Ведущие экономисты поделились оценками и предложениями на Съезде ВЭО России в Санкт-Петербурге
На высшем уровне в начале марта было заявлено — впервые за многие годы — что большинство наших проблем состоит в недоразвитости экономики и что эту ситуацию надо срочно ломать. Причем цифры президентом названы действительно кардинальные — 5–6% роста ВВП в среднесрочной перспективе. Экономисты и на наших страницах, и на собраниях ВЭО России, и на других площадках многократно убеждали, что такой рост возможен при определенных, не самых сложных для выполнения, условиях. Теперь, когда эти числа перешли в официальную повестку, необходимо углубиться в методы их достижения.
Нооразвитие, а не бездумный рост
Сергей Бодрунов,
Президент ВЭО России, директор ИНИР им. С.Ю.Витте,д. э. н., профессор
— Качественные изменения в технологиях, о которых вот уже более двух десятилетий нам приходится говорить, в последние несколько лет стали предметом пристального внимания не только футурологов, но и, наконец, экономистов и философов. Все вдруг увидели и начали обсуждать — как правило, к сожалению, в режиме пересказа зарубежных источников — появление «умных» фабрик, интернета вещей, роботизации и тому подобное. Постепенно приходит понимание того, что человечество стоит на грани рождения качественно нового материального производства, основанного на интеграции НБИК-технологий. Мы на наших конгрессах уже не раз говорили о том, что результат этой интеграции — конвергентные гибридные технологии — выводят индустриальный способ производства на качественно новую ступень, объединяя машинные и немашинные принципы воздействия на природу для создания продуктов, удовлетворяющих человеческие потребности с наименьшими затратами материалов.
Значительные возможности открывают аддитивные технологии, 3D-принтирование, в частности, что может привести к значительному сокращению удельного веса традиционной обрабатывающей промышленности. Дальше закономерно возникает вопрос: в чем содержание этих процессов и к каким изменениям в социально-экономических отношениях и в качествах человека они приведут?.. История развития цивилизаций демонстрирует нам ускоряющийся рост создаваемых человеком технистических видов в строгом соответствии с законом ускорения инноваций в ущерб стремительно вытесняемому разнообразию видов биоты.
Особенно сильно эта тенденция проявляется сейчас — под воздействием погони за прибылью, за объемными экономическими показателями, все менее отражающими реальные потребности развития человека. Возрастающая вследствие этого нагрузка на среду обитания, связанная с ростом симулятивных потребностей людей и с требуемым для их удовлетворения все возрастающим нерациональным использованием природных ресурсов и расширением ареалов их добычи и переработки, создает реальную возможность развития негативных, а возможно, катастрофических для цивилизации следствий. Промежуточный сценарий долгой стагнации на границе нового едва ли не наиболее вероятен. Часть интеллектуального сообщества, как бы предчувствуя вот эту ситуацию, заговорила о новой нормальности, которую мы считаем уже ставшей, знаете, старой ненормальностью. Эта ненормальность характеризуется не просто замедлением темпов роста ВВП, учащением кризисов, созданием той атмосферы «около хаоса», как я бы сказал, которую сейчас мы с вами в мире наблюдаем. Она характеризуется застоем в социально-экономических институтах, что — чем дальше, тем больше — вступает в решительное противоречие с надвигающимися качественными изменениями в технологиях.
Только те экономики, которые смогут ответить на вызовы уже не только врывающегося в нашу жизнь НИО.2, но и стоящей у горизонта ноономики, смогут занять достойные позиции в мире ближайшего будущего. Ситуация начала XXI века напоминает ситуацию начала века XVIII. Тогда лидерами стали те, кто смело пошел на слом традиций и совершил качественный скачок в мир новой тогда технологии — технологии пара, — в мир капитала, в мир личной свободы. Сейчас лидерами станут те, кто решится на скачок к производству, основанному на знании, к прогрессу человеческих качеств и решению задач нооразвития, а не простого — хоть какого-нибудь кое-какого — экономического роста.
Новый мирохозяйственный уклад
Сергей Глазьев,
Академик РАН, советник Президента РФ
— С точки зрения технико-экономической мы уже довольно хорошо можем прогнозировать рост нового технологического уклада. Его ядро растет с темпом примерно 35% в год, в составе нано-, биоинженерного, информационного, коммуникационного. Сюда еще можно добавить аддитивную и когнитивную технологии. Опираясь на науку о технологическом прогнозировании, мы можем достаточно четко говорить об оптимальной стратегии технико-экономического развития. Это, прежде всего, опережающий рост нового технологического уклада, который революционизирует все вокруг, это динамическое наверстывание в тех сферах, где мы близки к передовому научно-техническому фронту, это импорт технологий в тех сферах, где мы безнадежно отстали. Такая смешанная стратегия, с нашей точки зрения, должна быть положена в основу новой промышленной политики. Вопрос, как к этой стратегии перейти. Ответ на этот вопрос дает нам понимание, что же такое из себя представляет новый мирохозяйственный уклад. Тот уклад, в котором мы жили раньше (мы его назвали имперским мирохозяйственным укладом), в двух ипостасях советского планирования и американоцентричной системы транснациональных корпораций завершает свой жизненный цикл. Он, как и раньше, не смог перестроиться…
На наших глазах появляется новый мирохозяйственный уклад. Его образцом считается Китай, где сочетается стратегическое индикативное планирование с рыночной самоорганизацией, где хозяйственные власти в госуправлении озабочены не ростом плановых показателей и не ростом прибыли любой ценой, а повышением общественного благосостояния на основе интеграции, сочетания противоречивых хозяйственных интересов. Предпринимательская активность поощряется государством, которое через государственную финансовую систему обеспечивает приток дешевых денег, но лишь в тех сферах, которые дают рост общественного благосостояния. Это конвергентное общество, о котором Питирим Сорокин писал очень много лет назад, предсказывая появление интегрального строя. Такой интегральный строй на наших глазах и появился.
Мы видим потрясающую трансформацию всех макроэкономических инструментов. Укажу только на трансформацию денег. В той системе, которая у нас сегодня создана, деньги как бы не имеют цели, не имеют света. Они эмитируются странами без каких-либо плановых ориентиров под обязательства государства в западном мире и под обязательства роста производства в восточных странах. Так вот, обязательства роста производства сегодня могут быть трансформированы с помощью цифровой революции в деньгах в очень четкие инструменты целевого управления деньгами. Цифровая революция в денежном обращении — это очень важное звено формирования нового мирохозяйственного уклада, который позволяет использовать деньги как инструмент, а не как фетиш с максимизацией прибыли, как думают наши монетаристы. Эта способность к управлению экономическим развитием через государственно-частное партнерство, в котором самую активную роль играет наука, подсказывая перспективные направления экономического развития, дает потрясающий эффект.
Страны, которые встают на путь формирования нового мирохозяйственного уклада, сразу же выходят на двузначные темпы экономического роста. Вслед за Китаем в этом же направлении двинулся Индокитай. До этого аналогичные системы управления были отработаны в Японии, Южной Корее. Теперь уже Африка вовлекается в этот процесс, уже Эфиопия поднимается с темпом 12% в год. Если мы хотим провести новую индустриализацию и сделать упор на современные технологии, экономику знаний и реализовать ту смешанную стратегию развития, о которой я говорил, нам, конечно, необходимо формировать институты нового мирохозяйственного уклада, где бы стратегическое индикативное планирование сочеталось с рыночной самоорганизацией, предпринимательская активность поощрялась в тех сферах, которые связаны с экономическим ростом, и ограничивалась в деструктивных сферах, которые разоряют экономику, приводят к финансовым «пузырям» и оттоку капитала.
Территориальное развитие
Руслан Гринберг,
Научный руководитель Института экономики РАН, член-корреспондент РАН
— Я знаю, что в России есть 3 реальных потенциала, которые так или иначе используются. Первый потенциал — это природный, он используется
на 100%. Другое дело, что плоды использования делятся скандально неправильно, но это другой вопрос. Дитя не плачет — мать не разумеет. Как делятся, так и делятся. Ну, подумаешь, у одного процента — 70% богатств! Но если 99% молчат, значит, нормально.
Второй потенциал — образовательный. Благодаря советской власти создан очень приличный потенциал образования и науки, и страна рождает молодых людей, которые в общем-то могли бы составить славу страны, но создают славу тем государствам, которые и так лидируют в мире.
Недавно ученый секретарь Российской академии наук озвучил цифры, которые, в моем представлении, подводят итоги реформы Академии наук. До реформы — 22 000 высокообразованных людей уезжали из страны, а вот уже четыре года реформы — уезжают 44 000.
И есть третий потенциал, который вообще не используется, — это пространственный потенциал. В России на 1 квадратный километр приходится 6 или 7 человек, а в соседней Японии — 335. Ясно, что обустраивать это пространство намного проще, чем такое, как у нас. И мне кажется, нет никакой альтернативы преодолению несвязанности нашей территории. А это — высокоскоростные железные и просто дороги, самолеты регионального плана. В противном случае у нас не будет никогда никаких шансов для того, чтобы прекратить обезлюдивание территории.
Институт экономики активно занимается этой темой, и мне лично нравится, что президент Путин подписал даже распоряжение о том, что нужно это дело ускорить.
Короче говоря, положение у нас довольно-таки хорошее, но не безнадежное.
Основные цифры
Виктор Ивантер,
Научный руководитель Института народно- хозяйственного прогнозирования РАН, академик РАН
— Я хотел бы в порядке оптимизма поделиться с вами расчетами о том, какой у нас потенциал. Сначала хочу напомнить, что в 1999–2008 годах мы развивались средними темпами около 7%. Часто говорят: «Это просто мы за счет высоких цен на нефть развивались». А вы не хотите посмотреть статистику? Цены в действительности были средние — меньше 60, а сейчас они — почти 70. Наоборот, как только цены прыгнули к 130, темпы упали.
Теперь по поводу потенциала. Мы считаем, что сейчас, по нашей оценке, потенциал экономического роста годовой (я беру период между 18-м и 24-м годом) — 5,3%. Он складывается из следующих факторов: 2% — экономическая инерция, 0,8 — развитие машиностроительных производств, 0,7 — повышение эффективности экспорта, 0,8 — увеличение ввода жилья и 1 — инфраструктура. Короче говоря, тот набор чисел, который представлен в Послании, как раз обеспечивает этот результат. Весь вопрос в том, чтобы мы этого результата достигли.
Основная проблема в том, что мы выдвигаем некоторый способ, а потом все это заболтаем. В 2014 году, когда экономисты из РАН встречались с президентом, обсуждался вопрос о проектном финансировании. Было принято решение, поддержал президент, поддержал премьер, и все остальные сказали: «Это замечательно», издали инструкцию, по которой, естественно, вообще ничего получить нельзя, распространили. А результат? При всех бедах у нас за четыре года общий объем инвестиций был больше 65 триллионов рублей, а за счет проектного финансирования — 150 миллиардов, меньше, чем полпроцента. А теперь мы создаем еще проектный центр и делаем еще что-то.
Есть три системы, которые обеспечивают экономическую независимость страны: это обеспечение энергией, продовольствием и оборонно-промышленный комплекс. Энергией мы были обеспечены, за последние 5–6 лет решили проблему продовольственного обеспечения и воссоздали оборонно-промышленный комплекс. Это реально сделано. А почему это сделано? А просто потому, что с этими двумя секторами мы обращались нормально, не как со всеми остальными. Опыт показывает, что если мы то же самое сделаем для всей остальной экономики, то нас ждет успех, то есть выход на среднегодовые темпы около 6%.
Новые экономические акторы
Георгий Клейнер,
Заместитель научного руководителя, руководитель научного направления Центрального экономико-математического института РАН, член-корреспондент РАН
— Основным действующим лицом уже сегодняшней экономики — мы просто этого не видим — становятся экосистемы. Это позволяет нам одновременно рассчитывать на многое. С одной стороны, мы должны, конечно, подстраивать к этому понятию экономическую политику, и мы должны ввести это понятие в экономическую теорию. Тем более что здесь есть очень высокий шанс соединить вместе, так сказать, экос — экономическую часть, геос — расположение на земле, биос — то, что связано с аналогией между экосистемами биологии и экономики, и, наконец, хронос — временное развитие этого.
Вот если нам удастся в экономической теории построить соответствующие теоретические конструкции, в которых действовали бы — я сейчас рискну даже высказать такое резкое утверждение — не предприниматели. Я очень плохо представляю себе, что такое сегодняшний предприниматель как единица, как изолированное лицо. Я представляю, что такое экосистема. Именно эти экосистемы и являются действующими лицами. Не предпринимательская экономика, не проектная экономика, и даже не бизнес-процессы, которые охватывают экономику. Системный ресурс экономики — это тот ресурс, который мы не умеем использовать как следует. У экосистем отсутствует единое лицо руководителя, отсутствует возможность представительства их в органах власти — и законодательной, и исполнительной.
Короче говоря, сегодняшний ландшафт экономики должен быть осмыслен, теоретически проработан и юридически оформлен. Это сулит нам очень большие проблемы. Все должно измениться настолько, что нам трудно представить себе все детали будущего ландшафта экономики. И тем не менее экосистемы и просто системы и экономические лица — это не юридические лица, это не физические лица — это экономические лица, которые и составляют сегодня экономику, должны получить свое легитимное выражение.
Формула экономики роста
Яков Миркин,
Заведующий отделом международных рынков капитала Национального исследовательского института мировой экономики и международных отношений им. Е.М. Примакова, д. э. н., профессор
— Фактов успешной модернизации, сверхбыстрого экономического роста сколько угодно. После Второй мировой войны не менее 15 экономик это прошли, да и сами мы прошли три догоняющих модернизации. И это, конечно, всегда личное авторство в экономическом чуде руководителей проекта. Вот это формула экономики роста, где каждый инструмент не может применяться изолированно:
точки материального роста;
администрация развития с особыми полномочиями; макроэкономическое программирование;
подчинение всех экономических инструментов целям роста, модернизации, качества жизни;
осторожное снижение ссудного процента;
очень осторожное количественное смягчение, прежде всего, для регионов;
расширение доступности кредита;
подавление немонетарной инфляции;
валютный курс рубля, который стимулирует рост;
снижение налогового бремени — все случаи экономического чуда были при уровне налогов хотя бы 30–33% в ВВП;
ускоренная амортизация;
таможенная политика, которая содействует локализации производств;
резкое, жесткое сокращение регуляторных издержек; рост нормы накопления.
А вот когда экономика придет в движение, то в динамике гораздо легче решить структурные вопросы, которые сегодня наши оппоненты ставят как пункт первый. В движении гораздо легче решить вопросы приватизации государственной собственности, создания рыночной среды и сильного антимонопольного регулирования. И во всем этом максимум льгот для среднего класса, для среднего и малого бизнеса. Мы абсолютно уверены в том, что как только экономика перейдет к темпам роста 4–6%, то все наши локальные конфликты будут заморожены и отодвинуты. И это очень хорошо видно на примере Китая, потому что перед рынком, который растет со скоростью 5–6% в год, невозможно устоять, в том числе в режимах прямых иностранных инвестиций.
Налог на сверхдоходы
Роберт Нигматулин,
Член Президиума РАН, научный руководитель Института океанологии РАН
им. П.П. Ширшова, академик РАН
— Есть ли шансы у России? Здесь я поддерживаю свой оптимизм словами Людвига Эрхарда, который сказал: «Никакая экономическая ситуация не может быть настолько безнадежной, чтобы решительная воля народа, честный труд всего народа не могли справиться с ней». И, конечно, от руководства России мы ждем создания экономических, политических и гуманитарных предпосылок преодоления отставания. И пока этих предпосылок, судя по всем высказываниям, я не вижу.
Что же должно сделать государство? Оно, конечно, должно показать, как нам делить национальный доход, чтобы обеспечить инвестиционный ресурс. Он у нас сейчас 0,17% от ВВП, а вообще-то в советское время доходил до 30%, а в Китае — 45% составляют инвестиции. Зачем нужен экономический рост подавляющей части населения? Я недавно узнал, что ВТБ провел исследование, что зарплату, доход более 70 тысяч рублей в месяц имеет только 7% населения. 50% — меньше 20 тысяч рублей. Значит, треть народа получает зарплату от 20 до 70 тысяч.
Тем, кто получает от 20 до 70 тысяч зарплату, никакой экономический рост не нужен, потому что они ничего не купят, они не будут летать на самолетах, чтобы обеспечивать инвестиции в авиацию и в гражданское авиационное строение, в жилищное строительство и т. д.
Вы знаете, что у нас затраты на социальную сферу — это образование, здравоохранение, наука, культура — 10%, а весь Запад тратит 25%? Я говорю о доле ВВП. А это приводит к тому, что мы ежегодно по отношению к 1990 году из-за высокой смертности теряем дополнительно 200 тысяч человек. А если сравнивать с европейскими нормами смертности — 400 тысяч человек в год.
Преодолеть кризис — это создать спрос, обязательно обеспечить экономический баланс. Сейчас мир обсуждает проблему так называемого одного процента, который захватывает огромную долю доходов и не использует её ни для каких инвестиций. Происходит так называемая диссипация расходов. В России этот один процент совершено аномальную долю доходов получает. Поэтому, конечно, нужно говорить о дополнительном налогообложении хотя бы этого одного процента. Если собрать со сверхдоходов хотя бы триллион рублей, мы сможем поддержать образование, здравоохранение, науку и культуру. А это, кстати, и поддержка покупательного спроса, потому что это практически идет на зарплату среднего класса.
Работать всю жизнь
Гавриил Попов,
Председатель Сената (Совета старейшин) ВЭО России, почетный президент ВЭО России, экс-президент Международного союза экономистов, д. э. н., профессор, академик РАЕН
— Проблема, на которой я хотел остановиться, — это переход от экономики трудовой жизни к экономике всей жизни. В прошлом жизнь человека делилась на три цикла: подготовительный (детство), трудовая жизнь и заключительный. Сегодня очевидны несомненные изменения в самом цикле человеческой жизни. Есть объективная необходимость в длительной учебе, но почему-то эта длительная учеба оказалась полностью оторванной от труда. До 25 лет человек выступает в роли некоего недоросля. Бесплатное образование и государственные стипендии стали своего рода попыткой общества откупиться от молодежи, дать ей взятку за готовность сидеть, ничего не делать и чего-то ждать. Вот эта взятка и определяет нынешнюю ситуацию.
Основную массу молодежи надо учить семь лет и на этом общее образование заканчивать. Молодежь должна учиться совмещать работу с учебой, идти на работу сразу же после седьмого класса и к 18 годам получать несколько профессий, потом выбирая, какую из них они хотят. Если у них появится желание учиться дальше (это, может быть, с возрастом появляется), должно быть дистанционное, заочное, вечернее образование. Миллионы молодых людей, которые начнут работать в 12–13 лет и учиться одновременно — они и составят сектор, который я называю, и не я,
а многие теоретики на Западе называют «сектор безбородой занятости». Вот эти миллионы людей из «сектора безбородой занятости» — это важнейшая проблема экономики.
Не менее антиномной выглядит и так называемая старость. Благодаря успехам медицины старшее поколение здорово. Оно может работать долгие годы, и в 70, и в 75 лет, а мы их всех выбрасываем всеми способами из сферы труда. Надо дать возможность работать и раз в неделю, и два раза в неделю, и два-три часа в день. Тогда возникает сектор, который на Западе исследователи тоже называют «сектор серебряной занятости», сектор пожилых. Я думаю, что это тоже важнейшая будущая проблема экономики. И, наконец, третья проблема. Сотни лет работа женщин дома была краеугольным камнем цикла воспроизводства человеческой жизни. Сегодня в семье один-два ребенка. Нужно ли ради этих одного-двух детей создавать многолетнее домашнее хозяйство? Этих женщин надо пустить работать. Я думаю, что сфера занятости женщин, фиктивно прикрываемая сейчас требованиями и лозунгами о равноправии, должна стать сферой постоянного анализа экономики.
Вложения в человека
Олег Смолин,
Первый заместитель председателя Комитета по образованию и науке Государственной Думы Федерального Собрания РФ, д. ф. н., профессор, академик РАО
— Я позволю себе несколько тривиальных вопросов и достаточно очевидных, на мой взгляд, ответов.
1. Почему темпы экономического развития в России в 2008– 2016 — примерно 0,2% в год, а бюджет 2018–2020 предполагает рост от 2,1 до 2,3%?
Очевидно, что в рыночной экономике среди главных факторов роста — дешевый кредит и платежеспособный спрос. У нас нет ни того ни другого. Одна из причин — экономия на человеке, и здесь очевиден её прямой экономический вред.
2. Почему в России зарплата значительно ниже не только европейской, но и стран с аналогичным уровнем производительности труда — Турции и Китая?
Ответ: доля работника в произведенном продукте в России — 25–30%, в развитых странах — 45–50%. Неслучайно зампред правительства Ольга Юрьевна Голодец говорит об уникальной российской бедности, когда бедными являются работающие люди.
3. Почему у нас низкие пенсии?
а) Первый и очевидный ответ — потому что низкие заработные платы. Пенсии начисляются с заработной платы. Коэффициент замещения в России — 32–33% при минимальной международной норме 40%. Вред очевиден — опять же искусственное снижение спроса.
б) Третий год правительство и Государственная Дума отказываются от индексации пенсий работающим пенсионерам. Последствие социальное очевидно, его озвучил министр Топилин, — это снижение жизненного уровня пенсионеров. Но есть прямой экономический вред: уход в тень огромного количества людей, которые перестают получать зарплату, перестают платить в Пенсионный фонд, и прямые потери Пенсионного фонда, по нашим данным, значительно превышают экономию на пенсионерах.
в) Повышение пенсионного возраста. Его социальный вред очевиден. Россия — рекордсмен Европы по количеству мужчин, которые не доживают до 65 лет. Их 45%. Значит, половина из них пенсии не увидят никогда. Но есть еще и экономический вред. Это искусственное снижение, все то же искусственное снижение цены рабочей силы. Мы получим большое количество людей, которые будут готовы работать на любую зарплату или вообще останутся без работы.
4. Экология. Все видят, что происходит, на примере Подмосковья, но я хочу сказать о другом.
Швеция превратила переработку мусора в большой бизнес. Значит, и здесь мы имеем ту самую социоэкономику, когда попытка экономить
на нуждах людей, в данном случае экологических, приводит к тому, что, соответственно, приходится потом платить дважды.
5. Россия тратит на здравоохранение 4% от валового внутреннего продукта вместо минимально положенных 6%.
Социальный вред очевиден: 70% граждан, по опросам, озабочены ситуацией со здравоохранением. Если верить экспертам, которые занимались расчетами, увеличение расходов на медицину до 6% дало бы нам экономию на больничных листах и наполнение Пенсионного фонда, в том числе за счет увеличения средней продолжительности жизни.
6. На заседании Академии наук были озвучены данные, которые мы и раньше знали, о том, что сокращение занятости в науке по сравнению с советскими временами составило 2,7 раза.
Финансирование науки в 90-х сократилось примерно в 20 раз. Герман Греф, не кто-нибудь, либерал Герман Греф говорит, что потери России от утечки умов в послесоветское время многократно превысили потери от утечки обычного капитала.
7. Расходы на образование, по данным Высшей школы экономики, – 3,6% от валового внутреннего продукта; минимально необходимые для модернизации — 7%.
Все признают: образование — ключ к развитию человеческого потенциала, а человеческий потенциал в XXI веке, в отличие от предыдущих, соответственно, ключ к модернизации. Без наращивания вложений в образование (естественно, деньги не все решают, только кое-что; кадры решают все) не будет кадров, а без этого не будет модернизации страны.
Общие цели
Дмитрий Сорокин,
Научный руководитель Финансового универси- тета при Правительстве РФ, д. э. н., профессор, член-корреспондент РАН, вице-президент
ВЭО России
— Поскольку мы говорим о цифровой экономике, о технологических сдвигах, то я хочу сказать, что есть необходимость радикальных технологических перемен. О новой индустриализации говорим, а новая индустриализация и т. д. — она ведь осознана была давно. Я хочу напомнить, что еще в 2000 году — только тогда это называлось инновациями — была принята программа развития до 2010 года. К 2007 году планировалось создать 10% предприятий, которые бы эти технологические инновации осуществляли, а к 2010 году, как памятуется, они должны были политься полным потоком, но весь пар ушел в свисток.
Мы пошли дальше. В 2008 году мы приняли концепцию долгосрочного развития, где долю таких технологических сдвигов предприятия уже количественно определили в 40–50%. Тремя годами позже приняли стратегию инновационного развития, где снизили эту долю — оставили 40%, но уже через два года, приняв государственную программу, мы написали 25%. Собрания собирались, диссертации защищались, доклады писались…
Мы слишком часто уповаем на начальство, но нужна и максимальная концентрация жизненных сил народа. А это задача не столько государственных чиновников, сколько «негосударственных институтов гражданского общества». И в этой связи, пользуясь тем, что сегодня Съезд Вольного экономического общества, я хочу напомнить, что у нас задача, не только экспертная, но и просветительская, которая будет способствовать этой концентрации сил народа.
