Сергей Глазьев,
Министр по интеграции и макроэкономике Евразийской экономической комиссии (ЕЭК), академик РАН
(Из доклада на совместном заседании Отделения общественных наук РАН и Вольного экономического общества России «Драйверы роста экономики: человеческий капитал, наука, технологии» 29 января 2020 г.)
Парадоксальным образом у нас уже многие годы правительственные экономисты не видят возможности роста больше, чем на 1–2%. Это связано в том числе и с особенностями экономико-математического моделирования. Они пользуются, кстати, и кривой Филлипса, который вроде бы обращает нас к труду как важному ресурсу, и при этом считают, что у нас полностью исчерпаны трудовые ресурсы, что мы не можем больше их наращивать. Понятно, что это лукавство, которое связано с попытками математическим моделированием закамуфлировать уже принятую стратегию инерционного развития и ничего не менять, потому что эта стратегия, хоть и не приносит населению доходов и не дает экономического роста, но бенефициары этой стратегии очень влиятельны и менять ее не хотят.
Я хотел обратить внимание на то, что такие упражнения, которые в Центральном банке в Минэкономразвития делают наши коллеги, заслуживают специального анализа, потому что наши оценки — совсем другие. У нас нет никаких ограничений для экономического роста, вообще никаких, в том числе по труду. Хотя официально безработица считается очень низкой, но в действительности это не так. У нас, как вы знаете, Евразийский Экономический Союз, миграция из Узбекистана, мы фактически имеем общий рынок трудовых ресурсов со Средней Азией, молодой, быстрорастущий рынок. У нас — огромный приток квалифицированных людей с Украины. Была бы работа – люди найдутся. Как вы помните, во время кризиса у нас мигранты массово уезжали из страны, а теперь они потихонечку начинают возвращаться. То есть, не в трудовых ресурсах дело.
Нет у нас ограничений и по основным фондам, причем не только у нас, а вообще во всей зоне Евразийского Союза загрузка основных фондов оставляет желать лучшего — где-то на уровне 60% в обрабатывающей промышленности.
Нет ограничений по интеллектуальному потенциалу. Молодежь по-прежнему десятками тысяч покидает страну, не находя себе здесь приложения, оканчивая лучшие вузы и уже со студенческой скамьи нанимаясь в различные американские компании, европейские и теперь уже вовсю в китайские. Про природные ресурсы я вообще не говорю. У нас ресурсов больше всех.
Чего у нас нет, а что в других странах в избытке – это кредиты, денежный ресурс. это абсолютно искусственный денежный голод, который был создан Центральным банком после повышения процентных ставок. Я не буду распространяться на эту тему, так как многократно говорил об этом. Но замечу, что на ближайшие 3 года этот голод нам тоже гарантирован. Посмотрите на планы денежно-кредитной политики на ближайшие 3 года. Как Правительство собирается обеспечивать экономический рост в ситуации, когда банковская система в принципе не занимается кредитованием инвестиций, и Центральный банк полностью остановил трансмиссионный механизм банковской системы? Это очень большая загадка.
Центральный банк и Правительство по-прежнему думают, что у нас профицит ликвидности в банковской системе, не понимая или не желая понимать, что профицит как раз создан искусственно завышением процентной ставки. Причем замечу, что Центральный банк сегодня регулирует минимальную процентную ставку на рынке в том смысле, что если какой-то банк осмелится дать кредит по ставке ниже ключевой, а по ключевой ставке, вы знаете, можно хранить деньги в Центральном банке на депозите и получать 7% или купить облигации Центрального банка, продающиеся неограниченно. Так вот, завтра придет следствие и прокуратура, особенно если это государственный банк, и спросят: «Зачем ты даешь кредит под 3 %, когда в Центральный банк можно положить под 7 %?» То есть, Центральный банк фактически запретил снижение процентных ставок таким образом. Не говоря уже о том, что везде в банках сидят представители суда, которые все это дело контролируют.
В итоге у нас сегодня нет кредита. Я имею в виду – инвестиционного кредита. Доля инвестиционных кредитов в активах банковской системы, по некоторым оценкам, упала до 5%. Доля банков в финансировании инвестиций у предприятий никогда не поднималась выше 12%. Сошлюсь на классиков, которые говорили, что кредит – это механизм авансирования экономического основного роста. Шумпетер даже говорил о том, что проценты на кредит – это налог на инновации. Не может быть в современной экономике никакого научно-технического прогресса без кредитов.
Потенциально возможности роста, я считаю, у нас порядка 8%. Напомню, что стратегия могла бы включать сюда опережающий рост нового технологического уклада, отрасли которого в мире растут, по-моему, со скоростью 25–30% в год, и у нас могли такими же темпами расти.
Замечу, что новый технологический уклад носит гуманитарный характер. Прогнозы говорят о том, что лет через 10–15 мир приблизится к тому, что фактически половина ВВП будет использоваться на воспроизводство человеческого капитала. Здравоохранение становится самой большой отраслью — порядка 20% использования ВВП, образование – 15 %, наука – 5%. Мы можем развиваться за счет активизации нашего интеллектуального потенциала, не имея, еще раз подчеркну, особых среднесрочных, во всяком случае, ресурсных ограничений, темпы роста могут быть не менее 8%, при условии, конечно, что инвестиции будут не менее 15%.
И главный вопрос: предположим, удастся добиться изменения денежно-кредитной политики — как связать все эти имеющиеся ресурсы?
Я убежден в том, что популярная тема снижения ключевой ставки ничего особо не даст, потому что, во-первых, сильно ее не снизят, а во-вторых, если будут снижать, то банки начнут гонять эти деньги в спекулятивных целях, играть против рубля, как это уже было в четырнадцатом году и в восьмом. Нужны целевые механизмы рефинансирования. Наши денежные власти знают, как их применять. Так шло проектное финансирование, поддерживается малый бизнес, но их нужно применять гораздо более широко и активно. Центральный банк забрал из экономики порядка 12 триллионов рублей за последние 5 лет, и чистый баланс Центрального банка с экономикой 5 триллионов в пользу Центрального банка из взятых денег. Надо эти деньги вернуть обратно именно через механизмы целевого кредитования, через рефинансирование коммерческих банков под инвестиционные цели. Все инструменты для этого есть — институты частно-государственного партнерства, специальные инвестиционные контракты, которые позволяют преодолеть кризис доверия между бизнесом и правительством. Не хватает только стратегического планирования, которое на бумаге тоже есть, но в этом законодательстве забыли прописать нормы об исполнении планов. То есть планы вроде есть, а за исполнение никто не отвечает. И инструментов исполнения нет. Все стратегическое планирование заканчивается бумаготворчеством.
Сейчас пошло такое движение – поправки в Конституцию. Центральный банк не хочет менять политику в том числе ссылаясь на нормы закона. И в Конституции можно было бы предусмотреть его ответственность за создание условий для экономического роста и повышение инвестиционной активности. Можно было бы развить тему социального государства. Совершенно верно, что главный драйвер роста – это, конечно, человеческий капитал, который материализуется в научно-техническом прогрессе. И можно вспомнить про нормативы, которые у нас когда-то были. В оборонном бюджете было заложено, что значительная часть расходов на оборону должна были идти на НИОКР. Была норма о том, что определенная часть расходов бюджета тоже должна идти на НИОКР. Была норма про образование, предусматривающая, что 10% национального дохода, если я не ошибаюсь, должна идти на образование. Все это в социальном государстве вполне было уместно, так же, как и бюджет развития, который пыталось внедрить Правительство Примакова, но не успело, к сожалению. Других альтернатив, мне кажется, у нас нет. Только если из офшоров вернуть обратно деньги. В принципе, правительство сегодня располагает инструментами, как это сделать, но это потребует нового социального договора с крупным бизнесом. Можно рассчитывать на иностранные инвестиции, которые пойдут из Китая. Но Китай нам не доверяет, было слишком много неудачных проектов, поэтому надо предполагать, что инвестиции из Китая будут идти исключительно под их проекты с их менеджментом.
В заключении хочу рассказать один анекдот про Индию. В свое время мне посчастливилось переговорить с министром финансов правительства Индиры Ганди. Меня интересовал вопрос, как им удалось национализировать банковскую систему. Вы знаете, Индия сегодня на первом месте по темпам роста, и в том числе за счет большого кредитования через институты развития. Он сказал: «Очень просто. Мы национализировали банки, потому что у нас Конституция предусматривает приоритет общественных интересов над частными. И мы в Парламенте доказали, что банки занимаются вывозом капитала, финансированием спекуляций, не вкладывают деньги в развитие. Вот мы и получили социальный, общественный консенсус на тему, что их надо национализировать и ставить им задачу по расширению инвестиций в экономику, в развитие экономики». Нам этого делать не надо, сразу скажу, у нас банковская система и так огосударствлена. Почему у нас Сбербанк и прочие государственные банки вместо того чтобы кредитовать развитие экономики, вкладывать кредиты в инвестиции, занимаются подсаживанием населения на иглу потребительского кредитования? Вот это вопрос, который почему-то никого особо не интересует. А если мы банковскую систему не встроим в механизм стратегического планирования и не свяжем планы, которые есть (действительно, много программ с механизмами кредитования хотя бы из государственных банков), то у нас ничего не получится.
