два раза – с 83,5 тысячи в 2019 году до 212 тысяч рублей в 2035 году. Предполагается создать 200 тысяч рабочих мест на новых предприятиях и снизить уровень безработицы с 4,6 % до 4,4 %.

Правительству России поручено в трехмесячный срок – до 26 декабря – утвердить единый план мероприятий по реализации Стратегии развития Арктической зоны РФ и обеспечения национальной безопасности на период до 2035 года.

По итогам сегодняшней сессии мы планируем разработать и направить в профильные органы государственного управления соответствующее заключение, содержащее экспертные предложения и рекомендации в единый план мероприятий по реализации Стратегии развития Арктической зоны РФ и обеспечения национальной безопасности на период до 2035 года.

Коллеги, в сессии сегодня принимают участие разнопрофильные специалисты. Прошу спикеров затронуть следующие вопросы в дискуссии:

  • Качество жизни в Арктике: демографическая ситуация, модернизация здравоохранения и повышение доступности образования.
  • Формирование современной городской среды в условиях Крайнего Севера и Заполярья и развитие транспортной инфраструктуры арктических регионов.
  • Рентабельность проектов и налоговые преференции в Арктике.
  • Экологическая безопасность и обращение с отходами в Арктике.
  • Обеспечение национальной безопасности России в Арктике.

Глава ИНП РАН, член Правления ВЭО России дал большое интервью «АиФ»

Публикуем с позволения издания краткий фрагмент.

«В конце 2020 года ваш институт, ведущий прогностический центр России, выпустил большой научный доклад о возможном развитии экономики страны до 2035 года. Там, пожалуй впервые, использовано то, что вы называете «новым образом российской экономики». И в этой части первое, что предлагается — это экономика вокруг семьи и дома. Что именно под этим мы должны понимать?

У специалистов принято считать, что Россия относится к развивающимся странам, реализующим стратегию догоняющего развития. Определенный резон в этом есть. Мы действительно пока сильно отстаем от ведущих экономик мира по эффективности производства и уровню доходов населения. В то же время, структура российской экономики как раз напоминает ведущие страны мира. Например, спрос населения у нас обеспечивает почти 50% ВВП. Соответственно, поведение населения и будет определять облик российской экономики в ближайшие годы. Здесь существует огромный потенциал роста спроса граждан на качественные услуги большинства секторов экономики. Если посмотреть на состояние жилищного фонда, насыщенность населения различными бытовыми приборами, обеспеченность такими простыми вещами как электроэнергия, тепло, водоснабжение, то можно сделать вывод о том, что только за счет этого фактора можно загрузить значительную часть российской промышленности на многие годы. Рост качества жизни это и спрос на многие виды услуг, в том числе самых технологичных. Поэтому современная благополучная семья с устойчивым уровнем доходов это основа перспективной экономической динамики в нашей стране.

За последнее время, а если смотреть дальше, то и за последние годы люди не только потеряли в общем, но они потеряли и везде по-разному. При этом пострадал больше всего средний класс внебюджетной сферы, которого и так почти не было. Вы отмечаете, что «низкий уровень оплаты труда при сложившейся структуре российской экономики становится главным тормозом экономического роста и качественных сдвигов в социальной сфере». А осязаемый вред этого можно увидеть? Ну, не получают люди — кого это волнует, скажут они.

Во-первых, труд большинства работающих граждан России все еще плохо оплачивается. И это не только проблема жадных работодателей, но и вопрос качества рабочих мест. Модернизация производства, улучшение условий труда и его производительности является необходимым условием для решения задачи по повышению уровня жизни. Именно для этого и нужно увеличивать инвестиции. Во-вторых, структура потребления населения в нашей стране остается достаточно примитивной. В ней все еще неприемлемо высокую долю занимают затраты на продукты питания и обязательные услуги. В этих условиях практически невозможно обеспечить нормальный уровень потребления услуг прямо влияющих на качество жизни: образование, здравоохранения, культура, отдых. В-третьих, низкий уровень доходов населения постоянно давит на бюджетные расходы. Государство вынуждено компенсировать необходимые затраты большей части населения на услуги социального характера, что крайне непросто в условиях бюджетных ограничений и необходимости поддерживать другие направления».