Анатолий Вишневский,
директор Института демографии НИУ ВШЭ
Насколько национальные проекты, затрагивающие демографию, соответствуют приоритетам и целям, определенным как в указах президента, так и общим замыслам всей системы национальных проектов? Я сейчас не говорю о достижимости целей, это другой вопрос. Я просто хочу сказать о том, как они соответствуют целям.
Вот, в свое время, еще в 2006 году, выступая с президентским посланием, Путин говорил о самой острой проблеме современной России – о демографии. И сказал, что для решения этой проблемы необходимо следующее: первое – снижение смертности, второе – эффективная миграционная политика, третье – повышение рождаемости. Я думаю, что акценты были расставлены, приоритеты были определены совершенно верно. Но в последующей политической реальности и в национальных проектах они смещены. И на первое место вышла рождаемость, в отношении которой всякого рода даются обещания, которые не сбываются, и которой придается очень большое значение. По этому поводу я хочу сказать, что рождаемость в России, хотя она и ниже чем хотелось бы, но она не ниже, чем в других странах. Россия не самая высокая, но она находится в верхней половине списка. То есть рождаемость, в частности, в 2017 году, приличная.
Рассчитывать на то, что мы перепрыгнем всех, и будет у нас рождаемость выше Швеции, Франции и так далее, притом что даже если она будет выше, она не будет такой, как нужно для того, чтобы население не убывало, мне кажется, не нужно.
Гораздо хуже дело обстоит со смертностью. Отчасти Абел Гезевич говорил об этом, и положение действительно очень плохое. В 2014 году Путин объявил, что Россия вошла в число стран с низкой смертностью. Это была правда, но не вся правда. Потому что она вошла действительно в этот список, заняв в нем 53 место. Не знаю, должна ли Россия этим гордиться или нет? Скорее, все-таки нет. Еще интересно то, что этот рейтинг, который составило агентство Bloomberg, содержал разные параметры, кроме ожидаемой продолжительности жизни. В частности, там был рейтинг по доле затрат на здравоохранение в ВВП. Так вот эта доля у нас лучше и место в списке выше, чем показатель по смертности. То есть, получается, что наши затраты еще недостаточно эффективно используются.
И хотя сейчас наметились некоторые положительные тенденции: мы, наконец, буквально 3-4 года назад впервые превысили уровень 1965 года по продолжительности жизни населения России, но все-таки нам еще очень далеко, особенно по продолжительности жизни мужчин, до показателей очень многих стран, во всяком случае, развитых, а отчасти и некоторых развивающихся.
И здесь опять возникает вопрос о приоритетах, поскольку вообще-то эти демографические цели размазаны между несколькими проектами. В частности, они разделены между национальным проектом «Демография» и национальным проектом «Здравоохранение». Причем не очень понятно, почему одно отнесено к одному проекту, а другое к другому. Есть еще и проблема использования финансирования. Я согласен, что оно недостаточное, но какое есть, и его надо использовать правильно.
Если посмотреть на распределение финансирования национального проекта «Здравоохранение», то, с моей точки зрения, он вызывает очень большие вопросы. Не в том смысле, что я хочу рекомендовать Минздраву, как им тратить деньги, это не мое дело. Но я говорю сейчас о соответствии обозначенной цели. Если обозначена цель – повышение ожидаемой продолжительности жизни до 78–80 лет, то должны быть в рамках данного проекта такие меры, которые этому способствуют. Если посмотреть на приоритеты национального проекта «Здравоохранения», то 56 процентов (или что-то в этом роде, в общем, больше половины) расходуется на борьбу с онкологическими заболеваниями. Между тем, с точки зрения достижения целей, то есть роста продолжительности жизни до 78–80 лет, это никакого вклада не даст, потому что смертность от онкологических заболеваний – это смертность, в основном, пожилых людей. А то, что тормозит и определяет наше отставание от других стран – это высокая смертность людей в среднем возрасте и не от онкологических заболеваний, а от болезней системы кровообращения и так называемых внешних причин. Здесь на борьбу с сердечно-сосудистыми заболеваниями определено 4 или 5 процентов, а там 56 процентов. И это трудно объяснить с точки зрения целей проекта. И я повторяю, что я не собираюсь учить Минздрав, как ему тратить деньги. Здесь просто вопрос о приоритетах с точки зрения достижения обозначенной цели. Так вот, затраты на борьбу с сердечно-сосудистыми заболеваниями (которые сейчас – главный тормоз роста продолжительности жизни) в 13 раз меньше, чем на борьбу с раком.
А второй блок причин: вообще не упоминаются внешние причины, то есть причины, связанные не с болезнями, а со всякого рода травмами, убийствами, самоубийствами и так далее. Я даже не знаю почему. Может быть, это рассматривается как проект Минздрава, а Минздрав за это не отвечает.
Единственное упоминание об этом есть в проекте, посвященном дорогам, и там только речь идет о дорожно-транспортных происшествиях. Но надо сказать, что дорожно-транспортное происшествие – это, конечно, важная причина, но, например, у нас за 2010–2016 годы от всех дорожных происшествий (не только дорожно-транспортных, автомобильных, но и железнодорожных, и авиационных) погибло 193 тысячи человек, а только от самоубийств – 198 тысяч, но, например, самоубийства ни в одном проекте не упоминаются.
Третий, ключевой демографический процесс вообще не отражен в системе национальных проектов. Мы не можем рассчитывать на то, что обойдемся без миграции. И никто на это, честно говоря, не рассчитывает. То есть, все сейчас этот вопрос обсуждают, но проекта специального нет. И поэтому все представления о миграции очень рудиментарные. То, что нуждается и в обсуждении, и в финансировании, вообще в систему национальных проектов не попало. Кстати сказать, сейчас все-таки идет определенная работа по совершенствованию национальных проектов. Там есть определенные процедуры, которые предполагают внесение определенных изменений по ходу их исполнения. Но пока, мне кажется, что с точки зрения определения приоритетов здесь все не очень хорошо.
По прогнозу Росстата о численности населения России, естественная убыль населения, которая предполагается положительной, на самом деле будет, скорее всего, отрицательной. И только миграция может хоть как-то спасти Россию от сокращения численности населения. Желательно, чтобы население росло. Но это все тоже не отражено в целом в системе национальных проектов.
