Возможности технологического маневра

Александр Широв,

член президиума ВЭО России, директор Института народнохозяйственного прогнозирования РАН, член-корреспондент РАН

Александр Широв, член президиума ВЭО России, директор Института народнохозяйственного прогнозирования РАН, член-корреспондент РАН В обществе сейчас сложилось определенное позитивное отношение к...

В обществе сейчас сложилось определенное позитивное отношение к тому, что происходит в экономике, потому что ожидание от довольно серьезного шока, который связан с резким ухудшением торгово-экономических отношений с крупнейшими развитыми странами, безусловно, оказался ниже, чем предсказывало большинство аналитиков. Экономика восстанавливается. Если те тенденции, которые сложились в первом и в начале второго квартала, мы наложим на весь год, то мы получим темпы роста порядка 2%, и это очень много по отношению к тому, что мы ожидали. Однако в реальности набор ограничений экономического развития никуда не делся, и поэтому наша оценка: 2% роста, по-видимому, в этом году не получится. Ограничения, к которым можно отнести постепенное снижение эффективности бюджетного импульса, ограничения, связанные с экспортом, снижение прибыли компаний — несут довольно серьезные трудности в средне- и долгосрочной перспективе. При этом для того, чтобы поддержать наше место в мировой экономике, мы должны обеспечить темпы роста 4-5%. Понятно, что рост экономики — это рост доходов, рост доходов — это наши возможности по преодолению ограничений, которые перед нами стоят, и роль научно-технологического развития здесь играет ключевое значение.

Прежде всего нужно сказать о том, что происходит в мировой экономике. А здесь, как это не парадоксально, уровень неопределенности в отношении сценариев развития снижается. С чем это связано? Если еще 2, 3, 4 года назад мы говорили о том, что есть два возможных направления развития мировой экономики — регионализация и продолжение глобализации в некоторых возможных формах, то сейчас у регионализации нет какой-либо внятной альтернативы. Это означает, что крупнейшие развитые и развивающиеся экономики создают свои контуры экономического влияния и пытаются быть независимыми друг от друга. К чему это ведет? Во-первых, к тому, что доля развивающихся экономик, безусловно, растет, но где-то за пределами 2030 года ситуация будет складываться таким образом, что рост доли этих стран начнет замедляться, потому что будут замедляться и темпы роста мировой торговли и мирового ВВП. Что касается контура развитых стран, то мы можем видеть, что тенденция к увеличению доли США в структуре мирового ВВП. При этом доля США будет расти, скорее всего, за счет ЕС, Японии, то есть тех стран, которые будут иметь относительно низкие темпы экономического роста.

Прогноз со снижением темпов роста мировой экономики и одновременно регионализации создают для России как выгоды, так и возможные угрозы. То есть мы получаем возможность контроля над дополнительными цепочками создания добавленной стоимости в контуре развивающихся стран, но при этом вся мировая экономика будет развиваться медленнее.

Регионализация требует вложений в НИОКР

Ключевая проблема регионализации в том, что она невозможна без того, чтобы крупные развивающиеся экономики, такие как Китай, Россия, Бразилия, Индия, не нарастили бы долю затрат на исследования и разработки. Они не смогут конкурировать с развитыми странами, если этого не произойдет, и поэтому это является неизбежным следствием того, что сейчас происходит в мировой экономике. А если это будет происходить, то, по нашим оценкам, совокупные мировые затраты на исследования и разработки вырастут примерно на 200 млрд долларов в ближайшей перспективе по отношению к текущему уровню. Это около 20%. Это значит, что возникнут условия для существенного ускорения темпов научно-технологического развития. И мы должны понимать, по каким направлениям пойдет это развитие. Прежде всего это цифровизация, медицина и промышленный инжиниринг. И вот здесь для нас опять вызов, потому что Россия сейчас имеет совокупные затраты, внутренние и импортируемые, порядка 2,5% ВВП, а нужно 4%. Вот эти 1,5% ВВП мы должны добрать из собственных затрат на исследования и разработки и из использования затрат на исследования и разработки дружественных стран. Это серьезный вызов для всей научно-технологической политики в нашей стране.

Когда мы говорим про науку, то мы говорим про затраты на НИОКР, и очень мало говорим о том, что сами по себе затраты на НИОКР являются важнейшим инструментом поддержания уровня экономической активности в стране. Посмотрите на мультипликаторы прямых затрат на исследования и разработки. Например, на каждый рубль, потраченный на исследования и разработки, в нашей экономике мы имеем 1 рубль 43 копейки дополнительного прироста ВВП. Это довольно приличный мультипликатор. Но это еще не все. За счет того, что мы тратим на исследования и разработки, мы повышаем эффективность экономики. А это еще добавляет порядка 10–12 копеек в самом худшем случае. То есть вот это взаимовлияние общих объемов затрат на исследования и разработки и их влияние на эффективность экономики — это та вещь, которую нужно считать и на которую нужно обязательно обращать внимание.

Понятно, что затраты на исследования и разработки только тогда оказывают влияние на эффективность экономики, когда связаны с инвестициями. Мы постоянно говорим о том, что нам необходимо повышать норму накопления. Норма накопления основного капитала, то есть доля инвестиций в ВВП. Но это не вся правда. Вопрос: как повышать эту норму накопления, до каких уровней и к чему мы должны стремиться? И здесь есть несколько важных аспектов.

Первый: простой рост нормы накоплений не всегда приводит к хорошим результатам. 34% нормы накопления в экономике СССР отнюдь не помогли нам избежать того краха, который постиг советскую экономику в конце 80-х годов. Поэтому простой рост нормы накопления — это еще не все.

Второй момент: важно, как мы насыщаем норму накопления. Пока мы видим, что в технологической структуре инвестиций у нас начинает падать доля машин и оборудования. Мы имели этот спад после первого тура санкций в 2014–2015 году, когда потеряли примерно 7 процентных пунктов в доле машин и оборудования в структуре инвестиций. Мы имеем это уже и в 2022 году. И ясно, что пока тенденция сохранится. Поэтому насыщение машинами и оборудованием нашей инвестиционной активности — это ключевая задача.

И, наконец, ясно, что безудержный рост нормы накопления может войти в противоречие с задачами по поддержанию уровня и качества жизни населения. Например, при темпах роста порядка 3,2% среднегодовых и норме накопления 25% потребление домашних хозяйств будет расти примерно на 2%. А вот если у нас при темпах роста чуть выше 4 норма накопления будет 30%, то это значит, что потребление домашних хозяйств будет практически нулевым. Баланс между инвестициями и потреблением, уровнем и качеством жизни — это тоже ключевая задача. Поэтому мы должны избрать такой путь насыщения инвестиционных потребностей нашей экономики, который бы не приводил к избыточному давлению на уровень и качество жизни населения.

С чем мы столкнулись? С тем, что после событий прошлого года дефицит инвестиционных товаров на нашем рынке составляет в рублях примерно 1,1 трлн руб. Да, мы расширили немного производство, то есть произошло определенное импортозамещение, да, осуществляется параллельный импорт порядка 700 млрд руб., но этот дефицит есть. А он как раз и приводит к тому, что проседает доля машин и оборудования в структуре инвестиций. Для того чтобы решить эту проблему, безусловно, требуется новая промышленная и научно-технологическая политика. Казалось бы, 1 триллион — это не такие большие деньги на фоне 160 трлн нашего ВВП, но это требует серьезных усилий. Его то нам может и не хватить для того, чтобы обеспечить устойчивость роста в средней и долгосрочной перспективе, и это нужно понимать.

Вопрос сложности экономики

Каким путем нам идти? Очень долгое время говорили про постиндустриальную модель развития экономики, когда надо облегчать экономику, повышать эффективность и таким образом добиваться результата. К сожалению, как показывают наши расчеты, мы себе этого позволить сейчас не можем. Наиболее эффективной политикой сейчас была бы политика постепенного усложнения экономики за счет расширения уровня кооперации, соответственно повышение доходов на этой основе. А вот уже после того, как мы получим рост ВВП и рост потенциала экономического роста на базе развития межотраслевых взаимодействий, вот тогда можно переходить к следующей стадии — стадии увеличения ВВП на базе роста добавленной стоимости выпуска, то есть роста эффективности производства. Поэтому последовательность действий такая: сначала усложнение экономики, потом повышение, резкое повышение ее эффективности.

Та ситуация, в которой находится наша экономика, не позволяет проводить нам какую-то единую магистральную экономическую политику в долгосрочной перспективе, поэтому, когда мы говорим про стратегическое планирование или про формирование стратегии развития экономики, речь идет прежде всего о выборе направлений эшелонирования экономической политики. И поэтому ближайшая перспектива, до 2035 года, по нашему мнению, распадается, на три отрезка: первый — адаптация к тем условиям, которые сложились. При этом многие коллеги отмечают, что адаптация уже состоялась. Я с этим не согласен. Адаптация продолжается, и она будет продолжаться еще 2–3 года, на мой взгляд. Затем мы должны будем перейти к стадии структурной перестройки экономики и, наконец, на этой основе реализовывать тот потенциал, который, как я уже говорил, должен к этому периоду времени, то есть к 2030-м годам, составить не менее 4–5%. Что важно? Важно, что этап структурной перестройки экономики позволяет нам достигать темпов роста порядка 3–3,5%. На это нужно ориентироваться, в том числе ориентироваться с точки зрения решений в области экономической политики.

Конечно, все это связано с тем, что структурная перестройка будет требовать внедрения новых технологий в самых разных видах экономической деятельности, и это будет приводить к существенным структурным сдвигам в нашей экономике. Что такое структурные сдвиги? Прежде всего это рост значимости одних секторов для формирования экономической динамики и снижение значимости других. И вот если связать структурные и технологические характеристики развития российской экономики, то, по нашим оценкам, мы получаем вот такую картину. Главное направление влияния технологий на структурные характеристики нашей экономики — это снижение торговых, транспортных наценок, это снижение доли добычи полезных ископаемых, это постепенный рост энергоэффективности и постепенное снижение влияния на экономическую динамику среднетехнологических отраслей низкого уровня и сельского хозяйства.

Что же будет увеличивать свое влияние на развитие экономики? Прежде всего строительство, но это понятно. К сожалению, у нас нет другого варианта, кроме как временного замещения качественных инвестиционных ресурсов массовыми, поэтому доля стройки в ближайшие годы будет расти. Второй момент — это среднетехнологические отрасли высокого уровня. Речь идет о производстве транспортных средств и оборудования, авиастроении и так далее. Связь и телекоммуникации — вот это как раз размен, увеличение затрат на IT-технологии будет как раз способствовать снижению торговой и транспортной наценки. То есть вот эти межотраслевые взаимодействия будут наиболее интенсивные в этом контуре. Безусловно, рост затрат на исследования и разработки. Мы без этого, к сожалению, не сможем обеспечить никакие приемлемые темпы экономического роста.

И, наконец, нужно понимать, что при всей значимости высокотехнологичных отраслей обработки их вклад повысится, но не радикально. У нашей экономики есть перспективы, и главное, что нам здесь предстоит — это рывок в научно-технологическом развитии.

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Пожалуйста, введите ваш комментарий!
пожалуйста, введите ваше имя здесь