В начале марта в «Российской газете» прошел очередной Совет экспертов, который рассматривает самые актуальные вопросы экономики. В этот раз в центре внимания участников Совета – виднейших российских экономистов – оказались нацпроекты, положение на международных рынках, потрясения, связанные с коронавирусом и многое другое. Но, конечно, дискуссия этим не ограничилась.
О чем спор?
Профессор Сергей Бодрунов, президент Вольного экономического общества России, президент Международного союза экономистов напомнил некоторые цифры, от которых стоило бы отталкиваться.
Некоторые цифры статистики за 2019 год
109 361,5 млрд рублей составил ВВП России
1,3% — темпы роста ВВП. Это минимальный показатель с 2016 года. Напомню, по итогам 2017-го он составил 1,6%, а в 2018 году — 2,5%
1,8% ВВП, или около двух триллионов рублей, — профицит бюджета
2,4% — рост расходов на конечное потребление
с 10 до 7,7% — сокращение доли чистого экспорта товаров и услуг в ВВП за год
на 0,8% выросли реальные денежные на доходы россиян, но тем не менее все еще остаются ниже уровня 2014 года на 6,4%
– Эти цифры говорят о том, что пока национальные проекты того эффекта, которого мы от них ожидаем, не приносят. Но национальные проекты появились не зря – они стали реакцией как раз на такую картину развития нашей экономики. И, на мой взгляд, они являют собой попытку после достижения стабильности в экономике тем самым инструментом, который должен активировать рост, добиться восстановления этого экономического роста. И в планах правительства, насколько я понимаю – выйти на показатели более трех процентов роста ВВП при улучшении его качества и повышения уровня жизни населения, – отметил профессор Бодрунов.
При этом, конечно, придется делать скидку на всемирные процессы, например, такие, как эффект коронавируса. В любом случае, мы должны двигаться к цели 4-5% роста ВВП, и сейчас ВЭО России вместе с Академией наук готовит предложения, рецепты, чтобы этого добиться.
Член-корреспондент РАН Александр Широв, заместитель директора Института народнохозяйственного прогнозирования РАН также обратил внимание
на статистику, и, на его взгляд, она свидетельствует скорее о том, что нацпроекты заработали, правда, судя по всему, в основном, в четвертом квартале года.
Рост, который мы имеем – 1,3 процента – выше ожиданий экспертов, которые были в начале года. Это в некотором смысле результат удивительный, потому что по четвертый квартал ожидали гораздо худшего. Отчасти, видимо, с этим связано то, что произошли определенные кадровые перестановки. Была попытка действовать примерно теми же способами, что и в предыдущие годы. Попытка была не вполне эффективной. Теперь стоит задача, чтобы с учетом накопленного опыта, с учетом накопленных ошибок те деньги, которые все-таки там выделены, существенные деньги, потратить более эффективно.
В целом, по мнению Широва, если прямо отвечать на вопрос, будут ли нацпроекты драйвером, то ответ – да. Но это меньше одного процентного пункта. То есть, это драйвер, который целиком вытащить экономику из той ситуации, в которую мы попали в последние пять-семь лет, не сможет.
Но мы сейчас получили еще один дополнительный де факто национальный проект – решение президента по борьбе с бедностью, на это будет потрачено 300-500 миллиардов рублей за год. Эти деньги должны дополнительно прибавить порядка 0,3-0,4 процента ВВП в год. То есть, итоговый вклад буде больше процента, а это уже много. Это практически половина того роста, который мы считаем инерционным. А если серьезные действия будут поддержаны бизнесом, то тогда можно говорить о выходе на темпы роста три процента – это уже будет вполне приемлемый результат.
Академик Порфирьев добавил, что нацпроекты имеют очень важный психологический эффект (не зря одна из недавних нобелевских премий по экономике была вручена за исследования по психологии экономического поведения).
— Сама идея национальных проектов, уже далеко не новая, не предполагала их как некоторую панацею, самодостаточное средство, что вот эти национальные проекты порознь или вместе таким волшебным образом, как барон Мюнхгаузен, вытащат себя из болота. Президент подчеркивал, что он их рассматривал как некоторые импульсы. Это первое. И второе. Я неслучайно упомянул психологию. Тогда президент сказал, что хотел бы немножко подтолкнуть наших лиц, принимающих решение, разбудить, чтобы как-то все оживилось и люди почувствовали реальную ответственность. Сейчас она действительно закреплена – национальная ответственность за национальные планы.
Второе условие, которое упомянул Борис Порфирьев, национальные проекты не только должны исполняться в полной мере, но еще очень важна увязка между ними.
— Надо понять очень простую вещь. Само по себе сокращение на четверть объема выбросов ничего не говорит про то, какое качество воздуха вы в итоге будете иметь, потому что качество воздуха характеризуется концентрациями и другими показателями. Нужно увеличивать количество показателей качества, прежде всего, окружающей среды. В данном случае – воздуха с тем, чтобы оценить конечный эффект влияния данного федерального проекта. А главное, конечный результат – это здоровье населения, качество жизни. Здесь очень ярко проявляется пока отсутствие этой главной цели. Будем надеяться, это будет как-то исправляться: появится интеграция данного национального проекта с другими национальными проектами, потому что само по себе решение этих задач по отдельности не обеспечит подъема качества жизни и т.д. Достаточно посмотреть на Красноярск, где по-прежнему в этом году был эффект так называемого «серого неба». Без перехода теплоэнергетики на газ там практически ничего не удастся решить. Эта проблема так и будет из года в год висеть. Та же история и с коммунальными отходами.
Есть ли у нас всеобъемлющая экономическая программа?
Как отметил академик Порфирьев, теоретически у нас есть экономическая программа: и бюджетная, и нацпроекты, и госпрограммы, есть даже стратегия социально-экономического развития. Другой вопрос: в каком она сейчас состоянии пребывает? Институт народнохозяйственного прогнозирования РАН этим документом занимается на постоянной основе.
Академик Виктор Викторович Ивантер, который недавно ушел из этого мира, любил задавать неожиданные вопросы, в частности, такой: а есть ли у нас экономическая политика? Денежно-кредитная есть, бюджетно-налоговая есть. А есть ли экономическая? И ответ на этот вопрос тесно связан с тем, есть ли у нас всеобъемлющая комплексная программа действия? Выясняется, что при попытке определить: есть ли у нас какая-то комплексная реальная экономическая политика, ответ здесь, скорее, такой вот неопределенный, – отметил Борис Порфирьев.
Александр Широв добавил, что у нас есть указ президента, который заменяет собой стратегическое целеполагание. С одной стороны, может быть, это и плохо. С другой стороны, если не было внятного взгляда на то, как должна развиваться экономика, это способ управления экономикой. Под эти цели сформированы нацпроекты. Они должны действовать так, чтобы каким-то образом сделать структуру экономики более однородной, чтобы меньше было бы этих дисбалансов, которые нас всех раздражают, которые препятствуют нормальному развитию. Той стратегии, как это понимается в науке, у нас в целом нет. И это не проблема того, что никто ее не хочет изобретать, а проблема в том, что взгляд на экономику так быстро меняется у наших экономических властей, что просто не успеваем, – отметил Широв.
Дмитрий Евгеньевич Сорокин, научный руководитель Финансового университета при правительстве РФ, член-корреспондент РАН в этой связи напомнил о документе, который был утвержден в 2008 году и до сих пор по идее действует. И это ни что иное как именно «Концепция социально-экономического развития Российской Федерации до 2020 года. Были и другие долгосрочные программы, долгосрочные целеполагания и стратегии, выработанные как долгосрочные, и результат, как отмечает всегда академик Аганбегян – стагнация.
Мы с вами скоро, 22 декабря этого года, будем отмечать столетие со дня принятия Восьмым чрезвычайным съездом советов первого в истории двадцатого века национального проекта – плана ГОЭЛРО. Этот проект Тут было сказано, что он был именно посвящен прорыву… Майский указ, который лежит в основе национальных проектов, начинается со слов: в целях прорыва России в новое качество. Все знают, что такое для России двадцатый год, еще Гражданская война не кончилась. До 1922 года она шла официально у нас. И в этих условиях был принят, рассчитан он был на 10-15 лет. К 1935 году, 15 лет прошло, показатели плана ГОЭРО в целом были превзойдены в три раза от намеченных. Поэтому давайте рассматривать национальные проекты именно как задачу преодоления той ситуации, в которую попала страна. Меня в этом смысле смущают не только темпы ВВП. Сверхзадача – это поднять производительность на базе структурной перестройки экономики. Потому что при той структуре экономики, которая есть, поднять производительность невозможно.
Надежда на новое правительство
Александр Широв напомнил, что главными авторами концепции долгосрочного развития были Андрей Клепач, главный экономист ВЭБ, и Андрей Белоусов, нынешний вице-премьер. Это было еще во время их работы в Минэкономразвития.
Мне кажется, что люди с таким техническим взглядом на экономику сейчас получили права и ответственность, и это в некотором роде большой плюс. Просто на самом деле они видят больше, дальше и лучше. У них взгляд стратегический по сравнению с теми людьми, которые до этого сидели на этих местах и у которых была задача все-таки именно стабилизировать экономику, создать вот эту базу, на которой мы должны дальше поехать, – подчеркнул Широв.
По мнению Широва, у нас в экономике – сложная ситуация. Многие не замечают, но в прошлом году впервые получили отрицательную динамику экспорта. До сих пор мы считали, что экспорт сильно поддерживает нашу экономику, за счет этого мы можем расти. Но, видимо, этот фактор в ближайшее время будет исключен. Тем более, если мы говорим про инвестиции, то инвестиции – это импорт. Задача, как сбалансировать между собой российский экспорт и импорт, становится одной из ключевых. И там у нас есть серьезные ограничения для маневра, поэтому и были накоплены эти огромные резервы, которые можно будет использовать для того, чтобы компенсировать дисбалансы во внешней торговле. Более того, если сейчас ситуация с коронавирусом будет продолжаться, то потребность в этих ресурсах будет еще больше.
Очень не хотелось бы, чтобы наша экономическая политика пострадала в результате опасений. Мы последние пять-семь себя чем-то пугали: то какими-то избыточными санкциями, то мировым финансово-экономическим кризисом. В этих всех историях мы потеряли довольно много возможностей для того, чтобы расти, – отметил Широв.
Что с наукой?
Учитывая, что все участники круглого стола – ученые, должное внимание было уделено и развитию науки. Эксперты отметили, что, во-первых, есть специальный проект, во-вторых, так или иначе наука неким образом подразумевается и в других национальных проектах. Возникает вопрос: достаточно ли этого? Достаточно ли самой науки как таковой?
На мой взгляд, нет, – отвечает академик Порфирьев. – Почему? Потому что, поскольку у нас есть замечательное слово, как драйвер эко- номического роста, одним из главных драйверов экономического роста в мировой экономике, у наших, как это принято их называть, мировых партнеров является так называемая экономика знаний. Куда помимо науки входит и образование, здравоохранение и ОКРы и т.д. В этом смысле, когда мы посмотрим на перечень национальных проектов, смычки, синергии не увидим. Опять- таки необходимо либо, как у военных говорят, комплексирование национальных проектов с текущими нашими программами, которые уже осуществляются. Либо в каких-то ситуациях, о чем говорил Сергей Дмитриевич, необходим уровень национального проекта и национальный комплексный план.
По мнению Порфирьева, обеспечение синергического эффекта и образование сегмента экономики знаний, который у нас пока дает где-то порядка 13-14 процентов всего – по сравнению с нашими конкурентами, мы в два с половиной раза проигрываем. Это очень серьезная задача. Нам нужно те же НИОКР увеличивать минимум в два раза, при этом есть прямые указания президента на этот счет, которые, по мнению ученого, проигнорированы и не выполнены, и указ 2012 года не выполнен. В образовании тоже нужно почти в два раза – с четырех до семи процентов от ВВП надо поднимать.
Эксперты считают, что это – прямой канал возможного воздействия на ключевые направления раз- вития в рамках этих национальных проектов. За последние два-три года возник разрыв между экспертным сообществом, людьми, принимающими решения, но и обществом. Потому что, с одной стороны, есть некоторый дефицит идей относительно того, как может называться экономика в этих тяжелых условиях, в условиях существенных ограничений. С другой стороны, во власти есть большое количество людей, которые думают, что они действительно понимают ситуацию лучше, чем какие-то экспертные академии. Этот разрыв существует, и с ним надо что-то делать. Он препятствует, в том числе, созданию той самой стратегии экономического развития, потому что нет прямого диалога между экспертным сообществом, бизнесом, государством и обществом. И отсюда возникает естественным образом проблема.
И, по словам профессора Бодрунова, целью нового МАЭФ будет и попытка решить эту серьезную проблему.
