На площадке Международного Союза экономистов, родственной организации Вольного экономического общества России, традиционно проходит презентация доклада, название которого вынесено в заголовок этой беседы. Доклад этого года был подготовлен Департаментом по экономическим и социальным вопросам Организации Объединенных Наций в сотрудничестве с ЮНКТАД и рядом региональных комиссий ООН. Дискуссия этого года в Каминном зале Дома экономистов в Москве была особенно яркой, поскольку в новых геоэкономических условиях традиционные прогнозы буквально на глазах проваливаются.

По материалам презентации доклада «Мировое экономическое положение и перспективы 2023» 25 января 2023 года в Международном Союзе экономистов.

Собеседники:

Маргарита Анатольевна Ратникова,
вице-президент Международного Союза экономистов, вице-президент ВЭО России, директор ВЭО России

Владимир Валерьевич Кузнецов,
директор Информационного центра ООН в Москве

Александр Александрович Дынкин,
вице-президент Международного Союза экономистов, вице-президент ВЭО России, президент ИМЭМО им. Е.М. Примакова РАН, академик-секретарь Отделения глобальных проблем и международных отношений РАН, академик РАН

Владимир Алексеевич Сальников,
заместитель генерального директора Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования (ЦМАКП), руководитель направления анализа и прогнозирования развития отраслей реального сектора ЦМАКП

Ирина Борисовна Ипатова,
ведущий эксперт ЦМАКП

Михаил Юрьевич Головнин,
директор Института экономики РАН, член-корреспондент РАН, д.э.н.

Михаил Владимирович Ершов,
член Президиума ВЭО России, главный директор по финансовым исследованиям «Института энергетики и финансов», профессор Финансового университета при Правительстве РФ, д.э.н.

Елена Владимировна Панина,
директор «Института международных политических и экономических стратегий – РУССТРАТ», д.э.н., профессор

Борис Николаевич Порфирьев,
член Президиума ВЭО России, научный руководитель Института народнохозяйственного прогнозирования РАН, руководитель секции экономики Отделения общественных наук РАН, академик РАН

Никита Иванович Масленников,
ведущий эксперт Центра политических технологий

Андрей Ниязович Карнеев,
руководитель Школы востоковедения Факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ, к.э.н., профессор

Георгий Львович Мурадов,
член Правления ВЭО России, заместитель Председателя Совета министров Республики Крым – Постоянный Представитель Республики Крым при Президенте Российской Федерации, профессор МГИМО

Александр Владимирович Данильцев,
директор Института торговой политики НИУ ВШЭ, д.э.н.

Алексей Павлович Портанский,
профессор департамента мировой экономики Факультет мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ, ведущий научный сотрудник Сектора внешнеэкономической политики ИМЭМО им. Е.М. Примакова РАН

Владимир Михайлович Давыдов,
научный руководитель Института Латинской Америки РАН, член-корреспондент РАН, член Правления ВЭО России

Ратникова: Традиционно основной доклад Организации Объединенных Наций презентуется в конце января ежегодно, и этот год не стал исключением. Доклад  WESP-2023 (Мировое экономическое положение и перспективы) разработан Департаментом по экономическим и социальным вопросам Организации Объединенных Наций в сотрудничестве с ЮНКТАД и рядом региональных комиссий ООН.

Организатором презентации, также традиционно, выступает Информационный центр ООН в Москве. Мы очень признательны центру и лично его директору Владимиру Валерьевичу Кузнецову за долговременное и очень плодотворное сотрудничество и выбора Международного Союза экономистов в качестве площадки для обсуждения основных докладов ООН. Я напомню, что Международный Союз экономистов имеет генеральный консультативный статус экономического и социального Совета ООН вот уже на протяжении 24 лет.

Мы всегда рады видеть представителей Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования, потому что ЦМАКП любезно всегда соглашается презентовать этот доклад. 

Модерировать дискуссию будет Александр Александрович Дынкин. Я хотела бы отметить, что, несомненно, доклад имеет важное значение и вызывает интерес у экономического экспертного сообщества. Мы полагаем также, что те комментарии, критические замечания, которые будут высказаны в ходе дискуссии нашими экспертами – это тоже очень полезная обратная связь для авторов доклада. Прежде чем передать слово модератору дискуссии, я хотела бы попросить Владимира Валерьевича как основного организатора презентации доклада сказать несколько слов.

Кузнецов: Очень рад оказаться сегодня вновь в вашем гостеприимном доме в наступившем 2023 году по такому значимому и знаменательному поводу, как ежегодная презентация доклада «Мировое экономическое положение и перспективы 2023». Мы впервые собираемся очно после определенного перерыва, который был связан со всеми ограничениями в ковидное время, но сейчас наша экономическая жизнь, надеюсь, входит в определенное русло, и думаю, что мы продолжим нашу совместную работу.

Разумеется, первые добрые слова в адрес наших замечательных партнеров –   Вольного экономического общества и Международного Союза экономистов. Как уже говорилось, МСЭ носит очень значимый – генеральный консультативный статус при Экономическом и социальном совете ООН (ЭКОСОС). Мы благодарим их за любезное согласие представить столь важный документ. Особые слова благодарности в адрес уже традиционного модератора академика Дынкина.

Доклад УЭСП ведет свою историю с 1947 года, когда согласно мандата Генеральной ассамблеи генеральному секретарю был адресован запрос о ежегодном представлении отчетов экономическому и социальному совету ООН о текущей экономической ситуации и основных тенденциях в области экономического развития. Доклад обновляется 2 раза в год. Основной документ публикуется в январе, а в мае выходит обновленная версия, которая входит в повестку дня июльского этапа заседания высокого уровня ЭКОСОС Организации Объединенных Наций. Как уже говорила Маргарита Анатольевна, этот документ является плодом взаимодействия и партнерства между целым рядом структур ООН. Основное выпускающее звено – это Департамент по экономическим и социальным вопросам ООН, также ряд организаций и агентств, включая ЮНКТАД, редкомиссию ООН, Всемирную туристскую организацию, Международную организацию труда. Доклад УЭСП стал авторитетным изданием и по праву считается ценным аналитическим материалом, источником данных для научных работников, экономистов и журналистов.

Особая значимость доклада в том, что в его подготовке принимает участие большое количество национальных экспертов институтов от стран, от различных стран, экономистов, включая Российскую Федерацию. И, как мы понимаем, сегодняшние наши презенторы тоже имели отношение к предоставлению данных, статистических данных и к подготовке данного доклада.

Презентация, которая проходит сегодня – она является частью глобальной презентации, которая проходит и в Нью-Йорке, а региональные запуски, помимо Москвы, проходят в ряде крупнейших городов и столиц.

Я не буду сейчас говорить о содержании, потому что я не хочу предвосхищать ту дискуссию, которую мы ожидаем, но, действительно, даже беглое содержание этого доклада, с которым я ознакомился, не дает особого повода для оптимизма. В то же самое время те цифры, которые там приведены, не такие апокалиптические, как ожидалось до этого.

Я бы хотел привести здесь слова генерального секретаря ООН, который сказал, что сейчас не время для недальновидных подходов и не время для необдуманной экономии бюджетных средств, которые приводят к углублению неравенства, увеличению страданий и может сделать цели устойчивого развития в еще большей степени недостижимыми. Наступившие беспрецедентные времена требуют принятия беспрецедентных мер. Эти меры включают в себя революционный пакет стимулов для достижения целей устойчивого развития, созданы благодаря коллективным и согласованным усилиям всех заинтересованных сторон.

Для меня как руководителя Информационного центра, который представляет коммуникационное звено Организации Объединенных Наций, а я также являюсь и координатором, председателем систем организации ООН, которые работают в России, принципиально важно взаимодействие с профессиональным экспертным экономическим сообществом, а именно таковое здесь и представлено.

Особо важно для меня как коммуникатора – это то, чтобы профессиональный разговор на важнейшие темы не создавал ощущение безысходности, какой-то фатальной безысходности у российской мировой общественности, и мы могли бы сосредоточиться если не на каких-то позитивных вещах, то, по крайней мере, на конструктивном анализе, который позволяет говорить о том, что нужно делать для того, чтобы самые пессимистичные предсказания и прогнозы не сбылись.

Дынкин: Сегодня мировая экономика находится на переломе очень многих долгосрочных тенденций, которые сложились в последнюю четверть века. И, соответственно, есть большие ожидания по поводу новых теоретических концепций, которые бы каким-то образом отражали те вещи, которые видим. Экономика — наука апостериорная, которая не так успешна в прогнозировании, как в осмыслении того, что произошло.

Надо отдать должное авторам доклада за прямоту, когда они пишут, что серия взаимно усиливающихся шоков поразила мировую экономику и стала причиной дальнейших неудач прогресса устойчивого развития. Это признание, конечно, сквозь зубы, в том, что цели устойчивого развития достигнуты не будут. Эти цели были сформулированы в 2015 году на 2030 год, то есть сегодня мы фактически находимся на середине срока.

Для нас в Институте было давно ясно, что многие пожелания — очень нереалистические, тем не менее они существуют, и я думаю, что нынешний генеральный секретарь Организации Объединенных Наций не возьмет на себя смелость признать очевидный для большинства экономистов факт.

Когда мы пришли к такому выводу, мы начали разрабатывать другую концепцию, которую мы назвали «Концепцией ответственного развития», Responsible Development. Лидер этого исследования — член-корреспондент РАН Ирина Семененко.

Конечно, и пандемия, и конфликт на Украине, и попытка идеологически мотивированного энергоперехода, и санкционная война, которая была объявлена России привели к тому, что конвенциональные неолиберальные условия глобализации, которые существовали в последнюю четверть века, а именно дешевые деньги, дешевая энергия, дешевый труд, относительно недорогая и глобальная логистика — сегодня перестали существовать. Эту реальность надо осознать. В докладе Давосского форума тоже есть некое признание, потому главным риском на ближайшие 2 года они назвали стоимость жизни. Такая констатация — следствие того, что конвенциональные неолиберальные условия сегодня не работают.

На мой взгляд, сейчас время для теоретических парадигм, которые объяснят то, что произошло, и наметят какие-то контуры будущего.

В докладе сказано, что 85% центральных банков стран-членов Организации Объединенных Наций повысили в прошлом году учетную ставку. Это небывалое единодушие центральных банков поднимает проблему того, как сдерживать инфляцию, но при этом не нанести серьезный ущерб экономическому росту? Однозначного ответа здесь нет. Как сделать, чтобы будущий экономический рост был как минимум нейтральным по отношению к увеличению неравенства — это тоже прикладная задача, на которую пока нет однозначного ответа.

Очевидно, что и новые технологии, и геополитическая конфронтация разрушают традиционное производство и подрывают сложившиеся цепочки поставок. Что с этим делать? Недавно стало популярным выражение friend shoring (дружеский офшоринг — ред.), что означает перенос американских производств из Китая, скажем, во Вьетнам, Индию, Мексику и другие страны. Что с этим делать? В японских журналах по экономике была такая как бы мантра just in time, то есть главное — поставки вовремя. Сейчас появилось выражение just in case (на всякий случай — ред.), то есть надо закладываться разрывы логистических цепочек. Это все серьезные новые обстоятельства.

Премьер-министр Сингапура недавно предупредил американцев: «Не заставляйте нас выбирать между Китаем и Соединенными Штатами. Наш ответ вам может не понравиться».

Сальников: Заглядывая в будущее на 2023, 2024 годы и подводя итоги прошедшего года, мне кажется, очень важно вспомнить, что было в начале, годом ранее, когда только начинался 2022-й. Изначально эту позицию важно понимать. Это был фактически третий год непрерывных шоков. Мощнейший шок произошёл в 2020 году в связи с ковидом, и он породил массу последствий, которые тоже можно рассматривать как своеобразные шоки, потому что глобальная экономическая система, во-первых, была во многом не готова к ряду возникших вызовов, а во-вторых, ответные действия на первичный шок часто были не согласованы как по странам, так и по инструментам внутри стран.

В 2020-2021 годах в мировой экономике уже появился ряд проблем, которые к началу 2022 года не были решены. Во-первых, ситуация с ковидом была гораздо более острой. Уже упомянутое нарушение цепочек поставок возникло в полный рост и проявлялось в виде локальных дефицитов сырья и материалов, удорожания логистики, что вкупе со стимулированием спроса породило мощнейший рост цен, который вначале был сконцентрирован на сырьевых рынках.

Одной из основной тем 2021 года стала мощнейшая инфляция издержек. Правда, она в тот период еще не трансформировалась на потребительские рынки, но было понятно, что рано или поздно это произойдет. Уже тогда мы видели обострение международных отношений и рост политических рисков, что особенно к концу 2021 года добавляло неопределенности и дезориентировало бизнес, инвестрешения и так далее. В 2022 году эти проблемы начали вставать уже в полный рост прежде всего в виде мощнейшего ускорения инфляции.

Важно отметить, что помимо уже названных факторов сработали несколько эффектов, которых вначале точно никто не прогнозировал. Как мне кажется, и это упомянуто в докладе один из интересных моментов — это переключение спроса с услуг на товары. В условиях действия разного рода ограничений был мощнейший всплеск спроса именно на товары. Это мало кто предвидел, и тенденция была зафиксирована только постфактум. Россия была в этом тренде, и я помню, как мы сами с удивлением наблюдали практически двукратный скачок продаж основных товаров длительного пользования, который был стимулирован ковидом. При том, что в нашей стране стимулирующие программы носили ограниченный масштаб по сравнению с тем, как это происходило в развитых странах.

Понятно, что ситуация вокруг Украины внесла вклад в этот тренд, прежде всего в части энергетических рынков. В докладе также упоминаются и продовольственные рынки, хотя там, наверно, влияние было все-таки не столь масштабным. Фактор перекладывания цен от сырьевых рынков на потребительский рынок безусловно работал, хотя это четко и не отмечено в докладе. Были определенные лаги, но за 6–9 месяцев этот процесс пошел, и мы получили высокую инфляцию, ускорение которой было беспрецедентным, особенно для развитых стран. Если говорить о мировой инфляции, то мы повторили рекорд, который был в 1994 году, но если мы возьмем развитые страны, то более высокий уровень наблюдался только во время кризиса начала 1980-х годов — речь идет практически почти о двузначных темпах роста.

Такая инфляция обусловила снижение реальных доходов населения и рост бедности. Особо подчеркивается в докладе, что это явление стало болезненным не только для наименее развитых стран, но наблюдалось и в развитых странах, где компенсации, начиная с 2022 года, особенно для наиболее бедных слоёв населения, не компенсировали удорожание жизни. Со второй половины 2022 года инфляция замедляется, и, наверное, это тоже создает некоторые основания для сдержанного оптимизма.

Практически все страны отреагировали тем, что начали бороться с инфляцией, резко повышая ключевую ставку. В результате был запущен целый ряд других процессов, которые дополнительно разбалансировали экономику. Прежде всего речь идет о том, что повышение ставок в развитых странах, особенно ФРС, запустило ослабление валют развивающихся рынков и отток с них капиталов. Понятно, что усилилось давление на платежный баланс и в принципе обострилась проблема долговой устойчивости, включая и рост суверенных кредитных рисков. Надо заметить, что мировая экономика, то есть очень большое число стран уже и так испытывало проблемы с обслуживанием долга. Эта проблема дополнительно усугубилась. Это происходило в условиях перманентных для большинства стран бюджетных дефицитов. Соответственно, возможности для одновременного применения стимулирующей политики, которая бы купировала вот эти возникшие риски, тоже были весьма и весьма ограничены.

В докладе весьма интересно представлен тезис о том, что отрицательный баланс бюджетов развивающихся стран на протяжении долгого времени, эти дефициты усилил, это не были фактически бюджеты развития. Понятно, что развитие сложно измерить, но если хотя бы примерно посмотреть на валовое накопление основного капитала в развивающихся странах, то видно, что только Восточная Азия здесь показывала явный прогресс, при том, что все остальные развивающиеся страны уже где-то с середины, как минимум с середины десятилетия демонстрировали стагнацию в этой части, а вот в Южной Америке наблюдается довольно устойчивые регресс в этой части.

Это все, конечно, создает очень серьезные проблемы для достижения целей устойчивого развития. Практически по всем направлениям либо прогресс затормозился, либо вообще были сделаны определенные шаги в обратном направлении. Авторы доклада подчеркивают, что с благосостоянием и доходами населения сейчас все идет пока по негативной траектории. Даже в Европе увеличение минимальной оплаты труда везде было практически ниже и часто просто кратно ниже, чем инфляция по итогам прошлого года.

В докладе тоже отмечаются весьма интересные феномены, связанные в том числе и с такими структурными эффектами: чем больше работа предполагает возможность удаленной работы, тем большие проблемы испытывают эти рабочие места как в части оттока рабочей силы, так и обеспеченности вакансий притоком рабочей силы. Казалось бы, парадоксальный феномен, когда при некотором общем ухудшении ситуации с доходами работник становится более требователен и избирателен в части того, что он хочет получить от рабочего места.

В ковидный период стимулирующие усилия по поддержанию доходов приводили к добровольной безработице, когда люди фактически отказывались работать и предпочитали пособия. В этом смысле, кстати говоря, это показывает некие пределы стимулирующей политики, когда мы, пытаясь сдержать некоторые негативные явления, обуславливаем проблемы в других сегментах — в данном случае у бизнеса.

Сейчас мы подошли к тому, что, если раньше развитие очень долгое время опиралось на дешевые ресурсы в самом широком смысле и низкие издержки, прежде всего транспортные, что и стимулировало глобализацию, то сейчас у нас ситуация ровно обратная, и пока непонятно, как она будет купирована. Технически прогресс в части повышения эффективности, похоже, замедляется, и даже последний хайп цифровизации, который давал большие надежды на то, что у нас будет дальнейший скачок в производительности, не понятно, насколько сможет компенсировать те негативные тенденции прежде всего в виде глобального удорожания ресурсов. Причем под удорожанием здесь речь идет не просто о повышении цен, а о том, что в целом издержки на добычу и первичное преобразование ресурсов действительно сильно растут. Что с этим делать, до конца не понятно.

Сейчас политика находится между Сциллой и Харибдой в том смысле, что нужно найти золотое сечение, пройти через игольное ушко, между стимулированием роста и борьбой с инфляцией. Причем непонятно, как побороть все побочные эффекты инфляции, особенно в развивающихся странах. В докладе ООН сделан большой акцент на том, что, видимо, инфляция до какой-то степени неизбежна. По крайней мере, (в докладе ООН. — ред.) есть рекомендация по повышению таргетов и по расширению вилки таргета по инфляции. В налоговой и бюджетной политике тоже есть противоречия в том смысле, что, с одной стороны, конечно, стимулирование необходимо, с другой стороны, как уже было сказано, большинство бюджетов уже имели приличные дефициты, а уровень накопленного долга весьма высок. 

Если все подытожить в виде цифр прогноза, доклад предполагает существенное замедление роста мировой экономики, очень резкое прежде всего для развитых стран, где в наступившем году мы практически не увидим роста. Китай остается локомотивом, но, правда, там сохраняется неопределенность по поводу того, какие конкретно темпы будут. Ожидается хотя бы районе 4–5% прироста ВВП. Китай, если мы говорим о развивающихся странах — самое позитивное звено.

Хотя общая картина по темпам роста все же не настолько плохая. В целом удастся относительно успешно пройти этот, наверное, один из самых неприятных последних лет, если не считать 2020 года. В 2024 году прогнозируется постепенное ускорение роста, хотя, конечно, не теми темпами, которые предполагались даже в конце прошлого десятилетия.

Ипатова: Один из разделов доклада ООН «Международное экономическое положение и перспективы, 2023» посвящен странам СНГ и Грузии, тому, насколько ситуация вокруг Украины повлияла на все страны региона.

В России прогнозировалось падение ВВП на 10–15%, однако по итогу 2022 года это примерно 3,5%. И этому во многом способствовало то, что на фоне санкций Россия смогла переориентировать свои экспортные потоки с Запада на Восток, несмотря на снижение спроса со стороны Европы и других уже недружественных стран. РФ значительно увеличила экспорт в Китай, Индию и Турцию, стоимостной экспорт был высок.

Кроме того, у предприятий оставались высокие запасы на складах материалов и комплектующих, которые необходимы для продолжения производства, поэтому второй и третий квартал прошли достаточно гладко. Производство в оборонной промышленности также внесло вклад в рост ВВП. Помимо этого, ЦБ предпринял ряд мер по сохранению стабильности на финансовом и валютном рынке. Сначала он увеличил процентную ставку, а после укрепления рубля это позволило перейти к смягчению монетарной политики, что также стимулировало корпоративное и розничное кредитование.

Авторы доклада отмечают, что исчерпание запасов у предприятий может вызвать сложности для дальнейшего роста Российской Федерации, соответственно, на 2023 год они прогнозируют падение на 2,9% с небольшим восстановлением до 1,5% в 2024 году.

Беларусь также затронули санкции, были нарушены цепочки поставок через Европу. Сейчас на снижения последствий там направлено внедрение программы импортозамещения и предоставление кредитов от России по более низким ставкам.

Страны региона также показали результаты лучше, чем ожидалось вначале, в том числе  из-за того, что люди мигрировали из России в эти страны и происходила релокация производств. Армения и Грузия, не входящие в СНГ, увеличили денежные переводы из России в 2 раза. Экономика Казахстана выигрывает от релокации производств. Увеличился экспорт с Россией за счет использования национальных валют.

Экспортные страны — Азербайджан и, опять же, Казахстан — выиграли от роста цен на нефть и газ. Росту Киргизии способствовала добыча золота. При этом национальные валюты сильно укрепились на фоне укрепления рубля, что может вызвать в дальнейшем риски для бизнеса, обесценивая те экспортные доходы, которые страны получили. Еще один минус для национальных экономик — подорожание жилья.

Инфляция наблюдалась высокая, в некоторых странах она двузначная, за счет роста цен на энергию и продукты питания. Все центральные банки также ужесточали свою монетарную политику, и правительства ввели программы социальной помощи, субсидируя расходы на топливо и продукты питания.

Дынкин: Спасибо большое, коллеги. Я вам очень признателен за такое краткое, но вместе с тем абсолютно полное, с моей точки зрения, изложение материалов доклада. Владимир Алексеевич как-то дух доклада почувствовал и старался его до нас донести. Я имею в виду его замечание о том, что доклад традиционно рекомендует повышение таргетов по инфляции – это традиционно лево-либеральная повестка ЮНКТАД, которая на протяжении десятилетий практически не меняется.

Владимир Алексеевич, у меня в этой связи к Вам один вопрос. Против тренда идет одна крупная экономика – это Турция. Вы знаете об этом. Там инфляция порядка 80% годовая, а ставка – где-то, если я не ошибаюсь, 17%. У Вас есть какой-то комментарий на эту тему, почему такая крупная экономика идет против мирового тренда?

Сальников: Феномен, безусловно, интересный. Я не являюсь специалистом по Турции, поэтому в данном случае мне сложно профессионально комментировать. Отмечу лишь, что для Турции это история не новая, это такая специфическая политика, которая не совсем понятно, к чему приведет. Страна вообще необычная, там постоянно высокая инфляция, девальвации.

Дынкин: Хорошо. Давайте, коллеги, перейдем к обсуждению, и я прошу первому взять слово Михаила Юрьевича Головнина.

Головнин: Период с 1990-х годов прошлого века и до 2007 года часто характеризовался английским словосочетанием grade moderation. Это сложно перевести на русский, у каждого свой перевод, но смысл в том, что были низкие темпы инфляции и высокие темпы экономического роста.

После мирового кризиса 2008–2009 года темпы роста замедлились, но темпы инфляции оставались низкими. Это была характерная черта глобализации, и очень много работ писалось о влиянии глобализации на инфляцию. В 2021-м и особенно в 2022 году мы, пожалуй, впервые заметили повышение инфляции в мировой экономике. В связи с этим стоит, помимо конъюнктурных моментов, задаться вопросом, не произошел ли сбой вот тех самых сдерживающих механизмов глобализации? Пока я это оставлю как вопрос. Но весьма возможно, что мы от модели низкой инфляции и высокого или умеренного роста можем перейти к модели мировой экономики с более высокой инфляцией. Об этом косвенно свидетельствует повышение целевых темпов инфляции центральными банками.

Что касается рисков, я в большей степени сосредоточусь на рисках со стороны мировой финансовой системы. В докладе они обозначены главным образом с точки зрения развития долговых кризисов, хотя впрямую об этом не говорится. Но в целом сценария масштабного финансового потрясения в докладе нет. Хотя совсем недавно вышел комментарий Кеннета Рогоффа (профессор Гарвардского университета, в 2001—2003 гг. занимал должность главного экономиста в Международном валютном фонде, — ред.), где он говорит о возможном глобальном финансовом стрессе, подчеркивая что, он чудом не произошёл в 2022 году и весьма вероятно произойдет в 2023-м.

Будет ли этот стресс со стороны долга? Возможно. Действительно, велики риски долгового кризиса в связи с ростом стоимости издержек колоссального глобального долга, который, по оценкам Международного института финансов, на середину прошлого года составил 349% глобального ВВП. К этому прибавляется рост стоимости обслуживания долга в связи с увеличением процентных ставок.

Но насколько это проблема именно 2023 года? Здесь большой вопрос. Мы видим уже и по 2022 году, что это, в основном, проблема стран с низким уровнем дохода, в которых уже и дефолты есть, и некоторые из них приближаются к дефолту. The Economist выделил 53 страны, которые находятся в наиболее критической ситуации с точки зрения долга. Только вот совокупный ВВП этих 53 стран — примерно 5% мирового ВВП.

Реальные проблемы, на мой взгляд, могут возникнуть, если это коснется ряда крупных стран с формирующимися рынками, потому что мы знаем, что из этих стран традиционно начинаются распространяться эффекты заражения на другие страны с формирующимися рынками. Эти риски пока не очень видны, но есть несколько факторов, которые могут их увеличить. Первый — геополитика, которая создает надбавку к стоимости обслуживания долга, которую мы, кстати говоря, наблюдали даже применительно к российской экономике, где долговые проблемы вообще, строго говоря, не стоят. И второе — это обесценивание национальных валют. В странах с формирующимися рынками валютная составляющая долга — очень серьезная.

В развитых странах, на мой взгляд, риски меньше, хотя именно Рогофф много пишет о Японии как о слабом элементе. Это звучит в диссонанс с оценкой ситуации в Японии в докладе ЮНКТАД.

На мой взгляд, краткосрочные риски больше — в повышении волатильности на финансовых рынках. Мы ее наблюдали уже в 2022 году. Индексу VIX (индекс волатильности CBOE. — ред) в 2021 составил 19,6, в 2022 — 25,6, то есть мы видим фон роста волатильности, может быть, не столь показательный с точки зрения масштабов, но яркий. Не стоит забывать о рынке криптовалют: мы видели, как сильно упал биткоин в прошедшем году.

Неопределенность, на мой взгляд, связана с международными потоками капитала. Во-первых, происходит снижение потоков капитала из стран с формирующимися рынками. В докладе ЮНКТАД это совершенно справедливо отмечено, но непонятно, что будет дальше. Скорее всего, если сохранится геополитическая напряженность, возрастет неприятие инвесторами рисков, и, соответственно, эти негативные тенденции в отношении международных потоков капитала продолжатся. А я напомню, что эти потоки сейчас находятся не на столь высоком уровне, они довольно сильно схлопнулись после 2008–2009 года и с тех пор не так уж существенно выросли.

И самая главная угроза в 2023 году, которая, впрочем, едва ли полностью реализуется, — это фрагментация мировой финансовой системы. Яркий показатель — сокращение спроса на международные резервные активы. До 2014–2015 года он устойчиво рос, в 2015-м было первое сокращение спроса, потом рост возобновился, и в 2022 году мы увидели снова сокращение спроса на международные резервные активы. На примере России страны увидели те риски, с которыми они могут столкнуться в ситуации накопления активов. А это, напомню, в основном — как раз страны с формирующимися рынками.

Без международного сотрудничества, конечно, эти проблемы нельзя решить, а проблемы с сотрудничеством, если будет нарастать фрагментация, увеличатся. На мой взгляд, развитие этого сотрудничества вряд ли возможно, если не будут усилены позиции стран с формирующимися рынками при принятии решений. Их голос по-прежнему, к сожалению, в части реформирования мировой финансовой системы не очень слышен.

А в целом набор предложений очевиден. Это решение проблемы долгового кризиса, которая может реализоваться в полной мере. Это решение проблем финансовой волатильности, особенно в тех сегментах, которые оказались менее урегулированы в ходе реформы мировой финансовой системы. (Регулирование было налажено только в банковском секторе, остальные сегменты не были затронуты в значительной степени этой реформой). Подчеркну еще раз: без сотрудничества и без более равномерного распределения голосов при принятии решений вряд ли удастся достичь серьезного прогресса.

Ершов: Инфляция сейчас достигла 40-летних максимумов, замедление в странах существенно больше, чем ожидалось. В этой новой ситуации возникает проблема, и нам от нее никуда не деться и в будущем — как нам одновременно стимулировать и экономический рост, и придавливать инфляцию. Центральные банки ставят рекорды роста ставок, но те же МВФ и ЮНКТАД в недалеком-недалеком прошлом писали, что сохранение именно мягкой денежно-кредитной и фискальной политики остается ключевым фактором для восстановления экономик. Сейчас имеем дело с ситуацией, когда политика уже становится далеко не мягкой и в сфере ДКП, и в сфере бюджетов, и как тогда в этой ситуации решать проблему восстановления роста экономик?

Мы сейчас входим в полосу, где государство будет играть все более и более фундаментальную роль в рыночных экономиках, возобновляется тематика частно-государственного партнерства, где государство является центральным звеном, к которому будет подтягиваться и бизнес. И, видимо, в такой системе взаимоотношений бизнеса и государства нам в ближайшие годы так или иначе надо быть готовыми функционировать.

Еще одна тема — неравенство. Она важна не только с точки зрения экономического роста и экономического благополучия, но и с точки зрения социальных и проблем и много чего. Поэтому о ней уже говорится не первый год в мировом экспертном сообществе. Но опять напомню: в предыдущий период пандемии и после пандемии меры поддержки экономик усилили неравенство, потому что влитые деньги пошли на фондовые рынки, фондовые рынки стали резко расти, держателями акций были более богатые семьи, соответственно они стали более богатыми, а бедные стали более бедными, разрыв увеличился. Мягкая политика усилила неравенство. ООН пишет в докладе, что ужесточение политики будет негативно влиять на самые уязвимые слои общества и, соответственно, вновь способствовать росту неравенства.

Получается порочный круг: мягкая политика, как недавний пример показал, неравенство усиливает, и жесткая политика, которая начинается сейчас, неравенство будет усиливать. А тогда где решение проблемы, коль скоро ни мягкая, ни жесткая политика проблему неравенства не решают? Это фундаментальный, серьезный, системный вопрос, который, конечно, нам всем, экспертам, и регуляторам, и бизнесу многие-многие годы, вероятно, придется решать. Здесь должен быть тщательный отбор механизмов, очень выверенный, который позволил бы в экономических подходах очень селективно, точечно найти разумный баланс, чтобы и проблемы роста решить, с одной стороны, и проблему неравенства не обострить.

Сохраняется и даже усугубляется выше, чем во время пандемии, напряженность в сфере цепочек поставок. Геоэкономическая фрагментация является важным риском для их восстановления. То есть сейчас нарушившиеся из-за пандемии цепочки трудно будет восстанавливать. Более того, они, скорее всего, будут иметь другой характер.

Геополитическая и геоэкономическая фрагментация, которые все более и более отчетливо начинают проявляться, конечно, будут сильно мешать всем этим эффективным взаимодействиям между странами и между подходами, методами, политикой и так далее. И поэтому дискуссия экономистов во всем мире в этой сложной ситуации позволит хоть как-то нащупать какие-то вот такие прорывные, может быть, прорывные без каких-то чрезмерных эмоций, а, скорее, по результату, решений, которые можно было бы всё-таки предъявить сообществу, предъявить миру для того, чтобы ситуацию как-то восстановить и сделать устойчивой. Потому что иначе я боюсь, что мир может действительно войти в очень сложную полосу, мировая экономика и многие страны – в очень сложную полосу таких вот рецессий, плюс геополитические стрессы, плюс геоэкономическая неопределенность, будет что-то такое ни то ни сё, и всем будет плохо, и никто не будет знать, как эту проблему решить. Поэтому надо быть готовым к нестандартным мерам, которые бы нам и всем могли помочь.

Дынкин: Михаил Владимирович, вы констатировали, что и ограничительная политика, и мягкая усиливают неравенство. Это справедливое наблюдение и это дефект целей устойчивого развития. С моей точки зрения, решение этой проблемы – инвестиции в себя, в здоровый образ жизни, в человеческий капитал. И вот эта тематика – часть того, о чем я говорил в преамбуле, во вступительном слове – часть ответственного развития. Понимаете? Это совершенно другая постановка. И если вы посмотрите статистику, вы увидите, что индекс человеческого развития впервые в истории, а его измеряют с 1990 года, сокращался в 2010 – 2021 годах. Проблема здесь во многом. Это не огульные инвестиции по всему полю, а таргетированные. Пожалуйста, Елена Владимировна Панина. 

Панина: Складывается впечатление, и Александр Александрович абсолютно четко подметил в своем вступительном слове, что разработчики, авторы доклада застыли в реалиях примерно 2015 года, когда как раз и разрабатывалась впечатляющая программа целей устойчивого развития. Здесь указаны следствия, но не названы причины той ситуации, в которой сегодня оказался мир.

Мы хорошо понимаем, что когда идет война и военные расходы во всех странах резко возрастают, это не может не влиять на мировую экономику и на экономику региональную разных стран. Но я даже не хочу останавливаться на этом факторе. Я бы хотела остановиться только на факторе тех санкционных войн, которые не просто нарушают принципы либерального развития экономики, свободного развития экономики, на котором была построена вся эта программа достижения целей устойчивого развития, но прямым образом нарушает и международное право. Сегодня мы имеем дело с тем, что политика вмешивается в экономику очень жестко, причем вмешивается деструктивно. А в связи с этим, когда мы говорим о достижении каких-то целей, каким образом выходить из этой ситуации, оставив в стороне данный фактор, невозможно предложить реальных шагов и методов по выходу из кризисной ситуации.

По итогам санкций произошло переформатирование всей мировой торговли, в первую очередь за счет перераспределения нефтяных потоков. То, что происходит сегодня, будет влиять и на мировую экономику, и на экономики региональные. Взять, к примеру, ту же Саудовскую Аравию: она сегодня использует дешевую российскую нефть для развития собственной экономики и получает дешевые энергоресурсы. Естественно, у нее будет большой прогресс внутри страны, поскольку свою нефть по намного более высоким ценам она отправляет на мировые рынки. Саудовская Аравия – не исключение. Почти все страны делают это. Индия также использует ситуацию для развития своей экономики. Она перерабатывает очень много, а нефтепродукты поставляет по высоким ценам на мировые рынки. Естественно, все это не может не влиять на развитие экономики как мировой, так и регионов. 

Но это работает не только в части нефти. Санкции США в отношении развития полупроводниковой промышленности Китая точно так же будут влиять на экономику и Соединенных Штатов Америки, и экономику Китая, и всего мира, потому что это сегодня тот элемент, который лежит в основе всей современной экономики.

Когда мы говорим о том, что замедлился темп роста в Европе, в странах Евросоюза, надо называть вещи своими именами. Больше всего, конечно, в результате этой санкционной политики пострадала Европа. Я могу привести только одну цифру: сальдо торгового баланса по всем странам Евросоюза упало более чем на 20 млрд евро, то есть Европа оказалась впереди планеты всей в части падения. Поэтому прогноз о том, что европейские страны в следующем году как-то будут выходить на маленькие темпы, но все-таки роста, у меня вызывает большое сомнение.

В основе хорошего, устойчивого роста последних лет были дешевые ресурсы, но что делать с этим авторы доклада не говорят. По-моему, совершенно понятно: надо прекратить санкционную войну, и, наверно, ЮНКТАД и разработчики доклада могли бы хотя бы в качестве предложения внести такой момент.

Еще один вопрос, который я бы выделила: вызывает очень большое сомнение, что для оживления глобальной экономики нужны более решительные фискальные меры, а с другой стороны – не время для бюджетной экономии. Естественно, если сейчас будет вбрасываться больше средств на поддержание населения, поскольку уровень жизни падает и ухудшается экономическое положение целых социальных слоев, то у нас, конечно, будет еще больше инфляция, но я не уверена, что фискальные меры не приведут также к ужесточению всей инфляционной спирали. 

Конечно, ценность этого доклада – очень большая, особенно в том огромном статистическом материале, таблицах, диаграммах, графиках. К сожалению, на базе этих статистических данных сделаны неправильные выводы. Но мы понимаем, почему – потому что они также связаны политическими обязательствами и не могут делать, как честные ученые-экономисты, выводы, которые вытекают из этого статистического материала.

Порфирьев: Прочитав внимательно доклад по глобальным рискам экспертов Всемирного экономического форума, скажу, что авторы «Международное экономическое положение и перспективы» сильно преуспели в оценках. Это, на мой взгляд, доказывает, что в различного рода экспертных исследованиях надо, безусловно, использовать опросы экспертов, их оценочные суждения, но без объективной статистики при всех ее погрешностях обойтись нельзя. Авторы этого доклада положили в основу своих выводов результаты определенного статистического анализа. И в этом смысле если мы сравним те приоритеты, которые прозвучали в докладе по глобальным рискам, краткосрочная перспектива, где первый глобальный риск в двухлетней перспективе – это рост стоимости жизни, потом идут климатические и экологические риски, а только на пятом месте у них только возникает геоэкономический кризис. А в десятилетней перспективе вообще все светится зеленым цветом.

Первое: хотел бы согласиться с авторами доклада и с нашими уважаемыми презентерами, которые эти обстоятельства подчеркнули, в том, что несмотря на некоторое ослабление прессинга, который был связан с пандемией ковида, определенное давление остается и довольно ощутимо. Авторы доклада выделили два момента: один связан с определенным структурным сдвигом в занятости и перемещением рабочей силы в другие сектора. Это довольно солидные цифры. Если мы возьмем Соединённые Штаты, 1,6 млн человек переместились в виртуальную реальность именно во время кризиса.

Второй момент, на который обращают внимание авторы доклада последствия затяжного ковида мешают возврату рабочей силы на рабочие места. Это прежде всего относится, конечно, к обрабатывающей промышленности. Цифра поразительная. По тем данным, которые есть в моем распоряжении, в Соединённых Штатах это 3,7 млн человек, то есть это по-прежнему люди, которые страдают от различного рода последствий болезни. Прежде всего это влечет за собой уменьшение продуктивности, производительности, креативности.

В Соединенных Штатах, по данным на январь, по-прежнему от 200 до 400 человек в сутки умирают от ковида. Если говорить в целом о 2020–2022 годах, по различным оценкам медиков, которые почти в 5 раз превышают официальные данные, заболеваемость составляет 700 млн человек. Это примерно миллиард человекодней, потерянных рабочих часов. Я попробовал сделать небольшой расчет. В среднегодовом выражении это означает торможение экономики примерно на 0,25% ВВП в год.

Мне кажется, когда мы смотрим на нашу действительность, тоже нужно иметь в виду, что эти проблемы остаются, эффект влияния на рабочую силу очень серьезен, и его ни в коем случае нельзя недооценивать.

В докладе обращают внимание на те бедствия, которые поразили мировую экономику в 2021 — 2022 годах. Совокупный ущерб достигал в среднегодовом выражении 175 млрд долларов. Он сравнивается с числами, которые были 40 лет тому назад, которые были примерно в 6 раз меньше, но при этом нет, естественно, никакой коррекции ни на рост ВВП, и главное, на то, что за 40 лет немножко изменилось размещение производительных сил. Они сдвинулись в сторону Азиатско-Тихоокеанского региона, во-первых, а во-вторых — в сторону природных рисков.

Если мы проведем такую нормализацию, то увидим, что на самом деле все остается на том же уровне. А вот если уже сравнивать с ситуацией действительно экологической и тем, во сколько она обходится по заболеваемости и по дополнительной смертности, получим совершенно другие числа, которые уважаемые докладчики, видимо, немножко постеснялись нам сообщить.

Там же подчеркиваются большие успехи с возобновляемой энергетикой: инвестиции составили почти полтора триллиона, что составляет три четверти всех инвестиций в энергетику. Наверно, это правда. Но, тем не менее, если мы посмотрим на то, во что эти инвестиции конвертируются, увидим, что значительная часть вложений не имеет отношения к возобновляемой энергетике. Там есть элемент, который называется «зеленой отмывкой» или green washing. То есть не учитываются те обстоятельства бурного роста, которые влекут за собой колоссальный рост спроса на соответствующие материалы, в том числе так называемые зеленые металлы, включая РЗМ. А этот рост транслируется на другие сектора экономики, и там возникает целый ряд проблем, потому что эти сектора оказываются очень высоко капитало- и материалоемкими, что не сулит таких радужных перспектив, как рисуют это уважаемые докладчики.

Раз уж они залезают на климатическую поляну, остается только изумляться, почему они с упорством, достойным лучшего применения — и сами, и другие многие коллеги — совершенно упускают из виду проблему так называемой адаптации, все сводя в основном опять к проблеме выбросов парниковых газов. А перед этим буквально вышел мощнейший доклад ООН, который показал, что примерно 170 млрд долларов ежегодно недоинвестируются в адаптацию, что, соответственно, влечет за собой те ущербы, о которых авторы говорят.

Дынкин: Борис Николаевич, мне очень понравилось Ваше сравнение этого доклада и доклада Давоса. И я хотел бы немного защитить авторов, потому что в нулевые годы мне приходилось с ними общаться. Я бы сказал, что это высокие профессионалы, статистики, которые бесконечно дискутируют. Этот документ проходит одобрение в региональных комиссиях Организации Объединенных Наций. То есть это не легковесные суждения, которые очень хорошо продаются в Давосе. В Давосе принцип какой: нанимается несколько модных консультантов, футурологов, визионеров, они делают 2–3 социологических опроса среди топ бизнеса, и на базе этого пишется вот этот доклад с такими очень звонкими, красивыми формулировками. И пиар-бюджеты доклада Давоса несопоставимы с тем, что мы видим здесь. Поэтому сейчас все бизнес-консультанты в мире понесут какие-то фразы и Давоса. Вот так это работает, к сожалению. Конечно, серьезные компании мало обращают внимание на Давос, но для бизнеса, бизнес-консультантов это такое незаменимое сырье, и в этом гений Шваба, который всю эту историю придумал, я считаю.

Портанский: По данным руководства Всемирной торговой организации, рост торговли в 2023 году составит 1%, то есть в пределах статистической ошибки. Как сказала генеральный директор ВТО Нгози Оконджо-Ивеала, если самые серьезные риски материализуются, то может быть и минус 1%. В прошлом году было плюс 3,5%.

Какие проблемы сегодня чаще всего упоминаются прежде всего в развитом мире? Это растущая обеспокоенность по поводу влияния Китая и распространение климатической политики на сферу торговли.

Что касается отношений Китая и Соединённых Штатов. Избрание президента Байдена сначала породило надежды, что та конфронтация, которая существовала между Китаем и Соединёнными Штатами, утихнет. Но этого не произошло. Знаменитая торговая сделка, о которой много говорилось и которая должна была увенчать торговую войну между США и Китаем, от февраля 2020 года, постепенно ушла в песок. Вот что говорится в последней версии Стратегии национальной безопасности Соединенных Штатов: «Мы будем уделять приоритетное внимание сохранению устойчивого конкурентного преимущества перед Китаем».

Чем отвечает Пекин? Есть несколько областей, в которых Китай пользуется рычагами влияния. Это редкоземельные металлы, огромные запасы казначейских облигаций США, доминирующее положение в производстве основных фармацевтических материалов и потребительский рынок, на который десятки транснациональных корпораций США наряду с фондовыми рынками США полагаются в плане прибыльности. Конечно, и в самых передовых технологиях у Китая тоже есть очень серьезные достижения. Можно говорить о технологиях 5G, об искусственном интеллекте.

В свое время Соединенные Штаты вместе с ЕС строили планы противостояния Китаю. На этой идее был построен проект Трансатлантического торгового инвестиционного партнерства, который сегодня подзабыт, который сразу разрушил Трамп, как только он пришел к власти, и сегодня этого проекта не существует. Вместо этого есть так называемый Совет по технологиям и торговле, но это проект пока что еще очень молодой, и в его рамках особых достижений нет. Поэтому сегодня США с ЕС не могут вместе противостоять Китаю. Более того, между США и ЕС существует очень серьезные противоречия. Они связаны с тем, например, что ЕС видит позитивную и перспективную роль во Всемирной торговой организации. Соединенные Штаты делают ставку на региональные соглашения, двухсторонние соглашения и не считают, что существующие проблемы в торговле можно успешно решить в рамках ВТО.

И в наступающую эпоху с учетом этих противоречий результаты торговли все больше будут определяться вмешательством правительства, главным образом в форме торговых ограничений и субсидирования преференциальных торговых блоков, исключающих другие страны, естественно, и создания условий для игры в пользу внутреннего производства. Торговые правила и прежние нормы «хорошего» поведения будут соблюдаться только тогда, когда это удобно. То есть послевоенный дух сотрудничества в торговле и приверженности общему благу в значительной степени рухнул. Все чаще вместо него выступает на первый план непримиримость в торговой политике, ориентированность на внутренний рынок, независимо от ущерба партнеров.

Здесь уже говорилось о рисках фрагментации. Да, эти риски тоже довольно велики. О них говорила говорило совершенно недавно руководство Всемирной торговой организации. Есть риски разделения мировой торговли в ближайшее время на 2–3 блока, и в этом случае потери для мировой экономики составят 5–7%. Это вполне сопоставимо с потерями, которые понесла мировая экономика в результате кризиса 2008 года.

Далее перейду сразу к зеленой повестке. Это еще один предмет глубокой озабоченности не только стран первого мира, но и вообще всех государств: на данном этапе нет способа значительно сократить выброса СО2 без падения экономики. Значит, предстоит найти способы обеспечения роста без выбросов. И это серьезнейший вызов для глобальной экономики в 2023 году и в ближайшие годы. Пока что любые попытки сократить выбросы углекислого газа и других газов приводят к сдерживанию роста.

Реализация зеленой повестки чревата нарастанием противоречий между государствами. Уже есть основания полагать, что зеленая повестка будет не только спасать человечество от климатических катаклизмов, но и служить прикрытием для программ мощного технологического рывка в отдельных экономиках. В этой связи генеральный директор ВТО предостерегла мировых лидеров от гонки субсидирования на декарбонизацию экономики. Если это гонка, то мы должны, сказала она, отдавать себе отчет в том, что развивающиеся страны не смогут в ней участвовать. Субсидии могут быть полезным инструментом, но они должны стимулировать всех, не только избранных. В ЕС выражают недовольство экологическими субсидиями правительства США – вот ещё один пункт нынешних противоречий между США и ЕС. Эти субсидии чреваты ущербом для производителя в экономике ЕС в целом. И принятый летом закон, вы знаете, о сокращении инфляции – это тоже, конечно, закон, который содержит в себе элемент зеленой повестки, и в настоящее время он вызвал очень серьезное противодействие со стороны Европейского Союза. Дело может дойти до подачи жалобы в ВТО.

Очень много говорят, конечно, о так называемом SIBAM, английская аббревиатура, по-русски это менее благозвучное ПКУМ – пограничный корректирующий углеродный механизм. Его введения мы ожидаем уже в скором времени. С 2023 года началась информационная фаза перехода к этому налогу, с 2026 года он уже вступит в силу. Этот механизм призван служить важным элементом инструментария ЕС для достижения климатической нейтральности к 2050 году путем устранения риска утечки углерода. Проект регламента ЕС о SIBAM даёт возможность полного исключения некоторых стран и территорий и, соответственно, их товаров из сферы применения SIBAM. Это такие государства, как Исландия, Лихтенштейн, Норвегия, Швейцария и ряд территорий, я не буду их перечислять, которые будут освобождены от действия этого механизма. Можно получить исключение от действия SIBAM, но для этого необходимо выполнить некоторые условия. В результате применения SIBAM Евросоюз изменит условия конкуренции на своем рынке для импортных товаров, охваченных этим механизмом. Обеспокоенность вызывает возможное снижение конкурентоспособности ряда товаров вследствие высоких расходов на выполнение требований SIBAM, в том числе из-за роста акционной цены на выбросы парниковых газов.

По этому поводу выпущен был не так давно доклад ЮНКТАД, где сказано, что последствия SIBAM будут значительно различаться в зависимости от страновой структуры экспорта и углеродной интенсивности производств. Например, развитые страны как группа не пострадают от сокращения экспорта, поскольку многие из них, как правило, используют менее углеродоемкие методы производства. В докладе ЮНКТАД таже указывается, что SIBAM создаст разрыв между развивающимися и развитыми странами с точки зрения благосостояния, одни станут богаче, другие станут беднее. Прежде всего SIBAM будет касаться наиболее уязвимых для этого механизма стран-экспортёров, а именно Российской Федерации, Китая и Турции, потому что прежде всего там речь идет о таких товарах, как железо, сталь, удобрения, электричество и некоторые другие. Причем в дальнейшем действие SIBAM может распространиться на другие товары вплоть до сельского хозяйства. Председатель Еврокомиссии пообещала, что введение этого налога будет согласовано с ВТО, но в это пока не очень-то верится.

Для нашей экономики это будет иметь огромное значение и последствия. На Восточном экономическом форуме 2021 года во Владивостоке было 6 комиссий под председательством первого вице-премьера Андрея Белоусова, был даже назначен переговорщик с ЕС. Проблема никуда не ушла. Мы так или иначе должны будем разговаривать с Евросоюзом, должны будем решать в ВТО эту проблему, потому что она серьезно бьет по нашему экспорту.

Масленников: Вероятность глобального кризиса образца 2008–2009 годов, по крайней мере в ближайшие несколько кварталов, несколько отступила. На рынках довольно много оптимизма. Инфляция в Штатах и в Еврозоне, видимо, прошла свой пик. Глобальный долг в прошлом году за 3 квартала стал меньше на 15 трлн долларов, правда, остался на уровне 290 трлн, но сокращение за счет инфляции есть. Все воодушевлены постковидным восстановлением Китая.

Какой там будет рост? Он не слишком будет, на мой взгляд, отличаться от прошлогоднего показателя: был 3% ВВП, будет 4-4,5%, но ниже официальной цели. Тем не менее, китайские акции идут как горячие пирожки, и это тоже медицинский факт. Рабочий сценарий на 2023 год — неглубокая относительно непродолжительная рецессия в нескольких крупнейших экономиках мира при довольно умеренном росте в Поднебесной.

Дальше начинаются, на мой взгляд, не слишком позитивные. Перспективы мировой экономики после 2023 года остаются крайне неопределенными. Возможно, начался длительный период слабой макродинамики при высокой инфляции. Еще в конце августа Банк международных расчетов опубликовал доклад, в котором было сказано, что к пяти процентам в 2023 году развитые экономики подойдут, но путь до таргета в 2% будет на четверть длиннее.

Весьма вероятно, что длительное время текущая инфляция будет как минимум вдвое превышать официальные цели. Может быть, это будет продолжаться 3–4 года, может быть, и 5 лет. Это значит, монетарная политика в ближайшей перспективе будет достаточно жесткая, а те бюджетные стимулы, о которых говорится в докладе, при позитивном краткосрочном эффекте подталкивают к нарастанию долговых кризисов. На этом фоне всплеск оптимизма, который мы сегодня наблюдаем на рынках, может быть довольно неустойчивым. Если суммировать экспертные ожидания от экспертов — от МВФ до  Bloomberg  — две трети респондентов в течение 12 месяцев считают глобальную рецессию высоковероятной.

Ситуация отягощается существенной деформацией международного экономического порядка. Сегодня уже говорилось о докладе по глобальным рискам Всемирного экономического форума. Там действительно первое место по коротким рискам занимает кризис стоимости жизни, второе — экологический риск, стихии, катастрофы и их последствия, и третий — геоэкономическая конфронтация, то есть последствия протекционизма, торговых войн, разрушение цепочек и так далее. При этом, если сравнить наборы рисков двухлетней продолжительности и до 2033 года, они удивительным образом практически совпадают. Разница — в две позиции.

Поэтому на 10 лет прогнозируют высокий риск распада текущего международного экономического порядка и вообще всей системы международного сотрудничества. Резкое увеличение в публикациях, высказываниях финансовых аналитиков и участников рынка частоты словосочетаний «экономическая фрагментация» или «экономическая конфронтация» тоже, на мой взгляд, примета совершенно очевидная примета января. Кристалина Георгиева, директор МВФ, заявила, что в ее организации видят признаки новой холодной войны.

Риск необратимого распада ткани международного экономического сотрудничества достаточно высок, и необходимость всеобщего ответа на глобальные вызовы тоже очевидна. Но вот что интересно: мы с коллегами попытались посмотреть, какие темы сейчас наиболее актуальны с точки зрения поиска отправных точек для некой реанимации, реинкарнации международного экономического порядка.

Судя по анализу частоты упоминаний, в первую очередь это, конечно, реформа ВТО. Это сегодня очень активно обсуждается. Призыв постепенного движения в этом направлении рассматривается сегодня многими аналитиками как достаточно серьезный, чтобы быть толчком к серьезной реформе Всемирной торговой организации.

Второе – это проблема долга. Сегодня говорили, что она вроде как бы отступила, но она действительно не является, может быть, непосредственным триггером, но она является очень серьёзным раздражителем, серьёзно напоминающем о риске. Поэтому вот опять-таки, январь – огромное количество упоминаний о необходимости проведения круглого стола по суверенному долгу и продвижения вот этой рамочной инициативы большой группы 20-ти по решению долговых проблем наиболее уязвимых стран.

И третье. Судя по высокочастотным характеристикам информационного потока, происходит перезапуск климатической повестки. Очень интересно, о чем говорят финансовые гуру: цель — не допустить потепления к 2050 году на 1,5 градуса — категорически провалилась, сегодня надо быть реалистами и хотя бы не допустить потепления на 2,7 градуса по шкале Цельсия. Поэтому нам как финансистам важно не вникать во все корректирующие механизмы, а заниматься практическими вещами — таксономией инвестиционных проектов по зеленой повестке, стандартизацией, проблемами международного софинансирования — очень многие проекты требуют участия большого количества заинтересованных и вовлеченных стран, и это необходимо решать.

Мне кажется, к этому надо прислушаться, может быть, даже этот вопрос надо как-то специально обсудить, в том числе и российскому экспертному сообществу. Если возникают реперные точки, основанные на идее о том, что далеко еще не все потеряно и можно как-то восстановить международную ткань экономического сотрудничества для всеобщего интереса, пользы и выгоды, это надо и рекомендовать нашим международным дипломатическим инстанциям, которые способны это продвигать дальше в публичном внешнеполитическом дискурсе России.

Данильцев: Мне кажется, в современных условиях фрагментация — наиболее существенный риск как для международной торговли, так и для мировой экономики в целом. Речь идет уже не о формировании каких-то полюсов и многополярности, а о создании относительно обособленных (не только в смысле торговых потоков, но и технологически, регуляторно) конгломератов государств в зависимости от их уровня развития, причем с довольно сложными проблемами взаимодействия.

Второе по значимости — это слом правил игры. Право с сфере экономического сотрудничества, международной торговли существенно пострадало. Из-за этого может произойти деградация механизмов регулирования: если у вас нет общих правил и подходов, то выигрывает на рынке тот, у кого регуляторика хуже, кто создает меньше социальных правил и подходов. Это некая гонка по наклонной плоскости, которая может привести и к деградации социальных механизмов, и нанести ущерб человеческому капиталу.

Следующий момент. Помимо того, что под угрозой правила игры, мне кажется, определенные сдвиги произошли и с инструментами. Вопрос: какие факторы сейчас могут быть наиболее эффективными с точки зрения конкуренции на мировом рынке, обеспечения своих позиций? Традиционно всегда были какие-то доминирующие элементы, которые могли эксплуатироваться, и часто они имели некую монополистическую природу. Когда-то давно это было наличие колоний. Сейчас это доступ к энергетическим ресурсам, ресурсы дешевой рабочей силы. Мы видим, что цикл смены этих факторов резко-резко ускорился. Тот же фактор дешевой рабочей силы, который был ключевым лет 15–20 назад, сейчас уже теряет свое значение, и непонятно, что будет дальше. И в этой связи не совсем понятно, а на что надо ориентироваться и кто получит следующий набор преимуществ, и как долго они сохранятся.

Сейчас действительно очень неблагоприятный период для мировой экономики. Но давайте посмотрим, с чем мы сравниваем? Мы интуитивно сравниваем нынешний период с первым десятилетием XXI века. Можно ли сравнивать? Это был период, когда мировая экономика получила колоссальный допинг, когда в нее вошли на рыночных основах республики СССР, Восточная Европа, а также Китай. Понятно, что такого снова не будет. Нам нужно привыкнуть к мысли, что мы находимся в совершенно другом мире, без допингов.

Это очень важный фактор, потому что из любого кризиса, стагнации можно выйти достаточно быстро и эффективно двумя способами: либо устранить причины, либо найти какой-то драйвер, который вытащит всю экономику, то есть будет настолько эффективным и интересным, что несмотря на проблемы и трудности все равно будет быстро развиваться. Конечно, сейчас можно обратить внимание на цифровизацию — это на слуху — но этот фактор не сконцентрирован, размазан по всем секторам, производствам, и поэтому не является явным ярким драйвером.

Представляется, что выход из существующей ситуации будет довольно трудным, длительным и очень-очень противоречивым.

Корнеев: Прогноз доклада ЮНКТАД «Международное положение и перспективы» по поводу Китая, 5% роста ВВП в 2023 году, очень близок к тому, что прогнозируют китайские специалисты, до 6%. Официально цифра будет объявлена на весенней сессии Китайского парламента.

В целом позиция мейнстрима китайской экономической науки состоит в том, что примерно до 2035 года Китай сможет расти темпами 6%, после 2035 года 4%, и к 2049 году, то есть к столетию КНР, подушевые показатели ВВП в Китае составят половину от показателей в США. Считается, что это как раз будет реализация так называемой китайской мечты председателя Си Цзиньпина.

Прогнозы роста для Восточной, Южной и Западной Азии — соответственно, 4,4%, 4,8% и 3,5% — свидетельствуют о том, что у Азии больше оснований для оптимизма по сравнению с другими регионами.

Напомню, что по прогнозам ряда экспертов, в XXI веке азиатские страны постепенно будут двигаться в центр мировой политико-экономической системы. В 2019 году Всемирный экономический форум опубликовал прогноз, согласно которому в 2020 году совокупный ВВП по ППС стран Азии впервые превысит ВВП остального мира. Естественно, тогда никто не знал масштабов ковида, и этот прогноз оспаривается многочисленными критиками, которые приводят много всяких контраргументов.

Австралия как страна, которая посредине Азии себя позиционирует, в 2015 году создала Институт века Азии, который старается суммировать основную информацию по этой теме. Этот институт прогнозирует на ближайшие годы замедление в регионе, поскольку геоэкономические конфликты нанесли удар по азиатской экономике.