Сергей Глазьев,
Министр по интеграции и макроэкономике Евразийской экономической комиссии, академик РАН, вице-президент ВЭО России
– В своё время правительство Примакова вышло с очень правильной инициативой создания точек развития, и мы даже главу такую написали в бюджетном кодексе «Проект бюджета развития», и этот бюджет развития как раз предполагалось формировать за счёт доходов конъюнктурного характера. В принципе, если бы эта идея была реализована, тогда мы бы все сверхплановые доходы, которые возникают из-за конъюнктурных факторов (цены на нефть и прочее), могли бы тратить на инвестиции, стимулировать инвестиционную активность – таким образом, у нас была бы совсем другая жизнь.
Но, к сожалению, этот бюджет развития просуществовал практически столько же, сколько половина цикла правительства Примакова. После того как Евгений Максимович оставил этот пост, очень быстро Кудрин трансформировал идею бюджета развития в стабилизационный фонд. Ситуация тогда изменилась, пошёл поток нефтедолларов в Россию. У нас тогда ещё была обязательная продажа валютной выручки, и Центральному банку нужно было выкупать эту валюту с рынка. И возникла ситуация, когда прирост денежной базы за счет выкупа этих нефтедолларов достигал 40% по году. Я уж не знаю, кто в МВФ или в каких-то других инстанциях формировал реальную методику решения этой проблемы, но если посчитать, то получается, что если прирост денежной базы зашкаливал за 29% в своё время, то излишек этих денег надо стерилизовать с точки зрения рекомендаций МВФ и каким-то образом из экономики вытолкнуть.
Таким образом, ради того чтобы стерилизовать избыточную денежную массу, которую генерировал Центральный банк, скупая валюту, придумали методику под эгидой МВФ. В Минфине была специальная рабочая группа создана для этого, и они каждый год корректировали это правило, чтобы годовой прирост денежной базы не зашкаливал за 29%. Последние 10 лет этих оценок я не делал, тем не менее сама логика стерилизации избыточной денежной базы была связана с тем, что альтернативой, как им казалось, было повышение курса рубля. Для того чтобы не допустить повышения курса рубля и в то же время держать макроэкономическую стабильность, придумали бюджетное правило, которое лишило нас гигантского инвестиционного потенциала.
Источником этих сверхприбылей была сначала экспортная пошлина, которую мне пришлось вводить в своё время. Затем они экспортную пошлину под давлением уже ВТО и МВФ заменили налогом на добычу полезных ископаемых. Макроэкономическая логика всей этой политики, которую очень примитивно я описал, имеет, конечно, огромные вредные последствия, поскольку лишает нас гигантских инвестиционных возможностей. Но она порочна ещё в том плане, что люди, которые это придумали, вводят в заблуждение таким простым, я бы сказал, бытовым аргументом, что мы, мол, копим деньги на чёрный день, когда наступит чёрный день, мы их продадим и получим для бюджета необходимые ресурсы. В прошлом году чёрный день наступил. Тем не менее бюджет остался профицитным.
Но суть даже не в этом, а в том, что они вводят в заблуждение политическое руководство страны тем, что скрывают от него, что эмиссия денег под продажу стабилизационных фондов (они же хранятся в иностранной валюте, это часть валютных резервов). То есть их можно продать, и это не будет инфляционно. А если просто продать облигации правительства и напечатать деньги под продажу облигаций правительства, то это – инфляционный путь. На самом деле с точки зрения макроэкономической арифметики печатаете ли вы деньги под покупку иностранной валюты или печатаете вы деньги под покупку облигаций своего же правительства, инфляционный риск в виде прироста денежной базы один и тот же. Вы создаёте новые деньги. И вот Михаил Ершов, я вижу, присутствует. Он уже много лет объясняет, что нужно создавать деньги под облигации собственного государства.
И здесь, конечно, все эти двадцать лет имеет место колоссальное лукавство, когда внушают нашему руководству, что печатать деньги под покупку валюты можно, а печатать деньги под покупку облигаций правительства для финансирования дефицита бюджета нельзя. Это совершенно неправильный тезис, который нам был подброшен из МФВ и который небезызвестная группа в Минфине под руководством господина Гурвича проталкивала двадцать лет в виде стабилизационного правила.
Я уже много лет говорю, что нужно совершить обратный налогово-бюджетный манёвр, то есть вернуть бюджет развития. Все стабилизационные фонды, как бы они ни назывались, должны направляться в бюджет развития, из бюджета развития – стимулироваться инвестиционные и инновационные процессы, повышаться ассигнования на стимулирование инноваций, венчурное финансирование и так далее. Даже примитивное субсидирование процентных ставок, если не сможем поменять денежно-кредитную политику.
Второй обратный налоговый манёвр нужно совершить: заменить НДПИ снова на экспортную пошлину. Потому что по логике рыночного ценообразования на природные ресурсы НДПИ – это, по сути, налог на потребителя. И когда мы вводили экспортную пошлину в 1992 году, мы понимали, что мы вводим её на часть природной ренты, которая формируется на основе экспорта природных ресурсов, и это было принципиально важно. То есть мы облагали налогом именно вывозимую природную ренту, а внутри страны держали цены ниже, и эта природная рента доставалась потребителям, которые пользовались тем, что цены на нефть и газ у нас ниже, чем мировые. Это было очень важное разделение. Экспортная пошлина работала и как механизм ценовой стабилизации, и как механизм изъятия природной ренты с экспортируемой части природных ресурсов. А когда заменили на НДПИ, налоги платят все производители, все, кто эксплуатирует недра, соответственно, на самом плохом месторождении тоже надо платить НДПИ. А именно самое плохое месторождение формирует предельные издержки, на базе которых формируется цена. Поэтому НДПИ – по логике налог на потребителя, и введение НДПИ ухудшает состояние нашей обрабатывающей промышленности, которой приходится дополнительно платить за ископаемые и природные ресурсы.
И последний налоговый манёвр, который, мне кажется, был бы очень важен. У нас есть (уже много лет об этом говорится) недоразумение с налогом на доходы физических лиц – плоский налог 13%. Я не буду повторять многократно высказанные аргументы, что нужно восстанавливать прогрессивную шкалу и уводить, освобождать от налога низкодоходные группы населения и бюджетников. Но на что я хотел бы обратить внимание? Когда у нас налог на прибыль предприятий выше, чем налог на доходы физических лиц, а ещё есть фонды социального страхования, у которых регрессивная шкала, то богатым предпринимателям на самом деле создаётся стимул не вкладывать деньги в развитие, а трансформировать доходы в свою зарплату. Поэтому у нас возникает колоссальный перекос с заработными платами руководителей, которые зашкаливают уже за уровень крупнейших международных корпораций. Не должен быть налог на доходы физических лиц ниже, чем налог на прибыль предприятий, потому что мы таким образом стимулируем переток денег из экономики в потребление.
Поэтому мне кажется, что нужно в среднем хотя бы выровнять налог на доходы физических лиц с прогрессивной шкалой с налогом на прибыль предприятий, а для богатых людей сделать его существенно выше, чем налог на прибыль предприятий, но при этом расширить возможности амортизации, ввести ускоренную амортизацию, чтобы у предпринимателей был выбор: либо деньги забрать из бизнеса и потребить, заплатив налог на доход физического лица, либо, наоборот, оставлять деньги в производстве, расширять производство. И если мы компенсируем их налогообложение через НДФЛ на расширение возможностей ускоренной амортизации, то в целом можно сохранить баланс. Они ничего не потеряют, но у них будет больше стимулов вкладывать деньги в развитие производства.
Ну и, разумеется, надо реализовать, наконец, полный набор льгот по НИОКР, который был в своё время Торгово-промышленной палатой разработан, внесён в парламент, но принят только наполовину.
По материалам 30-й экспертной сессии Координационного клуба ВЭО России на тему: «Бюджетная политика 2022 – 2024: расставляя приоритеты»
