Пятница, 15 ноября, 2024
ВЭО России

Вехи истории денег

Размышления по поводу денег — довольно опасное и неблагодарное занятие, так как есть риск того, что в какой-то момент либо сам рассуждающий почувствует себя неловко, либо об этом подумают другие. В этом смысле, наверное, прав бывший британский премьер-министр Уильям Гладстон, который высказывался в том смысле, что даже любовь не сделала столько людей дураками, сколько мудрствования по поводу сущ­ности денег. Вопрос о том, что такое деньги, как и почему они меняются, в действительности является очень непростым. Деньги имеют много граней, и не только лицевую и оборотную стороны, аверс и реверс, гурт, но и некоторые другие измерения.

Михаил Алексеев,
д. э. н., профессор Финансового университета при Правительстве РФ, председатель правления ЮниКредит Банка

 

Историю денег важно знать

Конечно, деньги — это гениальное изобретение человечества, они неисчерпаемы, как атом. Деньги и денежные отношения постоянно меняются, и с ними до сих пор еще не все понятно. Деньги — это грозное оружие в современных войнах. Филипп Македонский справедливо утверждал, что осел, нагруженный золотом, возьмет любую крепость. Вспоминается бытовавший в советское время анек­дот, когда во время демонстрации 7 ноября на Красной площади после военного парада по ней прошла группа людей в штатском. Леонид Ильич Брежнев спрашивает: «Чьи это люди?» И министр финансов, Василий Федорович Гарбузов, говорит: «Да это мои!» — «А почему они здесь ходят?» — «Это финансисты, сотрудники Министерства финансов. Обладают огромной разрушительной силой! В корот­кий срок могут разрушить экономику любой стра­ны». Действительно, история нас учит, что деньги — это тот инструмент, с которым можно управлять миром и в короткий срок разрушить экономику любой страны, чему мы были свидетелями, и на про­тяжении нашей истории это происходило много раз. Поэтому пока мы не поймем реально, как устроен мир денег, и не изменим его в своих интересах, мы всегда будем проигрывать.

Для того чтобы понять, как правильно строить отношения, связанные с деньгами, важно изучать их историю, потому что история всегда движется по кругу, нет ничего нового под солнцем. Новое — это хорошо забытое старое.

Деньги появились с незапамятных времен, и пер­воначально в их роли выступали различные инстру­менты, вещи, скот, шкуры животных, другие предме­ты. Но в какой-то момент появилось гениальное изобретение — монета. Считается, что монеты воз­никли еще в Древней Греции, хотя до конца, судя по всему, не все нам известно о ранней истории. Они получили хождение, и с их помощью, конечно, была налажена и организована более эффективная торгов­ля, обмен товарами и хозяйственная жизнь, хозяйственный оборот.

Ранняя история денег России

В России — своя, особенная история денег. В пер­вую очередь речь идет о том, что монеты у нас поя­вились гораздо позже, чем в других странах. Наша страна очень богата запасами драгоценных метал­лов, но у нас долго не умели их добывать, и чтобы получить сырье для изготовления своей монеты, наши предки продавали товары, получали серебро или иностранную монету, и затем или надчеканива­ли, или перечеканивали ее.

Первые монеты, которые ходили на Руси, получи­ли название «куны». Ученые до сих пор не пришли к согласию относительно того, откуда взялось это название. Существует очень много версий. Одна из версий, что это название произошло от слова «куни­ца», так как широко использовались меха пушных зверей, они были основным предметом экспорта. Но есть и другие точки зрения. В частности, указывают на связь с римской монетой, с латинским словом coin, есть и другие толкования. Так или иначе на Руси изначально кунами назывались любые моне­ты, в том числе и западноевропейские денарии, и восточные дирхемы. Куна — это была серебряная монета весом примерно 2 грамма, за одну шкурку куницы давали 8 граммов серебра, соответственно, 4 такие монеты, но, чтобы изготавливать эти моне­ты, нужно было продать нечто ценное за рубеж. Таким образом, наша способность выпускать свои собственные деньги зависела от того, сколько ценно­го товара мы отправляли за границу.

В IX–XI веках почти все монеты на Руси были ино­странными. Помимо монет, поступавших с Востока, много монет приходило к нам с Запада. Анализ кладов X–XII веков, показывает, что со временем доля западноевропейских монет стала увеличиваться. Можно сказать, что в Древней Руси был либераль­ный валютный режим — тогда у нас свободно ходила иностранная валюта. Вопрос об отмене ее обраще­ния, дедолларизации, конфискации не ставился.

ИСТОРИЧЕСКАЯ АНАЛОГИЯ

Сейчас, кстати, положе­ние вещей принципиально не сильно изменилось — мы продолжаем выпускать деньги в пределах той выручки в иностранной валюте, которую мы полу­чаем за продажу ценных товаров, в основном нефти и газа.

Зависимость отечественно­го монетопеча­тания

Первые собственные монеты у нас были выпущены в конце Х века. Важно отметить, что монеты чекани­лись не по экономическим, а, скорее, по политическим причинам. Их было очень мало, и для экономики их наличие было ничтож­ным. Главной причиной появления монет была необходимость заявить о суверените­те государства, суверенитете правителей Древней Руси — Владимира Святого, Ярослава Мудрого. А выпуск своей монеты в то время считался — да и сейчас считает­ся — одним из важнейших признаков государственного суверенитета.

Русь продолжала критически зависеть от получения иностранной монеты и поставок драгоценных металлов — в частности, серебра — из-за рубежа, так как без них не было сырья, из которого можно было чеканить собственные деньги. В XI веке из-за исчерпа­ния известных тогда рудников к нам перестало посту­пать золото с Востока, а в XII веке в связи с полити­кой, которая проводилась рыцарскими орденами на Западе, был перекрыт западный канал поставки серебра и монет, и свои деньги в форме монет просто стало не из чего изготавливать.

И случилось невиданное в мировой истории: почти на два века страна с довольно развитым монетным денежным обращением была вынуждена вернуться в безмонетный период. Роль денег тогда выполняли в основном меха, шкуры пушных зверей. У нас были даже кожаные деньги.

Дело в том, что в условиях ига, которое существова­ло, — ига Золотой Орды, — Русь была вынуждена пла­тить дань. И Золотая Орда принимала дань только серебром, а поступление этого металла в страну было, как уже говорилось, ограниченным. Поэтому прихо­дилось отдавать те запасы, сбережения, накопления, которые были образованы в предыдущие века.

Даже после освобождения от ордынской зависимо­сти и прекращения выплаты дани серебра в стране катастрофически не хватало. Отчасти ситуацию смягчило возобновление притока драгоценных металлов и монет с Запада, когда в эпоху географи­ческих открытий поступало огромное количество золота и серебра из Америки. Постепенно в Древней Руси сформировалась довольно развитая монетная система, в рамках которой хождение получили как различные русские монеты, так и многие монеты иностранных государств Востока и Запада. Монеты русских княжеств различались весом и оформлением, и образовалось несколько денежных систем.

ИСТОРИЧЕСКАЯ АНАЛОГИЯ

В условиях валютного коридора последних деся­тилетий, когда мы могли выпускать свои рубли только в пределах посту­пления валюты из-за рубежа, и значительную часть золотовалютных резервов размещали финансовые инструменты иностранных государств, мы тоже в какой-то степе­ни, можно так сказать, выплачивали дань, кон­трибуцию за то геополи­тическое поражение, которое случилось в свое время.

Все пошло от рыцаря с копьем

В 30-х годах XVI века в результате унификацион­ной реформы денежного обращения в Московском государстве, проведенной Еленой Глинской, появи­лась серебряная копейка, названная так по изобра­жению всадника с копьем. 100 копеек составляли рубль. Вместе с тем до XIX века большая часть кре­стьян, то есть основная категория населения, прак­тически вообще не пользовались монетами или пользовались ими в ограниченном объеме. Наши монеты в XVI–XVII веках были гораздо менее полно­весными, чем западные, потому что серебро продол­жало оставаться в большом дефиците.

Проблему дефицита драгоценных металлов пытал­ся решить царь Алексей Михайлович путем эмиссии медной монеты, которая в то время не воспринима­лась как настоящие деньги. Налоги можно было пла­тить только серебром, а само государство расплачи­валось медью. В итоге произошел «медный бунт», может быть, не такой бессмысленный, но от этого не менее беспощадный. Люди гибли за металл. Первая реформа денег, которая имела целью создать свой, независимый от зарубежных поступлений источник эмиссии, у нас не очень задалась.

Денежная реформа Петра I

Большой шаг вперед отечественное денежное обращение сделало при Петре I: были сделаны замет­ные усилия по добыче драгоценных металлов, стала чеканиться полноценная серебряная монета, анало­гичная той, которая имела хождение на Западе; из меди, в том числе путем переплавки колоколов, а иногда и пушек, стала чеканиться разменная мед­ная монета. Была внедрена передовая десятичная система счета, устанавливающая содержание в одном серебряном рубле ста копеек. Такая система делала финансовый счет очень удобным и была самой передовой в мире — впоследствии наш опыт копировался другими странами. Приятно сознавать, что, перейдя на десятичную денежную систему, мы оказались надолго — на несколько столетий — впе­ реди такой страны, как Англия, да и другие страны тоже мы надолго обошли.

Наверное, неплохо, что Петр I вовремя остановил­ся и не пошел в своих реформах денежного обраще­ния дальше, потому что иначе, если бы был скопиро­ван самый передовой западноевропейский опыт, у нас на рынке раньше срока могли бы появиться бумажные деньги, которые в ту пору выпускались в Европе по инициативе известного деятеля — финансиста Джона Ло. Благодаря этому мы избежали кризиса бумажного денежного обращения, который охватил многие европейские страны. Из меди у нас чеканились мелкие номиналы монет, медные пятаки были самым ходовым денежным средством для кре­стьян. Среди монет из драгоценных металлов преоб­ладали серебряные монеты. Чеканка золотых монет оставалась сравнительно небольшой.

Пертурбации денег в XVIII веке

В XVIII веке была предпринята попытка наладить выпуск медных монет крупных номиналов, для того чтобы сократить расход серебра. В результате появи­лись тяжелые монеты-платы по шведскому образцу, а при императрице Екатерине I в обращении непро­должительное время находились полноценные мед­ные рублевые монеты квадратной формы. Самой большой русской монетой являлся сестрорецкий рубль периода правления Екатерины II. Массовое производство этих монет не состоялось, было изго­товлено лишь небольшое количество пробных экзем­пляров. Монеты-гиганты XVIII века оказались крайне неудобны в обращении, поэтому наладить их выпуск не удалось.

Ведение войн, военные походы и другие избыточ­ные расходы требовали поиска новых источников финансирования. Петр III вплотную приблизился к реализации планов выпуска бумажных денег, так называемых банкоцеттелей, но ему не хватило бук­вально нескольких дней. Его проект не был осущест­влен в результате дворцового переворота, совершен­ного женой, и его убийства. Екатерина спустя некоторое время по совету генерал-прокурора Вяземского решилась на выпуск бумажных ассигна­ций для финансирования войны с Турцией. Первоначально наши бумажные деньги планирова­лось обеспечить солидным запасом серебряной моне­ты, однако по мере роста расходов вскоре от торже­ственно данных обещаний ограничить бумажную денежную эмиссию пришлось отказаться, и выпуск ассигнаций стал производиться во все более возрас­тающих масштабах. Резко увеличился объем эмиссии ассигнаций, и их курс упал очень значительно.

«Наполеонов­ки» и послед­ствия

Александру I не удалось решить проблему стабили­зации денежного обращения, хотя при нем такие попытки предпринимались: решить финансовые проблемы России в начале XIX века должен был Михаил Михайлович Сперанский, известный госу­дарственный деятель. План Сперанского, обнародо­ванный в 1810 году, предусматривал привлечение денежных средств в казну путем продажи государ­ственных имуществ.

Рост доходов бюджета должен был позволить провести денежную реформу на основе балансирования бюджета и изъятия и уничтожения старых ассигна­ций, эмиссионного банка. Находящиеся в обращении ассигнации объявлялись государственным долгом, обеспеченным всем богатством империи, и их эмиссия, по замыслу авторов реформы, — среди них был не только Михаил Михайлович Сперанский, но и другие сотрудники финансовых ведомств, — должна была прекратиться. Но прошло буквально несколько месяцев и правительство было вынуждено снова вернуться к осуществле­нию избыточных расходов.

ИСТОРИЧЕСКАЯ АНАЛОГИЯ

Михаил Михайлович Сперанский де факто задумал осу­ществить одну из первых приватизаций в нашей стране.

 

План Михаила Михайловича Сперанского встретил большое сопротивление, в том числе среди помещи­ков. Дворяне, которые закладывали и перезакладыва­ли свои имения, имели огромные суммы задолженно­стей, им было выгодно отдавать фиксированные платежи обесценивающимися ассигнациями, так как их долг в этом случае фактически списывался. И наше денежное обращение вернулось к тому пла­чевному состоянию, которое было до попыток его стабилизировать в 1810 году. Отечественная война 1812 года еще более расстроила российские финансы и наше денежное обращение.

Следующую попытку стабилизировать денежное обращение предпринял министр финансов Дмитрий Александрович Гурьев. Он признал ассигнации госу­дарственным долгом, тоже пытался путем уничтоже­ния избыточного количества ассигнаций стабилизи­ровать их курс и уменьшить размеры государственного долга, но его реформа тоже не зала­дилась, она была признана неудачной. Размен ассиг­наций на серебряную монету приостановился, однако изъятие ассигнаций и рост потребности в платежах привели к расширению сферы обращения монет, количество которых постоянно возрастало.

До платиновых монет и назад

Нормализовать ситуацию удалось только в период правления Николая I. В 1839–1843 гг. министр финансов Егор Францевич Канкрин осуществил денежную реформу, в ходе которой ассигнации были выведены из обращения и заменены на кредитные билеты, которые обменивались на серебро. Даже в самые тяжелые для правительства годы Канкрин ни разу не прибегал к выпуску неразменных бумаж­ных денег. Таким образом в России был введен сере­бряный монометаллизм. Канкрин сумел на время стабилизировать денежное обращение путем прове­дения успешной реформы и за счет накопления большого запаса драгоценных металлов. При нем Россия смогла решить проблему добычи золота и серебра. Мы вышли на первое место в мире по производству золота. В 1841–51 гг. XIX в. Россия добывала 40% мировых запасов золота. У нас были открыты выдающиеся месторождения, и казна суще­ственно пополнилась. Мы также получали контрибу­цию с побежденных стран — Турции и Персии.

По договору 1828 года Персия нам была обязана выплатить большую контрибуцию. Ее сбором занимался статский совет­ник Александр Сергеевич Грибоедов. Как сейчас говорят, он выполнял функцию коллектора. Ему это стоило больших уси­лий и в конце концов жизни

В ту эпоху были накоплены огромные запасы дра­гоценных металлов — монет, золота, серебра. При министре финансов Федоре Павловиче Вронченко Россия впервые в мире начала изготавливать плати­новую монету — до нас этого никто не умел делать, — и запасы платины, которые были введены в оборот, существенно расширили денежную базу. Затем по непонятным до конца причинам — лично для меня, во всяком случае, — Вронченко и Николай I приняли решение прекратить выпуск платиновой монеты и все запасы платины за очень небольшие деньги продать в Англию. Реформа, успешно прове­денная Канкриным, стабилизировала денежные финансы. Но у нас всегда, как справедливо отметил один классик, вольный период войн сменяется воль­ным миром, и в период войн, конечно, финансы тер­пят разорение. Война имела плачевные последствия для состояния наших государственных финансов, был прекращен размен кредитных билетов на золото и серебро. И опять мы столкнулись со сложностями в сфере денежного обращения.

От великой реформы до войны

Александра II считают выдающимся, великим реформатором, но, если анализировать ту финансовую политику, которая проводилась в его время, можно, скорее, охарактеризовать ее как не самую удачную. При нем большую власть имели некоторые его род­ственники-либералы, в частности, великий князь Константин Николаевич. В период бытности мини­стром финансов Рейтерна Михаила Христофоровича мы продали за 7 млн рублей — относительно неболь­шие деньги — Аляску, где были, может быть, случай­но, может быть, нет, вскоре обнаружены огромные, на гораздо большую сумму, запасы драгоценных металлов, в частности, золота. Деньги, полученные от этой операции, тоже куда-то исчезли — есть разные точки зрения на то, куда они пошли.

При Александре III Россия начала накапливать золотой запас и в период Николая II осуществила переход к золотому монетному монометаллизму. Это было общее движение, которое на протяжении дол­гого времени осуществлялось во многих странах. Золотой стандарт был фактически введен к 1914 году в 59 странах, и Россия в этом плане не стала исключением.

ИСТОРИЧЕСКАЯ АНАЛОГИЯ

Сейчас, в начале ХХI века, мы тоже нака­пливаем золотовалютные резервы путем продаж, только не зерна, а наших энергетических ресурсов, но и зерна тоже.

 

Существуют разные оценки того, насколько полез­ным для страны был этот шаг. Действительно, задум­ка была понятна: накопить золотые запасы, напеча­тать бумажные деньги и выпускать их в оборот только по мере накопления соответствующих золо­тых резервов. Мы выпустили такие кредитные биле­ты, но согласно правилу, которое тогда существова­ло — по аналогии с нынешним бюджетным правилом, — Госбанк не мог иметь более 300 млн рублей бумажных денег, не обеспеченных золо­том. Все остальные деньги должны были выпускаться с обеспечением «рубль за рубль». Ни в одной стране мира таких строгих стандартов не было. Эта реформа была проведена Сергеем Юльевичем Витте, относительно деятельности кото­рого тоже существуют различные точки зрения. Некоторые считают его выдаю­щимся финансистом и реформатором, который блистательно провел замеча­тельную денежную реформу, а некоторые в свое время отмечали, что эта реформа нанесла большой вред нашей стране. Вопрос, кто такой господин Витте, до сих пор еще не имеет однозначного ответа. Есть точка зрения — финансы страны были разрушены. Отдельные исследовате­ли — например, генерал Александр Нечволодов — очень образно описал, какова была цена накопления нашего золотого запаса.

Мы вывозим все: хлеб, мясо, яйца, а вместе с тем вывозим частицы нашей почвы, вывозим даже свои собственные волосы», как говорил Вышеградский: «Сами недоедим, а вывезем». Результатом этого, помимо тяжелых условий жизни, является прямое недоедание нашего населе­ния (17–20 пудов хлеба в год, вместо нормы в 25, при крайне недостаточном употреблении мяса). И вследствие этого, его все возрастающая слабосильность, не говоря уже о странном недовольстве населения своими условиями жизни. Александр Нечволодов.

Россия в итоге стала одним из самых больших должников, потому что запасов золота не хватало. Мы добывали 30–45 тонн, но нам даже этого было недостаточно для того, чтобы обеспечить растущие потребности денежного оборота. В итоге, конечно, долги, которые накопила Российская империя, ока­зались непомерными.

Ситуацию усугубила Первая мировая война. Сразу после ее начала, даже в преддверии войны, за несколько дней был прекращен размен бумажных билетов на золото. Соответственно, включился печатный станок, мы начали увеличивать денежную массу. Бумажных денег не хватало, делались надпе­чатки на марках. Когда произошла революция, мы еще ускорили работу печатного станка. Классики марксизма-ленинизма первоначально придержива­лись плана полного аннулирования денег, ликвида­ции всех финансовых институтов, было много утопи­ческих проектов, пытались выпустить свои собственные трудовые расчетные единицы.

У населения было изъято золото и драгоценные камни, металлы, золотая монета. (Здесь мы опереди­ли Соединенные Штаты Америки, которые в 1933 году, в период Великой депрессии — может быть, не все об этом знают — конфисковывали у населения в обязательном порядке золотую монету и драгоценные металлы.) Так или иначе эти меры не помогли. Возникла гиперинфляция. 100 тысяч рас­четных знаков в какой-то момент стали приравни­ваться к одной медной копейке периода Николая II. К моменту прекращения действия этих знаков их находилось в обращении — вдумайтесь в эту цифру! — на 762 триллиона рублей! В то время как в ценах довоенной России их реальная стоимость составля­ла, наверное, не более 150 миллионов рублей.

На территории бывшего Российского государства обращалось более 200 видов денежных знаков. Инфляция составляла 20–30% в месяц, рост цен был в 120 раз. В этих условиях Ленин принял решение о переходе к новой экономической политике, дал указание наркому финансов поднять торговлю, а рубль восстановить.

Реформа Сокольникова

Задача восстановления рубля выпала на долю Григория Яковлевича Сокольникова, который был министром финансов очень непродолжительный период времени, всего три года. Но несмотря на то, что Григорий Яковлевич Сокольников пробыл мини­стром финансов — наркомом финансов, точнее гово­ря, — непродолжительное время, он сумел провести, я даже не побоюсь этого слова, гениальную денеж­ную реформу. Многие специалисты, те, кто изучал историю финансов, знают, я не буду подробно оста­навливаться на этом вопросе.

Были произведены две денежные деноминации, выпущена в обращение твердая валюта — червонец, который был обеспечен золотом, иностранной валю­той, драгоценными металлами, и значительно, на 75%, — краткосрочными, свободно реализуемы­ми товарами. Была выпущена бумажная купюра — «червонец», были выпущены соответствующие казначейские билеты, выпуск соцзнаков был прекра­щен, и они были полностью заменены твердой валю­той. Особенностью этой валюты было то, что она, по сути дела, была целиком бумажной, денежной. Декларировался только ее размен на золото, но реально размен на золото не осуществлялся. В то время, когда я работал в Министерстве финансов, помню, мы гадали, кто же были эти люди, которые провели реформу 22–24 годов? В то время даже мы не знали фамилий этих людей. Заслуга Григория Яковлевича Сокольникова была в том, что он при­ влек выдающихся специалистов, в том числе и тех, кто проводил реформу 1895–1897 гг., в частности, Николая Николаевича Кутлера, частного сотрудника Министерства финансов.

Успехи Григория Яковлевича Сокольникова не исчерпываются тем, что он успешно провел денеж­ную реформу. При нем был либерализован валют­ный рынок. К 1922 году, несмотря на протесты ГПУ, правоохранительных органов, у нас было пробито разрешение гражданам свободно хранить валюту. Также было отменено решение об изъятии у населе­ния золота и серебра, были разрешены валютные вклады, переводы за границу. Были также разреше­ны сделки с ценностями и валютой, то есть мы нача­ли создавать относительно свободную рыночную экономику. Но, к сожалению, она была свернута, и сейчас, оценивая вклад Григория Яковлевича, мы можем сказать без преувеличения, что его усилиями, усилиями той команды, которую он привлек, страна была спасена, у нас была создана нынешняя система, основанная на обращении бумажных денег, метал­лических монет из недрагоценных металлов. В неко­тором смысле можно даже сказать, что та система, которая была у нас создана, явилась прообразом Бреттон-Вудской, а может быть, даже и Ямайской валютных систем. Эти системы начали складываться еще в период Первой мировой войны.

Бреттон-Вудская и Ямайская валютные системы

В США золотой стандарт сохранялся до 1918 года, потом, после войны, в 19 году, к нему вернулись. В других странах ситуация была похуже. Было много попыток вернуть золотой стандарт, который некото­рое время был установлен — сначала в Англии, потом во Франции, но в конце концов кризис 28–30 годов привел к тому, что от него отказались, золото начинали изымать. Собственно, изъятие золота, которое было произведено в Соединенных Штатах Америки, и создало материальные предпосылки для того, чтобы была образована Бреттон-Вудская валютная система. В этой связи, конечно, на ум при­ходят мысли: что было раньше — война или это Бреттон-Вудская система накопления золота, попыт­ки создать эту систему стали причиной Второй миро­вой войны?

Бреттон-Вудская система закрепила приоритет Соединенных Штатов в выпуске валюты. Был установ­лен, как известно, фиксированный курс обмена дол­лара на золото — 35 долларов. Но с определенного момента доля золотых запасов Соединенных Штатов начала уменьшаться, доля золотых запасов других стран — увеличиваться. Обязательства Соединенных Штатов, не покрытые золотом, тоже начали возрас­тать. Золотой запас сократился с 1949-го по 1970 год в два раза, на 100 тысяч тонн, поэтому Америка оказалась неспособной выполнять взятые на себя обяза­тельства, и Бреттон-Вудская система была обречена на гибель, которая и случилась в 1971 году. Как всег­да, было объявлено, что это временная мера, прези­дентом Никсоном.

В итоге был снят золотой тормоз, замок с печатного станка, и с тех пор США перешли к неограниченной практически бумаж­ной долларовой эмиссии. Цена золота как металла улетела на отметку 600 долларов за унцию и даже выше. Правда, государствен­ный долг Соединенных Штатов Америки при этом начал сокращаться.

Ямайская система, которая сложилась после отмены Бреттон-Вудской системы, основывалась на предпосылке, что про­дажа энергоносителей, в част­ности нефти, осуществляется только за доллары, и, соответствен­ но, у нас сложился вариант бумажно-долларового стандарта. Доллар подтвердил свое право быть миро­вой резервной валютой и фактически стал инстру­ментом в управлении мировыми финансами.

Рубль в новой реальности

К большому сожалению, СССР не смог сделать наш рубль международной конвертируемой валю­той. У нас был переводной рубль, но он не имел прямого отношения к нашему рублю и не являлся миро­вой валютой в полном значении этого слова.

Обеспечение рубля было в некотором смысле декларативным, хотя золота у нас добывали доста­точно и до Первой мировой войны, и в послевоен­ный период, у нас накапливались приличные золото­валютные резервы, пика мы достигли где-то к концу 40-х — началу 50-х годов — 2800 тонн золота, из которых 600 примерно мы вывезли из Испании в качестве платы за помощь, оказанную во время войны.

В конце ХХ века мы стали частью мирового рынка, как это было в начале века. Это позволило нам восстановить упавшие до 300 тонн — это мини­мальная величина в истории — золотые запасы. Сейчас мы вышли примерно на отметку 2000 тонн, что соответствует тому уровню, который был задан при императоре Николае I. У нас приличные золото­валютные резервы, хотя золото составляет из них не более 80 млрд, остальное — это валюта, прежде всего долларовая. Ну и как раньше, мы вкладываем эти доллары в хозяйство Соединенных Штатов, то есть в некотором смысле оплачиваем долг другим странам.

Возмож­ность де­доллариза­ции

Сейчас мы находимся в состоянии глубокого системного конфликта с Западом, и в этом конфлик­те мы видим попытки использовать иностранную валюту — доллар — как оружие в экономических войнах. Против нашей страны, как известно, постоянно объявляются все новые и новые санкции, и вершиной этих санкций является угроза заморо­зить нам возможность привлечь активы суверенного долга, а также угроза блокировать корреспондент­ские счета в государственных банках в долларах США, что ставит нашу страну в перспективу дедолла­ризации нашей денежной системы. В этой связи воз­никает вопрос — многие экономисты высказывают такую точку зрения, — что дедолларизация в нашей стране и в других странах может привести к краху долларовой системы. Здесь вопрос открыт, может ли такое быть или нет? Много факторов, конечно, тре­вожных, но если посмотреть динамику государствен­ного долга Соединенных Штатов Америки, то он достиг наивысших отметок по сравнению с уровнем войны и первых послевоенных лет. То есть, если так все пойдет дальше, американская экономика не будет расти и ситуация с долгом станет катастрофи­ческой. Соответственно, проблемы роста экономики и роста доллара встают в полный рост, потому что один доллар роста ВВП сейчас равен примерно 3 дол­ларам от привлечения государственного долга. Это неподъемные величины.

По валовому внутреннему продукту США номи­нально пока еще лидируют в мире, хотя Китай скоро и здесь их обгонит, но по паритету покупательной способности они уже давно обошли Соединенные Штаты Америки, и это очень тревожный сигнал. ВВП США составляет порядка 20 трлн долларов. Деривативы составляют более чем в 10 раз большую величину. И конечно, если когда-то этот пузырь схлопнется, то мало никому не покажется. Я, правда, не знаю, произойдет это в обозримом будущем или не произойдет.

Также реально есть факторы, которые указывают на то, что вряд ли стоит спешить хоронить доллар. Его доля в мировых валютных резервах не уменьшается за последнее время, составляет порядка 63%, а доля в трансграничных операциях растет. Вопрос о том, есть ли какая-либо разумная альтерна­тива доллару, сейчас остается открытым, это вопрос к участникам обсуждения. Вряд ли у нас возможен возврат золотомонетного стандарта, хотя мы продол­жаем бить и чеканить золотую монету, ее можно свободно купить, но она не является средством обра­щения, а только средством сбережения накоплений. Цена на эту монету растет.

Феномен криптовалют

С моей точки зрения, криптовалюты пока не могут быть никакой реальной альтернативой. На сегод­няшний день у нас в мире уже насчитывается поряд­ка 1500 видов таких криптовалют, и это немалень­кий феномен. Капитализация биткоина, например, составляет более 140 млрд долларов — это больше Венгрии, Украины, Узбекистана, и даже в два раза больше, чем капитализация такой компании, как «Роснефть». Но в строгом, классическом смысле этого слова финансовые инструменты, такие как криптовалюты, нельзя рассматривать как классиче­ские деньги, потому что есть вопросы: а кто их выпу­скает? Кто изобрел биткоин? Кто несет ответствен­ность за эту валюту? Чем реально обеспечен биткоин? Если эти криптовалюты выполняют какие- то функции денег, то только некоторые из них, и то частично, не в полном объеме. Здесь можно поспо­рить: может быть, немножко мера стоимости, может быть, немножко средство платежа. Да, криптовалю­ты, наверное, в какой-то перспективе, когда-нибудь могут стать деньгами, если выполнят несколько условий: если они будут официально закреплены законом, если можно будет ими оплачивать все и повсюду, если их курс будет относительно стабиль­ным. Но пока мы рассматриваем биткоин больше не как деньги, а как финансовый актив — ну, нечто наподобие деривативов, которые в 1980-е годы поя­вились.

Да, биткоином можно торговать, его даже, может быть, наверное, можно накапливать, какие-то сбере­жения делать. Но здесь много проблем: это перегру­женность сетей, необходимость создания новых мощностей, большие транзакционные издержки. Многие страны законодательно ограничивают хож­дение биткоинов. В Соединенных Штатах Америки к этой единице очень специфическое отношение. Китай тоже очень интересную политику проводит: они биткоин запрещают использовать, но майнинг его, как говорится, производят по полной програм­ме, видимо, запуская в другие денежные системы. Политика разных стран очень отличается друг от друга. Есть страны — Эквадор, Непал и т. д., я не буду все перечислять, — которые категорически запрещают обращение новых инструментов. Ну а такая страна, как Швейцария, она создает рай для криптовалют, там есть специальная долина, где можно совершенно свободно ими заниматься. Япония проводит всякие смелые эксперименты. У нас пока это все не урегулировано законом. Были декларации о том, что нам нужна наша криптовалю­та, но пока дальше этого не пошло. Так что отноше­ние к криптовалютам очень разное.

История денег не заканчивается, и нас ждет впере­ди очень много интересного, не заканчивается исто­рия рубля, но для того, чтобы создавать новое, хоро­шее будущее, нам надо знать нашу историю, потому что новое — это хорошо забытое старое, и изучение истории финансов должно стать частью современно­го финансового образования.

Новая поведенческая экономика

Ричард Талер. Новая поведенческая экономика. Почему люди нарушают правила традиционной экономики.

Ричард Талер — лауреат Нобелевской премии по экономике. Один из ведущих современных эконо­мистов, получивший награду за «теорию подталкива­ния» («управляемого выбора»). Профессор поведенче­ской науки и экономики в школе бизнеса Университета Чикаго, директор Центра исследования механизмов принятия решений.

В своей новой книге Талер делится результатами исследования и продол­жает уже когда-то начатый им разговор о психологии влияния. По мнению автора, теория «человека рацио­нального» как субъекта экономики — слишком огра­ниченная модель, чтобы объяснить наши решения и поступки. Эта книга переосмысливает все, что вы знаете о человеческом поведении, и помогает извлечь из этого максимум выгоды.

Как устроен магический эффект «бесплатных» предложений, кото­рыми широко пользуются рекламодатели? Как спла­нировать изначальный выбор потребителя, от кото­рого потом будут зависеть все последующие? Как найти закономерности иррационального поведения потребителей? И начать использовать их в нужном ключе? Ответ на эти и многие другие вопросы можно найти в новой книге Ричарда Талера.

От золотого тельца до «Золотого теленка»

Елена Чиркова. От золотого тельца до «Золотого теленка». Что мы знаем о литературе из экономики и об экономике из литературы.

Работорговля, ростовщичество, голландская болезнь и золотая лихорадка в сюжетах мировой литературы. Сборник из 22 научно-познавательных статей от доцента Школы финансов факультета экономических наук ВШЭ, автора книг об «Анатомии финансового пузыря» и «Философии инвестирования Уоррена Баффетта» Елены
Чирковой.

Статьи сборника можно условно разделить на две категории: история экономики с литературными иллюстрациями (к примеру, великая экономическая депрессия в сопровождении романов Джона Стейнбека, Хораса Маккоя, Эрскина Колдуэлла) и анализ книги глазами экономиста (финансовые пузыри в «Деньгах» Эмиля Золя,
обман миноритарных акционеров в «Дельцах» Эптона Синклера, американские брокеры в «Финансисте» Теодора Драйзера). То есть то литература подкрепляет экономику, то экономика — литературу.

Чиркова выбирает преимущественно тематически близкие к экономике книги, хотя чем дальше отстоит от экономики произведение, тем любопытнее становятся параллели.

Оказывается, «Удивительный волшебник из страны Оз» — аллегория спора о луч-
шем денежном стандарте, «Король Лир» — система майората в действии, вторая часть «Фауста» — иллюстрация введения в оборот бумажных денег.

«При темпах роста выше 3% нам легче будет решать вопросы прямых иностранных инвестиций»

Яков Миркин,
Заведующий отделом международных рынков капитала ИМЭМО РАН, д.э.н., профессор, член Правления ВЭО России

Мы создали очень странную экономику, где рост основан на бюджете. То есть, бюджет должен покрыть социалку, оборону, резервирование через бюджетные правила, и еще дать рост. Бюджет не резиновый, заранее известно, что так не получится, значит, мы обречены на низкие темпы роста. В этом году у нас будет, по прогнозам МВФ, 166-е место в мире по темпам роста. Если это так, то, наверное, если нам нужен рост, то должна быть другая модель экономики, где экономические инструменты и административные инструменты должны стимулировать рост. Вместо очень странной экономики наказаний, которая у нас сложилась, должна быть экономика стимулов.

Для этого должна быть применена целая мозаика инструментов: более доступный кредит, более низкий процент, валютный курс, который стимулирует экономический рост, резкое снижение регулятивного бремени, снижение налогового бремени, появление очень сильных налоговых стимулов для модернизации, роста экономической активности, при снижении административных издержек и максимум стимулов для прямых иностранных инвестиций при диверсификации источников роста за счёт ускоренной амортизации, за счёт тех внутренних финансовых ресурсов, которые есть у корпораций.

По мере разгона экономики, при переходе на темпы роста выше 3%, нам в значительной мере легче будет решать вопросы с прямыми иностранными инвестициями. Это надо делать достаточно быстро и делать именно в мозаике мер, не выдёргивая ни одну из них, потому что следующий год и, может быть, и последующий могут быть очень сложными. Кроме того, внешнее окружение для России не только в части санкций, но и в части цен на нефть, финансовых рынков, проблемы долгов и так далее очень сейсмично.

При переходе экономики к более быстрым темпам роста, гораздо легче решить те проблемы, которые сегодня решить нельзя. Это относится к разгосударствлению, к началу демонополизации, к становлению институтов. На скорости можно ставить задачи и решать те проблемы, о которых сегодня можно говорить и можно ждать ещё четверть века независимого суда, но эти проблемы в этой старческой экономике решить нельзя.

На финансовом рынке это называется «перевернуть позицию» — точно так же нам нужно перевернуть модель экономики, потому что та модель, которая на сегодня сложилась, ещё раз повторюсь – модель  роста через бюджет, крупные национальные проекты, максимум концентрации средств и ресурсов в столице, зависимость регионов, прежде всего, от федеральных денег – это тупиковая и не инновационная модель. Это мы видим каждый год, когда по известной статистике, на душу населения производится вычислительной техники чуть больше, чем на 4 доллара.

«Ключевой вопрос текущей регулярной экономической политики – это проблема внутренних цен»

Александр Широв,
Заместитель директор Института народнохозяйственного прогнозирования РАН, д.э.н.

Про то, кто виноват, действительно, очень много сказано. Гораздо меньше говорится о том, что нужно делать. Главная проблема, на мой взгляд, состоит в том, что мы упустили вопрос того, что текущие меры регулярной экономической политики – денежно-кредитные, налоговые, бюджетные и так далее – не соответствуют тем задачам экономического развития, которые мы перед собой поставили. Более того, они входят в диссонанс со всеми теми мерами, которые сейчас реализуются. Я, прежде всего, имею в виду национальные проекты. Соответственно, прежде всего нужно донастроить регулярную экономическую политику так, чтобы она, наконец, стала вместе с теми действиями, которые сейчас предпринимает государство, реально воздействовать на экономическую динамику.

Ключевой вопрос текущей регулярной экономической политики – это проблема внутренних цен. Ситуация с ценообразованием на первичные виды продукции сейчас нетерпима. Мы попали в треугольник, который определяется параметрами бюджетного правила, механизмами курсообразования по принципам надбавки, то есть, экспортного паритета, и механизмами инфляционного таргетирования. Все эти три механизма по отдельности вроде бы правильные и разумные и имеют обоснование, но все вместе они работают на опережающий рост первичных издержек по отношению к ценам на конечную продукцию. Они привели к тому, что инфляция цен производителей носит уже двухзначные цифры – больше 10%. И это всё приводит к тому, что государство вынуждено и денежно-кредитную политику выстраивать таким образом, чтобы сдерживать рост цен и таким образом сдерживает экономический рост.

Поэтому нужно себе отдать отчёт в том, что дальнейший опережающий рост цен на целевые ресурсы невозможен, что та конфигурация бюджетного правила, которая существует, должна быть смягчена. Никто не говорит про его отмену, но смягчение необходимо. И в целом нужно задуматься о том, как должно быть устроено внутреннее ценообразование на продукцию – прежде всего, имеется в виду топливно-энергетический комплекс, металлургия, химия, сельское хозяйство и так далее.

Второй момент — это, безусловно, сами национальные проекты. Как мы знаем, их 12 штук, плюс национальный план по развитию магистральной инфраструктуры. По-видимому, этого недостаточно, потому что эти проекты, с одной стороны, не затрагивают базовые сектора российской экономики и, соответственно, мы получаем экономику, в которой какие-то каналы финансирования выстроены, но, в целом, на конкурентоспособность базовых секторов экономики это не влияет.

Мы делали глубокий анализ всех направлений затрат в рамках национальных проектов, так вот, из него выходит, что, к сожалению, проекты ещё очень сырые. Они не имеют реального наполнения. По сути, в 3-летнем бюджете до 20-го года более триллиона средств не распределены, они зарезервированы. Это означает, что в следующем году, в 2019-м, мы от этих национальных проектов, скорее всего, мало чего получим. И тот спад темпов экономического роста, до 1,3%, который получается в расчетах большинства экономических групп, в том числе у нас, как раз и свидетельствует о том, что, с одной стороны, мы вроде бы сформировали вот эти национальные проекты, а с другой стороны, наполнения реального нет, и все те меры экономической политики, которые мы принимаем, давят экономическую динамику дальше. В итоге, следующий год получается хуже текущего. А сможем ли мы в 2020-м году с этих низких темпов пойти дальше, совершенно не понятно.

Награждены лауреаты премии «Экономическая книга года» и победители Фестиваля экономической науки

25 декабря в медиацентре «Российской газеты» состоялась церемония награждения лауреатов общественной премии «Экономическая книга года».

Премия, учрежденная Вольным экономическим обществом России, вручается за лучшие издания по экономике. Открыл церемонию президент Вольного экономического общества России Сергей Бодрунов: «Сегодня мы впервые подводим итоги премии «Экономическая книга года», и, я надеюсь, закладываем добрую традицию: ежегодно искать и находить хорошие книги, поощрять тех, кто многие годы работал над их созданием».

Юрий Якутин, сопредседатель жюри Премии, вице-президент ВЭО России, напомнил участникам, что конкурс «Экономическая книга года» продолжает традиции Императорского Вольного экономического общества, заложенные Екатериной Великой. Общество с первого же года своего существования проводило научные конкурсы. В год основания Императорское ВЭО получило от «неизвестной особы» с инициалами «Е.И.» ящик с тысячью червонных и конкурсную задачу, касающуюся крепостного труда: «В чем состоит собственность землевладельца – в земле ли его, которую он обрабатывает, или в движимости, и какое он право на то и другое для пользы общественной иметь может?» На конкурс по такой острой социальной проблематике пришло более тысячи работ.

В этом году лучшими изданиями по экономике признаны сразу три книги. Одна из них – «История для экономистов» – интегрированный учебный комплекс в двух томах под редакцией вице-президента ВЭО России, академика РАН Александра Некипелова и президента ТПП РФ Сергея Катырина.

Получать премию на сцену поднялись авторы издания – Геннадий Бордюгов и Екатерина Щербакова. «Эта книга – не экономическая история в прямом смысле слова, и, конечно же, не история об экономических учениях, это история, которую должен знать каждый грамотный экономист, который хочет владеть не только «техническим» инструментарием, но и хочет разобраться в особенностях исследуемого предмета для того, чтобы глубже его понять», – отметил Александр Некипелов.

Сергей Катырин, президент ТПП РФ, рассказал о том, как родилась идея этого труда: «В честь столетия ТПП РФ мы организовали проект «100 надежд бизнеса». В проекте приняли участие 100 студентов, которые изъявили желание стать предпринимателями. Мы постарались помочь им освоиться в этой среде, но начали с рассказов о том, что казалось нам важным, – об истории и экономике. Из таких встреч родилась идея этого учебника».

Еще одним лауреатом премии стала книга академика РАН Абела Аганбегяна «Финансы, бюджет и банки в новой России». «В своей книге я попытался, с макроэкономической точки зрения, взглянуть на финансы, – сказал академик РАН Абел Аганбегян. – К сожалению, в стране, финансы являются одной из самых отстающих сфер экономики. Мы отстаем по объему инвестиций и количеству так называемых «длинных» денег, мы не создали финансовый механизм экономического роста, фактически не увеличили ВВП за время существования Новой России, не создали нового «двигателя» экономики, рынок капитала и настоящей конкурентной среды. Все эти проблемы не дают идти вперед. Я предложил некоторые пути решения существующих финансовых проблем для того, чтобы мы могли вывести нашу экономику из стагнации».

Третьим лауреатом премии была названа книга «Классическая политическая экономия». Премию получал авторский коллектив издания –Александр Бузгалин, Андрей Колганов и Ольга Барашкова. «Я рад, что книга «Классическая политическая экономия» удостоилась столь престижной премии, – отметил вице-президент ВЭО России, директор Института социоэкономики Московского финансово-юридического университета, профессор МГУ Александр Бузгалин. – Это говорит о том, что растет уважение к классическому наследию. И хотя курс классической политической экономии читается в вузах довольно редко, этот курс является базовым в Китае, США и многих европейских странах, и мы надеемся, что он вернется и в российские вузы и даст студентам знания о том, как устроено общество и почему оно развивается так, а не иначе». Авторский коллектив решил, что денежная часть премии будет использована для развития преподавания и изучения классической политической экономии в вузах.

По каким критериям Жюри выбрало лауреатов из почти сотни изданий объяснил Дмитрий Сорокин, председатель организационного комитета Премии, вице-президент ВЭО России, член-корреспондент РАН: «Все три книги, удостоенные сегодня премии, интересно читать, они дают более широкий взгляд на то, что вокруг нас. Мы выбирали книги, которые будут интересны не только специалистам, но и широкому кругу общественности. Любому грамотному человеку. Потому что мы – Вольное экономическое общество России».

Сразу после награждения лауреатов премии «Экономическая книга года» состоялось подведение итогов Фестиваля экономической науки, который включает в себя такие знаковые мероприятия как Всероссийский экономический диктант и Всероссийский конкурс научных работ молодежи «Экономический рост России». 24 декабря в Московском авиационном институте прошел финал Фестиваля экономической науки. В нем приняли участие отличники Всероссийского экономического диктанта, а также победители региональных и общероссийских проектных мероприятий ВЭО России. Михаил Погосян, ректор Московского авиационного института, отметил, что для вуза – честь принимать у себя финал Фестиваля экономической науки: «Очень важно, чтобы наши студенты были не только талантливыми инженерами, но и людьми, которые глубоко понимают экономику, потому что именно она стоит сегодня во главе всех процессов».

Финалисты разделились на 13 команд. В течение двух часов молодые люди должны были решить 4 деловых кейса и ответить на 20 вопросов викторины. Маргарита Ратникова, директор и вице-президент ВЭО России, рассказала, что жюри нелегко было подвести итоги, выбирать приходилось лучших из лучших: « Команды получили сложные задания, но справились с ними блестяще, что еще раз доказало: отличники Всероссийского экономического диктанта прекрасно владеют экономическим инструментарием». 24 декабря жюри определило три команды-победителя – «ВВП», «Экономическая элитка» и «Юные вольные экономисты». Именно они поднялись на сцену медиацентра «Российской газеты», чтобы получить премии и дипломы. Закрывая церемонию, Дмитрий Сорокин вспомнил слова академика Леонида Абалкина «главное условия прогресса, чтобы каждое следующее поколение было хоть чуть-чуть, но умнее предыдущего».

«Система долгосрочного стратегического управления у нас так и не сложилась»

Андрей Клепач,
заместитель Председателя Внешэкономбанка
(Доклад на Абалкинских чтениях ВЭО России)

Финансовые возможности для инвестиций у нашего бизнеса значительно выше, чем та динамика инвестиций, которую мы наблюдаем. Это проявляется и в высоком уровне дивидендных выплат, это проявляется и в оттоке капитала, который у нас снижался в позапрошлом году, а в этом по данным на октябрь уже 59 млрд долларов утекло.

С одной стороны, и опросы показывают это, необходима определённость правил, определённость стратегии государства. С другой, я думаю, что для малого и среднего бизнеса всё-таки имело бы смысл снизить налоги даже те, которые есть, как и для высокотехнологичных секторов. У нас сохранились льготы по социальным выплатам для фирм, занимающихся программным обеспечением, но мы практически институционально не выделили конструкторскую и проектную деятельность, и для неё такого рода льгот нет, кроме тех, кто находится в особых зонах или в ТОРах, но там набор льгот иной. Я думаю, что у нас тема даже налоговых стимулов и налоговых льгот не исчерпана.

Понятно, что смелость бизнеса или его склонность к инвестированию внутри страны – это комплексная проблема, в том числе связанная с силовыми структурами. Если я правильно помню, в позапрошлом году была создана комиссия, чтобы обсуждать с крупным бизнесом вопросы взаимодействия с силовыми структурами, но она  за это время ни разу не собиралась, хотя эта тема и на уровне крупного бизнеса, и особенно на уровне регионального бизнеса остаётся важной. Вопрос контроля за тем, чтобы деньги не разворовывали, безусловно, важный, но он не может быть самодовлеющим, и не должен подавлять предпринимательскую и бизнес-активность. А сейчас у нас контроль становится самоцелью, а не предпринимательство и производственные результаты.

Мы многократно обсуждали разные формы создания или способы создания длинных денег, повышение доступности капитала. Но деньги длиннее не стали, а доступность резко снизилась. Это видно и по опросам, по уровню процентных ставок. При этом вся регуляционная деятельность, связанная с нормами, формированием резервов и для частных пенсионных фондов, и для банков, фактически нацелена только на расчистку и пенсионной системы частной, и банков, а не на стимулирование бизнеса. В этой связи надо всё-таки предпринимать шаги противоположные даже в рамках той процентной ставки, которая есть в ЦБ, хотя я согласен с теми, кто выступает за её снижение. Может быть, более важно не столько её снижение, сколько изменение норм надзора.

Другой аспект – нам надо серьёзно поддержать квазифинансовую банковскую систему, представленную институтами развития. У того же Внешэкономбанка не только ограниченные средства, но они дороже, чем у любого коммерческого банка, потому что нет пассивов в виде средств населения, а доступность к мировым рынкам в условиях санкций оборвана. Нужно идти на использование тех избыточных государственных сбережений, которые у нас есть. Фонд национального благосостояния по факту сейчас уже где-то 7,7% ВВП. Часть этих ресурсов, а это 700 с лишним миллиардов, можно было бы использовать через институты развития по низкой ставке. Если на входе это будет 2, даже 3%, то на выходе – ставка, сопоставимая с инфляцией и выше, которая могла бы использоваться для финансирования действительно приоритетных инвестиционных проектов, поддержки ВПК, диверсификации.

Если мы собираемся финансировать модернизацию здравоохранения, образования, науки, транспортной инфраструктуры, то те расходы, которые сейчас заложены на трёхлетку в бюджет, нужно, как минимум, увеличивать на 1,5%, а в перспективе и до 2%. Это означает, что от профицитного бюджета мы должны переходить к дефицитному бюджету и существенно менять бюджетное правило. Это нельзя сделать сразу, потому что даже под те средства, которые сейчас заложены в проектах, надо подготовить нормативную базу, правила выделения средств, конкурсы. Реально это заработает с конца следующего года. Поэтому модификация бюджетного правила – это задача среднесрочная, а не сиюминутная. Быстро руль перекладывать нельзя.

Мы очень сильно, чуть ли не принудительно пытаемся ограничить потребление, доходы населения. Это не только результат падения цен на нефть, это результат и тех ограничений, которые были по пенсиям, по зарплатам бюджетников на следующий год, поскольку индексация 1 октября означает реальное падение доходов всей бюджетной сферы. Нужно менять правила индексации не только количественно, но нужно выработать  некоторые новые правила и приоритеты. У нас в этом смысле в лучшем случае есть идея сохранить соотношения к средней зарплате по регионам. Причём, даже здесь заложены такие ошибки, как выравнивание младшего и среднего медицинского персонала, чего не было никогда и нет ни в одной стране (разница обычно порядка 40%), но даже здесь корректировки не произошло, не решились на это. Нужно это менять и нужно делать хотя бы в перспективе ориентиры по заработной плате в научном секторе, врачам, учителям сопоставимые с зарплатой, которую получают европейские страны, иначе мы получим через некоторое время такое же бегство интеллектуального капитала, которое пережила Украина, балтийские страны. (Если брать страны Балтии, там и средний доход выше, чем у нас, но и отток образованного населения на порядок выше).

В этой связи идея поднималась раньше, но никаких шагов пока не сделано, о едином социальном стандарте, который регионы могут видоизменять, но, тем не менее, должно быть, по сути дела, экономически обеспеченное единое пространство и здоровья, и воспитания, обучения. Не должны существовать огромные разрывы – в 1,5-2 раза, а то и больше – в соседних регионах.

Ещё один момент, о котором у нас не модно говорить. С большим трудом в своё время шёл закон о стратегическом планировании, но система долгосрочного стратегического управления у нас так и не сложилась. Это отторгается нашим управлением, которое построено на решении точечных оперативных задач. Нам, хотим мы или нет, чтобы быть конкурентоспособными, нужно выйти на системное стратегическое управление. Это даст, по примеру Китая, да по примеру и Советского Союза, и других стран, серьёзные возможности для роста даже с теми ресурсами, которые у нас есть.

«И все же альтернатива есть! Вот она: система многоуровневой демократической итеративной координации»

Дэвид Лайбман,
Почетный профессор экономики Бруклинского колледжа и аспирантуры, Университет Нью-Йорка, редактор журнала «Наука и общество» (dlaibman@scienceandsociety.com)

(Из доклада на семинаре, организованном Институтом нового индустриального развития им. С.Ю.Витте в Кембриджском университете)

Многоуровневая демократическая итерационная координация

Почти определяющий структурный дефект современной общественной мысли заключается в том, что, по-видимому, существует два, и только два, способа организации экономической деятельности: стихийный рынок, с одной стороны; и командная вертикаль, с другой. Некоторые утверждают, что только один из этих способов является рациональным, а другой ведет к крепостному праву (Хайек, 1944); другие полагают, что данные способы могут быть разумно объединены (кейнсианская «смешанная экономика» или современные представления китайских и кубинских экономистов; см. Ноув, 1983). И вот эта биполярная концепция настолько глубоко укоренилась, что даже социалисты в значительной степени оказались у нее в плену.

И все же альтернатива есть! Вот она: система многоуровневой демократической итеративной координации (в дальнейшем – МДИК). Краткое пояснение ключевых терминов в данном определении.

«Уровни» (в термине «многоуровневая») могут означать центральный орган планирования («центр»), различные промежуточные производственные или территориальные организации и местные производственные единицы («предприятия») или даже звенья или бригады на предприятиях. Для простоты я буду работать с двухуровневой моделью, состоящей из центра и предприятий, которые входят в состав этого центра и отчитываются перед ним.

Можно употреблять такие наглядные формулировки, как «высокий» и «низкий» уровень, при условии, что мы будем избегать нежелательных коннотаций (т.е. придавать термину «высокий» значение «лучший» или «привилегированный»); другой вариант заключается в использовании терминов «внутренний» и «внешний». Но независимо от того, идет ли информация «внутрь» или «наверх» к центру, и «вовне» или «вниз» к предприятиям, признак демократический должен быть применим к обоим уровням или позициям (как мы впоследствии убедимся).

Называя местные единицы «предприятиями», мы предлагаем сосредоточиться лишь на производстве. Однако, если социалистическое общество развивает организационные формы для коммунального потребления – мы признаем, что унаследованное от капитализма и в значительной степени приватизированное потребление вполне может потребовать либо замены, либо перенастройки, – то похожая динамика взаимодействия центра и местных организаций может быть применима и к потреблению (см. Ханель, 2012, модель с потребительскими советами). Далее я остановлюсь на производственных предприятиях, которые, конечно же, могут включать в себя предприятия и центры обслуживания, обеспечивающие развитие преимуществ общественных форм потребления.

Термин «итеративный» описывает повторяющиеся последовательные потоки данных и предложений, циркулирующие между центром и предприятиями, и (в соответствующих случаях) потоки ограничительных приказов, идущие от центра к предприятиям. Каждое предприятие подготавливает свой собственный план и при этом включает в него специфические местные сведения: особенности собственной рабочей силы, материальной среды и оборудования, исторические данные и т.д.

Восходящий (или направленный «внутрь») поток этих планов нацелен на их агрегацию; координацию согласованности предложения и спроса, затрат и результатов; нахождение оптимальных решений проблем, связанных с выбором (в соответствующих случаях); проверку агрегированного плана по более широким критериям, в числе которых воздействие на окружающую среду, транспорт и электросети, социальные цели в отношении застроенной среды, жилищное строительство, потребности в воде, жилье, школах, медицинских учреждениях, и в целом проблемы, которые не могут быть рассмотрены (не говоря уже об их решении) на местном уровне (на уровне предприятия).

Последующее разукрупнение планов или нисходящий поток включает в себя требования (или мотивировки) корректировок предприятиями своих первоначальных планов. В принципе, восходящая и нисходящая стадии данного процесса приводят к сближению собственных планов предприятий и макросоциальных задач, решение которых является обязанностью центра (общее описание см. Эллман, 1973, 1979; Худокормов, 1967).

Этапы планирования и осуществления данного процесса являются непрерывными и одновременными. Само собой разумеется, что компьютерные системы – интрасети – должны играть большую роль в обработке и передаче массивов данных, которые требуются для МДИК.

МДИК отличается от любой из трех предшествовавших ей форм – рынков; центрального планирования; переговорной координации. Рассмотрим их по очереди.

Первая форма связана со стихийными рыночными отношениями между местными единицами, действующими независимо друг от друга. В «рыночной экономике» экономический процесс живет собственной жизнью; фактические результаты не соответствуют ничьим намерениям, а люди подвергаются воздействие обезличенных, никому не подконтрольных сил.

Вторая форма представляет собой централизованное планирование (в строгом смысле): командная вертикаль, которая, как любят утверждать критики «социализма», в конечном счете неадекватна поставленной задаче, что приводит к произволу, бюрократизму и неэффективности. Я считаю данный тезис верным даже при наличии современных вычислительных мощностей, которые не в состоянии обрабатывать динамически развивающиеся местные и неартикулируемые сведения.

Наконец, нельзя надеяться, что переговоры сами по себе обеспечат достижение согласованности в планах и действиях множества экономических единиц и отдельных лиц. Они просто не в силах справиться с количественным измерением проблемы экономического планирования.

В системе МДИК предприятия могут стремиться к установлению горизонтальных связей и заключению контрактов с поставщиками и клиентами, во всех случаях одновременно информируя центр об этих действиях. В качестве альтернативы, центр может запускать программы для выявления оптимальных договорных связей, которые затем спускаются предприятиям. В итоге мы имеем искусное сочетание центрального руководства и местной инициативы с целью объединения преимуществ того и другого.

«Государство как таковое поддерживает накопление капитала, предоставляя технологическое решение»

Борис Гувен,
Научный сотрудник кафедры экономики Университета Массачусетса в Амхерсте

Теория социальных структур накопления (ССН), технологические изменения и государство

(Из статьи, написанной для конференции «Маркс в эпоху высоких технологий: глобализация, капитал и класс», организованной Институтом нового индустриального развития им. С. Ю. Витте в Кембриджском университете, где 27 октября 2018 года была организована презентация под названием «Концептуализация инновационного государства в контексте марксизма»)

В то время как анализ накопления с точки зрения теории капитала является мощным способом выявления противоречивой и нестабильной природы накопления, необходимо выйти за эти рамки и признать тот факт, что экономика и следовательно, процесс накопления встроен в более широкое общество в рамках исторически сложившихся институтов.

Теория ССН утверждает, что накопление происходит не механическим образом, оно нуждается в гармоничном и длительном сочетании институтов (норм или поведенческих моделей) и доминирующих идей (Гордон, Эдвардс и Райх 1994; Д.М. Коц и Вульфсон 2010; Боулз, Гордон и Вайскопф 1990).

ССН стратегически конституируется в значительной степени под структурным влиянием равновесия сил между капиталом и рабочей силой для способствования получению прибыли и накоплению капитала, обеспечивая высокую норму прибыли и увеличивая общий спрос, а также создавая предсказуемость и стабильность, что стимулирует долгосрочные инвестиции (Коц 2018).

В то время как каждая ССН служит для поддержания высокой нормы прибыли и стабильного накопления в течение длительного периода времени, помогая при этом воспроизводить накопление капитала в расширенном масштабе путем управления его противоречиями и регулирования их, в конечном итоге ряд противоречий начинает угрожать ее способности выполнять свою роль, что провоцирует разворачивание структурного кризиса ССН и появление условий для новой ССН.

Можно утверждать, что данное преобразование представляет собой институциональное решение для противоречий в накоплении капитала и для противоречий прежней ССН.

Два важных положения о взаимосвязи между государством и ССН вытекают из самой недавней формулировки теории ССН (Коц и Вульфсон 2010). Хотя способ, благодаря которому происходит стабилизация противоречия между капиталом и трудом, формирует основные очертания типа ССН (либеральной или регулируемой), он также отражается в роли государства в экономике, усиливая когерентность ССН. Как утверждают авторы, «государство – самая важная сущность, посредством которой класс или сегмент класса может осуществлять власть по различным направлениям. В конце концов, государство имеет право на законное использование принуждения, что оно и делает, чаще всего путем принятия и обеспечения соблюдения законов и правил, [причем] существует историческая связь между расширением государственного регулирования капиталистических экономик и увеличением прав и полномочий рабочего класса. Периоды, в которые усиливалось влияние рабочего класса, показали, что это влияние в значительной степени воплощено в расширенном государственном регулировании экономики. Периоды, в которые капитал мог более полно утверждать свое господство, отмечены сокращением или отменой государственных законов и программ, приносящих пользу трудящимся и ограничивающих «свободу» действий капитала».

Идея о том, что лишь конкуренция между отдельными капиталами или жажда прибыли у капиталистов ведет к производству инвестиционных товаров и новых продуктов, ничем не оправдана. Действительно, оба этих стимула, пока они существуют, являются важной движущей силой производства технологий. Тем не менее, экономическая история и исследования вне рамок мейнстрима показывают нам, что государство играет жизненно важную роль в создании новых технологий.

Государство, свободное от близоруких индивидуальных интересов и жажды прибыли, даже если оно ограничено в финансовом отношении, может определить внешние границы будущих технологических возможностей и объединить человеческие и материальные ресурсы в необходимых и зачастую довольно больших объемах. Путем финансирования фундаментальных и перспективных исследований и привлечения компетентных ученых и инженеров, зачастую вкладывая средства в качество образования в области естественных наук.

Таким образом, создание технологий и обучение или подготовка работников происходит в более развитой институциональной матрице, в которую помимо капиталистов, движимых перспективами получения прибыли, вовлечены и продуктивные аппараты государства с различной логикой устройства. «»

Продуктивные госаппараты (ПГА)

Я предлагаю концепцию продуктивных госаппаратов для обозначения всего подмножества государственных аппаратов, которые распределяют свои ресурсы и осуществляют свои полномочия, в частности, для поддержки создания и развития важнейших технологий. Кроме того, я утверждаю, что государство как таковое поддерживает накопление капитала, предоставляя технологическое решение. При таком взгляде на вещи, следует уделить должное внимание государственным мероприятиям в связи с их ролью в формировании, согласованности и реформировании социальных структур накопления (ССН).

Постоянство роли государства в продвижении крупных технологических достижений посредством выхода далеко за рамки предоставления стимулов для фирм согласуется с теорией ССН. В конце концов, в каждой ССН государство по своей сути подчиняется капиталистической логике, которая выбирает и допускает лишь те действия государства, которые благоприятны для получения прибыли и накопления капитала.

В то время как защита прав частной собственности и применение монопольного права на насилие помогают защитить владельцев богатств и подавляют сопротивление подчиненного класса существующему порядку, деятельность государства, казалось бы являющегося государством развития (в трактовке Блока), по созданию технических знаний и их последующей коммерциализации цементирует фундамент капитализма, который представляет собой не что иное, как обобщенную товарную экономику (каждый товар воплощает в себе не только труд, но и знания).

Более того, в условиях международной конкуренции государственный потенциал в этой области становится жизненно важным для защиты и пролонгации валоризации национального/отечественного капитала. Однако, как утверждает теория ССН, государство также является отражением организованного влияния трудящегося класса в форме расширенного регулирования экономики, направленного на недопущение коммодификации труда и ограничение стремления капитала к как можно более свободному обращению и движению.

В сочетании с растущей поддержкой в ​​обществе идей, способствующих государственному регулированию и вмешательству, что отчасти есть проявление роста влияния трудящегося класса, у государства имеется еще одна причина и оправдание для продолжения своей деятельности по содействию инновациям. Как утверждают Коц и Вульфсон (2010), есть основания ожидать, что регулируемая ССН превзойдет либеральную ССН по темпам накопления капитала и темпам роста.

Следующие проблемы чаще встречаются при либеральной ССН, чем при регулируемой: недостаточный совокупный спрос; макроэкономическая нестабильность из-за отказа от антициклической политики в области бюджетных затрат и налогообложения, сокращение программ социального обеспечения и дерегулирование финансового сектора при повышенной уязвимости к крупным финансовым кризисам; рост интереса к краткосрочным, а не долгосрочным, инвестиционным стратегиям из-за жесткой конкуренции среди корпоративных менеджеров; направление инвестируемых средств в большей мере на спекулятивную деятельность, чем на долгосрочные инвестиционные проекты.

Экономические прогнозы и рекомендации на 2019 год

(По материалам совместного заседания научного форума Вольного экономического общества России и секции экономики Отделения общественных наук РАН 20.12.2018)

Яков Миркин, заведующий отделом международных рынков капитала ИМЭМО РАН, отметил, что в России «сформировалась модель экономики торможения – старческой экономики, в которой каждый инструмент, кроме бюджета, направлен не на рост, а на торможение», напомнив, что по темпам роста – у РФ 153-е место в мире, а в 2019 году будет еще ниже. По мнению Миркина, для роста необходимо создать экономику стимулирования вместо экономики наказания, а это подразумевает «более доступный кредит, снижение налогового и регулятивного бремени, появление сильных налоговых стимулов роста, модернизации при резком снижении административных издержек и максимум стимулов для прямых иностранных инвестиций при диверсификации источников роста». Причем делать все это нужно быстро, не выдергивая ни одну из этих мер, а применяя их в комплексе. По мнению ученого, уже при достижении темпов 3% роста ВВП в год будет проще и решать вопросы прямых иностранных инвестиций, и демонополизации, и работы институтов и решать другие проблемы, в том числе и санкций.

Замглавы ИНП РАН Александр Широв считает, что текущие меры регулярной экономики не соответствуют ее задачам, таким образом, они входят в диссонанс с нацпроектами, которых самих по себе для прорывного роста недостаточно, так как они не затрагивают базовые отрасли реальной экономики. «К сожалению, проекты еще очень сырые, они не имеют реального наполнения. По сути, в трехлетнем бюджете до 2020 года более триллиона средств не распределены, они зарезервированы. Значит, в 2019 году мы от этих национальных проектов мало, чего получим, а в итоге следующий год получается хуже текущего. Сможем ли мы в 2020 году с этих низких темпов пойти дальше, совершенно непонятно», — подчеркнул Широв.

Академик Александр Некипелов выделил несколько важных, на его взгляд, вещей, которые требуют изменения: «Если мы возьмем данные по нашему платежному балансу с 2000 по 2015 год, мы получим результат, показывающий, что актив суммарный текущих статей за эти 16 лет составил почти триллион долларов. Простой рас чет показывает, что каждый год и государство, и частный бизнес недоиспользовали порядка 60 млрд долларов в год. Это и понятно: у нас существенные сбережения, и слабые инвестиции. Значительная часть сбережений идет на финансирование актива торговли с остальным миром. Это говорит о том, что изменения должны быть достаточно существенными в экономической политике».

Академик придал очень большое значение тому факту, что государство отказалось от регулирования потоков по капитальным статьям платежного баланса, тем самым сделав экономику крайне уязвимой к внешним шокам, что особенно странно в условиях нынешней политической ситуации. При этом он подчеркнул, что колебания валютного курса не могут не затрагивать наши предприятия реального сектора, которые имеют экономические связи с внешним миром, так что изменения в этой области назрели. «С моей точки зрения, нужна некоторая общая идея, некий мегапроект, который бы создал некий вектор развитию усилий в стране на несколько десятилетий», — завершил Некипелов.

Академик Аганбегян призвал начать с первичных источников – с инвестиций в основной капитал и вложений в человеческий капитал, в сферу экономики знаний. По его мнению, необходимо переходить к форсированному росту вложений в эти области. По мнению академика, кроме этого, нужны стимулы для роста, механизмы, которых в России нет – нет рынка капитала, нет конкурентных стимулов, но есть масса препятствий. Так, одно из главных препятствий территориального развития – в том, что все деньги Москве, а к регионам применяется худшая из финансовых систем – дотационная.

Зампред Внешэкономбанка Андрей Клепач заметил, что даже в существующих условиях финансовые возможности нашего бизнеса для инвестиций значительно больше той динамики инвестиций, которая у нас есть: это проявляется и в высоком уровне дивидендных выплат, и в оттоке капитала, который снижался в позапрошлом году до 20 млрд, а сейчас опять будет 60 и, возможно, больше.

«Во-первых, и это показывают опросы, нужна определенность правил, определенность стратегии государства. Во-вторых, несмотря на рост НДС, для малого и среднего бизнеса имело бы смысл даже снизить налоги, как и для высокотехнологичных секторов. У нас сохранились льготы по социальным выплатам для фирм, занимающихся программным обеспечением, но мы практически институционально не выделили конструкторско-проектную деятельность, и для нее таких льгот нет. Так что тема налоговых стимулов не исчерпана. Хотя понятно, что смелость бизнеса и его склонность к инвестированию внутри страны – это комплексная проблема. Если я правильно помню, в позапрошлом году была создана комиссия для обсуждения с крупным бизнесом вопросов взаимодействия с силовыми структурами, но она за это время ни разу не собиралась. А тема и на уровне крупного бизнеса, и, особенно, на уровне регионального бизнеса остается важной. Вопрос закручивания гаек и контроля за тем, чтобы не разворовали и деньги не утекли, важен, но он не должен подавлять бизнес-активность, а сейчас весы сдвинулись именно в сторону подавления», — заметил Клепач.

Директор Института экономики РАН Елена Ленчук напомнила, что прогнозы, сделанные на подобном собрании в начале 2018 года, сбылись, и за год никаких предпосылок для роста не создано. По мнению профессора, «у нас отсутствует целеполагание того, что мы хотим сделать, какую модель построить и какие инструменты для этого нужны, до сих пор не разработана долгосрочная программа социально-экономического развития». При этом частному бизнесу нужны ориентиры, необходимо выстроить приоритеты и структурные, и технологические, так что планирование могло бы дать толчок.

Главный директор по финансовым исследованиям «Института энергетики и финансов» Михаил Ершов обратил внимание на валютные и курсовые риски, которые ждут экономику России. По мнению профессора, увеличение НДС будет тормозить рост отраслей с добавленной стоимостью и разгонять инфляцию, а ЦБ в ответ на этой будет повышать ставку, создавая еще одно бремя для экономики. Кроме того, по мнению Ершова, санкции будут способствовать понижению курса рубля, а чем дешевле рубль, тем ниже внутренний спрос, к тому же Минфин возобновляет покупку валюты, что будет еще одним понижающим фактором.

Академик Александр Петриков сосредоточился на ситуации в сельском хозяйстве. По его мнению, существенные успехи там связаны с тем, что принимались меры, противоположные тому, что происходило в остальной экономике. В частности, был доступ к дешевым деньгам, работала система стратегического планирования – госпрограмма на всех уровнях, была создана система рыночной конкуренции, работали институты развития. Но проблем там накопилось немало. Весь рост сельского хозяйства сосредоточен у 20% предприятий, не создана промышленность, обеспечивающая сельское хозяйство, слабая пищевая промышленность, нет собственной технологической базы, серьезные социальные проблемы – старение работников сельского хозяйства. Петриков призвал перейти от политики роста к политике качества роста в сельском хозяйстве.

Руководитель направления «Финансы и экономика» Института современного развития Никита Масленников считает, что в числе главных ошибок 2018 года – повышение НДС и несмягчение бюджетного правила, хотя это вопрос пока дискуссионный. Что важнее – возникли существенные риски разрыва логики экономической политики, и это главный риск следующего года.

«Можно всегда спорить, правильно ли были запущены в 2014 году таргетирование инфляции и плавающий курс. Но затем он плавно перерос в бюджетную консолидацию, а она дает сразу зоны неэффективности государственных расходов, а это, как выражается наш Главнокомандующий, адреса, пароли, явки структурных реформ. Сформировалась некоторая структурная повестка о том, что долю государства нужно немного снижать, конкуренцию поддерживать широко, везде и где только возможно, человеческий капитал укреплять, проводить маневры в госрасходах и т.д. и т.п. Но где-то в середине года, когда раздался зажигательный призыв к нацпроектам, все это встало. Знаком того, что мы можем сломать всю структурную повестку, для меня стала пенсионная реформа: возраст повысили, обещали запустить пенсионный капитал, но как-то забыли. Мы уже говорили по поводу длинных денег, а эта модель может давать на 5-7 лет 12 трлн рублей, это в Правительстве даже не обсудили», — посетовал Масленников.

Профессор НИУ ВШЭ Игорь Николаев начал с заявления: «Государству надо обуздать свои фискальные интересы в отношении граждан». На фоне 4 лет снижения реальных доходов населения (и за ноябрь – падение почти на 3%, и это в год президентских выборов), у нас принимается решение о повышении пенсионного возраста, налоге на самозанятых, изменениях в садоводческих правилах, увеличение штрафов, оплаты парковок – и такие решения принимаются по всем фронтам, отметил эксперт. Профессор также подчеркнул, что в условиях, когда экономика находится в районе нулевого роста, нельзя поднимать налоги: «Мы хвастаемся профицитом бюджета, а зачем тогда повышать НДС?». Николаев также отметил, что невозможно войти в пятерку лидеров при сохранении санкций. Здесь экономическому блоку необходимы независящие от него политические решения.

Заместитель директора Институт проблем нефти и газа РАН Василий Богоявленский оценил перспективы добычи углеводородов. Он подчеркнул, что рост и добычи, и потребления повышается, в первую очередь за счет шельфа и сланцевой добычи, которая уже достигает 300-500 тысяч тонн. По мнению Богоявленского, на внутренние экономические проблемы указывает то, что сейчас 75% жидких углеводородов мы экспортируем, а в СССР было 30%, то есть работаем на Запад, и надежды на то, что мы слезаем с нефтяной иглы, не оправдались. Более того, в самой отрасли ситуация далека от идеальной: до 80% оборудования – зарубежного производства.

Почетный профессор МГУ Александр Бузгалин обратил внимание на то, что если страна хочет получить рост ВВП, она повышает норму накопления. В растущих странах это – 30%, у нас – чуть более 20%. При этом, по мнению ученого, рост и развитие – разные вещи. Даже без особого роста мы социальное неравенство до уровня скандинавских стран. «Если мы хотим иметь развитие, а не просто рост, принципиально важно определить, что мы хотим развивать. Неплохо бы и иметь план на 5 лет, который жестко фиксировал правила игры на эти 5 лет, — отметил Бузгалин. — Сейчас у нас определенных целей нет, потому что войти в пятерку – не цель, а просто призыв к экстенсивному развитию. И только после этого уже можно будет говорить о тактических средствах».

Первый заместитель директора Института экономики РАН Михаил Головнин согласился с тем, что текущая экономическая политика является сдерживающим фактором для экономического роста, причем, по его мнению, в первую очередь речь идет о бюджетной и налоговой политике, поскольку с помощью простых мер денежно-кредитной политики вряд ли возможно решить эти проблемы. На его взгляд, должна быть создана система институтов развития, которая может создать стимулы в рамках проведения и активной промышленной политики.

«У ЦБ зацикленность на таргетировании инфляции проявляется при том, что она необоснованна практически. Много центробанков с режимом инфляционного таргетирования в странах с формирующимися рынками, которые регулируют валютный курс. Между тем, де факто валютный курс у нас регулируется, но бюджетным правилом и интервенциями министерства финансов. Я бы хотел обратить внимание на один важный тезис – нужно вернуть экономическим ведомствам те роли, для которых они предназначены. ЦБ должен заниматься, помимо инфляции, регулированием валютного курса, а Министерство финансов должно заниматься по большому счету экономическим ростом, хотя оно им заниматься очень не хочет. Ну, и, безусловно, очень важный момент – для активной реализации политики роста необходимо применение валютных ограничений», — считает Головнин.

Президент ВЭО России и Международного Союза экономистов Сергей Бодрунов отметил две проблемы российской экономики – «много денег и мало инвестиций». Бодрунов обратил внимание на неэффективность экономической модели и, как следствие, и модели управления экономикой. По мнению профессора, инструмент нацпроектов не очень подходит для решения задач, поставленных Президентом, нужен большой всеобъемлющий проект – на 20-30 лет вперед.

«Если мы технологическую проблему не решим, мы не решим ни одну другую. Сейчас у нас осторожничающая экономическая политика. Создание запасов, небольшие шажки вперед. О прорыве в этом смысле говорить нельзя. Нужна решительность и воля для того, чтобы изменить эту ситуацию», — подчеркнул президент ВЭО России.

Эту мысль отчасти развил научный руководитель Института экономики РАН Руслан Гринберг: «Целеполагание – главная проблема страны. Целеполагание сейчас – это сохранение статуса-кво. И в этом смысле власть себя ведет правильно. Какие альтернативы? Почему нужно слушать кого-то из нас? Власть отдает себе отчет в том, в каком состоянии находится экономика. Мы не можем конкурировать с Китаем по потребительским товарам, с Европой – по инвестиционным товарам. В этой ситуации – либо рисковать, либо копить. Тем более, приятно копить, когда ты можешь знать, куда эти деньги потратишь, ведь доля секретных статей бюджета возрастает – сейчас она, если не ошибаюсь, до 25% доходит. Сменяемость власти не грозит. И поэтому происходит то, что происходит».

Завершая собрание академик Ивантер, отметил, что макроэкономическое словоблудие всем осточертело. «Должно быть более внятное представление о том, где работаешь. Упор должен быть на поиске политики, основанной на тех успехах, что у нас есть», — отметил ученый.

Член-корреспондент РАН Дмитрий Сорокин, который вёл заседание, вспомнил первые Абалкинские чтения 16 лет назад. «В феврале 2002 года тема звучала так «Год прошел. Что дальше?» Мне тогда доверили делать стартовый доклад и я неслучайно захватил оттуда цитату, которой я его завершил. «2001 год продолжил тенденцию, ведущую к закреплению за российской экономикой статуса, в лучшем случае, экономики второго эшелона, и пока ничто не указывает на то, что 2002 год изменит эту ситуацию. После нашего разговора у меня такое ощущение, что остается только заменить цифры в этой стенограмме».

1...141142143...183Страница 142 из 183
© Журнал "Вольная экономика", Общероссийская общественная организация "Вольное экономическое общество России"