Воскресенье, 17 ноября, 2024
ВЭО России

Россия в мире: перспективы.  Взгляд со стороны

Мнение редакции может не совпадать с мнением автора

САМИР АМИН, директор Форума Третьего мира, председатель Всемирного форума альтернатив, член Международного комитета ВЭО России, профессор

Как редактор российского издания книги Самира Амина «Россия: долгий путь от капитализма к социализму» президент ВЭО России, директор ИНИР им. С.Ю. Витте и главный редактор «Вольной экономики» Сергей Бодрунов взял интервью у автора.

«Вольная экономика»: Господин, Амин, мы встречаемся в те дни, когда не только наша страна, но и весь мир отмечает так или иначе — в календарях, в памяти, а где-то и за столом — столетие большого события мировой истории, которое знаменовала собой Великая революция 1917 года.

Самир Амин
Один из лидеров мир-системного подхода в экономической науке.
Родился в 1931 году в Каире, образование получил во Франции, где в 1957 году защитил диссертацию, посвященную проблемам слаборазвитых экономик.
В конце 1950-х годов сотрудничал с министерством экономики Египта, затем работал в Бамако советником при Министерстве планирования Мали. Длительное время Самир Амин возглавлял Африканский институт ООН по экономическому развитию и планированию (Дакар, Сенегал). С 1980 года является директором Форума Третьего мира, преподает в различных французских и африканских университетах, входит в редколлегию журнала Review of International Political Economy и ряда других международных изданий. Автор более 30 книг и многочисленных научных статей, член Международного комитета ВЭО России.

Хотелось бы в связи с этим узнать точку зрения Самира Амина — полагаете ли вы, уважаемый коллега, что та революционная ситуация, которая была в России, завершилась именно социалистической революцией, или это было нечто другое? Каков ваш взгляд как специалиста мир-системного подхода?

Самир Амин: Мой ответ на ваш вопрос: «Нет». Я не считаю, что произошла социалистическая революция. Мне кажется, что революционные деятели, в том числе большевики, меньшевики, эсеры, думали, что они сражаются за социалистические идеалы, в том числе, за идеалы, провозглашенные старым интернационалом — Каутским и другими, а они хотели, и меньшевики тоже, напротив, осуществить постепенный переход к другому социалистическому режиму, однако Ленин отошел от идеалов Второго интернационала, и в результате под знаменем социализма он осуществил революцию, которая по сути своей социалистической не являлась. Я не пытаюсь утверждать, что Ленин говорил одно, а делал — другое, я искренне верю, что Ленин на самом деле думал, что осуществляет социалистическую революцию, но фактически… Давайте рассмотрим историческую ситуацию: большинство населения России на тот момент составляли крестьяне. Крестьянам нужны были земля, право собственности на землю и возможность ею распоряжаться. Кроме того, в 1917 году солдаты массово дезертировали из армии, они возвращались в свои деревни и по сути дела захватывали землю. И Ленин в октябре 1917 года в некотором смысле опоздал, то есть он своим Декретом о земле признал постфактум то, что уже совершилось, поэтому более корректно, с моей точки зрения, использовать термин «Народная крестьянская революция» — не буржуазная революция. Февральская революция 1917 года по сути своей была буржуазной, но она не пользовалась широкой поддержкой населения, и в результате ее слабой базы случилась Октябрьская революция, которая была в массе революцией крестьян и опиралась на широкие слои населения. К этой идее я пришел на основании опыта Китая. Когда Мао спросили, была ли та революция социалистической, он в ответ засмеялся и сказал: «Мы осуществили народную революцию, которая со временем должна привести к социализму и к социалистическим изменениям».

«ВЭ»: Вы сказали, что наша революция была больше крестьянская. Наверное, с этим сложно не согласиться, потому что во главе хотя и стоял, согласно классическим представлениям, пролетариат, тем не менее основная масса населения не была пролетариатом. Но мы знаем, что до революции, за 20 лет до нее, начались серьезные реформы, связанные с индустриализацией страны, начал их Сергей Юльевич Витте. Эти реформы привели к быстрому росту индустриального сектора, и, соответственно, к быстрому росту числа пролетариев, то есть людей, занятых на фабриках и заводах. Сыграл ли, по вашему представлению, в этой революции пролетариат серьезную роль.

СА: Когда вы говорите о пролетариате, скорее всего, речь идет о пролетариате Петрограда. Конечно, он сыграл решающую роль и в Февральской революции, и в Октябрьской, и в последующих событиях, но в то же время это лишь деталь, общая картина гораздо шире. Следует понимать, что реформы Столыпина, Витте и их последователей запоздали, потому как на момент проведения реформ в России капитализм в Германии, Франции и Великобритании уже развивался и дошел до стадии монополистического капитализма, так что развитые на тот момент капиталистические страны имели возможность контролировать ход индустриализации в странах, которые пришли к индустриализму позже — таких как Российская империя, Оттоманская империя и Австро-Венгерская империя, то есть в рамках осуществления этой индустриализации Россия была априори зависима и контролируема иностранным капиталом, и следует принимать это во внимание. Если бы не произошло революции и индустриализация шла бы своим логическим чередом, то я не думаю, что это привело бы к хорошим результатам — именно потому, что априори существовала зависимость от более развитых капиталистических стран.

«ВЭ»: Зависимость от иностранного капитала, зависимость от иностранного промышленного капитала — это, конечно, очень важный фактор, на который стоит обращать внимание всегда, и опыт, который получила Россия в ходе революции, — наверное, не только российский, но и для многих стран, говорит о том, что такие вещи допускать нельзя — нельзя отставать в индустриальном развитии. Сейчас Россия находится перед той же самой задачей: мы до сегодняшнего дня все еще находимся в состоянии деиндустриализации. Как вы думаете, сегодня России необходимо заниматься интенсивным индустриальным развитием или это уже упущено навсегда?

СА: Я абсолютно не считаю, что уже слишком поздно, но этим надо заниматься незамедлительно, прямо сейчас, а не откладывать на завтра, потому что уже в данный момент сложилась довольно опасная ситуация. Мне кажется, надо внедрять программы по реиндустриализации, которые бы охватывали не только Российскую Федерацию, но и территорию бывшего Советского Союза. Необходимо создавать новые союзы, и с этой точки зрения видна тенденция того, что Россия осознает себя как часть Евразии, а не просто как придаток Западной или Центральной Европы — это очень важный момент. Однако реформы и реиндустриализация не смогут произойти без изменения на уровне политической системы. Государство снова должно стать важным участником экономики и экономических процессов и иметь рычаги влияния на то, что происходит в экономике, потому что поймите: частный капитал на основании любимой им либеральной политики хочет сохранять то, что ему принадлежит, и совершенно не думает о том, чтобы проводить реиндустриализацию, она не входит в сферу его интересов.

Капитализм стал новым вызовом всему человечеству, народам как передовых центров, так и отсталых периферий. Это моя основополагающая позиция. Я являюсь марксистом и считаю, что капитализм может продолжаться бесконечно как постоянное накопление. Экспоненциальный рост, который он влечет за собой, приведет к неминуемой гибели человечества».

Цитата из книги
«Россия: долгий путь от капитализма к социализму»

Соответственно, с точки зрения развитых стран, они тоже не заинтересованы в реиндустриализации России. Они хотят получить доступ к сырьевым ресурсам и в перспективе использовать Россию как производителя сельскохозяйственной продукции. Поэтому, с моей точки зрения, реиндустриализация невозможна без изменения баланса сил на государственном уровне в сторону уменьшения уровня крупного частного капитала.

«ВЭ»: Да, нам надо все-таки увеличивать влияние государства и под патронажем государства проводить политику реиндустриализации, восстановления приоритета индустриального развития на новой технологической основе. Только если мы будем сильны в этой части, мы сможем решить те задачи, которые вы назвали, в том числе и занять особое место в евразийском пространстве.

«Более корректно, с моей точки зрения, в отношении событий 1917 года использовать термин «Народная крестьянская революция».

Революция и контрреволюция в России

Великие революции вершат историю. Консервативное сопротивление и контрреволюции лишь замедляют прогресс. В ходе Французской революции родилась современная политика и демократия, российская революция подготовила почву для перехода к социализму, а китайская — направила эмансипацию народов, находившихся под гнетом империализма, на путь к социализму.

Россия должна занимать позицию крупного поставщика и экспортера сырья (нефти и полезных ископаемых) и обновленной промышленной державы (не обязательно подвергая себя опасности, связанной со стремлением к «конкурентоспособности» на так называемом свободном мировом рынке).

Эти революции являются великими именно потому, что принесли с собой начинания, намного опережавшие потребности своего времени. И именно поэтому имеют место столкновения с сопротивлением сегодня, на начальном этапе регресса, «термидоры» и реставрации. Но они по-прежнему остаются маяками, освещающими не завершенную пока борьбу народов за реализацию этих целей. А потому понять современный мир, пренебрегая опытом этих великих революций, невозможно.

Я определяю советскую систему позднего этапа через ряд основных характеристик: авторитарная власть, возникновение социальной устойчивости, экономическое отделение от глобальной капиталистической системы и интеграция в эту систему на правах сверхдержавы. Позволили ли 15 лет «реформ» создать в России капиталистическую систему, способную «стабилизовать», а затем и вывести страну на путь либеральных перспектив? Реальность вынуждает нас признать, что ответ на этот вопрос — «нет». По сути, эти новые капиталистические реформы в России усилили, а не ослабили характерные для советской системы особенности, а система эта достигла крайней степени упадка.

Новая Россия — лишь второстепенная периферия современной империалистической капиталистической системы. Капиталистические реформы новой России исключают всякий демократический прогресс. Авторитарность здесь более не является «пережитком прошлого», теперь это необходимая форма  существования для власти компрадорской олигархии. С того времени Россия занимала лишь незначительные позиции в Большой семерке. При этом она не выступала активным игроком в поддержании мирового баланса. По всей видимости, она сохраняет значительную военную мощь, вторую в мире по ядерному вооружению и численности баллистических ракет, хотя упадок ее военной организации дает основание опасаться, что страна может оказаться не в состоянии эффективно использовать собственный арсенал в случае необходимости, например, в случае агрессии со стороны США.

Альтернативные принципы

Базовые принципы, которые должны лежать в основе альтернативы действующей в мире системы, просты, ясны и, на самом деле, в основном признаются всеми.

Для внутренних («национальных») планов:

  1. экономика смешанного типа, которая, с одной стороны, дает государству механизмы для ориентации общего развития и, с другой стороны, предлагает частной собственности и рынку значительную рентабельность для того, чтобы сделать возможным продвижение инициатив;
  2. формализация коллективного договора между работником/предприятием/государством;
  3. развитие представительной демократии через продвижение демократических инициатив с прямым участием всех сторон.

В глобальном масштабе

  1. организация обсуждения форм экономического управления (торговли, движения капитала, трансфера технологий, кредитно-денежной политики), основанного на признании разнообразия интересов и неравенства партнеров;
  2. признание принципа суверенитета народа, подкрепленное поддержкой процесса демократизации, основ многополярного политического мира. Реализация всех этих принципов сделала бы возможным запуск начального этапа на пути к «долгому переходу к мировому социализму». Конечно, эти очень общие принципы, релевантные для всех, реализуют свою истинную суть, только если будут претворены в жизнь с учетом особенностей различных объективных ситуаций.

Что нужно сделать России

  1. ренационализацию крупных предприятий, в первую очередь в нефтяном и энергетическом секторе (то есть отчуждение имущества олигархии);
  2. выработку новых форм совместного управления (силами работников и лидеров) промышленными и коммерческими предприятиями вне зависимости от того, являются ли они формально публичными (государственными, общественными, принадлежащими рабочему коллективу) или частными;
  3. восстановление и укрепление государственных социальных служб, образования (которое в эпоху СССР отличалось высоким качеством) и научнотехнологических исследований;
  4. отмену Конституции 1993 года и выработку действительно демократической конституции большим избранным собранием представителей;
  5. поддержку форм общественного вмешательства в демократии прямого участия;
  6. начало обширных переговоров между республиками бывшего СССР, направленных на создание регионального экономического и политического пространства, уважающего автономию партнеров и способного создать отношения взаимозависимости на благо всем;
  7. восстановление военной мощи России (до момента всеобщего разоружения, на которое готовы были бы пойти США);
  8. выработку, по итогам переговоров, коммерческих, технологических и финансовых соглашений, позволивших бы инициировать создание «большой Европы» от атлантического до тихоокеанского побережья;
  9. выработку активной и независимой внешней политики (в частности от политики США), направленной на укрепление институтов, задачей которых является создание многополярного мира.

Роли национальных партнеров

Капиталистические реформы новой России исключают всякий демократический прогресс. Авторитарность здесь более не является «пережитком прошлого», теперь это необходимая форма существования для власти компрадорской олигархии.

С точки зрения представленного здесь видения альтернативной глобализации место и роли национальных партнеров в силу обстоятельств должны оставаться конкретными и отличными друг от друга. Россия должна занимать позицию крупного поставщика и экспортера сырья (нефти и полезных ископаемых) и обновленной промышленной державы (не обязательно подвергая себя опасности, связанной со стремлением к «конкурентоспособности» на так называемом свободном мировом рынке).

Для сравнения: место Китая — это место новой промышленной державы, где производство стимулируется в первую очередь увеличением внутреннего рынка и лишь во вторую очередь экспортом (что противоположно принципам, которые продвигает ВТО).

Российские лидеры сегодня, вероятно, поняли, что задача США и подчиняющихся им европейских союзников — уничтожить Россию, а не помочь ей обновиться. Для этого российскому правительству необходимо отказаться от поддержки олигархии, которая по-прежнему контролирует экономику страны. Если Европа будет придерживаться атлантистской ориентации, у России на руках останется лишь один козырь. Сближение крупных евразийских держав — России и Китая — положило бы конец планам Вашингтона на мировое доминирование и открыло бы путь для обновленной полицентрической системы мироустройства.

Члены ВЭО обсудили «Стратегию роста» Титова в РАН

В экономической секции отделения Общественных наук РАН академики и ведущие экономисты России обсудили среднесрочную программу социально-экономического развития «Стратегия роста», которую представил бизнес-омбудсмен, кандидат в президенты РФ, глава наблюдательного совета Института экономики роста им. Столыпина Борис Титов.

Заседание прошло под руководством действительного члена Сената Вольного экономического общества России, академика РАН Виктора Викторовича Ивантера. В нём приняли участие многие члены Общества, в том числе и президент ВЭО, директор ИНИР им. С.Ю.Витте Сергей Бодрунов.

Ранее «Стратегия Роста» многократно обсуждалась на площадках ВЭО России, а члены Общества активно участвовали и в разработке, и в доработке документа.

Участники обсуждения поддержали основные положения стратегии, признав, что реализация активной экономической политики по созданию условий для притока инвестиций в производство, сельское хозяйство и инновационный сектор должна быть основана на низкой процентной ставке ЦБ, умеренно низком рубле, новой «умной» налоговой системе, эффективной системе тарифообразования, программах стимулирования спроса на ипотеку. 

Переход к новой экономической политике является единственным решением, способным сохранить страну и не дать уйти в третий-четвёртый эшелон мировой экономики по уровню жизни населения, было подчеркнуто на форуме.

Россия и Китай: партнеры или конкуренты?

Россия и Китай — великие страны-соседи. Так распорядилась судьба. В разные времена у нас были разные отношения, от враждебности до дружбы навек: в экономике, в политике, между людьми. А что сейчас — партнерство у нас или конкуренция?

Сергей Бодрунов,

главный редактор журнала «Вольная экономика», президент ВЭО России, директор ИНИР им. С.Ю. Витте, д. э. н., профессор

 

Сергей Луконин,

заведующий сектором экономики и политики Китая Института мировой экономики и международных отношений им. Е.М. Примакова

 

Андрей Островский,

заместитель директора Института Дальнего Востока РАН, руководитель Центра социально-экономических исследований Китая, д. э. н.

 

Товарооборот и его качество

СБ: Уважаемые коллеги, сейчас оценки отношений наших стран обычно основаны на товарообороте. Но является ли это превалирующей составляющей для нас? Ограничивается ли взаимовлияние и партнерство одним товарооборотом? Скажите, Андрей Владимирович, как вы полагаете, что для нас реально важно в Китае?

Дипломатия российских экономистов
Представители ВЭО России и Администрации Президента РФ — президент Общества, директор ИНИР им. С.Ю. Витте профессор Сергей Бодрунов и вице-президент, советник Президента России, академик РАН Сергей Глазьев приняли участие в представительном Российско-китайском экономическом форуме в Пекине, в рамках которого провели ряд встреч, интервью и лекций.
Сергей Бодрунов сделал доклад о российских территориях опережающего развития, обратив внимание на то, что китайский бизнес должен рассматривать как зону своих интересов для инвестиций и совместной работы с российскими предприятиями не только дальневосточный ТОР, но и западные территории,
которые со многих точек зрения на текущий момент более перспективны.
Сергей Глазьев говорил об экономической политике РФ, в том числе о международных экономических трендах, которые явно свидетельствуют о необходимости более тесного взаимодействия России и Китая.

Если сегодня говорить об объеме товарооборота, товарооборот маленький на фоне других стран — 69 миллиардов долларов за прошлый год. Наше место и наша доля от общего объема товарооборота в Китае — 1,7% за прошлый год. Менее 2%. Вот наше место…

СБ: То есть, если смотреть с точки зрения товарооборота, можно говорить о заинтересованности Китая в России в пределах одного-полутора процентов.

Островский: Да, на сегодняшний день именно так. В лучшие годы было 2,2–2,3%. В 2014 году был пик — где-то 95 миллиардов. Казалось, что в 2015 году вот-вот мы достигнем этих 100 миллиардов долларов, как было запланировано лет 7–8 назад (100 миллиардов долларов в 2015 году, 200 миллиардов долларов в 2020 году). Но вот 2016 год прошел, 2017-й, и, судя по всему, 100 миллиардов долларов в ближайшие года два мы вряд ли увидим. Почему так? Тут есть много разных причин, но я, прежде всего, хотел сказать, что не только торговлей, не только экономикой определяется сотрудничество между двумя странами. Есть еще такая сфера, как военно-политическое сотрудничество. Вот в этой сфере у нас очень высокий уровень взаимоотношений. Каждый год по 2–3 раза встречаются лидеры на разных уровнях. У нас огромное количество комиссий…

Профессор Питер Нолан: «Если бы Советский Союз пошел по китайскому пути, он бы стал более ярким «экономическом чудом»»

СБ: Военные учения проводятся, совместные. Раньше о таком даже помыслить было нельзя. Как бывший работник авиапромышленного комплекса России, могу сказать, что Китай был первым, кому мы давали возможность получать российские оборонные технологии — самолеты «Сухого» и так далее, передавали производство. Это очень глубокий уровень сотрудничества и доверия.

Из библиотеки ВЭО России

«Дисбалансы Транстихоокеанского партнерства». Под редакцией члена—корреспондента РАН В.В. Михеева и В.Г. Швыдко, к. э. н.

Монография посвящена анализу основных тенденций, противоречий, а также угроз и вызовов международной безопасности в Тихоокеанском регионе. Существующие здесь проблемы и конфликты рассмотрены как неизбежные следствия социальных, политических и экономических дисбалансов, наблюдаемых в этом регионе. Существенное и устойчивое укрепление безопасности стран региона возможно при уменьшении остроты существующих в регионе международных и внутренних дисбалансов. Отражением такого подхода должна стать новая транстихоокеанская система многосторонней безопасности и совместного развития, построенная на принципах иерархической полицентричности.

Островский: Это было ключевым элементом в 1990-е годы — самолеты с завода в Комсомольске-на-Амуре, а на сегодняшний день главный товар, который Россия экспортирует в Китай, — это нефть. По Транссибу (это как раз «Восточная Сибирь — Тихий океан») за прошлый год более 50 миллионов тонн нефти мы экспортировали. Это принципиальный момент. Сейчас у нас очень низкая доля продукции обрабатывающей промышленности, машинотехнической продукции. В основном это нефть, сельское хозяйство, рыба, лес.

Ниши России

СБ: В свое время мы, российские промышленники, лет 15–20 назад, выезжая в Китай, поражались низкому уровню китайской промышленности. Многие наши эксперты в то время говорили: «Китаю никогда нас не догнать — даже при всех наших проблемах». Доходило до того, что когда мы туда привозили свои готовые изделия, то всего лишь при их включении из-за низкого уровня оборудования и персонала иногда сгорало продукции на многие сотни тысяч долларов. Мы давали людей, которые на месте тренировали, обучали, включали и так далее. Кстати, китайцы сами требовали у нас технологии, обучение, очень въедливо и настойчиво учились, перенимали этот опыт. Сегодня говорить о том, что они отказываются от наших технологий, — общее место. Они уже имеют собственные технологии, получив базовые разработки и обучение. Не только от России, но и от многих других стран.

Островский: Где-то они имеют, где-то чего-то не имеют. Космическая отрасль — как раз та, где они кое-что еще не имеют. То же самое в сфере военной промышленности: что-то имеют а что-то не имеют. И вот здесь, у нас, есть наша лакуна, в которой мы могли бы организовать сотрудничество. Прежде всего Китай заинтересован в развитии научно-технического сотрудничества. Это принципиальный момент, но пока у нас в основном идет простая торговля: продаем, как я уже сказал, нефть, лес, рыбу, продукцию сельского хозяйства, в последний год — зерно, шоколад, мороженое, а из Китая все-таки большая часть поставок — это машиностроительная продукция (56%).

СБ: Сергей Александрович, а потенциал российской экономики все-таки не в рыбе и, наверное, не нефти только лишь, правда? Есть и в других направлениях. Есть ли здесь какая-то перспектива?

Луконин: Увы. Я думаю, что потенциал для расширения российско-китайской торговли именно со стороны России уже исчерпан.

«Потенциал России сегодня не позволяет говорить о масштабном сотрудничестве с Китаем».

СБ: Вы полагаете, что ту нишу, которую можно занять, мы уже заняли?

Луконин: Мы ее заняли. Сохранились отдельные экспортные позиции, которые до сих пор пользуются спросом в Китае. Это высокотехнологичная продукция. Но, к сожалению, за счет этой продукции нельзя будет расширять наш товарооборот и дальше. Это копейки. По крайней мере, в китайском обороте. Это все зависит от развития нашей собственной российской экономики. Если бы наш валовой внутренний продукт по своему качеству и составу вышел на новые уровни, тогда бы и торговля росла.

 

Сергей Бодрунов — о перспективахкитайской криптовалюты

Что впереди?

СБ: Итак, вернемся к главному вопросу: что у нас впереди — конкуренция, партнерство?

Луконин: Я боюсь, что даже конкуренция может не получиться, не говоря уже о партнерстве, потому что, на мой взгляд, пространство для российско-китайского диалога сокращается. Да, конечно, мы остаемся крупнейшими соседями. Да, конечно, мы остаемся страной, которая ответственна в области безопасности, но, к сожалению, кроме этого дальше ничего не идет.

СБ: Сейчас очень популярны такие принципиальные установки, как «поворот на Восток», «сотрудничество в рамках Шелкового пути», сопряжение с Транстихоокеанским партнерством и так далее. На ваш взгляд, эти программы позволят нам иметь какую-то перспективу отношений, более прагматичную, что ли?

Островский: Я считаю, что, безусловно, надо сотрудничать с Китаем. И у нас все-таки больше партнерства. Если мы вспомним, в 2001 году, 16 июля был подписан Договор о мире и дружбе. Его надо реализовывать.

Ситуация сегодня сложилась такая, что уровень военно-политических отношений на порядок выше, чем уровень экономических. И неслучайно в китайской прессе говорят: «В политике горячо, в экономике — холодно».

Что это означает? Я согласен с моим коллегой, который сказал, что наш потенциал сегодня не позволяет нам говорить о масштабном сотрудничестве. И показатели, которые были намечены семь или восемь лет назад во время встречи в верхах — обеспечить 100 миллиардов долларов объем товарооборота внешней торговли к 2015 году — мы так и не смогли достичь, там была цель и 200 миллиардов к 2020 году. Для сравнения скажу, что мы отстаем и от Австралии, и от Малайзии.

СБ: И от Вьетнама, и, что интересно, даже от Сингапура.

Островский: Да, и от Голландии. Я про Германию уже не говорю. США и ЕС — это отдельная статья. Там с США объем внешней торговли 415 миллиардов долларов. С Европейским союзом — 437 миллиардов долларов. Понимаете, и наши 69 миллиардов долларов на этом фоне не смотрятся. Самое главное — эта цифра исходит не от проблем экономических отношений, а от потенциала нашей экономики. Что говорить, если, например, в Китае одна провинция Гуандун (это южная провинция) с городами Шэньчжэнь и Гуанчжоу (это дельта реки Чжуцзян) за прошлый год произвела валового регионального продукта на сумму, сопоставимую с нашим ВВП? А теперь о программах координации России с Китаем. Возьмем наши соседние регионы — северо-восток Китая и российский Дальний Восток. Там в трех провинциях (Цзилинь, Ляонин и Хэйлунцзян) живут примерно 120 миллионов человек. На территории всего российского Дальнего Востока, включая Якутию, добавим туда, допустим, еще Забайкальский край и Иркутскую область — там не наберется и 6 миллионов человек. Для китайского бизнеса 6 миллионов человек — это не рынок. Один город Харбин по населению больше, чем наша огромная территория от Чукотки до Байкала.

 

Китай – главный торговый партнёр Германии

СБ: То есть на самом деле речь не идет о том, что нас кто-то не любит, а кто-то любит. Они готовы с нами дружить: это подтверждает наше военно-техническое, военно-стратегическое сотрудничество. Но вот наш рынок, который был бы интересен средней европейской стране, совершенно не интересен уже такому гиганту, как Китай.

Островский: Подождите. Китаю кое-что интересно. Европейская часть России пока интересна. А что им здесь интересно?

Луконин: Я думаю, что, учитывая стратегию китайского правительства на изменение уклада китайской экономики прежде всего, Китаю сейчас интересны рынки сбыта для продажи товара с высокой ценовой добавленной стоимостью. Соответственно, Китай все-таки, что бы мы ни говорили, ориентируется на крупные рынки. И с ними нельзя, как некоторые думают, дружить против США.

СБ: Я бы сказал, что в их программе стратегического развития в Азиатско-Тихоокеанском регионе на первом месте стоят Соединенные Штаты, отношения с ними, и уже на втором — Россия, не надо это забывать.

Луконин: Да я думаю, что и глобально для Китая первое место — это всегда Соединенные Штаты Америки, потому что для Китая наиболее интересные рынка сбыта — это Соединенные Штаты Америки и Европейский союз. Мы, конечно, интересны, но постольку-поскольку: какую-то часть производимого Китаем мы потребим, но мало, а нужно учитывать, что масштаб производимого Китаем товара настолько велик, что Россия его не сможет потребить. Именно поэтому, в том числе поэтому, китайцы и задумали стратегию «Один пояс — один путь» — для того чтобы стимулировать спрос на высокотехнологичную продукцию китайской экономики.

Китаю интересны рынки сбыта
На территории всего российского Дальнего Востока не наберется и 6 миллионов человек. Для китайского бизнеса 6 миллионов человек — не рынок.

Китайская продукция выросла по сравнению с тем временем, когда «китайское» было символом некачественного, но все-таки еще не достигла уровня Соединенных Штатов Америки или Европейского союза, поэтому они прекрасно понимают, что спрос на рынках ЕС и США ограничен, и начинают создавать дополнительный спрос на свою продукцию в странах, где снижена конкуренция.

СБ: Сергей Юрьевич — стратегически мыслящий специалист, и мне кажется, что то, что сейчас обозначено как некая развилка, что ли («делаем не делаем», «идем не идем»), — это важно. Важно также и то, каким образом эту развилку преодолевать, если мы хотим не остаться на периферии и тем более не допустить ситуации, когда российская экономика и российская территория, собственно говоря, будет испытывать вот эти растяжения, испытания на разрыв, как он говорит. Думаю, что, может быть, с этим связано также и вот это развитие наших отношений с Китаем в экономической сфере. Если мы говорим о том, что пока это сырье, нельзя его сбрасывать со счетов. Это у нас — серьезнейшая экспортная позиция. Это, по-моему, чуть ли не единственная крупная нитка, которая сегодня связывает нас.

Новый мирохозяйственный уклад


Академик РАН Сергей Глазьев,

который был гостем одной из последних программ ВЭО России на ОТР «Дом «Э», назвал происходящее в Китае «новым мирохозяйственным укладом»

— В Китае сегодня формируется новый мирохозяйственный уклад. Уже сформировалась новая система производственных отношений, которая обеспечивает этой стране лидерство по темпам экономического роста 30 лет подряд. И это связано не с тем, что в Китае лучше нас переходят к рынку. Там просто построили современный рынок. Рынок, в котором сочетаются централизованное планирование и рыночная самоорганизация, сочетаются государственная собственность на инфраструктуру и частная предпринимательская активность во всех экономических сферах, где государство выступает в роли гармонизатора экономических интересов и создает такие условия для работы рыночных механизмов, которые обеспечивают максимально возможные темпы экономического роста, полностью используя имеющийся производственный потенциал. То есть китайская экономическая модель ориентирована на рост производства с использованием рыночных механизмов в интересах всего общества.

Аналогичная модель, только на базе частной собственности, еще раньше сложилась в Японии, в Корее, во Вьетнаме. В Индии элементы такой же модели мы видим, которая обеспечивает сегодня переход Индии на первое место по темпам экономического роста.

Мы сегодня по собственной глупости оказались в тупиковом направлении, в то время как Китай, который раньше был меньше нас по экономической мощи, сегодня десятикратно уже нас превосходит — не только по объемам выпуска высокотехнологической продукции, но и даже по уровню заработной платы. Поэтому нужно уметь извлекать уроки. Уж ладно, на чужих ошибках мы не научились, но хотя бы из своих ошибок извлекать уроки. И тогда у нас будет с Китаем нормальное стратегическое партнерство. У нас есть шанс войти в состав ядра нового центра экономического роста, воспользоваться преимуществами этого нового мирохозяйственного уклада, перейти на новый технологический уклад благодаря этим механизмам и вернуться на траекторию успешного, устойчивого и быстрого экономического роста. Если мы ничего не будем менять, то станем периферией китайской экономики, как мы сейчас периферия американо-европейской экономики. И как бы нам еще удержать целостность, когда эти два центра, старый и новый, будут нас испытывать на разрыв.

Островский: Все же сырьем — это не слишком перспективное дело. Надо торговать по всему спектру.

СБ: Но мы же в этот спектр не входим, Китай перешел дальше.

Островский: Сергей Юрьевич правильно сказал, что нам надо перестраивать экономическую модель, потому что на сегодняшний день в рамках той модели, где мы существуем, мы отстаем где-то в 10 раз от Китая, а будем отставать еще больше. Мы все время бежим за поездом, который от нас убегает. Что нам надо делать? Я в свое время писал ряд статей (еще лет 20 назад) о том, что Россия должна в общем-то использовать китайскую модель реформ. Самое-самое главное — это развитие различных форм собственности. И государство должно регулировать нашу экономику. На самом деле, у нас что получилось? Государство практически ушло из экономики. В формах собственности преобладают монополии. Мелкий бизнес куда-то плавно исчез, и сейчас у нас единственный путь есть — китайская модель. Экономический пояс Шелкового пути, который Китай начал реализовывать, — это маршруты в Европу, маршруты через Южную Азию, маршруты в Африку, Морской Шелковый путь. Всего шесть наиболее крупных маршрутов.

«В существующей экономической модели Россия отстает от Китая примерно в 10 раз».

Но что я хочу сказать. Я регулярно знакомлюсь с китайскими работами.

Китай заинтересован в успехах России
Россия остается важным геостратегическим регионом для Китая, и ему нужно подумать о том, чтобы направить централизованные усилия на сотрудничество с РФ.

Так вот, во всех этих работах есть принцип опорных городов — «чжидянь чэнши». Эти самые «чжидянь чэнши» в России, к сожалению, ни в одном плане не предусмотрены. Есть опорные города в Китае, три категории: крупные города, города, которые могут стать стратегическими пунктами, и приграничные города, которые должны стать таковыми, и Китай должен делать все возможное для этого, используя даже инвестиции из госбюджета. Что касается других стран — там выделены уже серьезные реальные города, в том числе Лондон, Сингапур, Гамбург, Роттердам, которые для них наиболее важны. Во вторую категорию они включают Алма-Ату, допустим, Берлин, в третью — например, Ташкент, Самарканд, Кабул. И что меня поразило, там нет ни одного российского города — ни Москвы, ни Санкт-Петербурга. И когда я начинаю смотреть, а по каким критериям отбираются города? Критериев много — 12 категорий плюс 38 позиций. И по большинству этих позиций Россия, к сожалению, не проходит. Главная позиция — это объем внешней торговли на душу населения.

Луконин: Совершенно правильно. И я все-таки хотел вернуться чуть-чуть назад. Не будем забывать, что теоретическая возможность усиления сотрудничества с Китаем есть, потому что в Китае сейчас очень быстро происходят изменения. Прежде всего, это демографический фактор. Во-вторых, это стоимость рабочей силы. Не будем забывать, что сейчас средняя зарплата в Китае выше, чем в Российской Федерации, а при этом стоимость первичных ресурсов для производства тоже растет, поэтому какие-то предприятия переходят в Россию. Когда будут отменять постепенно регулирование на первичный ресурс, цена на ресурсы будет еще выше, поэтому что-то вполне можно переносить на территорию Российской Федерации и делать совместные предприятия, в том числе и в рамках Экономического пояса Шелкового пути.

СБ: Я, Сергей Александрович, поддержу вашу точку зрения немного с другой стороны: на мой взгляд, в Китае зреет понимание, что Россия — великий партнер, территория, ресурсы, возможности перенести на эту территорию развивающееся производство. И в этом плане, учитывая геостратегическое партнерство России, она для Китая остается важным регионом. И им стоило бы подумать о том, чтобы направить централизованные усилия на развитие сотрудничества с Россией. Очевидно, что лучше иметь не слабого, а приличного вполне и равноправного партнера.

Луконин: Да, тем более что, если у этого соседа есть ядерное оружие, вдвойне Китай должен быть заинтересован в том, чтобы у нас с экономикой все было хорошо. Под совместными предприятиями я имею в виду не просто совместные предприятия с китайской стороной и продажу продукции на территории России, а создание подлинно международных консорциумов. Вот этот исключительно экономический эгоизм является препятствием для продвижения этого проекта дальше. Поэтому здесь нужно думать, что на территории стран Центральной Азии, на территории стран Восточной Европы должны присутствовать интересы в том числе российского бизнеса.

СБ: Вот здесь и есть возможность для сопряжения интересов России и Китая. Мы заинтересованы в том, чтобы Китай (независимо от нас развивающийся, и думаю, что он продолжит развиваться очень интенсивно) был дружественен нам, чтобы китайские рынки были открыты для нас, чтобы китайские предприниматели приходили к нам, а китайский капитал и российский капитал могли работать на совместных рынках. В этом плане, я думаю, наше и китайское правительства пытаются реализовать единые экономические проекты, крупные проекты, иногда критикуемые у нас. Говорят, мы будем продавать газ чуть ли не по цене добычи этого газа, но я думаю, что даже если это и так, с точки зрения привязки экономик, с точки зрения развития потенциального партнерства это крайне важно. Наконец, кроме газа, который по трубе бежит, там и поселки возникают, появляется инфраструктура, поставляются комплектующие, запчасти, еда и прочее. И в конце концов, это — жизнь этих районов. Я много раз бывал в Комсомольске-на-Амуре и понимаю, что там — благодатная территория Дальнего Востока, где можно успешно что-то развивать, но нет инвестиций, нет интереса, а если будут все возможности предоставлены — люди поедут. Если даже говорить о «дальневосточном гектаре», я, может быть, не разделяю столь широкий энтузиазм многих людей, которые рванули за этим бесплатным гектаром, но мне кажется, даже если 30% тех людей, которые приедут туда, и начнут работать, останутся, это уже потенциально миллионы. Вот такие программы туда привлекут и китайские инвестиции, и южно-корейские, и японские, и все остальные.

Старикам здесь не место

2018 год можно без преувеличения назвать годом ICO (initial coin offering). На его начало пришелся бум инвестиций в цифровые активы новых компаний. Если в начале 2017-го объем всех размещений оценивался в 300 миллионов долларов, то к концу — почти в 4 миллиарда (по данным CoinDesk — авторитетной аналитической компании в области криптовалют и токенов). Причем в месяц запускалось около 50 проектов. Что получают от размещений компании, на что могут претендовать инвесторы в ICO и какие риски несут обе стороны?

«Толпа» вместо кредита

Самым удачным ICO в мире в прошлом году стал проект EOS, он собрал больше 880 миллионов долларов. Его разработчики планируют запустить платформу для создания сервисов на собственном блокчейне (о принципах работы этой технологии см. № 4 «ВЭ» за 2017 год, но в двух словах — это метод, когда данные хранятся на сотнях тысяч и миллионах узлов, а не в одном сервере, что увеличивает стабильность, надежность и прозрачность любой системы). Лучший российский проект — MobileGo — привлек в 16 раз меньше, 53 миллиона долларов. Он разрабатывает платформу для мобильных игр на базе блокчейна. А в целом объем российских ICO за три квартала 2017 года составил 293 миллиона долларов. Это более чем вдвое больше объема венчурных инвестиций в России за весь 2016 год (128 миллионов долларов), рассказал на форуме «Открытые инновации» гендиректор «Сколково — Венчурные инвестиции» Василий Белов. Управляющий партнер Da Vinci Capital Олег Железко добавил, что пока ICO остается в большей степени краудфандинговой площадкой для частных инвесторов, а не для венчурных фондов, то есть в интересные идеи могут вкладываться все желающие, даже если для этого всего лишь тысяча-другая (в рублях).

Академик Сергей Глазьев — о полезности национальной российской криптовалюты.

ICO — «первичное предложение токенов». Форма привлечения инвестиций в виде продажи инвесторам фиксированного количества новых единиц цифровой оплаты, которые выпускает компания для будущего пользования своей продукцией, услугами и торговли на криптовалютных биржа.

Для компании ICO — это источник финансирования, альтернативный венчурному капиталу или кредитам. Оно напоминает первичное размещение ценных бумаг на бирже (IPO), только инвесторы вкладывают в проект не деньги, а криптовалюту и получают за нее участие не в реально созданном бизнесе, а токены. В январе Минфин РФ опубликовал проект закона о регулировании цифровых активов, в котором токен определен как «вид цифрового финансового актива, который выпускается юридическим лицом или индивидуальным предпринимателем с целью привлечения финансирования и учитывается в реестре цифровых записей». Еще одно отличие ICO от IPO в том, что привлечь финансирование на ICO может проект на стадии идеи или бета-версии, а на IPO — только прибыльный бизнес. А учитывая, что в наше время львиная доля маржи формируется на стадии идеи, то не странно, что люди, несмотря на риски, с удовольствием вкладываются в новые идеи, которые им по душе.

Что дает ICO простому инвестору

Главная возможность ICO для инвестора — низкий порог входа. Участник такого размещения может вложить хоть 100 долларов, в то время как капитал венчурного инвестора не может быть менее 100 тысяч долларов. Чтобы собрать портфель проектов (то есть некоторое количество токенов разных компаний с учетом, что некоторые из них не разовьются, а другие — выстрелят, покроют убытки и принесут доход), участнику ICO достаточно потратить тысячу долларов, венчурному инвестору — минимум миллион.

Как технология блокчейна изменит экономику, может ли она стать массовой и реально ли России в этом преуспеть? 

Кто оценивает риски
— ICO-проект не зависит от оценки фонда, частного инвестора или банка, а отдает свою бизнес-модель на суд «толпы», — рассказал сооснователь платежной системы для крипто- и фиатных платежей VISO Егор Петуховский. — Перспективы проекта оценивают сотни и тысячи участников криптосообщества со всего мира. Процесс подготовки и проведения ICO занимает в среднем 3–6 месяцев, в то время как решение об инвестировании венчурный фонд может принимать целый год и в итоге ответить отказом. ICO также дает проекту возможность получить конструктивную критику и рекомендации от участников кампании. На основе обратной связи проект может доработать существующую бизнес-модель. Участники ICO рекомендуют проект знакомым и тем самым способствуют его продвижению.

Участники рынка выделяют четыре модели токенов: токен-криптовалюта — средство расчета внутри проекта и за его пределами; токен-акция, держатель которой имеет право на получение дивидендов; токен-облигация — займ у участников ICO в обмен на обещание вернуть средства с процентами в будущем; продуктовый токен, в обмен на который держатель может приобрести услуги или продукты ICO-проекта. Часто несколько видов объединены в одном токене. Участники ICO могут претендовать на все, что включает в себя модель токенов, которые они приобрели. Но это возможно только в том случае, если проект добросовестно выполняет свои обязательства перед инвесторами и успешно развивает свой бизнес.

Однако с последним даже у крупнейших проектов возникают проблемы. Так, в прошлом году проект Tezos привлек 232 миллиона долларов в биткоинах и эфирах. Предполагалось разрабатывать платформу смарт-контрактов (саморелизуемых контрактов — еще одной огромной перспективной технологии, возможной только в блокчейне), однако она так и не была запущена. Инвесторы не получили ни одного токена и подали против компании несколько исков. Ситуацию усугубил внутренний конфликт основателей Tezos.

Главные риски ICO

«Опыт участников ICO Tezos доказывает, что даже коллективные иски к проекту не могут помочь вернуть вложенные средства. Каждый участник ICO должен понимать, что дает свое согласие на риск потери всех вложенных средств», — полагает Егор Петуховский. Пока не существует официального правового регулирования отношений между участниками ICO и его организаторами — эмитентами токенов. Держатели криптовалюты, которые вложили свои средства в ICO, де-юре не могут претендовать ни на что.

Обзор книги «Эпоха криптовалют. Как биткоин и блокчейн меняют мировой экономический порядок»

Эти риски волнуют чиновников и экономистов во всем мире, и Россия не исключение. В январе глава Европейского управления по надзору за рынком ценных бумаг Стивен Мейджор в интервью Bloomberg заявил, что инвесторы должны быть готовы потерять все деньги, вложенные в биткоины. Такую перспективу он связал с экстремальной волатильностью криптовалюты (в декабре 2017-го биткоин стоил около 18 тысяч долларов, а уже через месяц обвалился ниже 8 тысяч, по данным CoinMarketCap).

Алексей Кудрин, глава Центра стратегических разработок

«Сегодняшние вкладчики еще не понимают всех масштабов, последствий и технологических трудностей на этом пути, поэтому более 90% сегодняшних криптовалют прекратят свое существование. Возникнет только в ближайшие два года понимание, какие правила нужно в этой сфере установить, чтобы в первую очередь защитить потребителя, тех, кто покупает и вкладывает свои деньги. Есть еще попытки взламывания и влияния на криптовалюты, поэтому сегодня это ненадежное место вложений».

ICO — не для американцев
Комиссия по ценным бумагам и биржам США может признать токены ценными бумагами и возбудить дело, из-за этого часто ICO-проекты не допускают к участию резидентов США.

Впрочем, риски несет не только инвестор. Компания, которая инициирует ICO, может потратить на его подготовку больше средств, чем сможет привлечь. Еще один риск для ICO-проекта — выпустить токены, которые Комиссия по ценным бумагам и биржам США признает ценными бумагами. «По этой причине ICO-проекты часто не допускают граждан США к участию в ICO. Нарушение законодательства США о ценных бумагах грозит ответственным лицам наказанием вплоть до тюремного заключения», — пояснил Егор Петуховский. Также ICO-проекты рискуют потерей собранных средств в результате атаки хакеров. Например, если злоумышленнику удастся найти уязвимость в коде смарт-контракта, он похитит выпущенные токены. Такое происшествие создает напряженность среди участников ICO и бьет по репутации проекта.

Хайп привлекает мошенников

По данным международной компании Group-IB, за год количество атак на каждое ICO выросло в 10 раз, в среднем более 100 атак совершается за время ICO. В этом году количество и частота атак на криптовалютные проекты (биржи, кошельки, обменники, фонды) будет расти, считают аналитики. Все большее число злоумышленников в этот сегмент привлекает рост курсов криптовалют.

«В большинстве случаев во время ICO проекты сталкиваются с фишингом, дефейсами сайтов, компрометацией аккаунтов администраторов (Slack, Telegram), а также с уязвимостями в собственных смарт-контрактах, — рассказал директор по работе с частными клиентами Group-IB Руслан Юсуфов. — По-прежнему опасными остаются и DDoS-атаки, которые, как правило, используются в комбинации с фишинговыми сайтами. Недоступность основной площадки проекта позволяет перенаправить инвесторов на поддельные сайты. Кроме этого, известны случаи вымогательства за прекращение атаки».

По словам эксперта, DDoS атакам подвергается практически каждый проект, выходящий на ICO. Несмотря на то что для реализации таких атак нужна достаточно серьезная технологическая подготовка, подобные сервисы доступны на черном рынке. Что касается фишинга, преступникам часто не нужно обладать глубокими техническими навыками для организации такой атаки. Проблема в том, что большинство проектов недооценивает риски кибербезопасности, что приводит к лавинообразному росту количества угроз и успешных хищений, отметил Юсуфов. В этом году, по прогнозам Group-IB, увеличится число хищений у владельцев монет. Участники рынка, публично заявляющие о торговле криптовалютами, уже сегодня попадают в шорт-листы злоумышленников. Набирают обороты различные схемы мошенничества в социальных сетях, направленные на владельцев криптовалюты и совершаемые якобы от имени разработчиков платформ. Атаковать владельцев криптовалют будут и Android-трояны. Методы идентификации владельцев крипто-кошельков и получения к ним доступа будут идентичны методам, используемым для кибератак на банковские счета. Вероятнее всего, для таких атак будут адаптированы банковские Android-трояны.

В начале 2018 года эксперты Group-IB фиксируют всплеск мошенничеств в социальных сетях, где злоумышленники используют хорошо известные методы социальной инженерии (сообщения от «имени» службы безопасности криптовалютного сервиса, объявление о выигрыше монет в конкурсе, приглашение принять участие в каком-либо важном для комьюнити типе активности).

Чтобы функционировать в правовой инфраструктуре, ICO необходимо регулирование.

Аналитики также отмечают повышенный интерес мошенников к еще не объявленным, но имеющим «хайп-потенциал» ICO. Наиболее яркий пример — предположительный выход на ICO Telegram. 15 января мессенджер опубликовал White Paper, согласно которому в ходе продажи токенов намерен привлечь 1,2 миллиарда долларов.

Токен в законе

Снизить риски поможет регулирование, считают эксперты. «Чтобы функционировать в существующей правовой и финансовой инфраструктуре, регулирование необходимо, и рынок ждет его все более и более настойчиво», — отметил на Blockchain&Bitcoin Conference Moscow замруководителя Аналитического центра при Правительстве РФ Глеб Покатович. Он добавил, что новые технологические решения далеко не всегда означают появления новых сущностей в гражданском и деловом обороте и принципиальное изменение сути отношений между контрагентами. «Любые поправки в законодательство должны принимать это во внимание», — полагает Покатович.

В проекте закона о регулировании цифровых активов, опубликованном Минфином РФ, предлагается ограничить максимальную сумму операции с криптовалютами для неквалифицированных инвесторов — 50 тысяч рублей в рамках одного выпуска токенов. Эксперты считают, что это слишком мало.

Максим Фатеев, вице-президент Торгово-промышленной палаты РФ

— Проект Минфина вызвал неоднозначную реакцию. Часть экспертов считает, что проект значительно сужает сферу возможностей как самого понятия криптовалюты, так и непосредственно сферы ее применения. Среди основных замечаний — на мой взгляд, необходимо увеличить сумму, на которую неквалифицированный инвестор может приобрести токены в рамках одного выпуска: с 50 тысяч рублей хотя бы до 1 миллиона рублей.

Закон должен дать определения и самим цифровым активам, полагает председатель комитета Торгово-промышленной палаты РФ по финансовым рынкам и кредитным организациям Владимир Гамза. «Сегодня в медийном пространстве активно обсуждается тема криптовалют, и я думаю, что профессиональным участникам криптовалютного рынка необходимо четко определить саму терминологию, потому что даже совершенно простые вопросы в этой теме не имеют определенного однозначного ответа», — сказал он.

По мнению Егора Петуховского, России стоит учесть опыт соседней Белоруссии. В декабре 2017года президент Лукашенко подписал декрет «О развитии цифровой экономики». В соответствии с ним юридические лица могут выпускать токены в белорусском национальном Парке высоких технологий. Резиденты ПВТ получают льготные условия налогообложения при организации ICO. «Лучший путь для России — изучить мировой опыт и выработать решение, которое, с одной стороны, позволит регулировать ICO-сделки, а с другой — не заставит проекты переметнуться из России в соседнюю юрисдикцию», — полагает эксперт. Регулирование в этой сфере, по его словам, нужно для того, чтобы не допустить к сбору средств проекты, деятельность которых нарушает законодательство.

Впрочем, несмотря на все риски, ICO по-прежнему привлекают инвесторов во всем мире возможностью хорошо заработать, вложив небольшие деньги. 19-летний миллионер Эрик Финман, который владеет биткоинами почти на 4,5 миллиона долларов, недавно написал в своем «Твиттере»: «Мне нравится в биткоине то, что на нем не зарабатывают старики с Уолл-стрит. Он помогает разбогатеть простым бедным парням. В глубине души все знают, что криптовалюта — это будущее».

Автор: корреспондент «ВЭ» Кира Камнева

Как привлечь инвестиции в регионы

Опыт одного из самых успешных регионов — Татарстана.

По материалам международной научно-практической конференции, организованной Вольным экономическим обществом России, Аппаратом Президента Республики Татарстан, Экономическим обществом Республики Татарстан, Академией наук Республики Татарстан, Казанским (Приволжским) федеральным университетом.

Полномочия субъектов РФ во внешней торговле

Каковы полномочия регионов во внешней экономике? Как они могут торговать, привлекать инвестиции, торговать без ущерба федеральным интересам? С одной стороны, в обсуждении больших экономических планов всегда звучит мысль, что регионы должны делать себя инвестиционно привлекательными и содействовать инвестициям, в том числе иностранным. В концепции политики РФ от 2016 года, утвержденной президентом, подчеркивается, что «развитие межрегионального и приграничного сотрудничества является важным резервом двусторонних связей соответствующими регионами и государствами в торгово-экономической, гуманитарной и иных областях». Развитие международных связей возложено и на МИД.

Татарстан имеет прямые связи со 150 странами, объем торгово-экономических связей вырос на 60% за годы санкций.

С другой, если смотреть на реалии, мало кто пока может себе это позволить по разным причинам. По мнению Талии Хабриевой, директора Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ, частично низкая активность субъектов Федерации во внешнеэкономических связях вызвана несовершенством регионального законодательства. Этот сегмент регулирования узкий и низкого качества, и это отражает общую тенденцию вымывания законодательного регулирования на уровне субъекта.

Города-побратимы России и Финляндии формируют 80% товарооборота.

По словам Хабриевой, необходимо определить статус международного соглашения субъектов РФ в законе о нормативных актах — почти 20 лет этот закон не принимается.

В этом смысле опыт Татарстана уникален. Как отметил сенатор Олег Морозов в Казани на большой конференции, посвященной как раз вопросам внешнеэкономической деятельности в региональном аспекте, «понимание внешнеэкономической деятельности регионов пошло отсюда, и последующие нормативные документы, и сам формат реализации этих полномочий во многом определялся той дорогой, которой на практике проходила Республика Татарстан».

Что делает Татарстан

У Татарстана, в отличие от федерального центра, есть большая стратегия социально-экономического развития до 2030 года, в которой ставится задача «занять достойное место среди конкурентоспособных мировых полюсов роста, обеспечив тем самым дальнейшее повышение качества жизни».

Только девять субъектов РФ имеют программы внешнеэкономического развития.

У всех на слуху город Иннополис, но кроме этого центра с красивым названием, которому еще только предстоит развиться до мирового уровня, республика серьезно развивает несырьевой сектор, и тут при ограниченном внутреннем спросе остро встает вопрос экспортных возможностей. По словам помощника президента Республики Татарстан Радика Гиматдинова, свыше половины выпускаемой в РТ продукции ориентировано на экспорт, нужны рынки, и над этим в республике активно работают, собираются внедрять региональный экспортный стандарт — это будет пилотный проект федерального уровня.

Культура двигает промышленность

Татарстан — крупнейшая мусульманская республика России, и в этом качестве является мостом в исламские государства и международные организации. Группа «Россия — Исламский мир», председательствует в которой президент Республики Татарстан Рустам Минниханов, вместе с гуманитарными проектами реализует десятки экономических. Главной площадкой экономического сотрудничества РФ и мусульманских стран стал Kazan Summit — ежегодный форум. В 2017 году казанская площадка приняла более 2500 гостей из 53 стран. Равиль Ахметшин, вице-премьер Татарстана и полномочный представитель Республики Татарстан в Москве, подчеркнул, что Казань вовсе не ставит задачей обособление в экономических связях. 70% субъектов РФ подписали с Татарстаном соглашения о торгово-экономическом, научно-техническом, культурно-образовательном сотрудничестве.

Объем внешнеторгового  товарооборота Республики Татарстан — 12 млрд. долларов в 2016 году, в 2017 году — рост более чем на 60%, за 7 лет привлечено 9 млрд. долларов иностранных инвестиций.

Приграничное сотрудничество — недавно появившаяся в РФ реалия международных экономических отношений, которые действуют на небольших по глубине территориях с обеих сторон границы. Закон о приграничном сотрудничестве был подписан в июле 2017 года, но работает уже полным ходом. Он вводит правовые понятия «территории приграничного сотрудничества», «международной программы приграничного сотрудничества» и особенно актуален для постсоветского пространства, где ныне приграничные районы имеют исторически тесную взаимозависимость, начиная с инфраструктурной. По словам директора Центра мировой экономики Дипломатической академии МИД РФ Петра Яхменева, регулирование приграничной экономики позволяет шире задействовать дипломатию предпринимательства. Он сообщил, что уже работают 250 регулярных проектов.

Автор: Константин Маркелов

«Экономика России устойчива, несмотря на санкции»

«Мы сейчас — весь мир и Россия вместе с ним — переходим к новому технологическому укладу. Новые технологии влекут за собой изменение общественных устоев и изменение структуры общества, и сейчас эти изменения настолько радикальны, что мы, пожалуй, можем за ними и не успеть, если не будем на этом сосредотачиваться».

Интервью президента ВЭО России, директора ИНИР им. С.Ю. Витте Сергея Бодрунова телеканалу «Россия-24» (www.vesti.ru) от 18.12.2017  «Экономика России устойчива, несмотря на санкции».

Мария Бондарева: Вы как президент Вольного экономического общества, экономист со стажем, как могли бы подытожить 2017 год с экономической точки зрения?

Наша экономика не просто жива, а выглядит вполне прилично, несмотря на все проблемы и внешнее давление.

Сергей Бодрунов: Мы наблюдаем завершение цикла в экономическом развитии нашей страны, потому что мы несколько лет наблюдали сложности в нашей экономике. И на фоне санкций, и на фоне решений, может быть, не совсем эффективных, принятых в предыдущий период, мы наблюдали длительный спад российской экономики, рецессию, но этот год знаменателен тем, что он стал годом завершения вот такого цикла: не скажу, что очень негативного, но не слишком позитивного цикла, и возвращения роста нашей экономики. В этом году наша экономика, наверное, действительно, как говорил наш президент, приобрела другое качество. Показала, что она устойчива, несмотря на санкции, несмотря на все проблемы, о которых мы знаем, несмотря на внешнее давление. Нам мешают, но мы не сдаемся, и наша экономика не просто жива и не порвана в клочья, как в свое время говорили, а выглядит вполне прилично. И то, что мы наблюдаем в некоторых отраслях экономический рост, — это тоже хороший сигнал. Осторожно начавшийся рост в промышленности, снижение инфляции, снижение ключевой ставки Центробанка — это все признаки выздоровления нашей экономики.

МБ: 11 ноября вы в Кремле проводили Всероссийское экономическое собрание и там подводили итоги экономического развития страны.

СБ: Я думаю, что здесь нужно сказать, что я — президент Вольного экономического общества России — общественной организации, которой в этом году исполнилось уже 252 года. Она была учреждена в свое время Екатериной Великой по инициативе Ломоносова, и все более 250 лет организация занималась просветительской деятельностью, анализом ситуации в хозяйственном развитии государства, давала предложения тех или иных отраслей и так далее. Собственно, этим Вольное экономическое общество занимается и сейчас, это не коммерческая организация, у нас более 300 000 членов. Это институт гражданского общества, у нас в каждом регионе есть свои отделения, региональные организации, и когда нам исполнилось 250 лет, Правительство России, отметив заслуги ВЭО России перед обществом российским, учредило для всех экономистов страны День экономиста России — 11 ноября.

МБ: Как раз по этому поводу и собрание.

СБ: Да-да. В этот день у нас теперь каждый год проходит Всероссийское экономическое собрание, мы проводим его под патронажем Совета Федерации. В этом году мы в Кремлевском дворце обсудили с нашим экономическим сообществом экономическую ситуацию в России, подвели некоторые итоги. И как раз мои заявления о том, что экономика приобретает новые качества — роста и предвыборной устойчивости, — это как раз один из итогов обсуждения на Всероссийском экономическом собрании.

МБ: На ваш взгляд и на взгляд всех, входящих в ваше общество экспертов, какие реформы надо провести в нашем государстве, учитывая то, что у нас сейчас начинается еще важный, помимо экономического, и политический период.

СБ: В составе и сотрудничестве с ВЭО России работают и секция экономики РАН, и академические экономические институты, и вузы, и аналитические центры, и отдельные крупные экономисты, так что наши еженедельные практически обсуждения тех или иных проблем экономики России проходят на серьезной исследовательской базе. В этом плане можно говорить о том, что те рекомендации или те идеи, которые там высказываются, заслуживают как минимум внимания со стороны властей и т. д.

МБ: И какие идеи высказываются?

СБ: Недавно на одном таком мероприятии, которое мы проводили вместе с Плехановским университетом, мы говорили о модернизации российской экономики.

МБ: Как раз о тех самых реформах.

СБ: Что, на мой взгляд, было важным: несколько моментов, которые стоит упомянуть. Первое — что сегодня разрабатывается новая модель экономического развития. Я намеренно не говорю — роста, а именно развития, потому что мы должны мыслить не в парадигме численного роста показателей, а в парадигме качества жизни людей. И вот это довольно новое понимание экономического развития.

МБ: Я так понимаю, что с этим как раз связан термин «цифровая экономика»…

СБ: В этом смысле конечно, но начнем с того, что важным приоритетом модернизации эксперты называют, и я это поддерживаю как специалист, реиндустриализацию российской экономики, потому что именно индустриальное развития, по мнению экспертов наших, дает то самое качество экономике — устойчивость ее институтов, возможность быстро развиваться и т. д. А ситуация в этой области понятна: мы сейчас — весь мир и Россия вместе с ним — переходим к новому технологическому укладу. Этот уклад характеризуется тем, что новые технологии влекут за собой изменение общественных устоев и изменение структуры общества. Это происходит всегда, но сейчас эти изменения настолько радикальны, что мы, пожалуй, можем за ними и не успеть, если не будем на этом сосредотачиваться. Россия должна на этом сосредоточиться. Такими технологиями являются инфокоммуникационные технологии, которые чаще называют цифровыми.

Собственно, поэтому цифровая экономика — это то, чем нужно сегодня заниматься и к чему призвал на Экономическом форуме в Санкт-Петербурге летом Владимир Путин.

МБ: Как вам кажется, при разработке планов цифровой экономики, стоит туда закладывать санкционный фактор? Насколько сильно он будет влиять?

«Мы всегда — и Россия, и СССР — находились в состоянии, которое я бы наша назвал санкционным».

СБ: Что касается санкций, моя позиция здесь такова: мы всегда — и Россия, и Советский Союз — находились в состоянии, которое я бы назвал санкционным состоянием. Если вспомнить советское время, то один из ярких примеров — Олимпиада 1980 года, помните?

МБ: Периодические санкции…

СБ: Да. Периодически к этому явно возвращались, но на самом деле… До ВЭО России я некоторое время — лет 10 — работал директором одной из крупнейших российских корпораций в области авиационного приборостроения. 40 000 работников, 30 заводов, необходима модернизация, обновление, технологии, но купить эти технологии мы, как правило, не могли, приходилось разрабатывать свои. А почему? А потому, что нам не позволяли, несмотря на отсутствие санкций. Вы помните известную ситуацию с Opel, когда Сбербанк хотел его купить, но ему не позволили. Как это называть по-другому? Недопуск к передовым технологиям — к тому самому передовому, самому главному…

МБ: То есть ваша идея заключается в том, что нужно основываться на своих технологиях, разрабатывать свои технологии, не ориентируясь на наличие или отсутствие санкций?

СБ: Конечно! Те технологии, которые мы разрабатываем, сегодня в состоянии выполнять свои функции, и сегодня наши ВКС работают на нашем оборудовании, совершенно уникальном, и работают очень хорошо. То, что мы что-то не сможем сами сделать, — неправда.

МБ: Тут вопрос времени, и в этой связи интересен ваш прогноз по поводу санкций.

СБ: Санкции — это всегда волнообразное движение: ввели — сняли, но основной фон остается один и тот же всегда.

Товарищи ученые!

Павел Грудинин — о непредсказуемости правил игры в сельском хозяйстве и других сферах бизнеса.

Текст поступил в редакцию до регистрации П. Грудинина в качестве кандидата на пост президента РФ

Директор Совхоза имени Ленина (кстати, сын родителей-экономистов), который получил всероссийскую известность после выдвижения партией КПРФ кандидатом в президенты, неоднократно участвовал в обсуждениях ВЭО России наиболее актуальных вопросов развития сельского хозяйства. Одно из его ярких выступлений касалось подготовки экономистов для аграрной сферы. В свойственном ему ключе Грудинин поставил проблему более остро, чем она представлена. Многие выводы и рекомендации, которые принимаются экономистами в конкретных отраслях, и это показывает каждая экспертная сессия ВЭО России, часто натыкается на неустроенность институтов, неэффективность исполнения решений, которые уже приняты на высочайшем уровне, несостыковку одних частей экономического пространства с другими, что делает экономиста на предприятии фигурой менее значимой, чем она обычно бывает представлена.

О ненужности экономистов

Слушая обсуждение проблем подготовки кадров для аграрной экономики, я вспомнил песню Высоцкого и хочу сказать: «Товарищи ученые, доценты с кандидатами», вы вернитесь на землю». У меня в совхозе есть планово-экономический отдел, причем папа мой до сих пор работает: он экономист, ему 85 лет, и мама тоже экономист, выпускники Тимирязевской сельскохозяйственной академии. Так вот, по большому счету мой отец как экономист мне вообще не нужен. Вы понимаете, что на самом деле происходит в стране? Кто-нибудь предсказал, что введут систему «Платон», новые акцизы, что штрафы, когда везешь молоко, теперь доходят до 500 000 рублей? Кто-нибудь может подсчитать мне себестоимость, если я начал покупать оборудование — восемь роботов, — когда евро стоил 35 рублей, а теперь он стоит 75? Зачем мне нужны экономисты, которые не могут предсказать ничего в стране? Никакой профиль-план не работает вообще, потому что никто не может мне сказать, по какой цене я буду продавать сельхозпродукцию и по какой цене я куплю составные себестоимости! Вообще никто не может ничего предсказать.

Вы можете сколько угодно метеорологов выпустить, а погода от них не зависит никак. И от экономистов тоже никак не зависит. Тут приводили в пример американский штат Айова и его университет. Я был в этой Айове.

Из 10 основных продовольственных товаров только 5 обеспечиваются отечественным производством. Молоко, мясо, рыба, овощи, фрукты — импортируются.

Но там готовят не для фермеров экономистов, там их готовят для министерств, для тех, кто действительно занимается регулированием экономической деятельности, кто делает так, чтобы доход у фермера всегда сохранялся, чтобы он не разорился. Экономисты для этого нужны. Они должны сидеть в министерствах, ведомствах, на областном уровне. Но в совхозах, колхозах…

У меня сейчас ситуация такая, что экономисты знаете, что делают? Отписываются органам, потому что многопрофильное хозяйство — много документов нужно готовить. Мы сидим, пишем горы обязательных бумаг, а областное правительство, местные органы власти какие-то запросы пишут каждый день пачками. И мы вынуждены отписываться, потому что не отдашь вовремя отчет какой-нибудь о водопользовании — все, хана, тебя оштрафуют, а какой-нибудь отчет в пожарную инспекцию не отдашь, могут закрыть. И поэтому экономисты занимаются этой работой.

Я проехал Германию, Голландию, где угодно был — там нет в сельском хозяйстве у фермеров экономистов, вообще нет. А у нас на них деньги тратить вообще бесполезно, потому что они могут считать хоть годами — ничего не складывается. В советском плановом хозяйстве, конечно, экономисты имели какую-то роль. Сейчас они должны сидеть в других органах и смотреть, что будет с доходностью, когда введут что-то новое. Мы, например, не ожидали, что произойдет после введения «Платона», но увидели, что молочная отрасль стала получать меньше на 7 миллиардов рублей. А кто-нибудь мне может подсчитать, на сколько мы попадем, если введут электронные сертификаты? Они вообще никому не нужны, по идее.

Пример реальной работы

Приведу интересный пример. Во Владимирской области ящур. На протяжении определенного времени каждая партия молока имела ветсертификат, А для этого сидели люди, которые их выписывали, — мы за каждый ветсертификат платим 1700 рублей. А потом — хлоп! — и 100 тонн молочной продукции уничтожили. Кто-нибудь ответил за то, что государство ввело эту систему, мы платим за это деньги, а потом происходит такое? Сейчас еще, кстати, и директора там одного посадили. За что посадили, знаете? Он в соответствии с федеральными законами попросил компенсацию за то, что он убил животных (ящур, надо было всех сжечь) и получил 1/3 от потерь своих. А потом пришел следственный комитет и сказал: слушайте, а у вас по ориентировке корова весит 400 кг, а вы написали 500. Он им говорит: она же после того, как ее взвесили, еще ела два года и стала уже толще! Они говорят: нет, ты мошенник, садись-ка в следственный изолятор. И до сих пор под уголовным делом сидит. Правда, его, слава богу, выпустили под домашний арест. И я таких примеров могу рассказать бесчисленное количество.

Вы говорите — содержать экономиста, а тут, скорее, роту юристов надо содержать и еще роту охранников.

Экономисты, добро пожаловать!

Когда говорят о сельском хозяйстве, всегда приводят данные Росстата, но они вообще не отвечают никаким критическим нормам. Эта перепись сельскохозяйственная — не знаю, что она показывает, но, если у вас министром сельского хозяйства был, извините, кардиолог, а до этого вообще юрист, а до этого еще кто-то, как, с кого мы можем спросить?

Надо, конечно, чтобы отраслью командовали специалисты. И, может быть, экономисты обязательно должны где-то сидеть, в министерствах вообще должны работать профессионалы, тогда, вероятно, что-то начнет получаться. Надо каждое действие государства просчитывать, потому что, честно говоря, пока ты живешь в стихии в какой-то…

Уровень производительности труда в сельском хозяйстве на одного занятого (по данным ФАО)

Россия   5500 долларов  США (по курсу 2010 года)

США      48 000 долларов

Франция  78 000

А экономистки, мы их очень любим, мы их ждем всех на работу, но едва ли они к нам придут, потому что при средней зарплате 20 000 в сельском хозяйстве вы не дождетесь квалифицированных кадров.

В той же самой Айове у фермеров хотя и нет никакого экономиста, но они точно знают, что в Министерстве посчитают так, чтобы они всегда получали деньги — всегда у них будет доход. А если что-то случится у них, сразу к ним бегут и говорят: «Не переживайте, мы вам все это возместим и сделаем вашу экономику доходной».

Поэтому да, экономисты нужны, но не в таком количестве, как у нас. И они должны заниматься совершенно другими делами — экономикой сельского хозяйства на уровне областных и федеральных органов.

Эксперты из бюджета

Я тут узнал об идее министра экономического развития повысить производительность труда за 29 миллиардов бюджетных рублей. Суть в том, чтобы послать предпринимателям так называемых экспертов, которые расскажут за деньги бюджета, что нужно сделать, чтобы повысить производительность труда. Возникает вопрос, а кто такие эти эксперты? Они вообще что-нибудь понимают в производстве? Они понимают, что такое, например, продать картофель в тот момент, когда его много? Что с ним сделать? А вот если бы они предложили выделить эти деньги Тимирязевской сельскохозяйственной академии, и там последователи Чаянова и всех остальных по-новому подойдут к этому вопросу, может быть, из этого бы что-то получилось.

 

Зачем селу экономисты

Александр Петриков,

директор Всероссийского института аграрных проблем и информатики им. А.А. Никонова, академик РАН

 

— По предварительным итогам сельскохозяйственной переписи, которая состоялась в 2016 году, видно: прирост удельного веса руководителей с высшим образованием вообще существенно превышает прирост лиц с высшим сельскохозяйственным образованием. Перепись статистически подтвердила так называемую революцию менеджеров в управлении сельским хозяйством, когда к руководству предприятия вместо лиц с сугубо сельскохозяйственным образованием — агрономов, зоотехников, ветеринаров и так далее — приходят менеджеры, люди, которые не оканчивали хозяйственные вузы.

Таким образом, спрос на экономистов-аграрников существует, и в последующем он будет, на наш взгляд, только возрастать, несмотря на сокращение сельскохозяйственной занятости. Он будет, по нашему мнению, усиливаться в силу следующих явно обозначившихся причин: это прежде всего переход нашего сельского хозяйства к новому технологическому укладу, формирование экспортно-ориентированного сельского хозяйства и глобализация агропродовольственных рынков, что также усиливает потребность в экономистах.

Между тем существует ряд очень тревожных тенденций, которые замечают наше профессиональное аграрное экономическое общество.

  1. Сокращение выпуска специалистов по государственному заказу на экономических факультетах в сельскохозяйственных вузах.
  2. Лишение или приостановление госаккредитации аграрных вузов по экономическим образовательным программам из-за якобы несоответствия федеральным стандартам.
  3. Закрытие кафедр по аграрной экономике или перевод дисциплины «экономика сельского хозяйства» в разряд факультативных в ведущих экономических вузах страны.

Мы хотели бы заострить внимание на разработке и принятии соответствующего профессионального стандарта. Эта своеобразная правовая база для подготовки экономистов-аграрников должна была создана в стране.

На первый взгляд, проблема подготовки сельскохозяйственных кадров вообще и аграрных экономистов в частности не заслуживает пристального внимания, потому что вроде бы благополучно все в нашем сельском хозяйстве в последние годы: индекс производства растет постоянно с 1999 года, за исключением засушливых 2003, 2010 и 2012 годов. Я бы не переоценивал эти тенденции, потому что только к 2016 году валовая продукция сельского хозяйства почти достигла уровня 1990 года, то есть дореформенного уровня, составив к показателю 1990 года (это был один из самых благоприятных сельскохозяйственных годов в последние годы советской власти) 99,6%. Мы только что восстановили дореформенный уровень. В растениеводстве этот показатель 1990 года превышен на 39%, а вот в животноводстве он пока ниже еще на 30%.

«Не цифровая и не экономика»

Состоялся Форум Вольного экономического общества России: Абалкинские чтения.

Зачем России цифровизация, как ее проводить, и к чему она может привести – обсудили эксперты на Абалкинских чтениях, которые состоялись 6 марта 2018 года в Доме экономиста. Президент ВЭО России Сергей Бодрунов подчеркнул, что выбранная тема актуальна как никогда. Цифровизация – ключ к решению многих проблем российской экономики. Эксперты надеются, что цифровизация станет источником долгосрочного экономического роста, повысит качество жизни населения, обеспечит конкурентоспособность страны и национальную безопасность. «Сегодня будущее мирового развития, – отметил Сергей Бодрунов, – прямо сопряжено с развитием технологий, которые становятся главным ресурсом в экономической борьбе. А среди технологий базовое место занимает цифровые. И именно цифровые технологии позволяют повысить то, чего так не хватает в нашем обществе, – это доверие».

Сергей Бодрунов: «Центром реализации «цифровой линии» может стать Санкт-Петербург».

Директор Национального центра цифровой экономики МГУ имени М.В. Ломоносова Татьяна Ершова также считает, что доверие – ключевое слово в дискуссии о цифровой экономике. Доверие и безопасность – главные опоры информационного общества, которое в свою очередь является основой цифровой экономики. «Без доверия никакая цифровая экономика развиваться не будет! – заявила Татьяна Ершова, – Поэтому основная задача сейчас – повышение доверия населения к цифровым технологиям. А это неприкосновенности частной жизни при работе онлайн и освоение способов ее защиты, преодоление препятствий для эффективного использования документов и осуществления сделок в электронной форме, защита пользовательских данных и прав потребителей, защита от пресловутого спама и защита платежных приложений». Татьяна Ершова отметила, что ситуация с информационной безопасностью в России радует, но нужно работать над безграмотностью населения в области информационной безопасности, которой зачастую пользуются киберпреступники.

Заместитель директора Российского фонда фундаментальных исследований по науке Игорь Шеремет привел любопытную статистику по киберпреступности, которая с развитием цифровизации только растет. Особенно уязвим финансовый сектор. Если в 2007 году, на заре перехода на банковские технологии нового поколения, всего 2% денежных средств похищались посредством кибератак, то всего через десять лет, в 2017-м году, уже 98% средств похищается в киберпространстве. Причем в России большинство кибератак происходит с помощью банковского персонала. Игорь Шеремет отметил, что единственная действенная мера, которая позволит взять киберпреступность под контроль, – это создание единой системы противодействия кибератакам. Сейчас уже идет работа над созданием Государственной системой обнаружения, предупреждения и ликвидации последствий компьютерных атак. По мнению Игоря Шеремета, центры кибербезопасности – также удачное информационно-технологическое решение. К примеру, такой центр создан и успешно функционирует в Сбербанке. «С того момента, как этот центр введен в эксплуатацию в середине 2015 года, – отметил Игорь Шеремет, – ни одной копейки ни с одного корреспондентского счета в Сбербанке не пропало, при всей той ужасной статистике, которую я вам показывал по другим банкам». Киберпреступники, полагают эксперты, не единственная угроза банковской системе.

Бывший премьер-министр Армении Тигран Саркисян о цифровых трендах в экономике

Михаил Ершов, член Президиума ВЭО России, главный директор по финансовым исследованиям «Института энергетики и финансов», отмечая, что внедрение инноваций – это всегда позитивная тенденция, указал на некоторые риски. К примеру, по мнению Михаила Ершова, финансовые инновации и криптотехнологии сужают сферу деятельности межнациональных денежных регуляторов. «На площадках мировых банков появляются другие участники, тем самым снижая эффективность денежно-кредитной политики, – заявил Михаил Ершов, – лишая эту политику национального суверенитета и национальной эффективности. Кроме того финансовые инновации во все времена были мощным фактором инфляции, потому что они ускоряют скорость прохождения операций, скорость оборачивания денег резко повышается – как следствие повышение инфляции».

Георгий Мурадов, член Правления ВЭО России, заместитель Председателя Совета министров Республики Крым, также отметил, что криптотехнологии опасны для существования банковской системы, однако назвал блокчейн «глотком свежего воздуха». «Крым на особом положении, – отметил Георгий Мурадов, – В Крыму не работают ни российские банки, ни корпорации, ни государственные организации. Блокчейн предоставляет хоть какую-то возможность возможностью глотнуть свежего воздуха в инвестиционной деятельности». Руководитель Федерального агентства связи Олег Духовницкий много говорил о важности программы «Цифровая экономика РФ». Сегодня цифровизация – вопрос прежде всего национальной безопасности, независимости России и конкуренции отечественных компаний, о чем говорится на самом высоком уровне.

Олег Духовницкий отметил, что одна из важнейших задач программы «Цифровая экономика РФ» – построение информационной инфраструктуры России, чем и занимается вверенное ему ведомство. На сегодня для Россвязи приоритетная задача – поддержка отечественных разработок и производителей телекоммуникационного оборудования. «Число сертификатов на российские ИКТ-решения и изделия в 2017 году увеличилось по сравнению с 2016 годом на 7 %, – рассказал Олег Духовницкий об успехах, – и эти цифры не могут не радовать». Однако не все эксперты разделяли оптимизм относительно программы «Цифровая экономика РФ».


Эксперты — о программе «Цифровая экономика РФ»

Георгий Малинецкий, заведующий отделом моделирования нелинейных процессов Института прикладной математики им. М.В. Келдыша РАН, высказался критически: «Цифровая экономика – это не завтра, и даже не сегодня, это вчерашний день. Мы плетемся в хвосте Давосских рекомендаций. Наша программа «Цифровая экономика РФ» похожа на морскую свинку, которая не морская и не свинка. Так и наша цифровая экономика – не цифровая и не экономика». Александр Широв, заместитель директора Института народно-хозяйственного прогнозирования РАН, также говорил о том, что значение цифровой экономики сильно переоценено. Рассчитывать на то, что она решит проблемы российской экономики не приходится. «Сама по себе цифровая экономика никуда нас вывести не сможет, чуда не произойдет, – отметил Александр Широв, – однако она предоставит возможность качественно изменить уровень управления экономикой, потому что мы будем иметь больше данных, больше информации, а, собственно, управлять можно только тем, что можно измерить. Мне кажется здесь ключевой вопрос, какой масштаб информации мы будем иметь и как мы его будем использовать?»

Вице-президент ВЭО России Юрий Якутин выразил сомнения, что цифровизация России сдвинется с мертвой точки, пока не будут решены следующие вопросы: в России нет ни экономической политики стимулирования цифровизации, ни кадров. «У нас каждый день специалисты уезжают за рубеж. Не будет никакой цифровизации без кадров, – отметил Юрий Якутин, – и еще одна проблема. Стыдно говорить про цифровую экономику в России и иметь 1% отечественного софта в государственных структурах». Речь шла и о социальных последствиях цифровизации – о том, как внедрение новых технологий отразится на рынке труда.

Игорь Шеремет полагает, что много людей потеряют работу. В основном это будут люди рабочих массовых профессий – водители, продавцы. «Встает вопрос: к чему в конечном итоге это приведет? Если ресурсы, которыми социум обладает, способны обеспечить достойное существование этой огромной массы безработных, – отметил докладчик, – тогда, по всей видимости, мы идем в правильном направлении».

Георгий Малинецкий не согласился с тем, что роботизация несет в себе такие риски, приведя в пример американский автопром. «Роботы не вытеснят людей. Вот, что показал анализ американской автомобильной промышленности – в Америке за 5 лет купили 80 000 роботов, и численность занятых выросла на 240 000 человек». К тому же в России роботов пока немного. Если в Южной Корее на 10 000 работников приходится 540 роботов, то у нас всего 2. Восстание машин с такой статистикой по роботизации нам точно не грозит. Но есть более пугающая перспектива – восстание идей.

Об этом говорил член Правления ВЭО России, заместитель научного руководителя ЦЭМИ РАН Георгий Клейнер как о возможном риске цифровизации. «Мы говорим об интернете людей, об интернете вещей, – отметил докладчик, – дальше необходимо переходить к интернету систем, интернету идей – это следующая ступенька. Если мы представим себе наш мир как мир идей, то увидим, что взаимоотношения между этими сущностями способны нанести огромный ущерб. Может выяснится, что нами управляют не люди, а интернет идеи. Страшная картина». В одном эксперты сошлись – в России есть все необходимые предпосылки для дальнейшего развития цифровизации. И пусть пока страна не входит в группу технологических лидеров, но уже есть положительные тенденции.

Модератор: СОРОКИН Дмитрий Евгеньевич, Вице-президент ВЭО России, председатель научно-практического совета ВЭО России, научный руководитель ФГОБУ ВО «Финансовый университет при Правительстве РФ», член-корреспондент РАН.

Основной доклад: ШЕРЕМЕТ Игорь Анатольевич, Заместитель директора Российского фонда фундаментальных исследований по науке, заведующий кафедрой «Информационная безопасность» Финансового университета при Правительстве Российской Федерации, член-корреспондент РАН, доктор техн. наук

Спикеры:

ДУХОВНИЦКИЙ Олег Геннадьевич, Руководитель Федерального агентства связи

БОДРУНОВ Сергей Дмитриевич, Президент ВЭО России, директор Института нового индустриального развития им. С.Ю. Витте, д.э.н., профессор

МАЛИНЕЦКИЙ Георгий Геннадьевич, Заведующий отделом моделирования нелинейных процессов Института прикладной математики им. М.В. Келдыша РАН, профессор

КЛЕЙНЕР Георгий Борисович, Член Правления ВЭО России, заместитель научного руководителя

ЦЭМИ РАН, д.э.н., профессор

ЕРШОВА Татьяна Викторовна, Директор Национального центра цифровой экономики МГУ имени М.В. Ломоносова, к.э.н.

КОМЛЕВ Николай Васильевич, Председатель совета ТПП по развитию информационных технологий и цифровой экономике, Исполнительный директор Ассоциации компьютерных и информационных технологий

ПОЯРКОВ Арсений Антонович, Член экспертного совета Государственной Думы по цифровой экономике и блокчейн технологиям, совладелец агентства по оценке цифровых активов DigRate

ШИРОВ Александр Александрович, Заместитель директора, заведующий лабораторией анализа и прогнозирования производственного потенциала и межотраслевых взаимодействий Института народно-хозяйственного прогнозирования РАН, д.э.н.

ЕРШОВ Михаил Владимирович, Член Президиума ВЭО России, главный директор по финансовым исследованиям «Института энергетики и финансов», д.э.н.

ЯКУТИН Юрий Васильевич, Вице-президент ВЭО России, Председатель Совета Директоров группы компаний ИД «Экономическая газета», научный руководитель ЗАО ИД «Экономическая газета», заслуженный деятель науки РФ, д.э.н., профессор

МУРАДОВ Георгий Львович, Член Правления ВЭО России, Заместитель Председателя Совета министров Республики Крым — Постоянный Представитель Республики Крым при Президенте Российской Федерации, к.ист.н.

ХАРАС Борис Захарович, Исполнительный директор ООО «ИнфТех», председатель Союза разработчиков программного обеспечения Топливно-Энергетического Комплекса

ФЕДОРОВ Сергей Владимирович, Член Правления ВЭО России, Председатель Правления Ассоциации промышленников и предпринимателей Санкт-Петербурга, к.т.н.

ТЮТЮРИКОВ Николай Николаевич, Член Вольного экономического общества России, профессор кафедры Налоги и налогообложения. ФГОБУ ВО «Финансовый Университет при. Правительстве РФ», д.э.н., профессор

Источник: сайт Вольного экономического общества России

Глава ВЭО предлагает тратить резервы на прорыв

Фото: Александр Корольков/РГ
Фото: Александр Корольков/РГ
Ключевая ставка Банка России должна быть снижена до 4 процентов, а значительную часть валютных резервов следует направить на реализацию прорывных проектов, заявил президент Вольного экономического общества России, директор Института нового индустриального развития имени С. Ю. Витте Сергей Бодрунов на деловом завтраке в «Российской газете».
Сергей Дмитриевич, президент России в Послании Федеральному Собранию заявил, что в ближайшие несколько лет ВВП на душу населения должен вырасти в полтора раза. Какие темпы роста экономики для этого нужны?

Сергей Бодрунов: Думаю, что 4-5 процентов в год. Напомню, что такой рост у нас уже был. Возвращение к ним — задача комплексная, решить ее одним махом не получится.

Я вообще-то не сторонник экономику оценивать только по размеру и динамике ВВП, потому что не все его компоненты, скажем так, одинаково полезны. Условно говоря, если вы начинаете заниматься переливанием воды из одного стакана в другой, то статистика это зафиксирует как предоставление дополнительных услуг и учтет их при расчете ВВП. Нам нужен не просто рост, а перестройка структуры ВВП в пользу высокотехнологичной продукции, которая станет базой для прорыва в будущее. Это — важнее.

Нам надо искать точки, центры, вокруг которых, как вокруг ядра, кристаллизуется экономический потенциал, экономический рост. Это могут быть и специальные зоны, и определенные направления, например, цифровизация. Если совсем просто говорить, то мы должны производить не просто утюги и чайники, а суперсовременные «утюги» и «чайники», нужно вести диалог с будущим, понимать его запросы. Я считаю, что позитивное развитие может быть и без всякого роста ВВП, равно как и наоборот.

В предвыборных программах кандидатов в президенты есть такой лозунг: восстановить загубленную в 90-е промышленность. Понятно, что он политический, а есть ли у него экономическое содержание? По некоторым оценкам, производственные мощности сократились за 25 лет на 30 процентов, что сравнимо с уроном от Великой Отечественной войны. А как по-вашему?

Сергей Бодрунов: Наши оценки (Института нового индустриального развития — прим. ред.) примерно такие же — хуже чем Мамай прошел. Мы не только утеряли в объемах, в структуре промышленности. Проблема — глубже. Мы потеряли в темпе, это гораздо серьезнее, чем та деиндустриализация, которая произошла из-за разрыва хозяйственных связей и следования либерально-монетаристской модели в 90-х. Если производственная база не обновляется, то невозможно идти вперед, в этом плане догонять всегда сложнее, чем не отставать.

Я всегда выступал за возврат к приоритету индустриального развития, этого требует специфика нашей страны. Если это не так, то нас начинает шатать, и тогда нужны внешние подпорки. Вот эти подпорки нас довели до состояния, когда мы потеряли львиную долю промышленности.

Сначала не хватало денег, потом, в начале 2000-х, на экономику обрушился ливень нефтедолларов, но тут мы слишком увлеклись наполнением валютных резервов. Сейчас они (450 миллиардов долларов — прим. ред.) в несколько раз перекрывают все просчитываемые риски. Даже если добавить сверху на что-то совсем непредвиденное, 120-150 миллиардов долларов вполне хватит. Остальные средства надо направлять на реиндустриализацию, связанную с новыми технологиями. Я имею в виду, что если мы хотим восстановить промышленность, это не значит, что речь идет о воссоздании советской индустриальной базы, фактически мы должны создать промышленность заново.

Вы говорите о дополнительных триллионах рублей, но, в общем, в экономике деньги есть, только в инвестиции они не превращаются. Даже несмотря на достижение низкой инфляции. С чем это связано?

Сергей Бодрунов: Мы убедились, что расчет на то, что снизим инфляцию — и прольется инвестиционный дождь, не оправдались. Происходит то, что происходило с Россией неоднократно: то, что экономика зарабатывает, уходит из нее через определенные механизмы за рубеж. Это как дань Золотой Орде в Средние века, только на месте хана — западные страны, Китай, где российский бизнес держит свою прибыль и откуда импортируется все, от каких-то совсем простейших изделий до томографов.

Чтобы деньги оставались в стране и превращались в инвестиции, мы должны много сделать, и первое, конечно, это снизить стоимость заемных денег. Сейчас она выше, чем уровень рентабельность в промышленности (не более 8-10 процентов), такого давления ни одна страна долго выдерживать не сможет.
На мой взгляд, ключевая ставка Банка России должна быть снижена до 4-4,5 процента. Тогда банки смогут давать кредиты под более или менее разумный процент.

Во-вторых, для инвестора важна стабильность, предсказуемость действий власти, в первую очередь это касается налогового законодательства. Нет, как говорится, предела совершенству, но пора определиться с налоговыми условиями, зафиксировать их на несколько лет вперед.

 

Источник: «Российская газета»

Общая теория рыночной экономики

«Общая теория рыночной экономики», А.Д. Некипелов, Москва

О книге

Виктор Садовничий, ректор Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова, академик РАН (из выступления на презентации книги в МГУ)

— После распада Советского Союза и ухода марксистско-ленинской политэкономии мы сделали крен — это часто в России бывает — в издание и перевод книг, основанных на западных идеях экономики, и это стало буквально мейнстримом. При этом я десятки лет наблюдал за школой академика Абалкина, Богомолова, Львова, к этому примыкали и мысли Александра Дмитриевича, поэтому мне было очень интересно смотреть, к чему приведет столкновение этих точек зрения. И я очень рад, что это привело к тому, что появился фундаментальный труд, который может быть полезен как студентам, магистрам, аспирантам, так и для научной работы. Этот результат всей жизни или, по крайней мере, многих-многих лет работы автора. Я листал эту книгу, и создавалась полное ощущение, что это Фихтенгольц (Григорий, российский и советский математик. — Прим. ред.), тома его книг по математике, по которым все мы учились… Александр Дмитриевич применил в книге последовательное, от простого к сложному, изложение, и это правильно, это значит, что здесь трудно ошибиться: вот так построен социум, так построена экономика. Мне кажется, это очень удачный прием. Когда я листал книгу, у меня возникла также ассоциация, будто это том по функциональному анализу, потому что тут не только обычный матанализ, но и функции, диаграммы, связи, формулы, их следствия. Может быть, нам стоит сделать хорошую математическую модель на суперкомпьютере с тем, чтобы искать и слабые места, и сильные, и промежуточные состояния экономики, — ведь это сильная вещь будет в поддержку теории, которая изложена в книге, и добавит популярности учебнику. Хочу в заключение сказать, что, поскольку мы все пишем книги, мы можем оценить, что написать одному такой труд — это на уровне подвига.

Сергей Бодрунов, президент ВЭО России, директор ИНИР им. С.Ю. Витте, д. э. н., профессор (из выступления на презентации книги в МГУ)

— Это труд не просто выдающегося экономиста, но — философа-математика, что придает ему логику, стройность, строгость и фундаментальность. В книге дается глубокое теоретическое обоснование процессов рыночной экономики. Но — не только. Она открывает двери в следующие исследовательские сферы, что очень важно и является отличительным признаком всякого значимого труда. Она «катализирует» мысли и учит рассуждать… Дискутировать с академиком — дело неблагодарное. Сказал — учебник, значит — учебник! Однако учебники бывают разные. Одни — чтобы учить. Помните: «Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь…»? Другие — чтобы научить. Научить думать. Научить осознавать задачи и находить способы их решения. Научить понимать суть описываемых явлений. Книга Александра Дмитриевича — из таких. И я спорю с академиком Некипеловым — это в чистом виде «научебник». Не только открывающий тайны рыночной экономики, но — научающий видеть ее динамику, развитие происходящих в ней процессов, ставить новые задачи.

1...164165166...183Страница 165 из 183
© Журнал "Вольная экономика", Общероссийская общественная организация "Вольное экономическое общество России"